Женька и миллион забот

Лариса Ворошилова, 2011

Все знают, что у каждого человека есть свой ангел-хранитель. Но вот встретиться с ним лицом к лицу, да к тому же еще и вляпаться в приключения с его помощью – это уже совсем другое дело. А вот Женька Костырина – художница по профессии и растяпа по натуре – на собственном опыте узнала, что такое настоящая забота такого вот ангела. Ей и в голову не приходило, что все ее неприятности – дело его пушистых рук. Почему пушистых? А почему бы и нет? В конце концов, кто сказал, что ангел обязательно должен быть блондинистым красавчиком с белоснежными крылышками и ангельским характером? Ангел ангелу рознь. И благодеяния тоже бывают разные. Сначала Женьку увольняют с работы, срывается поездка в Америку, исчезает жених ее лучшей подруги… И только находчивость самой Женьки, да помощь ее друзей позволяют с честью решать проблемы. Но что ни делается, как говорится, все к лучшему. И исход всех приключений лишь подтверждает поговорку: не было бы счастья, да несчастье помогло… Вот такие они, эти ангелы-хранители…

Глава 6. И нет нам покоя ни ночью, ни днем…

Утром Женьку разбудила настойчивая трель дверного звонка. Вадим кинулся открывать, шумно протопав голыми пятками, следом прошлепала Марина.

— Я открою! Я открою! — весело кричал племянник. Собираясь на дачу, он всегда походил на радостного щенка, которому предстоит увлекательная прогулка по окрестностям. Женька отлично понимала, почему. Вадим и дома-то никогда сиднем не сидел. У него словно пионерская зорька в одном месте… не станем уж уточнять в каком именно, а на даче… такое раздолье! Крохотный, завалившийся на один бок, домик с большой натяжкой можно было вообще назвать дачей. Женька всегда представляла себе дачу, как нечто среднее между шикарным коттеджем нового русского и сельским пасторальным домиком в стиле à la russe. Эта же покосившаяся развалюха не подходила ни под какую классификацию, кроме… «развалюха». Глиняные стены воняли пылью, а в дождь от них несло грязью и сыростью. Сквозь щелеватый пол лезли мокрицы, комары и прочая «домашняя» живность. Насекомых Женька не то чтобы боялась, но особой любви к ним не питала. А посему предпочитала на дачу не ездить.

Тем более, что кроме Вадима для всех остальных там всегда находилось невероятное количество разной работы: выкопать, закопать, перекопать, откопать, переполоть, выполоть, полить, залить, вылить, и так далее. Женька откровенно не понимала, как можно наслаждаться подобным «отдыхом». Руки по локоть в грязи, стоишь себе кверху… ну, понятно чем, спина сгорает на солнце, голову нещадно напекает, но загаром это назвать трудно.

А посему Женька с ними старалась не ездить. Она считала себя настоящим городским жителем. Она не находила никакого удовольствия в отпугивании целого роя мух, которые с садистским наслаждением лезут тебе в рот и нос, в ухи и всякие другие органы чувств. Комаров Женька особенно не переваривала. Только спадет к вечеру жара, только солнышко зайдет за горизонт и спустится прохлада, развалишься в кресле под ветками яблони, приготовившись расслабиться и подышать мирным свежим воздухом, как тут же над ухом: з-з-з… а потом еще с другой стороны: з-з-з… Отмахиваешься от них, отмахиваешься, потом плюнешь и пойдешь в дом. А ночью какой-нибудь разведчик, из самых смелых и безбашенных: з-з-з-з… только средство от комаров и спасает.

Сон прошел. Женька села на постели, удивленно хлопая глазами. Она помнила, что ночью ей приснился какой-то нелепый сон. Надо же… а вдруг не сон? Женька открыла тумбочку и сунула в ящик нос. Так и есть! То есть, нет! Денег — нет!

Значит, все, что случилось ночью, ей не приснилось. Значит и Кирюшка был. Сейчас, когда сознание работало четко и ясно, случившееся ночью казалось настоящей галлюцинацией. Как в классике — по стене ползет утюг, ты не бойся, это — глюк…

В коридоре послышались голоса, как видно, Вадим все же успел справиться с замком раньше, чем подошла Марина. Потом дверь в комнату открылась и в проем заглянула мама.

