Мир до и после дня рождения

Лайонел Шрайвер, 2007

Спокойная, размеренная лондонская жизнь Ирины Макговерн, американки русского происхождения, иллюстратора детских книг, девятый год разделяющей кров с интеллектуальным, внимательным, но донельзя предсказуемым партнером, закончилась в ту ночь, когда ей с необъяснимой силой захотелось поцеловать другого мужчину. Друга семьи, привлекательного, экстравагантного, страстного, непревзойденного игрока в снукер Рэмси Эктона… Выбирая, кого любить, Ирина выбирает и свою судьбу. Какая жизнь ждет героиню, если она променяет испытанные временем отношения на яркую вспышку влюбленности? Два варианта событий развиваются параллельно. Читатели вместе с героиней как бы проживают две жизни, стараясь ответить на извечный вопрос: не вел ли к счастью тот путь, по которому мы могли бы пойти, но не пошли…

3

Красивое белье теряло всю привлекательность из-за лежащего на нем Лоренса. Лоренс иногда позволял ей поспать дольше обычного, но на этот раз, проснувшись и поняв, что он давно ушел, Ирина почувствовала себя обманутой. Она выбралась из постели. Даже если им не удавалось посидеть рядом, болтая ни о чем, ей все равно было приятно начинать день в его обществе. Сбегав за «Телеграф», она появилась в кухне уже в рабочих брюках и мягкой трикотажной кофте, готовая погрузиться в череду ежедневных дел. Многие нашли бы итерацию семейной жизни утомительной, но для Ирины ритм был сродни музыкальному, а жужжание мясорубки звучало фанфарами новому дню. Знакомая мелодия шумов рефреном звучала в голове: тихое шипение кофе в турке, пыхтение выливающегося из носика кипятильника молока, взбитого в плотную пену. Процесс приготовления кофе был выверен до мелочей, пожелай она влить меньше молока, у нее бы не получилось, поскольку это было бы уже совершенно другое действо. В приготовлении завтрака не было ничего для нее утомительного, Лоренс любил хорошо поджаренный хлеб, какой и получался при точно выставленной температуре. Повторяющиеся действия, с точки зрения Ирины, представляли собой единое целое, которое только так и можно воспринимать. В какой-то момент из привычки оно превратилось в ритуал. Начав слишком затягивать, этот ритуал мог привести к необратимым разрушениям, сведенный к минимуму, грозил стать лишь механическим действием. Так волны прибоя, в зависимости от морского прилива или отлива, могут вынести песок на берег или же, напротив, смыть. Ирина не возражала против перемен — иногда кофе был из Уругвая, иногда из Эфиопии, — но все же считала пользу разнообразия несколько переоцененной. Она не отвергала вариации, но лишь в рамках привычной монотонности. Если с жадностью стремиться к разнообразию, можно в скором времени остаться без напитков к завтраку. Она с пониманием относилась к людям, жаждущим новых ощущений, желавшим, как говорил один ее друг, «выжать весь сок из апельсина» и ежедневно получать свежий опыт. Но это путь, ведущий к разрушению. Получаемый опыт — прежде всего в познании самого себя — приходит к нам постоянно, и лучше впоследствии повторить самые приятные моменты пережитого.

Перемешивая ложку сухого концентрата напитка «Хорликс» со вскипевшим молоком (края напитка мгновенно изменили цвет из-за кислоты), Ирина размышляла о том, что «бесконечность» — кофе и тост, снова и снова, череда действий, скрывающаяся за горизонтом, — это иллюзия. Усталость от рутины — роскошь, длящаяся секунды. Каждое новое утро — награда, пробуждение нужно прочувствовать и смаковать, благодаря Всевышнего за отсутствие тягот в виде артрита или болезни Альцгеймера. И вы будете с удовольствием пить кофе. И читать газеты. Ровно столько, сколько нужно. Ваше счастье в молчаливом общении со своей второй половинкой за обеденным столом, бессчетное количество особенных встреч — если пожелаете, можете пересчитать — до того, как бедствие или несчастье лишит одного из вас возможности там присутствовать. (Еще не так давно Ирина боялась размолвки, которая раскачала бы «проект», но некоторое время назад эту тревогу затмил страх, что Лоренс умрет. Таким образом, растущее чувство спокойствия в одной области ускорило беспокойство в другой, в которой весь «проект» был поставлен под угрозу в глобальном масштабе.) Всякий раз, когда она читала статьи о том, сколько блюд съедает среднестатистический человек за всю жизнь, сколько лет проводит во сне, сколько раз ходит в туалет, цифры не ослепляли ее, а подавляли, напоминая о ничтожности происходящего и ограниченности временных рамок. В соответствии с актуарными расчетами у нее есть семьдесят восемь лет, сорок два года из которых позади. Шокирующие цифры.

