Это называется – жизнь

Лана Князева, 2015

Ночь. Костер. Сидящие друг напротив друга юноша и девушка еще почти дети. Как оказались они у этого костра и что он им сулит? Встретятся ли они вновь или останется этот костер у них в памяти далеким огоньком, однажды их согревшим?

День начался великолепно. Все складывалось как по мановению волшебной палочки. Утром, едва добежав до остановки, сразу же села на рейсовую «маршрутку», в которой, на удивление, было свободное место, и не одно. «Отлично», подумала Анна, и стала мечтать. Последний день перед отпуском, который она так ждала.

На работе ничего срочного не было. Быстро сделав текущую работу, передала дела. Потом сбегала в их любимую кондитерку за «отпускным» тортиком.

— Поедете отдыхать или так, дома будете? — спросила за чаем коллега Римма.

— Поедем, — счастливо улыбнулась Анна, — сегодня вечером вещи еще осталось подсобрать, а завтра утром едем.

— Далеко? — не унималась Римма.

— Далеко, — не стала раскрывать тайны Анна.

— И рано выезжать?

— Рано, в четыре утра.

— Тогда считай, что отпуск уже начался! Беги, собирайся, — проявила щедрость их начальница. Это было редкостью, только «по настроению». Анна не стала спорить. «Явно мой день», подумала она, а вслух сказала:

— Спасибо, до встречи! — послав всем воздушный поцелуй, взяла сумочку и стремглав помчалась домой.

«Максу не буду звонить, пусть сюрприз будет, вот обрадуется, что я так рано!» — она заранее предвкушала встречу.

И снова ей повезло. Она доехала невероятно быстро.

Забежав в сени, скинула туфли, открыла дверь.

— Я дома! — крикнула с порога.

И остановилась. Ее явно не ждали. То есть не ждали так рано. На столе Анна увидела остатки вина — «Киндзмараули» — отметила автоматически, — «хорошее вино, теперь редкость», сыр и шоколад. Ее любимый, горький.

Она прислонилась к двери. Молча, без истерики, и даже без особой реакции, сама удивляясь своему спокойствию. Так вот почему так все удачно складывалось. Ей нужно было узнать. Именно сейчас, когда ощущение счастья так велико.

Она прошла в гостиную, открыла шкаф. Когда-то в детстве отчим учил ее:

— В жизни всегда нужно быть готовым к переменам, быстрой передислокации в случае чего. Документы, пара-тройка белья, столько же вещей и самые необходимые «мыльно-рыльные» принадлежности — все это чтобы было под рукой. А иначе как? Пока соберешься — тебя и накроют тепленькую.

Отчим был военным, скорым на сборы и на принятие решений. Анна посмеивалась над ним, но привычку эту сохранила.

В соседней комнате слышался приглушенный шепот и суетливая возня. Не обращая на это никакого внимания, она быстро собрала все необходимое, кинула в сумку, и вышла во двор. Солнышко светило как ни в чем не бывало. Вокруг был все такой же теплый и ласковый день, так много обещавший с утра. «Обманщик», подумала про него Анна, и расплакалась. Она плакала горько, со всей силой рухнувшего счастья, которое еще так недавно наполняло ее всю.

На крыльцо вышла женщина. Это была Светлана, сельский врач. Последние полгода она лечила Макса, делала ему массаж, подробно расписывала курс терапии и тщательно контролировала его выполнение, была очень внимательна и пунктуальна. Что ж, лечение пошло впрок.

Слезы высохли мгновенно, Анна пошла не оглядываясь. По тому, как косились на нее сельские товарки, как они перешептывались за спиной, она поняла: знают, и знают давно. Теперь уже неважно. Пусть их.

Удача по-прежнему была с ней. Маршрутное такси как будто дожидалось ее. Она вошла в него, села. Время словно замедлилось. Она все видела и осознавала, а звуки отдавались в голове неимоверно четко, со звоном и каким-то странным гулом. Анна не думала о том, куда направляется, она двигалась по инерции, все движения были автоматическими, привычными и согласованными, как у хорошо отлаженной машины.

Вот автовокзал. Нужно купить билет.

— Мне до города, один, — она протянула деньги.

— Да, пожалуйста.

До города было недалеко, час езды. Она сидела без единой мысли в голове, отстраненно наблюдала как молодая мама пыталась утихомирить своих малышей, слушала болтовню соседа, который о чем-то увлеченно ей рассказывал, и даже кивала ему в ответ, улыбаясь и выказывая полную заинтересованность его рассказом.