— Женечка, ты не спишь? К тебе пришли.

— Ко мне? — Женька в полном недоумении хлопала глазами. Это кого же принесло в такую рань? — Кто?

— Ниночка.

Женька чуть не застонала, но вовремя взяла себя в руки:

— Ма, ты там ей чайку пока сообрази, а я оденусь.

— Как нога?

Женька высунула все еще забинтованную ногу из-под одеяла и покрутила ей, задрав выше головы. Ну, чисто Плисецкая!

— Да нормально, не болит!

— Вот, я же говорила! — обрадовалась мать. — Эта новая мазь творит чудеса.

И она скрылась за дверью. «Ну да, мазь», — скептически хмыкнула Женька, выбираясь из постели. Если бы ни Кирюшка… почему-то мысль об этом странном «ангеле» вызвала в ней нечто вроде теплоты и симпатии. «Немного вздорный типус, но все-таки довольно славный», — подумала Женька, скидывая с себя ночную сорочку и натягивая привычные джинсы с кремовой водолазкой.

Прямоугольник окна являл собой не слишком приятное зрелище серой кирпичной стены соседнего дома и таких же серых туч, нависших над городом. На даче сейчас совсем уж неуютно и сыро, Женьку невольно передернуло. Слава Богу, что ей туда ехать не придется. И уж коли ей не суждено сегодня отправиться в Москву, то она бы с огромным удовольствием провела этот день в тишине и спокойствии, с любимой книжкой в руках. Женька закончила одеваться, посмотрела на свое отражение в зеркале и тяжело вздохнула при мысли о Ниночке. Не выйдет поваляться кверху пузом. Придется тащиться через весь город и искать ее пропавшего жениха. Вот ведь незадача.

— Да, затучилось небо, дождя не миновать! — раздалось за спиной.

Женька резво обернулась. Прямо на подушке самым наглым образом сидел Кирюшка, закинув лапу на лапу и сомкнув пушистые пальчики под коленкой. Он оценивающе пялился на девушку, меряя ее профессиональным взглядом.

— А…

— Рот захлопни! — посоветовал ангел. — Ночью, значит, все было в порядке, а теперь что? Уже не рада?

— А ты чего это подглядываешь? — сразу же нашлась Женька. — Это ещё что такое? — она наступала на ангела, размахивая ночной сорочкой. — Я вот тебе сейчас, как…

Кирюшка кубарем скатился с кровати:

— Ну и не надо! Ну и ничего тебе не скажу, раз ты такая противная! — выкрикнул он оттуда, не показываясь на глаза.

Женька постояла несколько секунд, на какое-то мгновенье ей показалось, что она совсем уж сходит с ума. Это же надо: ангел-хранитель! Это у неё-то! А может он врет самым беззастенчивым образом? Может это от лукавого?

Женьке захотелось перекреститься и сплюнуть через левое плечо. Но, во-первых, крещеной она не была, в Бога не верила, в церковь не ходила, а посему… а что, собственное, посему? Во-вторых, в приметы Женька тоже не верила. С детства. Ни в черных кошек, ни в пустые ведра… так что, вроде, и плевать было тоже ни к чему.

— Эй, ты! — позвала она Кирюшку примирительно.

Тот сразу же высунул пушистую головенку из-за кровати и уставился на неё черными бусинками глаз.

— А тебя кто-нибудь, кроме меня, видеть может?

— Ну, не знаю… наверное… если человек… как бы это сказать… верит…

— А давай проверим.

— Ну, уж нет. Ты во мне сомневаешься, думаешь, будто я — галлюцинация, вот и хочешь меня кому-нибудь показать. Я такие хитрости на раз секу… — похвастался он.

— Ну и сиди здесь, а я пошла, — Женька закинула ночнушку в шкаф и вышла из комнаты.

«Итак, во-первых, — рассуждала Женька мысленно, старательно чистя зубы и умываясь, — этот Кирюшка никакая не галлюцинация. Во-вторых, он и правда что-то знает, сказал же он про деньги. В-третьих, он материален, вон как уписывал холодец».

