Тот, кто придёт за тобой

Ксения Северная

Ты жил сегодняшним днём и ничего не хотел менять. Но в канун Нового года в твою дверь постучались. И теперь ты едешь на коне по лесным дорогам, чтобы сразиться со Злом чужого мира. Кто этот парень, которого дали тебе в помощники? Можно ли назвать его другом? Кто ты сам – простой журналист либо легендарный герой? Какой выбор тебе придётся сделать? И что необходимо вспомнить, чтобы победить?

Глава 7

Стрелок уснул быстро и легко, как умеют засыпать люди с чистой совестью. А я вертелся с боку на бок, слушал дыхание ночи и всё думал и думал об этом нашем странном разговоре. Тишина разбередила сердце, и я не знал, где прав, где неправ. В мозгу сорняком-пустоцветом засело непонятное беспокойство. Откуда оно взялось, откуда проросло так неожиданно, я не мог уяснить. Кажется, перед тем, как закончить посиделки, что-то сказал или подумал… А что? Нет, не удавалось нащупать ту ниточку, за которую дёргала меня тревога. И вроде бы всё было в порядке, и никакой ошибки я не совершил, и не за что было винить ни себя, ни спутника. А вот поди ж ты — не мог отделаться от мысли, будто что-то пошло не так. Возможно, призраки, укрывшись под подолом ночи, подслушали нашу со Стрелком беседу? Или я что-то пропустил мимо ушей, или, напротив, брякнул не то? Не понять. В конце концов, плюнул, лёг на спину, руки за голову закинул и уставился в чёрное небо. Сон не шёл.

Сон-то не шёл. Зато постепенно мною овладевало странное, ни на что не похожее оцепенение. Намёка в нём не было на тот безмятежный покой, который приходит вместе с дрёмой. Недоброе, как тиски палача, грозное, как нож у горла, оно леденило кожу и делало мускулы безвольными. Я, спохватившись, дёрнулся раз, другой — даже пальцем не шевельнёшь. А потом началась уже полная небывальщина, и происходило всё так быстро, что я даже струхнуть не успел.

Звёзды над моей головой дрогнули и тронулись с места. Они стремительно снижались, становились всё огромнее — не то ночь падала на меня, не то я распухал до размеров этой ночи. Одна из звёзд вспыхнула ярче других, мигнула багровым светом, бешено завертелась, и я ощутил, как втягивает она меня, закручивая водоворотом, в свой до жути алый омут. И было поздно вырываться, звать Стрелка или Радима. Я, задыхаясь, летел в багровую паутину. Нестерпимо звенело, шипело, верещало пространство, расползаясь клочьями, и чьи-то тонкие, как нити, щупальца обжигали своими прикосновениями. Так, наверное, умирают грешники. И я, выходит, грешник… Скрежет. Мрак. Ничего.

Затем… Затем всё кончилось, полёт прервался, и я увидел себя в небольшом зале без мебели, без окон, в зале, сплошь затянутом драпировками. Складки алого шёлка мягко стекали по стенам на пол, укрытый таким же алым ковром. И только потолок скрывался в розоватом тумане, клубами ходившем из угла в угол. Получалось, что умирать по-настоящему время ещё не пришло.

Но я не один оказался в этих чудных покоях. Ладони шёлка раздвинулись, пропуская… Я никогда не видал его раньше — ни в Лесотравье, ни дома, ни в снах. Высокий, с длинными белыми, очень белыми волосами, с открытым лицом — он был молод, приветлив, от него не исходило никакой угрозы. Серо-голубые глаза смотрели на меня весело и испытующе.

— Ну, здравствуй, Чужак, — хрипловато сказал он, протягивая руку. — Тебя ведь здесь кличут Чужаком? Или предпочтёшь своё настоящее имя?

— Без разницы, — я насторожённо разглядывал незнакомца. Родинка на виске, светлые, сросшиеся у переносья брови, чуть заметные морщинки у губ, прямой нос и высокие скулы — да ему бы в Голливуд. Одет по-простецки и явно не в тон драпировкам — просторная белая рубаха с широким воротом, серая ворсистая безрукавка и такие же серые узкие штаны. На ногах добротные сапоги, у пояса ни ножа, ни меча, одна низка каких-то тёмных камушков — чётки, ожерелье или амулет. Кто ж это такой?