— Вы знаете, там сейчас белые ночи, так необычно — ложишься спать — светло, просыпаешься — светло, — вдруг услышала Анна.

— Где белые ночи? — неожиданно ей стало интересно.

— Так в Питере же! — удивился сосед, — я ж вам говорю, только из командировки оттуда, впечатлений масса, — при этом он активно размахивал руками, подтверждая свои эмоции движениями, — вы были там хотя бы раз?

— Нет, — ответила Анна рассеянно.

— Тогда съездите, не пожалеете, ей Богу!

— Да, пожалуй съезжу, — Анна повернула к нему голову, — спасибо.

В городе она и правда пошла на вокзал, за билетом. Билеты были, на сегодня, поезд проходной, отправление в 16-13 по московскому времени.

— Вам плацкарт или купе? — спросила ее кассир.

— Купе, — быстро ответила Анна. Она терпеть не могла плацкарт, он почему-то ассоциировался с общественной баней.

— Есть двухместное, одно место свободно, будете брать?

— Да, — она взяла билет, и отошла.

Ей было где скоротать время. Недалеко жила ее крестная, тетя Паша. Анна поехала к ней. Тетя Паша открыла дверь, обрадовалась, увидев ее.

— Вот так сюрприз, неожиданно, зато как приятно, — разулыбалась она, и тут же нахмурилась, — Нюта, что случилось?

— Анна рассказала ей все. От тети Паши секретов у нее не было никогда, она доверяла ей свои девичьи мечты и тайны, переживания, обсуждала планы как делала бы это с близким, надежным другом, будь у нее такой.

Тетя Паша слушала молча, одновременно быстро собирая на стол нехитрую снедь: отварное мясо, огурчики, домашние булочки, масло, сыр и обязательное малиновое варенье.

— На ко вот, поешь, оно чуть и полегшает, — выслушав Анну, сказала тетя Паша, и погладила ее по плечу, — знаешь, что я тебе скажу, мужик он и есть мужик, что с него взять, уж сильно податливы они, глаз да глаз нужон, видать сама и не углядела, как он в другую-то сторону посмотрел, а? Так?

— Так, тетя Паша, — согласилась с ней Анна.

Та подозрительно на нее посмотрела.

— Что это ты такая покорная, а? Поверь, время пройдет, позабудется, поуспокоится, и все вернется на свои места, слышишь?

— Нет, не вернется, — ответила Анна тихим голосом.

— Вот увидишь, и Макс твой свое увлечение позабудет, и ты тоже.

— Он может быть и позабудет, я — нет.

— Окстись, девка, чего городишь попусту, — тетя Паша даже отступила от нее, всплеснув руками.

— Тетя Паша, — Анна поднялась, поцеловала ее в такую теплую, такую любимую и родную щеку, прижалась, — я тебя очень люблю, мне пора.

Время до поезда еще было, и Анна… пошла в кино. Она наблюдала перипетии героев на экране, а в голове большим железным крюком висел вопрос ПОЧЕМУ?

Анна любила Макса со школы. Они были одногодками и одноклассниками. Сидели, правда, не за одной партой, но ходили всегда вместе, держась за руки. Он таскал ее ранец, а она кормила его бутербродами. Они были неразлучны. В школу, из школы, на каток, в школьный театр, всюду вдвоем. У Анны даже подруг не было, она в них не нуждалась, у нее был Макс, этого достаточно. У него же друзья были, он занимался с ними своими мальчишескими делами довольно часто, и тогда Анна сидела дома, ожидая, когда он освободится и они снова будут вместе.

У них был свой тополь. Огромный, древний, он примерно в середине ствола расходился в четыре стороны, образуя своеобразную корзину. Вот в ней-то и устроили они гнездышко. Был там старый протертый ковер, глиняные миски, запас воды и хлеба. Анна и Макс часто и подолгу сидели там, наверху, читали, наблюдали за прохожими и устраивали им «розыгрыши», неожиданно бросая в них сверху что-нибудь легкое, а потом покатывались со смеху, наблюдая, как те недоуменно озираются в поисках проказников.

Летом вместе ловили рыбу и жарили ее на костре, зимой ходили на лыжах кормить белок и зайцев. У них всегда было много дел, им было весело и интересно вместе.

