Точка равновесия. Сборник рассказов

Лариса Захарова

Тсс, вы слышите, как покачнулись весы мироздания и мировой баланс нарушился? Отныне всё кажется не тем, чем является. Под маской любви прячется страх одиночества, жажда славы обернулась отзывчивостью, а в справедливость больше никто не верит – её облик украло лицемерие.Тьма и свет, добро и зло, надежда и боль – всё смешалось, сбивая людей с верного пути, уводя их в сумрак. Счастливый мир рушится, и на его обломках вот-вот прорастут отчаяние и безысходность.Звучит безнадёжно, правда?

Не было бы счастья…

Лариса Захарова @larisa_zhr

Часть 1

Было темно. За окном завывал ветер, бросал пригоршни сухого мелкого снега в стекло. Снег, ударяясь колко, отскакивал и ссыпался с лёгким песчаным скрежетом. «Надо бы задёрнуть шторы», — подумала Ксения, но так и осталась сидеть на полу, вытянув ноги и прижавшись спиной к холодной стене.

В детской заплакала Вика. «Надо подойти, — Ксения сидела не шевелясь, — сколько сейчас времени?» Она пошарила рукой по полу, наткнулась на телефон: 2:32.

Медленно поднялась, шаркающей, старушечьей походкой побрела в комнату дочери.

Вика никогда не кричала требовательно и громогласно, как большинство младенцев, она хныкала потихоньку, деликатно напоминая о себе. Ксения подхватила малышку под тёплые подмышки, прижала на мгновение к себе, зарылась в ароматную макушку, потом ловко переодела, покачала, убаюкивая. Малышка засопела, доверчиво прижавшись к маминой груди. Ксения с дочкой на руках монотонно ходила по комнате: шаг, второй, третий, поворот, шаг, второй, третий, поворот. Она не в силах была выпустить ребёнка — он был спасением, удерживал в этом мире, не давая сойти с ума.

Сколько времени прошло? Два часа? А кажется, что целая жизнь! Только два часа назад её муж, её Костя, сказал, что уходит.

— Куда, Кость? — Ксения гладила детские вещи. Она привыкла все домашние дела делать поздним вечером, когда дочка уже спала.

— Совсем ухожу, — Костя чертил пальцем по столу, повторяя рисунок скатерти.

— Ну что ты такое говоришь? — Ксения вздохнула, присела на краешек стула напротив Кости. — Ты просто устал, мы оба устали.

— Ксень, понимаешь, я не могу так больше! Это невыносимо! — Костя взглянул на жену и сразу отвёл глаза.

Вика родилась в срок, они вместе ждали малышку, готовились. Костя каждый день фотографировал Ксению, говорил, что ей идёт беременность и что нужно будет обязательно повторить. Он печатал её портреты и развешивал их по стенам. Она и правда была хороша: мягкий взгляд огромных, в пол-лица, глаз, завитки светлых с золотым отливом волос, тёплая, направленная куда-то внутрь себя улыбка.

— Костя, а ничего, что девочка? — смущённо улыбалась Ксения.

— Глупышка, она будет такой же красавицей, как мама! Ух, как я буду любить нашу малышку!

«Ты моя красавица! — Ксения смотрела на новорождённую дочь, затаив дыхание, боясь её разбудить, сердце бухало от счастья, в носу щипало — такая маленькая, а уже ресницы! А носик папин, ровный, аккуратный! Щёчки такие гладенькие! И дышит так тихо. Тихо… Она же не дышит!»

— Помогите! — крик, сиплый, еле слышный, с трудом протиснулся в горло. — Кто-нибудь, помогите!

Соседка по палате встрепенулась:

— Что? Что случилось?

— Она не дышит! — выдохнула Ксения и, собравшись с силами, закричала что есть мочи: — Помогите!

Ксения стояла под дверью реанимации сутки, врачи гнали её, дежурная санитарка уводила в палату: «Иди, дочка, поспи, нечего тебе здесь стоять!» Ксения кивала, но возвращалась обратно. Она закоченела, застыла и, кажется, забыла как дышать.

Утром доктор позвал её в кабинет. Ксения присела на краешек стула, взглянула с надеждой:

— Что с моей дочкой, доктор?