— Учитывая, что меня не было всю прошлую неделю, — произнес Лоренс, пережевывая тост, — работы действительно накопилось немало. Надо поднапрячься.

— Не болтай с набитым ртом! — укорила Ирина. — И если будешь в таком темпе заглатывать горячий кофе, обожжешь горло. Может, тебе успокоиться и немного почитать?

— Лучше я подумаю над рабочими вопросами.

— Хочешь еще тост? Это тот самый восхитительный хлеб с рынка, а он, если помнишь, быстро черствеет. Ешь, пока свежий.

— Нет, — помотал головой Лоренс. — Пора.

— Ты читал о коровьем бешенстве? — Ирина откровенно пыталась любыми способами задержать его дома еще хоть на несколько минут, подобным образом она когда-то цеплялась за ногу отца, когда тот пытался переступить порог, уезжая на шесть недель в Калифорнию для работы над диалогами к очередному фильму. — Цены дошли до сорока девяти фунтов, а продажи растут. Ты знаешь, что такое болезнь Крейцфельда — Якоба? Кому какое дело, что смерть будет долгой и мучительной, ваш мозг будет постепенно превращаться в губку. Не имеет никакого значения! К мясу стоимостью в фунт тридцать девять никто бы не прикоснулся, а сумма сорок девять фунтов не внушает опасений.

— Здорово! Съедим вечерком по гамбургеру?

— Не в этой жизни. У нас будет курица.

Ирина проводила Лоренса до дверей и смогла заставить себя довести разговор до той минуты, когда произнесла привычное русское «до свидания».

Она достала из морозилки курицу, не переставая бороться с чувством опустошения. Даже привычный ежедневный уход Лоренса на работу заставлял ее горевать.

Обосновавшись в студии, Ирина не смогла сосредоточиться на Красной иллюстрации. Побуждение встать и сделать звонок одолевало настойчивостью. Ведь это просто дань вежливости. Неприлично не поблагодарить человека, относящегося к тебе с таким радушием. Всего несколько минут.

Номер в записной книжке до сих пор был под именем Джуд. Рука несколько секунд лежала на телефонной трубке без движения, сердце же бешено колотилось. Звонок вежливости. Она взяла трубку и положила обратно. Затем опять подняла:

— Слушаю?

Ирина быстро повесила трубку. Голос звучал сонно. Еще слишком рано. Впрочем, она его уже поблагодарила, в субботу на пороге дома. Как глупо будить человека попусту. Но еще глупее трястись при этом. По крайней мере, он не узнает, кто звонил и так невежливо бросил трубку. Можно предположить, что это надоедливые рекламные предложения или ошибка.

Однако, когда Ирина вернулась к рабочему столу, на нее тошнотворной волной накатило осознание того, что Рэмси все понял. Он нисколько не сомневался в том, кто звонил, и, услышав неуверенный голос, бросил трубку на рычаг, словно она могла укусить. Во многом они были чужими друг другу людьми, и ей была непривычна мысль, что кто-то мог знать ее настолько хорошо.

С рисунком дело обстояло скверно. Момент прибытия Красного путешественника по-прежнему не давался. Вчерашнее вдохновение не возвращалось, оставаясь самым ярким за последнее время, Ирина никак не могла вернуться к стилю, который Лоренс назвал «помешанным». Если она не сможет поймать настроение и вернуться к прежнему неистово кричащему стилю, придется вообще отказаться от «помешательства». Иллюстрации слишком разные, полное несоответствие друг другу.

Первое появление красного цвета получилось тревожным, волнующим, электризующим и бросающимся в глаза. Сегодня же в каждом новом штрихе была обыденность. Смешиваясь с голубой краской, он давал фиолетовый, но и этот цвет получался слишком ординарным. Цветовая гамма включала в себя уже два цвета, но и в рамках этого спектра ей было тесно, она словно тосковала по Желтому путешественнику, который освободил бы ее и разнообразил палитру. Она сделала пометку автору, выразив мысль, что для полного понимания природы цвета детям будет очень полезна встреча с Желтым путешественником. Возможно, будет неплохо поработать с этими цветами в китайском стиле.