После школы нужно было получать профессию. Он мечтал работать на железной дороге, и подал документы в институт путей сообщения.

— Он так далеко, — переживала Анна, — этот твой институт.

— Это ничего, — улыбался Макс, обнимая ее за плечи, — время быстро пройдет, отучусь и вернусь, да и все каникулы здесь буду проводить, так что не вешай нос, лисенок.

Лисенком он прозвал ее еще в детстве за рыжий цвет волос и чуть вздернутый носик.

— Пиши мне как можно чаще, — говорила она Максу на прощание, — и будем приезжать друг к другу при любой возможности, да?

— Конечно.

Он уехал, а она поступила на юридический в их близлежащем городе и стала жить у тети Паши с понедельника по пятницу, приезжая домой только на выходные и в каникулы.

Начались занятия. Они отнимали почти все время, но Анна всегда находила возможность написать своему Максику, подробно описывала, как она проводит дни, как скучает по нему, какие новости. Они виделись каждые каникулы, когда приезжали домой. Макс возмужал, раздался в плечах. Он был красив: у него были темные густые вьющиеся волосы, смуглая кожа, карие выразительные глаза, нос очень красивой «греческой» формы и чувственный, немного слабоватый рот. Теперь он стал не так внимателен, как раньше, больше проводил времени отдельно от Анны, у него все чаще появлялись «свои» дела. Анну это не тревожило. Макс парень, ему нужна свобода, а она всегда найдет чем заняться — дел по дому немерено, да и рукодельничать Анна любила.

Однажды на третьем уже курсе, ближе к концу второго семестра, Анна не выдержала долгой разлуки. Они не виделись осенью, Макс не приехал, у них, как он сказал, была практика в депо. В пятницу, пропустив занятия, она купила билет и отправилась к нему. Путь не близкий, зато она увидит его, своего любимого. В общежитие, где жил Макс, она добралась уже поздним вечером.

— Что нужно? — спросила бабуля-вахтер, и подозрительно ее оглядела, — не видала тебя раньше здеся, учишься что ль или приехала к кому?

— Да, к Полякову, знаете его? — от смущения Анна покраснела.

— К Полякову? А ты кто? — остановились проходившие мимо ребята.

— Я Анна, его подруга, — она краснела все больше и больше.

— А, — они разглядывали ее не стесняясь.

— Так он здесь? — спросила она их.

— Не, — переглянувшись с парнями, ответил один из них, — на выставку подался.

— Как же я теперь, — растерялась Анна, горло сжало, — какая выставка в десять вечера?

— Они пожали плечами.

— Ладно, пошли, определим тебя, — шепнул один из них, и добавил для бабули, — Анна Львовна, она пусть пока у Римки старосты побудет, ладно?

— Ладно, — пробурчала не слишком довольно Анна Львовна, но спорить не стала, видимо Римка староста была тут в авторитете.

— Вот, заходи, это его комната, — открыли они одну из дверей длинного коридора на втором этаже, — здесь можешь его дожидаться.

— А Анна Львовна не проверит? — она сомневалась, стоя на пороге.

— Не проверит, — уверили ее парни, — Львовна ленивая, от стула не отлепится без большой нужды.

Анна оглядела комнату. Небольшая, в одно окно, две кровати, две тумбочки, стол. В углу шкаф для одежды, и все. Скудно, пусто, неприбрано. Пока ждала, чуть навела порядок, смахнула пыль, разложила вещи, поправила шторы и встала у окна. Уже за полночь дверь открылась, Анна повернулась. Это был Макс. Увидев ее, он сделал быстрое движение рукой назад, и захлопнул дверь.

— О, лисенок, какой сюрприз, ты как здесь? — он был возбужден, глаза блестели.

— Очень соскучилась, приехала к тебе на выходной. Ты где так долго? — Анна смотрела на него, не отводя глаз.

— Да в спортзале задержался, привычное дело, — ответил он легко.

— А ребята сказали, ты на выставке какой-то, — она оглядела его, он был одет вовсе не для посещения спортивного зала.

— Нашла кого слушать, тоже мне, ну иди ко мне, я тоже соскучился по тебе, какая ты молодец, что приехала.

Он прижал ее к себе, поцеловал. Потом еще и еще. Он целовал ее со страстью, как никогда раньше не целовал. Тогда случилась их первая ночь любви.