— Сейчас всё нормально, только диагноз надо уточнять, боюсь, что обрадовать вас не могу.

Женщина ссутулилась, сгорбилась на стуле, в одно мгновение превратившись в старушку в свои неполные двадцать шесть.

«Как я скажу Косте? Он так ждал малышку! Боже, как мне его жалко!» — Ксения не разрешала себе плакать. Она училась пеленать, кормить и ухаживать за дочкой, каждый миг прислушивалась к её дыханию.

Дома, когда Костя, умиляясь, агукал над малюткой, Ксения не выдержала:

— Костя, — она с трудом проглотила тугой ком в горле, — Кость…

Слёзы полились враз потоком.

— Что ты, Ксюнь? — Костя перепугался, всполошился, заметался, не зная, куда деть ребёнка.

— Наша дочка, она… — Ксения, захлёбываясь рыданиями, всё рассказала.

— Ну что ты, что ты? Всё будет хорошо! Мы с тобой справимся! — Костя присел рядом, одной рукой держал дочку, другой обнял жену. Он гладил её по плечу, уговаривал, успокаивал.

Они долго сидели обнявшись, Ксения изредка всхлипывала, а Костя всё шептал и шептал ей самые нужные, самые правильные слова. Малышка Виктория спокойно спала у папы на руках.

Ксения впервые с рождения дочки расслабилась, успокоилась и задремала, уткнувшись в тёплое и такое надёжное плечо мужа.

Каждую минуту Ксения отдавала дочери, соблюдала жёсткое расписание: специальная гимнастика, потом массаж, уколы, лекарство каждый час, опять массаж, упражнения. Иногда мимолётно, проходя, видела в зеркале чьё-то отражение, останавливалась и с трудом узнавала в уставшей, с потухшими глазами женщине себя. Костя пропадал допоздна, стараясь заработать побольше, в редкие выходные помогал с малышкой.

В последнее время напряжение отпустило, самые плохие прогнозы врачей не сбылись. Вика сидела и пробовала ползать, росла сообразительной, быстро всё схватывала.

Вчера дочке исполнилось восемь месяцев. Ксения из блинчиков соорудила на скорую руку символический торт, украсила его вареньем и даже свечку воткнула. Они сидели втроём на кухне, ели блинчики, слизывали варенье с пальцев, смеялись над перепачканной мордашкой дочки. Это было вчера…

Ксения теснее прижала к себе девочку, слёз не было: «Что он там говорил? Я растворилась в ребёнке, никого не замечаю? И его, Костю, тоже? Что хочет жить? Что хочет радоваться, а не эту вот рутину?»

Она поцеловала дочку в тёплый носик, положила в кроватку. Та повернулась на бок, смешно подложив под щёку кулачок, совсем как отец.

Ксения обхватила себя за плечи, зябко поёжилась, подошла к окну, метель не унималась, ветер горстями швырял снег в окно.

«Замёрзнет. Без шарфа ушёл и шапку, как всегда, забыл. Не заболел бы».

Часть 2

Длинные гудки. Ксения непрерывно набирала номер мужа, механический голос раз за разом просил перезвонить позднее. Костя не отвечал уже сутки. Ксения поставила на плиту кашу и тут же забыла о ней, замерев у окна. Загудел лифт, остановился. Она прислушалась, бросилась к двери, распахнула, выскочила на лестничную площадку — никого. В квартире остро и горько запахло горелым. Ксения метнулась на кухню, обжигаясь, схватила кастрюльку, зашипела от боли — всё валилось из рук. Она то замирала, то начинала суетливо прибираться, бросала на половине, играла с дочкой и снова цепенела, гипнотизируя телефон.

Дочка уже спала. Ксения стояла у окна неподвижно, смотрела на огни в соседних домах, на машины, снующие по дороге, и не понимала, как они могут жить, когда у неё жизнь совсем остановилась, замерла, не движется. Время, как черепаха, ползло еле-еле, кажется, что прошёл час, посмотришь на циферблат — всего две минуты. Звонок раздался неожиданно, оглушил. Ксения вздрогнула, непонимающе оглянулась, увидела светящийся экран телефона, встрепенулась, бросилась к нему через всю комнату:

— Костя, Костенька, где ты? — Ксения шёпотом кричала в трубку.