Но вот последнее, как Женьке мнилось, было все-таки галлюцинацией. Бред какой-то. Ангел и холодец. Она на несколько секунд задумалась, глядя на свое отражение в зеркале, потом решительно покачала головой. Да нет, быть такого не может. Это уж ей точно приснилось.

Не приснилось.

— Где мой холодец? — тоном доморощенного трагика вопрошал Юрик. — Кто съел мой холодец? Вадим?!

— Деточку обидели! — Женька закатила глаза.

— Я не ел! — орал из своей комнаты сынуля.

— Он спал! — принялась заступаться за любимого внука бабушка. — Он всю ночь спал!

— А ты откуда знаешь? На часах стояла? — обнаглел от голода Юрик.

— Не смей так с матерью разговаривать! — тут же вставила Марина из своей комнаты.

— Может, это ты съела?

Что-то гулко грохнуло, Марина прибежала из своей комнаты на кухню:

— Я? Обалдел? — Марина вот уже пару месяцев сидела на «диете», правда, пока безрезультатно. Ей, как большинству замужних женщин предсреднего возраста в голову не приходило заняться пробежками или аэробикой. Самый легкий путь — диета и жиросжигающие панталоны на ночь. Правда, здесь возникали некоторые проблемы. Во-первых, панталоны стоили дорого. Семейный бюджет наличие данной вещи в гардеробе никак бы не предусматривал. Во-вторых, из-за отсутствия силы воли Марина смотреть не могла, как остальные члены семьи безнаказанно поедают всякие деликатесы в то время как она сама заваривает себе овсянку. Пару раз она попыталась и всех остальных посадить на такую вот «диету», однако Юрик быстро взбунтовался, и никакие ласковые слова, никакие уговоры и даже окрики не помогли. Ему отъетое пузо было дороже семейных уз.

Ну, все, теперь этот любитель покушать не угомонится до тех пор, пока не узнает правду. Женька направилась прямиком на кухню и остановилась в дверях:

— Я съела, я, и что теперь?

Юрик вопросительно посмотрел на сестренку, открыл было рот, но заметив вызывающий взгляд, рот захлопнул.

— Да нет, ничего, это я так…

— Есть захотела, вот и съела.

Ниночка сидела за столом, перед ней уже стояла большая кружка с горячим чаем, на тарелке стопка блинов. Новоявленная невеста поглощала их с бешенной скоростью, словно их у нее вот-вот отнимут. Женька ужаснулась. Если дело и дальше пойдет такими же темпами, то эта красавица к концу их поисков вообще не влезет ни в одно из своих платьев. И придется ей под венец идти не в свадебном наряде, а в мешке из-под картошки…

— Ты что делаешь!? — скорчив грозную физиономию, заорала Женька.

Ниночка хрюкнула, подавилась и закашлялась, краснея на глазах, то ли от натуги, то ли от стыда, что само по себе весьма сомнительно.

— Мама! Я же сказала: чайку! — Женька решительно отставила тарелку с блинами от греха подальше.

— Ей сейчас надо кушать за двоих! — весомо возразила бабушка, решительно приставляя тарелку обратно поближе к беременной невесте.

Ага, Ниночка уже оповестила всех о своем «интересном» положении.

— А я говорю: ей под венец идти, в платье не влезет! — гнула свое Женька, снова отставляя тарелку.

Вбежал Вадим, цапнул пару блинов прямо со злосчастной тарелки и смылся, не успев получить подзатыльник от Марины.

— А я говорю, пусть ест! — кипятилась мать, она напрочь забыла о плите и сковородке, на которой сейчас пеклось очередное произведение кулинарного искусства. — Влезет или не влезет, теперь это уже не важно! Ей надо ребенка кормить! А если её женишок бросит беременную невесту из-за того, что она прибавит пару килограмм… — и она снова попыталась придвинуть тарелку поближе к Ниночке. Женька упрямо вцепилась в другой край.

— Какие там «пара килограмм», у нее же скоро попа будет, как у бегемота! — кричала Женька, не собираясь уступать матери.