Он клонил ее на кровать, «лисенок мой, лисенок» шептал ей на ухо, осыпал ее лицо поцелуями, и одновременно стягивал с нее и с себя одежду, а потом сразу, резко и глубоко вошел в нее. Анна вскрикнула от боли, слезы сами собой потекли из глаз, она судорожно обнимала его за плечи, а он двигался ритмично и быстро, все плотнее прижимая ее к кровати. Потом задрожал и затих. Анна лежала не шевелясь, боялась боли.

— Анюта моя, — довольно улыбаясь, обнял ее Макс. Они впервые уснули вместе.

Утром она испугалась:

— Макс, а что если я забеременею?

— Родишь богатыря, — подхватывая ее на руки, пропел Макс, и стал кружить по комнате, — Анюта-а-а, ты родишь богатыря-а-а, он танцевал с ней на руках, а она смеялась от счастья и любви к нему.

С тех пор почти каждую их встречу Макс начинал с постели. Он хватал Анну, быстро раздевал и жадно, неистово овладевал ею, а потом лежал с умиротворением, тихонько ласкал ее плечи, грудь, и курил сигарету. Анна была послушна ему, он мужчина, он сила и защитник, ее муж.

Они поженились почти сразу после окончания института. Какое-то время жили вместе с отчимом Анны, потом он сказал:

— Я ухожу.

— Как ухожу? — испугалась она, — почему?

— Я тебя вырастил, ума дал, выучил и замуж отдал, теперь могу и собой заняться, — я ухожу к женщине.

Анна покраснела. Она как-то не думала, что он также нуждается в тепле и любви. Он пришел к ним с мамой, когда Анне было семь лет, а с одиннадцати, после смерти мамы, стал воспитывать ее один как родную дочь, ни разу не давая повода усомниться в своей любви к ней.

— Кто она? — спросила Анна.

— Вероника Николаевна, живет в соседней дерене, учительница. Мы с ней уж несколько лет встречаемся.

— Я знаю ее, — и почему-то расплакалась.

— Ну все, все, перестань. Я уже все решил, и вещи собрал. Живите тут дружно, будем видеться.

Он обнял Анну, поцеловал в висок, и быстро вышел. Быстро и непреклонно, как всегда.

Поначалу Анна очень по нему скучала, потом попривыкла, окунулась с головой в семейные заботы. Макс часто ездил в командировки, поэтому хозяйство по большей части вела она сама. Когда бы он ни возвращался, в доме всегда было прибрано, обед приготовлен, двор выметен, и сама она, теплая и уютная, ждала его. Он приезжал, и Анна окружала его заботой и вниманием, баловала любимыми блинами или пирогами, топила баню, и они ходили париться вместе, хлестали друг друга вениками, обливались водой, а потом «отдыхивались» на свежем воздухе, и это было счастье!

Анна понемногу стала учиться любви. Они начинали игру, она поддразнивала его, осыпая легкими поцелуями его губы, шею, плечи, живот и опускалась ниже, нежно лаская его, а потом ловко ускользала, и снова возвращалась, играла с ним, возбуждая в нем первобытное неистовство плоти, и наконец отдавалась страстно, целиком, без остатка поглощенная им. Он рычал как зверь, и терзал ее плоть, а она покорялась, чувствуя внутри всю его мужскую силу.

Иногда он был вял и апатичен. Тогда Анна любила его сама, и это ей нравилось больше всего, она управляла им так, как хотелось ей, сама ритмично двигалась на нем, вбирая его в себя настолько, что внутри было теплое распирающее ощущение, которое однажды закончилось фейерверком разноцветных искр, таким великолепным, что она закричала от восторга. Это был ее первый женский взрослый оргазм.

А бывало, Анна чем-то занималась, готовила ли, или вышивала, Макс, проходя мимо, проводил рукой по ее бедру и… все происходило быстро и приятно, как подтверждение их любви, их близости, и было еще одной капелькой к единению.

Так они и жили, молодые, удачливые, и здоровые, довольные друг другом и окружающим их миром. У обоих была любимая работа. Макс, как и хотел, работал на железной дороге и имел там хорошие перспективы. И Анне с работой повезло. Преддипломную практику она проходила на предприятии, которое занималось поставкой тепловой и электрической энергии в районном центре, и после защиты диплома ее пригласили туда на работу. Ездить туда нужно было около сорока минут да плюс минут десять идти от дома до остановки, в общей сложности с учетом ожидания транспорта на дорогу уходило часа два, а то и больше, но Анна любила свою работу, к тому же в их деревне выбора особенного и не было.