— Ксень, я же сказал, что ухожу! Ты не поняла, что ли? — Костя говорил резко, раздражённо.

— Ну как же это? А Вика? А как же я, Кость? — Ксения сразу сникла, ссутулилась, сжалась вся.

— Деньги давать буду. К Вике приду. А ты теперь сама как-нибудь! — произнёс он твёрдо и ровно.

— Я люблю тебя, Кость, — чуть слышно прошептала Ксения. Щёки горели, будто по ним сильно, наотмашь отхлестали.

Костя то ли не расслышал, то ли не захотел услышать. Связь оборвалась. Ксения опустила бессильно руки, села на край дивана, уставилась безжизненными глазами в пол. Маленькая раздавленная женщина в тёмной комнате.

Она сидела долго. Думала о чём-то? Нет. Голова была пустая. Вика завозилась в своей кроватке, Ксения взяла её на руки, прижала к себе, прилегла на диван и, слушая сонное тёплое дыхание дочки, забылась сном.

Через час очнулась, будто кто-то ткнул в бок. В квартире было тихо, Вика сопела рядом. Ксения потёрла затёкшие руки и… реальность сразу, без подготовки, обрушилась на неё, придавила, расплющила. Женщина скорчилась на диване, вой, жуткий, нечеловеческий вой рвался из горла. Она, боясь разбудить малышку, зажималась, давилась им, кусая край подушки. «Ушёл! Сбежал! Бросил! Самый любимый, самый родной человек! Как жить-то?!» — Ксения кричала, кричала без звука, всем существом, каждой клеточкой.

Они были вместе всю взрослую жизнь, познакомились в день её шестнадцатилетия. Ксения с девчонками гуляла в парке, был май, в тот год зацвело всё буйно и разом, и воздух был такой, что его можно в банки разливать и зимой открывать, чтобы подышать счастьем. На лавочке сидели ребята, играли на гитарах и что-то напевали. Девчонки подошли послушать, быстро перезнакомились, смеялись и болтали, а Ксения молчала, она во все глаза смотрела на высокого длинноволосого парня. Он неторопливо перебирал струны длинными сухими пальцами и напевал чуть хриплым голосом. Поднял глаза — и всё. Больше их порознь не видели. Десять лет вместе.

Остаток ночи Ксения мерила шагами квартиру: «Что же делать? Поговорить! Нам надо поговорить!» — мысль прочно поселилась в её голове.

Ксения усадила дочку обедать. Поглощённая мыслями о разговоре с мужем, она зачёрпывала овощное пюре и, не глядя, скармливала малышке ложку за ложкой. Вика удивлённо таращилась на маму, было странно обедать в полной тишине.

— Папа, — девочка лукаво прищурилась и улыбнулась.

— Что? — Ксения от неожиданности уронила ложку. — Повтори, дочка!

— Папа, — малышка разулыбалась и потянула к маме ручки.

— Вика, солнышко, ты разговариваешь! — Ксения засмеялась от счастья. Врачи опасались, что у девочки повреждена зона мозга, отвечающая за речь, и вот она заговорила! Первое осознанное слово! А значит, она будет говорить! Ксения подхватила малышку на руки и закружилась с ней по кухне. — Ура! Ты разговариваешь!

Она прижала к себе дочку и звонко расцеловала в тугие щёчки:

— Пойдём-ка расскажем папе! Давай собираться!

Ксения вымыла волосы и долго до блеска их расчёсывала, подкрасила ресницы, глаза засияли: «Когда я это в последний раз делала — не помню!» — тронула румянами скулы. Попыталась влезть в джинсы, но нет, фигура пока не позволяла, пришлось натянуть привычные тёплые штаны и пуховик. Покрутилась перед зеркалом: «Если сбросить немножко, то буду совсем красотка, — улыбнулась своему отражению. — Всё у нас будет хорошо!»

Она посадила дочку в коляску и отправилась дожидаться Костю около работы. Ксения рассказывала Вике, как сейчас папа увидит их и скажет, что очень соскучился, а они сообщат ему новость, он рассмеётся от счастья и всё у них будет как прежде.