— Я тебя знаю, — говорил он меж тем. На рукопожатие я не ответил, но его это, кажется, не озаботило. Он сложил руки на груди и шагнул ещё ближе, так, что мы чуть не столкнулись нос к носу. — Я тебя знаю, а вот ты меня забыл. Помнишь, как мы с тобой, бывало, зажигали?..

— Не помню.

— Жалко, ёшкин кот! — он выстрелил моей же поговоркой так легко и привычно, что я вздрогнул. — Что же ты, приятель, творишь? Я его ищу, зову на помощь, посылаю за ним, а он, гляди-ка, шастает невесть где, уже и компанию новую себе подобрал. Что это за малый там на дороге?

Его дружелюбный тон неприятно смущал. Хоть убей, среди моих знакомых, тем паче друзей никогда такого субъекта не наблюдалось. К тому же, он не слишком походил на нуждающегося в помощи — во всяком случае, выглядел сильным и довольным жизнью. И что-то уж больно разговорчив. Где это и что, интересно, мы с ним зажигали?

— Слушай-ка, — процедил я, — не мели чепухи. Я тебя впервые вижу. Тут, смотрю, все меня знают, радость-то какая! Зато я никого… Тебя, к примеру, как зовут?

— И этого не помнишь, — искренне огорчился он. Тряхнул дружески меня за плечи и близко-близко заглянул в глаза. — Что, правда, не помнишь? Мстислава не помнишь? Ну? Мы же не разлей вода были! Давай, вспоминай!

Я прикрыл глаза, чтоб не видеть его взгляда — внимательного, сочувственного и такого… такого незнакомого! Он явно хотел помочь мне, тормошил мою память, стремясь прорваться сквозь её бастионы. Спасибо за подмогу, учту на будущее. Но почему я не то, что не могу — совсем не желаю вспоминать его и наше с ним «не разлей вода»?

— Это ты меня сюда затащил, в эту красную табакерку?

— Ну я, конечно, кто ещё! Давай-ка присядем, чего на ногах стоять…

Он кивком указал в угол — так-так, могу поспорить, минуту назад там не было никакого дивана. Сейчас он появился — низкий, уютный, с высокими круглыми подлокотниками, с красной атласной обивкой. Такой мебели уж точно было не место в Лесотравье. Но раз приглашают, можно и присесть. Я удобно расположился, откинулся на мягкую спинку, бросил взгляд туда-сюда. При таком проворстве хозяина здесь запросто и стол с угощением возникнет.

— Это что, твоя гостиная? Пустовато. И к чему такой кровавый цвет?

Мстислав почесал в затылке, вздохнул разочарованно:

— Тебе ж всегда он нравился… Но не хочешь — сменим обстановку.

Щелкнул пальцами — и алый цвет исчез мгновенно, а все вокруг затопило приятным синим, с уходом в лазурь. Ничего не скажешь, знатный он иллюзионист, этот породистый блондин.

Мстислав усмехнулся, глядя, как я скольжу взглядом по синим стенам зала.

— Теперь нравится?.. Ты лучше объясни, почему пришёл сюда со стариком, а не с моими людьми? Я знаю, они тебя нашли раньше. Послушал бы их — и не было б сейчас хлопот.

Ой-ёй-ёй, а вот теперь я начинаю догадываться, кто усадил меня на этот диванчик! Мне надо было идти с его людьми, они настойчиво приглашали… От внезапного прозрения спина стала липкой от пота. Но как же?.. Без боя, без предупреждения, без встречи у Поющего Камня, наконец! А князья-то, наверное, полагают, что разыграли мудрёную партию, отправив меня в обход. Так буднично, так просто, так легко обхитрила всех нас Мгла, наплевала на правила игры и даже не дала возможности обнажить меч. Я схватился за пояс и чуть не взвыл. Ну, ясен перец, оружия нет, не спать же с ним было! Отстегнул и рядом положил. И остался с пустыми руками.

Мстислав моё судорожное движение заметил. И снова усмехнулся — по-доброму как-то усмехнулся и немного сожалеюще, вот только морщинки у губ стали жёстче и рельефнее.