— Учись водить машину, — говорил ей Макс, — купим маленький «пирожок», и будешь рулить на нем в свое удовольствие.

Но Анна не соглашалась. Машину она боялась как огня, вождение было не для нее, так она считала. Макс не настаивал, пожимал плечами:

— Ну, как знаешь. У меня возможности отвозить тебя нет, тут без вариантов, так что смотри сама.

Это было так. Он работал на железной дороге в городе, и выезжал рано.

Все складывалось хорошо. Только одно огорчало Анну. Она все никак не беременела. Поначалу это ее устраивало — нужно было доучиться, и она каждый раз вздыхала с облегчением, когда приходили положенные «дни». Тогда она не задумывалась, почему так происходит — были другие цели. А теперь все чаще недоумевала.

Выбрав время, когда Макс был в командировке, она отправилась в центр семейной медицины в город. Ей назначили курс обследования.

— Я не вижу у вас патологии, — сказала ей на итоговом приеме врач, — гормональный фон в норме, данные УЗИ отличные, осмотр и остальные исследования это подтверждают. Думаю, в вашем случае нужно обратить внимание на здоровье мужа.

Анна долго готовилась к разговору с Максом, не зная, каким образом составить его, чтобы не нанести ему обиду. Потом решилась. Как она и предполагала, это вызвало бурю.

— Еще чего, — покраснев, кричал на нее Макс, — ну надо же такое придумать, я тебе что, кролик подопытный, бегать с пробирками? Даже не думай.

— Но Макс, как же иначе, сам подумай, мы уже немало времени вместе, а детей все нет, какая-то причина должна же быть.

— Мне все равно какая это причина, меня все устраивает. Нет и не надо. Мы молодые еще, можно для себя пожить, карьеру построить, встать на ноги, зачем нам сейчас писки, визги и пеленки?

— А когда же, если не в молодости? — попробовала возразить ему Анна. Его откровение вызвало у нее шок. Они — семья, а какая же семья без детей? — Ты же сам хотел богатыря, — напомнила она ему.

— Мало ли чего я хотел, молодой был, вспомни еще о чем в детстве мечтал, — равнодушно ответил он, — мне дети не нужны, во всяком случае, сейчас, и точка.

У Анны не укладывалось это в голове. Раньше они на эту тему не разговаривали, но такое его отношение она и предположить не могла.

Что тут можно было сделать? Только надеяться, что со временем он пересмотрит свою позицию или на то, что когда увидит своего малыша, полюбит его всем сердцем, но для этого нужно было забеременеть и родить его…

Шло время, им исполнилось по двадцать восемь лет — У Анны день рождения был в июле, а у Макса — в октябре, когда вдруг он заболел. Это произошло по первым холодам, в начале зимы. Макс приехал из командировки и сразу лег.

— Ты что? — испуганно спросила его Анна, — недомогаешь или устал?

— Недомогаю, — пробурчал он. Иногда Макс без всякой причины становился очень резким, просто нетерпимым, его раздражало буквально все, в том числе и сама Анна. Но она привыкла к этой черте его характера, просто давала ему время «перебродить», и все становилось на свои места. Самой себе она такого не позволяла никогда. Усталость, проблемы на работе всегда держала глубоко внутри. В доме должен быть покой и уютная атмосфера, так считала.

Прошел час, два, а Макс все не вставал. Анна подошла к нему, поднесла руку ко лбу, и отдернула — он был горячим как кипяток. Нашла термометр, поставила — и с ужасом увидела, как ртутный столбик стремительно стал подниматься — 41,5. Она быстро раздела его, обтерла водой с уксусом, дала жаропонижающее. Всю ночь поила морсами, сбивала температуру.

Утром вызвала врача. Пришла Светлана, она приехала работать в их деревню чуть больше года назад, но несмотря на молодость и небольшой опыт, оказалась толковым врачом, к ней прислушивались и уважали.

— Очень похоже на воспаление легких, — осмотрев Макса, высказала она предположение, — нужно обязательно снимок сделать. И лучше бы в стационар.

— Нет, — тут же категорически отказался Макс, — ни за что.

— Ну, если так сопротивляетесь, значит, не так уж и плохо себя чувствуете, — улыбнулась ему Светлана, — но снимок сделать нужно, кровь сдать обязательно, после этого лечение назначу.