Ксения встала в арке так, чтобы сразу увидеть Костю. Она приплясывала от нетерпения, время от времени смеша дочку и корча ей рожицы.

Костя вышел… не один. Он шёл рядом с девушкой, нежно обнимая её за талию. Её Костя улыбался другой и проникновенно смотрел в глаза особенным взглядом. Он открыл девушке дверь машины, обнял её, нежно поцеловал кончик носа, бережно усадил, обернулся, улыбаясь, и… увидел Ксению. Глаза мгновенно стали колючими и злыми. Он обошёл машину, в упор, тяжело взглянув на жену с дочкой, сел за руль и уехал.

Ксения не могла пошевелиться, ноги будто приклеились к земле. Вика завозилась, закапризничала. Ксения автоматически подхватила дочку на руки, так, одной рукой прижимая к себе девочку, другой толкая вперёд коляску, поплелась домой.

Дома она, намыливая руки, взглянула на себя в зеркало и не узнала: кто эта женщина, вроде молодая, но такая старая? На мертвенно-бледном лице больные глаза побитой собаки. «Ещё ресницы накрасила! Дура! Какая же ты дура! — выплюнула она в своё отражение. Плеснула ледяной водой, тушь потекла чёрным, сделав лицо почти уродливым. — Ненавижу!» Кулаком со всей мочи прямо в это дурное незнакомое лицо — закричала, завыла. Зеркало треснуло, задрожало и осыпалось остро. Хлынула кровь из разбитой руки. Хлынули слёзы. Дочка, испугавшись, заплакала. «Иду, моя девочка, иду, моя хорошая!» — проглотив рыдания, Ксения наскоро умылась, замотала руку полотенцем и пошла к дочери.

Часть 3

— Да, хорошо, мы придём, — Ксения опустила руку с телефоном. Звонили из медицинского центра напомнить о приёме.

Этого врача все очень рекомендовали, называли волшебником, запись к нему огромная, наконец-то получится показать ему дочку. Когда-то давно, в прошлой жизни, Костя искал знакомых, чтобы их подвинули в очереди, радовался, что получилось. Когда-то… Костю она больше не видела. Он звонил, но она не могла с ним разговаривать: она умирала каждый раз, когда думала о нём, говорить не было сил.

— Что, Вика, будем собираться? — Ксения продолжала сидеть, безвольно опустив руки, последнее время она всё делала на автомате и очень быстро уставала.

Малышка вопросительно посмотрела на неё и по-особенному, сидя, ловко подгребая одной ногой и подтягивая другую, поползла к двери, покопалась в куче обуви, выудила свои ботиночки и принесла маме.

— Умница моя, — Ксения посадила дочку на колени, прижалась к ней, впитывая тепло.

Ксения привычно натянула свои тёплые прогулочные штаны, с удивлением посмотрела: «Чьи это брюки? Вроде мои! Почему же так велики?»

Она зашла в спальню, где стояло зеркало в полный рост. Ксения не была в этой комнате с момента, как Костя ушёл, спала на диване рядом с дочкой. Там, в глубине зеркала, стояла и смотрела на неё какая-то совершенно незнакомая женщина, очень худая, болезненно худая, с огромными глазищами на измождённом осунувшемся лице. Подошла ближе, провела по отражению рукой, будто стирая. Пальцы оставили след на припудренной пылью поверхности. Ксения посмотрела равнодушно и вышла, плотно закрыв за собой дверь.

Она легко скользнула в старые джинсы, которые совсем недавно были безнадёжно малы. Если бы кто-нибудь спросил Ксению, когда она ела в последний раз, она бы точно не смогла ответить. Сама мысль о еде вызывала тошноту, так, только ложку за дочкой облизать. Провела рукой по волосам, привычно, не расчёсывая, скрутила их жгутом и, не найдя резинку, сунула за ворот свитера.

В кабинете доктор долго внимательно осматривал ребёнка: надавливал, тёр, вытягивал ножки, сравнивал. Он задавал много вопросов, Ксения отвечала подробно, стараясь ничего не упустить, а он только качал с сомнением головой.