— Ага, — вставил Вадим, сунув нос в проем кухонной двери, он уже дожевывал стащенный блин и теперь примеривался к следующему, — и хвостиком будет крутить, как пропеллером — какашки разбрызгивать… я в «Мире животных» видел…

— Иди отсюда, эрудит! — Марина наподдала ему по макушке.

Не известно, чем бы закончилась эта баталия, если бы вопль Юрика не вывел их из состояния затяжного противостояния:

— Мама! Горит!

Валентина Георгиевна кинулась спасать изделие из теста. Столкнулась с Юриком, тот, едва успев удержаться на ногах, взмахнул рукой и снес с холодильника вазочку, Марина кинулась ее спасать…

…в дверь позвонили. Не досмотрев, чем кончится дело на кухне, которая по габаритам была совершенно не приспособлена для нахождения в ней пяти взрослых особей, Женька кинулась в коридор. Кого же там еще черт несет?

Черт принес Стёпу — субтильного «вьюношу лет тридцати» с отвислым брюшком, хлипкими коленями и клочковатой бородкой, которую сам он считал верхом мужественности. Стёпа, насколько Женька знала, был давно и безнадежно в нее влюблен, еще со школы. Жил он в соседнем подъезде, и Валентина Георгиевна частенько промывала дочери мозги на предмет — не сходить ли ей замуж за Стёпочку. Все-таки семья интеллигентная, мама в каком-то там институте работает — лаборанткой, папа — целый инженер на заводе. Стёпочка был единственным ребенком в семье — ненаглядное дитятко. Чем сей фрукт, вернее, сухофрукт занимался — не знал никто, во всяком случае, его мамаша старательно это от всех скрывала. Однако же непременно намекала, что Стёпочка её — великий гений, и ещё потрясет планету удивительным изобретением. Правда, слава Богу, или Аллаху! — планетотрясение откладывалось год за годом. Женька подозревала, что Стёпочка до сих пор нигде не работает, и сидит у родителей на шее. А насчет потрясения планеты, так это еще какой-то там древний обещал, Архимед, что ли. Типа — дайте мне только точку опоры… ага, щас! Разогнался!

Стёпочка стоял в дверях в шлепанцах, в спортивном трико, замызганном и пузырящемся на коленях, в серой рубашке с короткими рукавами, и с букетом роз в руках. Ну, букет… это громко сказано, конечно. Три крохотные розочки вряд ли можно было бы назвать «букетом». Но даже это несколько озадачило Женьку.

Она вопросительно воззрилась на Стёпочку.

— Доброе утро, — проблеял хиляк, и его тонкие губы исказила заискивающая улыбка.

— Привет, Стёпа, проходи, — Женька приглашающе махнула рукой, а что ещё оставалось делать?

— Упс, — раздалось над самым ухом, — вот этого я не предусмотрел.

Женька вздрогнула, но не более того. Похоже, ей придется привыкнуть к постоянному присутствию ангела.

Стёпочка неуверенно ступил через порог и протянул Женьке свой «роскошный» букет.

— Это тебе! — в его тоне прозвучала такая торжественность, что художница невольно насторожилась. Она торопливо цапнула букет:

— Спасибо! Ты проходи, мы как раз собираемся завтракать, — и с этими словами она постаралась смыться на кухню, надеясь избежать неприятных объяснений, но Стёпа неожиданно проявил невиданную решительность:

— Я пришел к тебе с официальным предложением! — выдал он.

И тут в коридор сразу вывалилась вся семейка. Им тоже стало интересно: кто же там пришел в гости в такую рань, а как еще можно назвать начало десятого в воскресный день, когда всякому порядочному гражданину надлежит отсыпаться после праведного труда. И, конечно же, Валентина Георгиевна уловила краем уха фразу Стёпы.

Женька стояла, чувствуя себя полной идиоткой, нервно теребя пальцами листья роз. Она представления не имела, как повести себя.

— Стёпочка, здравствуй! — елейным голосом запела Валентина Георгиевна, расставляя руки и двигаясь по направлению к желанному гостю, словно бы собираясь заключить его в жаркие объятия. — Как мама?