— Хорошо, мы съездим.

— Как вы с высокой температурой поедете? Я вызову машину скорой помощи, и сама с вами съезжу.

— Спасибо вам, — поблагодарила ее Анна.

Светлана созвонилась с районной больницей, вызвала машину скорой помощи, и когда та прибыла, поехала с ними. Получив результаты, сказала:

— Нужно делать антибиотики, это обязательно. Сможете?

— Нет, — растерялась Анна.

— Ладно, тогда я сама буду делать, иначе придется в стационар лечь. Вам больничный по уходу нужен? — повернулась она к Анне.

— Да, конечно.

Неделю Светлана ходила к ним домой дважды в день делать инъекции антибиотика. Внимательно выслушивала легкие, следила за температурой и дыханием. Когда Максу стало полегче, Анна вышла на работу. Он еще долечивался дома, принимал прописанные микстуры и физиолечение в местной амбулатории. Он выздоравливал, повеселел, настроение у него было игривое, он часто шутил, и стал похож на себя в юные годы.

После болезни Макс нет-нет да и заглядывал в амбулаторию — то давление что-то повышается, то спина побаливает, то желудок — и всегда получал помощь. Анна радовалась, что он стал следить за здоровьем, ведь раньше его было не заставить сходить к врачу.

Итог обоюдной заботы о здоровье она увидела сегодня. Счастье, доверие и любовь в одно мгновение рухнули в черную бездонную пропасть.

Для нее все закончилось сразу и навсегда. Анна была из тех людей, которые живут настоящим. Она шла по жизни четким и уверенным шагом, влекомая намерениями и целями, выстраиваемыми в последовательном порядке. Так приучил ее отчим. «Не суетись и не создавай хаос, — втолковывал он Анне — все должно идти своим чередом».

… Фильм закончился. Анна очнулась. О чем он был, она понятия не имела. Вышла в фойе. Там висело большое зеркало, она подошла к нему, посмотрела внимательно. Никогда она не оценивала себя с точки зрения красоты, женской привлекательности. Ей не было в том нужды, у нее всегда был Макс, один только Макс, который уверял ее, что для него она самая красивая, «его лисенок». Так ли это было, или все было как раз наоборот? Анна вдруг подумала, что он ни разу не дарил ей цветов — за исключением традиционного букета в день свадьбы. Кем она была для него? Удобным, комфортным элементом его жизни, или чем-то похуже — привычкой? Давней, многолетней, сроднившейся с ним привычкой, которая стала частью его самого и была ничем иным, как игрой в одни ворота?

Она смотрела в зеркало и видела высокую стройную молодую женщину — волосы красивого медного оттенка, стильная прическа, узкое продолговатое лицо, темные изогнутые брови, высокие скулы, глаза красивой удлиненной формы, зеленые с искринками, аккуратный чуть вздернутый нос, и небольшой, хорошо очерченный рот.

Она улыбнулась себе. Так, слез не лить. Решение принято, и нужно идти дальше. Перед тем, как отправиться на вокзал, Анна зашла в магазин, чтобы прикупить кое-какие вещи в дорогу — путь не близкий, ехать три дня. Она купила обувь, спортивные брюки и футболки, спортивную же куртку и еще разные женские мелочи, которые могли пригодится в поезде, две книги Марининой, альбом для рисования и краски. Анна любила иногда рисовать, получалось не бог весть как хорошо, зато вырисовывалось на бумагу все внутреннее состояние — усталость ли, гнев или обида, или радость. Она была скрытным на эмоции человеком, и таким образом «выпускала пар». В зависимости от настроения вырисовывались образы, облаченные в разные цвета — тут могли быть цветы ярких раскрасок, а могли быть птицы черно-коричневых тонов; скачущие вдаль лошади, или голубое небо с мечтательными облаками, улыбающееся солнце; или яркие мерцающие звезды.

Что ж, вот и поезд, пора. Ей нужно было ехать на нем ночь, утром была пересадка на другой поезд, следовавший уже до Питера.

Купе было пока пустое. «Может повезет, и никого не будет, — с надеждой подумала Анна, — опоздает например пассажир или передумает ехать». Она опустила свою полку, сложила вещи, переоделась. Только присела, достала книгу, как открылась дверь купе, и вошел мужчина.

Увидев ее, он остановился как вкопанный.

Анна чертыхнулась про себя, вот повезло так повезло.