— Вам нужен курс реабилитации, девочка должна скоро пойти, а мышцы и связки пока не готовы, — доктор делал записи в медицинской карте. Он взглянул на Ксению, потёр под очками уставшие глаза. — Лечение, которое вы проводите дома, дало хороший результат, всё могло быть намного хуже. Но проблемы остались. Жду вас завтра и начнём.

Курс стоил дорого. Ксения, вернувшись домой, достала все свои деньги, пересчитала, вспомнила, что в сумочке в потайном кармашке есть запас на непредвиденный случай, пересчитала ещё раз. Нет! Этого хватит только на два сеанса. Она посмотрела на дочку: малышка устала, спала тревожно, беспокойно взмахивая ресничками. Надо позвонить Косте, хватит от него прятаться.

— Костя, привет, — спазм в горле, она легонько кашлянула, — мы сегодня были у доктора, завтра начнётся курс, нам нужны деньги, — Ксения старалась говорить спокойно и только по делу.

— Я подумаю, — сказал Костя после паузы и положил трубку.

Ксения растерялась: «Ни слова про Вику? Он не видел её почти месяц и ни слова?» Она стояла у окна, смотрела на засыпающий город. Тревога, сосущая, как маленький алчный зверёк, давно поселилась в её груди — она к ней привыкла, сроднилась. Только сейчас этот зверёк особенно больно вонзил в сердце свои острые зубки, внутри кровоточило и саднило.

С утра позвонил Костя:

— Денег дам, только в счёт алиментов, — он помолчал немного. — И я подаю на развод. Квартиру надо освободить, её мне родители подарили, значит, она моя, я у юристов узнавал, — Костя говорил отстранённо, как чужой.

— Я думала, что нам Вику нужно вылечить, — Ксения шептала, громче говорить она не могла, голос пропал.

— Так ты давай, лечи. Только всё равно квартиру освободить придётся, — Костя говорил резко и раздражённо. Потом, чуть смягчившись, добавил: — Ладно, ещё месяц можете там пожить.

— Спасибо, — Ксения беззвучно шевелила губами.

Она села на пол, окинула пустым взглядом комнату: «Дома у меня тоже нет… Есть только Вика…»

Ксения шла на приём, толкала перед собой тяжёлую коляску, в такт шагам колыхались, бились в голове проблемы: где жить? Как прокормить малышку? Кредит? Кто его даст одинокой матери в декрете! Занять? А отдавать чем? Денег, которые даст Костя, хватит только на курс, а ещё надо на что-то жить! Мысли, тяжёлые, неповоротливые, тревожные, не думались, они пухли в голове, вытесняя из неё всё.

— Раздевайте девочку, — доктор посмотрел поверх очков, — что вы время тянете, мамаша?

Ксения торопливо начала расстёгивать пуговки на кофточке. Вика, как специально, вертелась, выглядывая из-за маминого плеча, чтобы рассмотреть неприветливого человека, а, увидев белый халат, заканючила и начала вырываться.

— Ну что же вы, мамаша? — доктор говорил укоризненно. — Поторопитесь! И ребёнка успокойте!

Руки совсем не слушались. Вика так и норовила выскользнуть, как вдруг, чувствуя нервозность мамы, раскричалась громко и отчаянно.

— Даю вам пять минут, чтобы успокоиться, или я вас выпровожу! У меня там очередь, — отчеканил доктор, в упор глядя на Ксению.

Внутри у неё задрожало.

— Да как вы так можете? — Ксения выкрикнула ему в лицо, вскочила, крепко прижала к себе дочку. — Да кто вам такое право дал! — перед глазами плыло, казалось, что земля качнулась под ногами.

— Успокойтесь, мамаша, и ребёнка успокойте, — доктор говорил ровным голосом.

— Успокойтесь?! Да вы хоть знаете, сколько мы вас ждали? Вот этот вот приём! А вы нас гоните! Вы все сговорились, что ли? — Ксения кричала, выставив вперёд плечо и как щитом закрывая собой дочку.

— Дайте ей воды, — доктор кивнул медсестре. Та не торопясь налила воду, подошла к Ксении, сунула ей стакан:

— Ну, милая, что ты так разошлась, — мягким голосом сказала она и погладила легонько по плечу. — Попей водички, а ребёночка мне давай, — она потянула Вику, и та пошла к чужой женщине на ручки.