— Спасибо, все в порядке, — субтильный субъект неловко переступил с ноги на ногу. — Я того… пришел делать официальное предложение… руки и сердца…

— Ни фига себе! — отозвался Юрик.

— Слава Богу! — воскликнула Валентина Георгиевна.

— Ну, начинается! — проворчала Марина, закатывая глаза. Ей явно не терпелось поскорее погрузить пожитки в машину и отправиться на дачу, а тут этот… субъект. Неужели для такого дела будней мало?

— Я пришел официально сделать предложение вашей дочери, — повторил он, обращаясь почему-то только к Валентине Георгиевне, словно чувствуя в ней немалую поддержку.

И в эту секунду от блинов, наконец, оторвалась зажравшаяся невеста.

— Женечка! — возопила она восторженно, напрочь забывая о собственной трагедии. Она кинулась к подруге через весь коридор, обо что-то споткнулась, свалилась Женьке на руки, да так и повисла на её плечах. — Я так счастлива за тебя! — она безуспешно пыталась собрать ножки в кучку. — Поздравляю! Поздравляю! — Ниночка ухватила Женьку за руки и принялась их трясти, точно такса тряпку. Розовый букет мягко шлепал Женьку по носу — ощущение не из приятных. — А давай, я отложу свадьбу! Я уговорю Геночку! Мы обе свадьбы сыграем вместе! Хочешь? — обезумевшая от радости невеста тарахтела, как пулемет, не давая подруге вставить и слова. — А хочешь, я тебе свадебное платье подарю! А еще Алена тебе такую прическу сделает…

Валентина Георгиевна умилённо утирала фартуком глаза, Марина стояла, уперев руки в бока и закатив глаза, Юрик таращился на свою младшую сестричку с нескрываемым любопытством, даже Вадим из гостиной высунул кудлатую голову с гулей на лбу. Из кухни потянуло гарью…

И в этот момент Женьке вдруг стало совершенно плевать: обидит она этого Стёпочку или нет, станет ли дуться на неё мать…

— Нет! — резко произнесла она, разворачиваясь к несостоявшему жениху и протягивая ему обратно измочаленный букет. — Извини, Стёпа, ты, конечно, парень хороший, но я тебя не люблю!

Валентина Георгиевна сдавленно охнула, затыкая рот краем фартука. Марина облегченно вздохнула, Юрик почесал затылок. Стёпа пару раз мигнул, точно информация, поступая по длинному спинному мозгу, еще не совсем дошла до копчика, потом выдавил на лицо улыбочку:

— Я понимаю, тебе подумать надо…

— Нет, — отрезала Женька, сжигая за собой мосты. Она силой впихнула ему в руки букет, развернула за плечи и подтолкнула к двери. — Все, до свидания. У меня хлопот — полон рот…

— Женечка, да как же ты можешь! — возопила мама, хватая Стёпочку за руку и оттаскивая на середину коридора. — Стёпочка, не обращай внимания. Это у нее от радости… сама не знает, что говорит! Пойдем, я тебя чайком напою… блинчиков покушаешь…

— Нам с Ниной пора на поиски отправляться! — попыталась встрять Женька, но куда там! Валентина Георгиевна и слушать ничего не желала:

— Ничего, мне твое счастье дороже.

— Мама!

— Что, мама? — наконец взбеленилась Валентина Георгиевна, готовая кинуться на дочь и вразумить ее любым способом, вплоть до рукоприкладства. — Тебе сколько лет? Восемнадцать? Все принца ждешь на белом коне? Или у тебя что, отбоя от женихов нету? — мама и в самом деле разошлась не на шутку. Даже сизая гарь, слоями тянувшаяся из кухни, уже не могла отвлечь ее от насущной проблемы. — Тебе давно пора замуж. Давно пора детей рожать.

Марина скрылась в кухне, спасать сковородку, Юрик убрел в гостиную, втянув за собой любопытного Вадима. Но Ниночка так и стояла столбом, открыв рот от любопытства. Она таращила глаза и мелко трясла головой. То ли в знак согласия с Женькиной мамой, то ли с перепугу.