Днем позвонил Лоренс. Он часто звонил без всякой причины, по надуманному поводу, что очаровывало Ирину.

— Привет, я звонил около десяти, но телефон был занят. Интересный был разговор?

— Ты, видимо, позвонил в тот момент, когда я собиралась поговорить с Бетси, но передумала и положила трубку.

Какие глупые фантазии. Она вполне могла честно признаться, что хотела позвонить Рэмси, поблагодарить за ужин, но в последнюю секунду поняла, что разбудила его, и не нашла ничего лучшего, чем бросить трубку, и Лоренс привычно укорил бы ее за неуклюжесть и несообразительность. Однако сейчас она сочла нужным не упоминать в разговоре имя Рэмси. Он стал для нее чем-то личным. То, что произошло между ними в день его рождения, принадлежит ей одной, и она не собирается делить с Лоренсом то, к чему он не имеет отношения.

— Как дела?

— Паршиво. Ничего не получается.

— Сделай перерыв! Вчера у тебя получилась потрясающая иллюстрация. Может, сегодня тебе стоит отдохнуть? Прогуляйся, сходи в библиотеку. Зайди в лавку на Роман-Роуд, помнишь, где ты отыскала чудесные индийские специи? Можешь покурить с Рэмси и посмеяться, посмотреть матч Стив Дэвис-Денис Тейлор 1985 года.

Ох, не стоило ей говорить Лоренсу о травке.

— Очень смешно.

— Я вовсе не шучу насчет матча. Ты обязательно должна его посмотреть — самый знаменитый матч в снукере. Я разве тебе не рассказывал?

Вполне возможно, но она, скорее всего, не слушала. Интересно, неужели со временем все пары становятся глухи к словам друг друга? Чувствуя желание Лоренса поведать историю матча, Ирина не могла — снова — не подыграть ему.

— Чемпионат мира проходил в Крусибле. Денис Тейлор — странноватый парень из Северной Ирландии, в дурацких очках с толстой оправой. Он тринадцать лет шел к единственной победе в турнире. Таким образом, считалось, что у Дениса до смешного мало шансов против Стива Дэвиса — Богом одаренного мастера. Ему предрекали победу всухую.

В самом начале Дэвис выиграл восемь — ноль, однако Тейлор смог сократить отставание — семь — девять, а в третьем фрейме уступил лишь два очка — тринадцать — одиннадцать. Все комментаторы сходились во мнении, что он не сдастся без боя. Как это мило и всякое такое. Тем не менее Дэвис выиграл следующие две партии на черном, а чуть позже вел уже семнадцать против пятнадцати. В конце концов напряжение в матче держалось не только до последнего фрейма, но и до последнего шара. Конечно, черного. Затем происходит невероятное: Тейлор проигрывает два шара, затем Дэвис тоже мажет, Тейлор бьет в дальнюю лузу, промахивается и садится в кресло для отдыха с таким лицом, словно только что умер его любимый пес. Дэвис упускает возможность, не справившись с довольно легким черным, Тейлор забивает его и побеждает. Зал Крусибла взрывается.

— История Тейлора и Голиафа. «Паровозик, который верил в себя».

— Да уж. Трансляция Би-би-си побила все рекорды рейтингов. Ее смотрели восемнадцать миллионов человек — самая большая аудитория, когда-либо смотревшая любой из британских спортивных каналов. Рэмси часто вспоминает те времена. В 80-х игроки в снукер были не менее популярны, чем рок-звезды, публика их боготворила. Рэмси говорит, что сейчас матчи снукера стали скучными, поэтому и болельщиков меньше.

«Рэмси говорит». Лоренс широким жестом одолжил ей друга на один вечер, но намеревался его вернуть. Как и Денис Тейлор, она рисковала стать ценным трофеем без боя.

— Напротив, Рэмси говорит, что игроки в снукер нового поколения слишком хороши для таких болельщиков. Поэтому аудитория уменьшается.

— Это одно и то же. Рэмси всегда говорил, что слишком хорошо — это очень скучно.

Они оба имели в виду качества игрока в снукер, а вовсе не добродетель. Но, вешая трубку, Ирина все же продолжала придерживаться своей точки зрения.

