Ник и Ясмина

Ксения Пашкова, 2021

Ник. Тяжело возвращаться на учебу после такого длительного перерыва. Уже представляю, какими жалостливыми и наигранно сочувствующими будут их взгляды. Как же я устал от собственного бессилия. И кто бы мог подумать, что так тяжело разочаровывать других. Психотерапевт говорит: «Просто начни все сначала». Может, я бы так и сделал, но в мою жизнь без какого-либо приглашения врывается Ясмина и переворачивает все с ног на голову. Будто мне без нее не хватает проблем.Ясмина. В мыслях непрерывно звучит одно и то же слово: бежать. С каждым днем все тяжелее притворяться, держать в себе тайны и накопившуюся боль. Я больше не верю, что справлюсь одна. Только не сейчас, когда все зашло так далеко. Мне стыдно впутывать во все это Ника, но только так я могу спастись.Он берет меня за руку и говорит: «Покажи мне твои страхи, а я поделюсь своими».

Ник

Предполагалось, что после встречи с психотерапевтом станет лучше. Тогда почему у меня невыносимо зудит под кожей от непреодолимого желания исчезнуть прямо сейчас? Я хочу быть стертым с лица этой планеты. Неужели это мысли адекватного человека, вернувшегося с терапии? Точно нет.

Мы с Антоном условились, что увидимся снова на следующей неделе. Не знаю, надолго ли меня хватит. Он говорит правильные слова, помогает докопаться до сути произошедшего кризиса и вместе со мной ищет выход из лабиринта. А я слишком устал, так что позволяю Антону вести меня в нужную сторону.

Но придя домой в совершенно разбитом состоянии, я начинаю сомневаться в его методах. Что если он сделает хуже? Что если вместо восстановления, он превратит руины в пыль?

Мама встречает меня не просто крепкими объятиями. Она внимательно осматривает мое тело, будто ищет на нем повреждения, которые я тщательно пытаюсь скрыть. Убедившись, что руки, ноги и голова сына на месте, она позволяет себе громко выдохнуть и поцеловать меня теплыми губами в лоб.

— Как ты? Как встреча с психотерапевтом? Как тебя встретили одногруппники, не докучали вопросами? А преподаватели? — Кажется, ее сейчас разорвет от переизбытка чувств.

Мама тревожится слишком сильно, из-за этого у нее постоянно повышается давление и краснеет лицо. Видя, как все происходящее влияет на ее здоровье, я ненавижу себя еще сильнее. Удивительно, что решение наплевать на собственную жизнь кажется взвешенным и правильным ровно до того момента, пока ты не осознаешь, что вместе с тобой на дно идут и самые близкие люди. Как глупо было считать, что мое состояние не повлияет на родителей.

— Все хорошо, ма, не переживай ты так. — Я беру ее за руку и веду на кухню, где за столом уже сидит отец. — Привет, па.

— Сын. — Он кивает и продолжает ужинать.

— Ну, скорее рассказывай, я весь день не могла найти себя места. Все думала, как ты там, — мама неожиданно умолкает и опускает глаза. Она точно знает, что перегибает палку, но ничего не может с собой поделать. — Прости, ты только пришел, а я уже налетела с вопросами. Поговорим потом.

Я быстро переодеваюсь в домашнюю одежду, мою руки и присоединяюсь к семейному ужину. Родители трапезничают в абсолютной тишине, лишь иногда переглядываясь между собой. Теперь они постоянно теряются, когда мы оказываемся вместе. Раньше мы болтали без умолку: папа рассказывал жуткие истории с работы, а мама постоянно его одергивала. Я всегда увлеченно слушал отца и часто пересказывал его страшилки на стримах. Людям нравилось слушать о буднях полицейских и о тех кошмарах наяву, с которыми им приходится сталкиваться по долгу службы.

Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как папа взахлеб делился с нами новостями. Сможет ли он снова говорить со мной так открыто и свободно, как делал, не задумываясь, раньше?

— Как дела на работе, пап? — неожиданно для самого себя интересуюсь я.

Он мрачно хмурит густые темные брови и переводит взгляд на маму, будто ищет у нее поддержки. Выражение его лица так и говорит: «Избавь меня от этого полудурка за нашим столом». Я почти уверен, что папа окончательно и бесповоротно во мне разочаровался. Первое время после моего возвращения из больницы он выглядел напуганным и растерянным, а затем сделался абсолютно равнодушным. Словно в его сердце перегорела вся отцовская любовь, и ему больше нечего мне предложить. Лишь мимолетные пустые взгляды и бесцветные приветствия. Я до сих пор так и не понял, поведение кого из родителей ранит меня сильнее.

— У нас с папой на работе все по-старому, милый, — мама аккуратно накрывает мою руку ладонью, — лучше расскажи, как прошел этот день у тебя?

Я еще немного жду, давая отцу возможность ответить на заданный ему вопрос, но он продолжает сурово молчать.