— Чем тебе Стёпочка не нравится? Если влюблена в кого-то, так и скажи. Да только какая такая любовь в твоем возрасте? Тебе уже о том надо думать, как бы побыстрее замуж выскочить, не девочка, чай. Рада должна быть. Такой человек тебе предложение делает — не пьет, не курит, умница, эрудит, семья интеллигентная, — Стёпочка преображался на глазах, он приосанился, развернул плечи, и даже как-то ростом стал повыше. — А какой Стёпочка хозяйственный, — продолжала расхваливать жениха Валентина Георгиевна, — и мусор выносит, и ковры выбивает, и полы моет, и сготовить умеет…

Стёпочка принялся поддакивать со знанием дела, на его лице уже была написана полная уверенность, что он ей своим предложением делает большое одолжение. Завидный жених, черт побери!

— Да за такого любая с радостью пойдет! — наконец заключила Валентина Георгиевна, — а ты, счастья своего не понимаешь, сразу, с порога — нет! Да как ты могла!

— Да! — похоже, Стёпочка уже был в полной уверенности, что Женька вообще не стоит его внимания. Вот еще пигалица! Он, такой завидный жених, себе пару и получше найдет!

Женька застонала, закатив глаза. Ей только этого не хватало. А тут еще Ниночка встряла:

— Миленькая, ну пожалуйста! — она снова ухватила подругу за руку и принялась ее трясти. — Не отказывай! Это же так здорово!

Женьке хотелось крикнуть: да вы только посмотрите, кого вы мне предлагаете! Все в ней протестовало, однако пришлось взять себя в руки.

— Ну, хорошо, хорошо, я подумаю! — возопила она, выхватывая у жениха розы, положенные ей по статусу невесты. — Идемте пить чай, мне некогда, нам с Ниночкой надо отправляться!

Ниночка взвизгнула от счастья и чмокнула Женьку в щеку, Валентина Георгиевна повлекла засомневавшегося было Стёпочку в кухню.

— Не переживай, — раздался над самым ухом знакомо нахальный голос ночного ангела, — я это дело улажу. Неделю он к тебе точно приставать не станет, а потом — либо ишак сдохнет, либо — шах дуба даст.

Пару секунд Женька недоумевала, кого же в этой ситуации можно обозвать ишаком, но потом ей вдруг стало спокойно и легко от одной мысли, что рядом есть существо, которое действительно может позаботиться о ней. И даже его слегка склочный характер сути дела не менял.

Завтрак прошел в «теплой, дружественной обстановке», Стёпочка, мелкими глотками прихлебывая горячий чай и в неимоверных количествах поглощая блинчики, поведал миру, что женщина, какая бы она ни была умная, никогда не сравнится в уме с мужчиной, и доказательство тому — вся история человечества. Марина суетилась, собирая вещи для дачи, и потому не особо вдавалась в суть проблемы, а то бы она ему в два счета доказала, кто голубая кость, а кто — так, не пришей кобыле хвост. Женька, скрежетала зубами, но молчала. Историю с деньгами, которые у нее без спроса слямзили родственнички, она решила не поднимать, не при людях же отношения выяснять. Ниночка внимала с открытым ртом, и даже блинчики поглощала через раз. Валентина Георгиевна, продолжая производить на свет все новые печеные изделия, беспрерывно поддакивала. Собственно, она и не слышала, о чем там повествовал Стёпочка, ей было важнее соглашаться с ним.

Завтрак закончился только через час, Стёпочку наконец выставили, и когда Женька с Ниночкой вышли из подъезда дома, у художницы уже было такое ощущение, будто сейчас не одиннадцать часов утра, а давно за полдень.

— Ну, где будем искать сегодня? — спросила она Ниночку, которая совершенно осоловела от съеденного и плохо соображала. Но всего через пару минут смысл вопроса все-таки дошел до ее сознания.

— Поедем к его маме, — печально произнесла она. — Больше некуда.

— А адрес ты знаешь?

— Знаю, — так же уныло согласилась подружка.

— Тогда — вперед! — Женьке хотелось верить, что это приключение все же закончится достаточно быстро.