Айван, единственный и неповторимый

Кэтрин Эпплгейт, 2012

Айван – горилла. Айвана вырастили люди, и он редко вспоминает свое детство в джунглях. Он любит размышлять о людях, что приходят поглазеть на него, о слонихе Стелле, что живет в соседней клетке, о бездомном псе Бобе, который любит пробираться к Айвану в клетку и спать у него на животе, о телевизионных передачах, которые смотрит в своей клетке. Но больше всего Айван думает о живописи, о том, как передать на бумаге вкус манго или шуршание листьев. Он любит рисовать. Однажды в цирк привозят малышку Руби, слоненка, который тоскует по своей семье и по воле. И тут Айван начинает смотреть на мир по-другому. Айван решает во что бы то ни стало добиться для Руби лучшей жизни. В основе книги лежит реальная история гориллы Айвана, который много лет провел в придорожном торговом центре, а потом был перевезен в зоопарк. Айван действительно знаменит своими рисунками, которые вдохновенно творил в «пальчиковой технике». Эта потрясающая история о дружбе, искусстве и надежде рассказана от лица самого Айвана. Кэтрин Эпплгейт – автор знаменитых книг, которые разошлись по всему миру общим тиражом более 35 миллионов экземпляров.

не спится

«Стелла, — говорю я, когда Джулия и ее отец уходят домой, — я не могу заснуть».

«Ну да, как же, — откликается она, — ты же король всех сонь».

«Ш-ш-ш, — шипит Боб со своего лежбища у меня на животе, — мне снится картофель фри с чили».

«Устал, — говорю я, — но спать не хочется».

«И отчего же ты устал?» — спрашивает Стелла.

Я некоторое время думаю. Это сложно выразить словами. Гориллы по природе своей не жалобщики. Мы мечтатели, поэты, философы и любители вздремнуть.

«Точно не знаю. — Я бью по висящей шине. — Может, я немного устал от своих владений».

«Потому что это — клетка», — говорит мне Боб.

Порой он бывает не слишком тактичен.

«Знаю, — говорит Стелла. — Это очень маленькие владения».

«А ты очень крупная горилла», — добавляет Боб.

«Стелла?» — окликаю я.

«Да?»

«Я заметил, что сегодня ты хромала сильнее, чем обычно. Нога беспокоит?»

«Чуть-чуть», — отвечает Стелла.

Я вздыхаю. Боб устраивается поудобней. Его уши подергиваются, из пасти капает на меня слюна, но я не против. Я привык.

«Попробуй что-нибудь съесть, — говорит Стелла. — Это всегда поднимает тебе настроение».

Я съедаю старую потемневшую морковку. Это не помогает, но Стелле я ничего не говорю. Ей надо поспать.

«Или можешь попробовать вспомнить какой-нибудь хороший денек, — предлагает Стелла. — Я сама так делаю, когда не могу заснуть».

Стелла помнит каждый миг своей жизни с момента рождения — каждый запах, каждый закат, каждую мелочь, каждую победу.

«Ты же знаешь, я мало что могу вспомнить», — говорю я.

«Есть разница, — мягко говорит Стелла, — между “могу вспомнить” и “хочу вспомнить”».

«И правда», — признаю я. Вспоминать забытое непросто, но у меня на это есть уйма времени.

«Воспоминания бесценны, — добавляет Стелла. — Они позволяют нам понять, кто мы есть. Попробуй вспомнить всех своих смотрителей. Тебе всегда нравился Карл — тот, с губной гармошкой».

Карл. Да-да. Помню, как он мне, тогда еще совсем молодому, дал кокос. Я весь день потратил на то, чтобы его расколоть.

Я пытаюсь вспомнить и других смотрителей, которых знал, — тех людей, которые чистили мои владения, готовили мне еду и иногда составляли компанию. Был еще Хуан, который лил пепси-колу в мой призывно подставленный рот, и Катрина, тыкавшая в меня, спящего, метлой. А еще Эллен — когда она чистила мою миску для воды, то грустно улыбалась и напевала «Почем обезьянка с витринки?».

И Джеральд, который однажды принес мне целую коробку крупной свежей клубники.

Джеральд был моим любимым смотрителем.

У меня уже давным-давно не было настоящего смотрителя. Мак говорит, что у него нет денег на няню для обезьяны. А в те прежние дни Джеральд чистил мою клетку, а Мак меня кормил.

Когда я думаю о всех тех людях, что заботились обо мне, то перед глазами прежде всего встает Мак, который был рядом день за днем и год за годом. Мак, который купил меня, вырастил и говорит теперь, что я перестал быть забавным.

Как будто силвербэк вообще может быть забавным.

Лунный свет падает на замершие карусели, на безмолвную стойку с попкорном и прилавок с кожаными ремнями, которые пахнут давно умершими коровами.

Звук тяжелого дыхания Стеллы напоминает шум ветра в кронах деревьев, и я терпеливо жду, когда сон наконец меня отыщет.