— Зд дравствуй — те, — заикаясь, поздоровался с ней вошедший.

Она кивнула ему и уткнулась в книгу.

Он стал устраиваться. Также опустил свою полку, положил чемоданы наверх, переобулся, присел.

Анна читала и чувствовала, как он смотрит на нее, и злилась. Потом стала успокаиваться. Ну что с того, что мужчина. Может и лучше, женщина бы привязывалась с разговорами, а ей сейчас ох как не хочется вести беседы.

Приоткрылась дверь купе, вошел проводник.

— Ваши билеты, — попросил он, — и паспорт.

Сверил данные, вернул документы, выдал белье.

— Чай, кофе, кондитерские изделия, продукты можно приобрести у меня в первом купе, обращайтесь, — улыбнулся он им.

Сидящий напротив мужчина все смотрел на нее. Анна поежилась, подняла глаза:

— Что? — спросила у него.

— Извините меня, вы очень похожи на одну мою давнюю знакомую, просто одно лицо, — у него была хорошая, открытая улыбка, — Я — Геннадий, — представился он.

— Варвара, — ни с того ни с сего брякнула Анна.

Тогда он рассмеялся, громко и заливисто, так искренне, что Анна и сама улыбнулась.

— Нет, — сквозь смех помотал он головой, — нет, вы вовсе не Варвара.

— Почему это? — не признавалась Анна.

— Не похожи, Варвары они не такие, они Вар-ва-ры, а вы — Анна.

В паспорт подсмотрели, — догадалась она.

— Может быть — да, а может быть — нет, — тут он перестал смеяться и как-то странно посмотрел на нее.

Анна тоже посмотрела на него. Он был молод, пожалуй моложе ее. Худощавый и высокий, со светлыми волосами. Нос с горбинкой, широковатые губы не слишком гармонировали с узким лицом, зато глаза — серые, обрамленные густыми соломенными ресницами, глубокие, умные и ласковые, компенсировали это с лихвой. Какое-то подозрение мелькнуло у нее, какое-то едва уловимое ощущение, как будто эти глаза, этот взгляд она уже встречала, но когда? Где? Она нахмурилась, пытаясь вспомнить. Нет, наверное, просто показалось. Людей, похожих друг на друга много, был бы кто-то знакомый, сразу бы поняла, откуда его знает. Ладно, не важно. Она пожала плечами, как будто заканчивая свой внутренний диалог. Была у нее такая привычка. Римма, ее коллега по работе, в таких случаях шутила:

— Приятно поговорить с умным человеком — с самим собой, да, Анна?

— Да, — обычно соглашалась с ней Анна.

Геннадий видел, что она его рассматривает, и в его позе читалось какое-то напряженное ожидание, но он молчал.

Разговаривать по-прежнему не хотелось, Анна снова взялась за чтение.

Геннадий достал ноутбук, в купе воцарилась тишина.

Поезд шел, мерно покачиваясь, постукивали успокаивающе колеса. Читать Маринину Анне нравилось. Беря в руки очередную книгу, Анна всегда испытывала удовольствие и волнение. Книги, с захватывающими сюжетами, с серьезным смысловым содержанием и философскими вставками, отражающими мудрость жизни, были всегда интересными, и отвечали на вопросы, которые давно сидели в голове и не находили ответа. И закрывая прочитанную книгу, Анна каждый раз приобретала ценный опыт, как будто после беседы с мудрым учителем.

Так было бы и теперь, но мешало ее состояние, подавленность, которую она сейчас испытывала. Не желая портить впечатление и удовольствие от чтения, Анна закрыла и отложила книгу на «потом», сейчас лучше было просто по одному из рецептов отчима, «сохранять спокойствие».

— Давайте-ка чаю попьем, у меня есть отличный шоколад, горький, — предложил Геннадий, — Возражения не принимаются — остановил он ее движением руки, — я за чаем.

Она проводила его глазами, и, как только за ним закрылась дверь, расплакалась. Со всхлипами, вздохами, согнувшись пополам и обхватив себя руками. Ей показалось, плакала она долго. Потом рыдания начали стихать, дыхание понемногу восстанавливалось, голова прояснялась. Стало чуть легче. Геннадия все не было. Очень было похоже на то, что он специально вышел, чтобы оставить ее одну. Как он почувствовал, что сейчас ей больше всего хотелось остаться одной и выть как волчице, пока не извоется, не выйдет наружу тоска, которая поселилась внутри?