Похвальная концепция празднования Дня благодарения в Штатах по-прежнему существует. Но она не работает. Почти невозможно добиться искреннего благодарения в обществе в последний четверг ноября, как это должно быть. Один из поводов связан с сетованием на то, что грудка запеченной индейки подсыхает, тогда как ножки внутри остаются красными.

Тем не менее благодарность порой бывает внеплановой.

— Ирина Галина! — выкрикнул Лоренс в тот вечер, едва переступив порог.

Ирина вышла из студии.

— Лоренс Лоренсович! — В тот момент она испытывала благодарность.

Намазывая крекер арахисовым маслом, он рассказал ей, что ходят слухи о скорой приостановке ИРА вооруженной борьбы. Ирина никогда не понимала суть конфликта в Ольстере, не представляла, почему в наши дни необходимо бомбить британцев, но была рада, что Лоренс занимается делом, которое его увлекает, хотя ей оно совсем не кажется увлекательным. Она была благодарна, что он делился с ней всем, занимавшим его в течение дня, уважал ее мнение. Если бы она заинтересовалась, Лоренс подробно объяснил бы ей тонкости ситуации в Северной Ирландии во всех интересующих ее деталях. Но он также не обиделся, что сегодня она не стала об этом просить. Устроившись перед телевизором с включенным Четвертым каналом, она благодарила судьбу, что он не фермер, наблюдавший, как поголовье скота неумолимо сокращается. Ирина, как и большинство британцев, пресытилась сообщениями о коровьем бешенстве. Британские СМИ подошли к этому вопросу с большей серьезностью, чем их американские коллеги, — репортажи были глубокими и подробными, за это она им тоже была благодарна.

Занявшись перед ужином приготовлением традиционного попкорна, Ирина испытывала благодарность за другую процедуру, обеспечивающую вариации в пределах монотонности. Она выверила точную пропорцию масла и зерен, позволяющую увеличить степень раскрытия и минимизировать количество жира; а после длительного экспериментирования с попкорном разных производителей остановилась на «Дане ривер» как на наименее пересушенном. На полке в шкафу были собраны всевозможные специи — каджунские, креольские, мексиканские, — позволяющие каждый день в течение месяца придавать блюду разный вкус. Сегодня Ирина выбрала черный перец, пармезан и молотый чеснок — любимая комбинация, радующая ее до конца съеденной порцией и возможностью накормить человека одной лишь закуской.

Перемешивая и кончиками пальцев поднимая со дна миски сыр, Ирина думала о том, что, слава богу, они оба вполне здоровы, а ведь иногда отличная физическая форма может крыться в темных пустотах между недугами и маленькими вольностями.

Лоренс, ворчащий, что репортаж о коровьем бешенстве никогда не закончится, был явно жив. Ужин — курица в невероятно сложном индонезийском соусе — будет для него приятной неожиданностью.

Она все сделала правильно. Прежде всего, в их отношениях осталась ясность и чистота. Конечно, она умолчала о некоторых моментах, касающихся ее и Рэмси, сегодня днем она позволила себе скрыть карты, незаметно прижав к груди. Если субботним вечером в эту квартиру и проникли флюиды напряжения, то сейчас атмосфера в ней опять была спокойной. Конечно, наивно было полагать, что ни она, ни Лоренс ничего друг от друга не скрывают. Однако Лоренс не спустил тайно свои сбережения в ОТБ. Если он сказал, что ходил в обеденный перерыв в тренажерный зал, значит, там и был, и не в его привычке было каждое утро говорить, что отправляется на работу, будучи уволенным месяц назад. Да, Ирина стащила из спрятанной пачки пару сигарет, но не кололась же она в то время, как Лоренс сидел за столом в «Блю скай», у нее не было привычки пить по утрам херес или зависимости от валиума. У Лоренса нет второй семьи, например в Риме, которую он навещал бы под предлогом отъезда в командировку в Сараево. В их дверь может позвонить по ошибке разносчик пиццы, но никак не угрюмый подросток, которого Лоренс отказался признать, много лет назад способствовав его рождению. Слушая вполуха новости, Ирина не ломала голову над тем, как сказать Лоренсу о том, что у ее эгоцентричной матери не осталось денег на содержание дома на Брайтон-Бич и на следующей неделе она перебирается в их гостевую спальню. А Лоренс спокойно смотрел на экран и не думал о том, как признаться Ирине в своих гомосексуальных наклонностях, которые скрывал многие годы. В субботу вечером Ирина не целовала другого мужчину.

Бывают годы, когда День благодарения выпадает и на июль.