— В универе все спокойно, никто не приставал с расспросами, — спешу я успокоить маму, пока ей снова не стало плохо. — С Антоном тоже нашли общий язык, следующая встреча ровно через неделю. У меня все нормально, ма.

— Я так рада это слышать. — В ее глазах блестят слезы, и она сильнее сжимает мою ладонь. — Это прекрасные новости, сынок.

Теперь мне известно, как выглядят слезы облегчения. Маме сейчас для счастья достаточно лишь знать, что ее сын жив и что я продолжаю бороться. Видя такую искреннюю улыбку на ее лице, я вдруг осознаю, что больше этого не вынесу. Истязать себя — одно, но причинять боль ей — это уже слишком даже для такого дерьмового сына, как я.

— Думаю, мне нужно съехать.

— Что?! — Мама роняет из рук вилку, и та со звоном падает на тарелку. Лицо отца при этом остается невозмутимым.

— У меня накоплено достаточно средств, чтобы содержать себя в ближайшие несколько месяцев.

— Да, но зачем? Почему? Мы тебя чем-то обидели? — Мамин шокированный взгляд мечется от меня к отцу и обратно.

— Нет, мам, дело не в этом.

— Тогда в чем? Как ты вообще мог до такого додуматься, Ник? — она хватается за голову. — Ты же только недавно вышел из больницы.

— Мне намного лучше, и я больше не хочу заставлять тебя волноваться.

— Думаешь, если ты будешь неизвестно где, мне станет легче? Ты точно задумал что-то нехорошее! — Мама вскакивает из-за стола и в слезах убегает в другую комнату.

Я хочу пойти за ней, но отец тихо откашливается, привлекая мое внимание.

— Оставь ее, — спокойно заявляет он, — ей нужно свыкнуться с этой мыслью.

— Ей просто не все равно, — вырывается у меня, и папа снова хмурится.

— Думаешь, мне на тебя все равно?

— А что нет? — Я усмехаюсь, глядя ему в глаза.

— Поверь, гиперопеку двух родителей ты бы точно не выдержал. — Он позволяет себе расслабленно откинуться на спинку стула, чем вызывает у меня вспышку неконтролируемого гнева.

— Так ты сделал мне одолжение, когда решил вести себя так, словно я сдох в тот день?

Отец крепко сжимает руки в кулаки, явно пытаясь совладать с собой, чтобы не наброситься на меня.

— Съезжай и не возвращайся, пока не научишься ценить данную тебе жизнь. — Он тихо поднимается и, снова нацепив на лицо маску равнодушия, уходит в гостиную.

Я остаюсь сидеть за столом в гнетущем одиночестве. Нетронутая еда лежит на маминой тарелке, она так и не поела. Внутри все сжимается в тугой болезненный комок грусти. Разве можно тосковать по человеку, если он находится в соседней комнате? Каким же глупым ты меня воспитала, мама…

Она появляется так же неожиданно, как ушла. Молча возвращается на свое место, где ее ждет уже остывшая картофельная запеканка. Под глазами черные разводы, наверное, из-за потекшей туши. В детстве я часто наблюдал за тем, как она наносит на лицо макияж. Постоянно спрашивал, зачем она это делает, ведь ей хорошо и без косметики. Помню, как ребенком лепетал ей, что она самая красивая и лучшая мама на свете. Как же так вышло, что теперь вместо комплиментов я говорю слова, заставляющие ее плакать?

— Ма, — неуверенно шепчу я.

— Делай, что хочешь, Ник. — Она накалывает на вилку картофель, но так и не подносит его ко рту. — Я не стану тебя удерживать.

— Ты же видишь, что сейчас мы только и делаем, что вредим друг другу.

— Мне казалось, что это называется поддержкой. — Мама горько хмыкает. — Но, если ты считаешь, что с нами тебе плохо, значит так и есть.

— Твоя забота обо мне сказывается на тебе самой, ма. Не хочу, чтобы ты превратилась в такого же зомби, как я.

— Прости, но иначе не получается. Ты должен понимать, что творится у меня внутри после всего произошедшего.

— Поэтому мне и нужно уйти. — Я протягиваю ей раскрытую ладонь в знак примирения. — Не обижайся.

— Я просто боюсь. Ведь если ты будешь жить один, никого не окажется рядом, если вдруг тебе станет хуже. Врачи говорят, при депрессии могут появляться разные нехорошие мысли.

— Никаких «вдруг» не случится, — заверяю я ее, не позволяя маме закопаться еще глубже в собственные страхи.

— Может, найдешь себе соседа? — Она с надеждой заглядывает мне в глаза. — Так и за аренду придется платить вдвое меньше.

Я прекрасно знаю, что ни за что на свете не захочу делить с кем-то свое новое жилье. Но мама…

— Посмотрим, — я лишь пожимаю плечами, — обещаю, подумать.

— Вот и хорошо, — она облегченно выдыхает и улыбается.

Похоже, мне и правда придется найти себе соседа. Вот блин.