За окном стемнело. Анна уже совсем успокоилась, только глаза болели, и скорее всего были красными.

Открылась дверь купе.

— Чай, — торжественно провозгласил Геннадий, — с замечательными вафлями в придачу к шоколаду, — берите, берите, — он протянул ей стакан в традиционном подстаканнике.

— Спасибо, — она в знак благодарности кивнула головой.

— Пожалуйста, угощайтесь. — Геннадий придвинул вафли и шоколад. Она обратила внимание на его руки. Они были сильными, а пальцы длинными и гибкими. «Как у пианиста», подумала Анна.

— А я и есть пианист, и не только, я — музыкант — ответил он вдруг.

— Ой, — она поняла, что сказала эту фразу вслух.

— Пригласили принять участие в благотворительном концерте. Вот, еду. Завтра поработаю днем, а уже вечером назад. А вы? Далеко?

— Да, — она не хотела отвечать.

— Анна, я не лезу к вам в душу, я просто хочу, чтобы вы пришли в равновесие, отвлечь вас и может быть повеселить. Я же вижу, насколько вам плохо.

— «Откуда?» хотелось ей спросить. Она всегда считала, что ей хорошо удается справляться с эмоциями и «держать лицо».

— По глазам видно, в них искорки потухли сейчас, — пояснил он спокойно. Это было уже слишком. Что за телепатия?

— У меня все хорошо, Геннадий, правда, не нужно меня отвлекать и веселить, спасибо вам за чай, пожалуй пора отдыхать.

— Вот и хорошо, — улыбнулся он понимающе, — просто живите.

— Я живу, — ответила она ему уверенно.

Тогда он наклонился и поцеловал ее. Нежно, как целуют юную невинную девушку, или только что распустившуюся утреннюю розу. Странное дело, вместо того, чтобы возмутиться, отшвырнуть его от себя, Анна почувствовала странное волнение, какое-то головокружительное беспокойство. Он не хватал ее, не тискал, он сидел рядом, и тихонько целовал ее губы, мягкими ласкающими движениями своих губ. Так, как будто скалывал с них лед. Он чуть отстранился, внимательно и вопрошающе посмотрел на нее, в его глазах был какой-то свет, идущий изнутри, он очаровывал и зачаровывал, внушал доверие и желание погрузиться в него, растаять и стать частью его самого.

Анна замерла, она сидела не шевелясь, крепко стиснув руки и не понимала, что с ней. Она, обычно резко и непреклонно отталкивающая от себя любые посягательства, сейчас совсем не хотела этого делать. Ей было уютно, легко и не страшно, как когда-то в детстве, когда она была под защитой родителей.

От Геннадия приятно пахло каким-то свежим, чуть горьковатым ароматом. Она не хотела, чтобы он останавливался. Он и не останавливался, но и не спешил. Он ждал, когда она сама начнет идти ему навстречу. Он целовал ее долго — губы, лицо, глаза «такие любимые», шептал как будто сам себе, волосы, потом шею и грудь, лаская поглаживанием рук, опустился ниже к животу и к самому сокровенному, что являлось тайной и открытием, символом и вечностью, что ждало и жаждало любви так, как никогда раньше. Она откликнулась. Тогда он осторожно, с великой нежностью и настойчивостью, вошел в нее, слился с ней так, как будто они были едины уже давно, всегда, вечно, двигались в едином ритме, понимая и слушая друг друга без слов, разговаривали движениями, объятиями, стали целым морем, океаном ощущений, которые передавались от одного к другому теплыми сладкими волнами. Они не спешили. Они любили друг друга, прислушивались к этому, удивлялись и наслаждались каждым мгновением их единения. Не было ни стыда, ни неловкости, ни жажды быстрого удовольствия. Это был их танец, танец любви, неожиданно случившийся и оттого еще более ценный, как давно ожидаемый подарок. Анна нежилась в его руках, чувствовала себя маленькой, беззащитной и желанной, желаннее всех на свете. Он шептал ей ласковые слова, и она тонула в них, как в букетах роскошных цветов, вдыхала их аромат, и впитывала его в себя, чтобы сохранить надолго, может быть, навсегда. «Люблю тебя, всегда любил» слышала Анна, и не понимала, где она, почему ей это не говорил он раньше, почему она так долго ждала?

Конец ознакомительного фрагмента.