Зубы стукнули о край стакана, вода расплескалась, слёзы, долгие, невыплаканные, не давали дышать.

Медсестра легонько подтолкнула Ксению к стулу:

— Посиди здесь и водичку выпей, а мы пока малышкой займёмся. Да, девочка? — она улыбнулась Вике, и та улыбнулась в ответ, выставив напоказ четыре новеньких, блестящих, белоснежных зуба.

Ксения смотрела, как доктор приступил к массажу и упражнениям, как медсестра хлопотала рядом с её дочкой, слёзы лились потоками. Тугой узел, в который было завязано всё её существо, ослаб.

— Доктор, вы извините меня, — Ксения одевала обмякшую, засыпающую дочку, — столько всего навалилось.

Доктор, пожав плечами, заглянул в записи:

— Завтра к десяти, и не опаздывайте!

Часть 4

«Странный этот доктор, — Ксения тщательно расчесала волосы, забрала их в высокий хвост. — Работает с детьми, а такой резкий. Неприятный человек!» Она встала пораньше, чтобы привести себя в порядок. «Надо с режимом что-то делать, чтобы не опаздывать,» — Ксения стояла у плиты, помешивала кашу и размечала свой день.

— Просыпайся, моё солнышко, — она пощекотала дочку за ушком, легонько погладила по щёчке, — просыпайся, моя девочка.

Вика зачмокала губками, затрепетала ресничками, открыла глазки и улыбнулась маме. В комнате на миг стало светлее. В носу защипало, сердце искупалось в нежности.

Собрались быстро, прихватили любимого одноухого, испачканного в каше медвежонка и выкатились из дома.

На улице было ветрено. Ксения плотнее застегнула куртку, натянула шапку на уши, закутала Вику и пошла быстрым шагом. Она тяжело дышала, толкая перед собой коляску. Ветер, студёный, пронизывающий, обжигал лицо, норовил забраться под куртку, выдувал из головы все тревожные думы.

— Здравствуйте, доктор, — Ксения заглянула в кабинет. — Можно? — она смутилась, встретившись с ним глазами. — Вы извините меня за вчерашнее, пожалуйста.

Доктор кивнул, то ли разрешая войти, то ли извиняя.

Ксения сидела в сторонке и смотрела, как ловко управляется этот большой сильный мужчина с маленькой девочкой, как бережно он массирует хрупкие ножки. Вика попискивала время от времени, он тихонько, шёпотом успокаивал её.

«Немолодой, виски совсем белые и плечи ссутулились. Странная профессия для мужчины», — думала Ксения. Рассматривая доктора, она чувствовала себя удивительно спокойно.

Каждое утро Ксения собирала Вику и они торопились на приём, потом проходили разные процедуры, после долго гуляли и к вечеру уставали так, что сил было только до постели добраться. Ксения порой даже не успевала подумать о Косте, засыпала сразу же.

Как-то, прогуливаясь с дочкой, она встретила медсестру на улице:

— Здравствуйте, без униформы вас не узнать.

— Ксения! А это что за красивая девочка? Это Вика? Привет, малышка! — медсестра улыбалась тепло, мелкие морщинки, разбегаясь лучиками от глаз, украшали её, в ответ тоже хотелось улыбнуться.

— А мы вот гуляем, Вика домой идти не соглашается, — Ксении хотелось, чтобы эта женщина задержалась с ними подольше.

— А я иду к Виктору Алексеевичу, он здесь недалеко живёт, — они пошли рядом. Обе женщины замедлили шаг, им была приятна эта случайная встреча. В воздухе чувствовалась скорая весна, пахло талой водой, мокрыми ветками и сырой землёй.

— А Виктор Алексеевич, с ним ведь вам не просто? — Ксении хотелось узнать о суровом докторе.

— Виктор Алексеевич — прекрасный человек! Он очень добрый! Только жизнь у него непростая, — медсестра замолчала, видимо, что-то решая для себя, посмотрела по сторонам, будто собираясь с мыслями. — У него была семья, жена и два сына, погодки. Он работал в хирургии, был на ночном дежурстве. Жена возвращалась с дачи в город. Авария, там сейчас стоит крест и памятник с фотографиями.