— Чего всполошился? Вижу, вспомнил кое-что. Превосходно, коли так.

— Не вспомнил. Понял.

— Ну, понял, — он покладисто кивнул. — А что понял-то?

— Ты и есть Мгла.

Он весело хлопнул себя по колену.

— Не угадал!.. Мгла — это темнота, мрак, у неё нет тела, нет ни рук, ни ног. Она — ничто и нечто. А я — я живой, дружище, я такой, как есть, сижу рядом с тобой. Не выдумывай.

— Значит, ты её воплощение. Сам же сказал, что посылал за мной гонцов. Так что лжёшь ты — не знакомы мы с тобой. И дружбы между нами не было. А впереди…

— Да знаю я, что впереди! Ещё расскажи про седые предания! Удивляюсь, как находятся дураки, что их слушают. А вот насчёт того, кто лжёт… Значит, ты поверил этому… как его… А почему ты ему поверил?

— Почему? — я немного растерялся. — Потому что он рассказал о Лесотравье. Потому что твои люди вышибли мне свет в доме, а он разжёг свечу. Потому что… Ну, не знаю… Да потому что он на тебя не похож!

Мстислав раздул ноздри, и дружелюбия в его взгляде поубавилось. Оно сменилось укоризной, вот-вот грозящей перелиться в гнев.

— Замечательно! Всё объяснил!.. Позволь, я тебе тоже кое-что растолкую. Насколько мне известно, про Лесотравье первым заговорил ты. И этот дед ничем не отличается от меня — разве что возрастом да лицом. Он напел тебе сказки о Добре и Зле, да? А кто сказал, что именно он — посланец Добра? Что ты знаешь о нём? Ничего, совершенно ничего! Он привёл тебя к троим здоровым мужикам, которые всегда готовы вцепиться друг другу в бороды из-за лишнего клочка земли! Теперь они поняли, что их время уходит, и надумали объединиться. Мой мир — мир свободы — они назвали Мглой. Да кто они, чтобы решать, что такое свобода? И ты поверил им, попёрся куда-то с этим парнем, а кто он, понятия не имеешь. Ты знаешь, что он побывал в лапах оборотня? Пусти ему кровь — увидишь, какого она цвета. Нашёл попутчика! Не сомневаюсь, он пойдёт с тобой до конца — до конца твоей жизни и сам этот конец приблизит! А что касается света… Ты не задавался вопросом, почему лампы в твоём доме погасли как раз перед приходом старика? Не потому ли, чтоб он смог тебя напугать и заставить поверить себе? Не один он может разжигать огонь. Гляди сюда, дурень!

Он сложил ковшом ладони, дунул в них, и те засветились изнутри — казалось, под кожей вспыхнула пара ярких свечей. Этот свет от ладоней Мстислава сначала осветил его самого, потом всё вокруг и неожиданно целым снопом ударил мне в лицо. Щёки и лоб обдало жаром, словно от раскалённой печной топки. Вскрикнув, я прикрылся локтем и ощутил, как яростно дёргают за рукав.

— Эй, Чужак, очнись! Открой глаза, слышишь?

Я вырвался, мотнул головой. Скулы так и пылали. Сознание возвращалось медленно, я различил над собой неясное пятно чьего-то лица. Оно расплывалось, становилось то мутнее, то резче, и на какое-то мгновение мне почудилось, что я вижу жёсткие складки у рта и светлые сросшиеся брови. Но тут же понял, что Мстислав с его фокусами исчез, уступив место другому. Тёмные тревожные глаза, знакомый шрам на подбородке, длинные русые пряди, свежая царапина на щеке — она-то откуда взялась?..

— Уйди, не трогай меня, — я вскочил на ноги. Стрелок, привстав на колене, вскинул на меня непонимающий взгляд. Ворот рубахи его был разодран, к спутанным волосам пристали травинки, одежда в пыли. Неподалёку валялся нож с бурыми каплями на лезвии. За моей спиной испуганно всхрапывали кони.