— Боже! — Ксения помотала головой, отгоняя страшные картины.

— Он тогда месяц из дома не выходил, на звонки не отвечал, потом пришёл на работу седой и худющий, ушёл из хирургии, стал физиотерапевтом. Теперь детишек проблемных восстанавливает, — Ирина остановилась, посмотрела на Ксению. — Он никогда не говорит о своей семье.

Горло сжал спазм, в глазах задрожали слёзы.

— Руки у него золотые, а то, что суровый и неприветливый — это не страшно. Хорошо, что вы к нему попали, — Ирина посмотрела на часы, спохватилась. — Пойду, мы по очереди к нему ходим, квартиру убираем, готовим. Один живёт, да и на работе всё время.

Она потрепала Вику по щёчке, кивнула Ксении и пошла.

Вике лечение шло на пользу: уже пыталась вставать, качаясь на слабых ножках. Она улыбалась при встрече медсестре Ирине, к доктору доверчиво шла на ручки.

Однажды, во время сеанса, зазвонил телефон — это был Костя. Ксения, извинившись, выскользнула из кабинета и прижала трубку к уху:

— Да, — сказала тихо.

— Я подал заявление о разводе, суд на следующей неделе, — Костя даже не поздоровался.

— Мы каждый день ходим на лечение, я не смогу, — Ксения прижалась спиной к холодной стене, чтобы не упасть.

— День пропустить можно, — он был холоден и жесток.

Она стояла в коридоре и хватала ртом воздух. Из кабинета вышла Ирина:

— Что с тобой? Что случилось? — Ксения, бледная до синевы, сползала по стене. — Пойдём-ка!

Она повела Ксению в туалет.

Уткнувшись в тёплое плечо Ирины, Ксения рыдала взахлёб, как в детстве, пока халат на плече медсестры не стал мокрым. Ксения извинялась, пыталась стряхнуть слёзы и, заходясь в рыданиях, утыкалась в плечо медсестры снова. Ирина гладила её по голове:

— Плачь, милая, плачь.

Распухшая от слёз, притихшая и опустошённая, Ксения тихо скользнула в кабинет. Вика сидела на массажном столе и лопотала с Виктором Алексеевичем, а увидев маму, потянулась к ней ручками.

— Что это вы распустились, мамаша? — доктор строго взглянул на Ксению, покачал осуждающе головой. — О ребёнке надо думать!

Ксения потупилась:

— Я пытаюсь.

— Не пытаться надо, а жить! — доктор смотрел в упор на растерянную молодую женщину. — Значение имеет только жизнь! Пока человек жив, он всё может! Стыдно!

Ксения прижала к себе малышку: «А ведь он молодой ещё, только седой», — взялась откуда-то неожиданная мысль.

— У девочки есть прогресс, перспективы очень хорошие, а вы распустили себя!

Светило солнце, весна потихоньку забирала мир в свои руки. Ксения вышла на крыльцо, подхватила Вику подмышки, подняла над головой, расцеловала звонко и впервые за много месяцев от души улыбнулась:

— Я справлюсь! Если он с таким справился, то мы точно всё сможем, малышка! Я обещаю! Всё будет хорошо!

P.S.

Я ничего не знала об этой истории, а на днях встретила Ксению. Они гуляли в парке. Вика, совсем большая, скакала на одной ножке и распевала песенку. Ксения, тоненькая, с копной светлых вьющихся волос, юная, словно девочка, стояла рядом и подпевала.

— Как живёшь, Ксень? — я была рада встрече.

— Хорошо! — Ксения улыбнулась так, что стало теплее.

— Как Костя? — я помнила их молодыми и поглощёнными друг другом.

— Не знаю, мы давно в разводе! — спокойно ответила Ксения.

— Как же так, такая красивая пара, — я сильно удивилась.

— Было тяжело, но я ему очень благодарна. Если бы не он, я бы точно не знала, какое оно — счастье! — она оглянулась, ища кого-то глазами.

Подошёл высокий седовласый мужчина, он катил коляску: «Мы погуляли, Ксю, пойдём домой, а то парень проголодался».