Далеко за рощицей, где вчера гомонила кукушка, вставало умытое росами солнце. Костёр давно погас, и угли подёрнулись серым налётом пепла. Ночь дотлела и сорвала с жилистой шеи звёздные подвески. И не было багровой звезды, не было странного зала, не было Мстислава и его светящихся ладоней. А вот голос свой он мне оставил, хрипловатый мягкий голос, полный участия с оттенком укоризны. И речи его тоже остались со мною — уховёртками проникли до самого мозга и сучили там лапками, свивая гнездо.

«Пусти ему кровь — увидишь, какого она цвета…»

— Да что с тобой?

Стрелок поднялся и теперь стоял напротив меня — потрёпанный и сердитый. Розовый луч солнца коснулся его макушки, робко дотронулся до лба и мазнул по носу. Я разглядывал парня, стараясь не пропустить тот миг, когда его пальцы превратятся в стальные кошачьи когти, а загорелая кожа начнёт покрываться шерстью.

— Обмень…

— Где?? — он крутанулся, словно ждал нападения сзади. — Никого больше нет, чего ты?

— Ты — обмень. Ты.

— Тьфу! — Стрелок зло сплюнул и начал приводить себя в порядок. — Я уж думал, ты помер. Не мог добудиться. Ты что, ничего не слышал?

— Нет, — только тут до меня дошло, что неспроста он в таком виде. Да и заляпанный нож наводил на мрачные размышления. — А что здесь произошло?

— Обмень напал. Кабы не кони — беда… Они разбудили. Он к тебе подбирался, ползком, не сразу и увидишь. Ладно, что я проснулся вовремя… Ну-ка, полей.

Он протянул мне кожаную флягу с водой. Я наблюдал, как умывается человек, возможно, спасший мне жизнь второй раз подряд. Подозревать Стрелка не было никакого резона. Никакого, если не считать того, что сказал Мстислав. В его словах было много такого, с чем я мог бы поспорить. Но спорить с этим трудно, куда проще согласиться. Он прав — свет тогда погас аккурат перед тем, как появиться Радиму. А князья даже на Руси шли друг на друга войной, не желая делиться ничем. И этот парень, что разбрызгивает, вкусно умываясь, воду, — что я знаю о нём? Оборотень, обмень, воин, мастерски владеет луком — одно другому не мешает. А то, что до сих пор не напал, — значит, ещё не время. Верить нельзя никому, даже Белко, даже вчерашнему ночному мотыльку. Я чужой в этом лживом мире. Вот только не пойму, дорого ли стоит здесь моя жизнь и кто готов за неё заплатить?

Вернуться домой… Попасть в свой безопасный городишко, на открытое всем ветрам крыльцо прямо отсюда и сейчас, наверное, не получится. Значит, надо ожидать чего угодно. И держать оружие под рукой, чтоб успеть отразить удар.

Но неужели меня обманывают все? И Радим?..

Стрелок утёрся рукавом, тщательно вычистил о траву нож. По всему похоже, он собирался мирно позавтракать и продолжать путь. О ночном нападении ни словом больше не обмолвился, а мне разговаривать с ним не слишком хотелось. Первым делом я пристегнул к поясу оружие и сразу почувствовал себя увереннее. Вот только трудновато, пожалуй, в дороге придётся — всё время ждать смерти от того, кто с тобой бок о бок.

Впрочем, я всегда могу постараться его опередить.

— Значит, ночью ты убил обменя? — уточнил я, пока мы жевали пресные лепёшки за завтраком.

— Не убил. Ранил.

— А какого цвета у них кровь?

Стрелок безразлично пожал плечом.

— Тёмная, будто с землёй смешанная. И густая, струёй не хлынет. Потому и живучи.

— Ладно, запомним. Ты обещал, что сегодня до деревни доберёмся.

— Будет тебе деревня… А ты всегда так крепко спишь?

А что, в следующий раз ты меня и расталкивать не станешь, сразу прикончишь?.. Сказать бы ему, что за сон это был и у кого в гостях я побывал, сам того не желая. Но я ничего не стал говорить. Я не доверял уже никому — ни Стрелку с его хваткой, ни доброжелательности Мстислава. Мне нужно было сперва разобраться с самим собой, если уж Добро и Зло не только в моём, но и в этом мире столь виртуозно умеют меняться местами.