Бал виновных

Леа Рейн

1907 год. «Гарсиа» – роскошный отель на северном побережье страны. Сюда приезжают богатые люди Испании, чтобы отдохнуть от суеты больших городов. Это место кажется идеальным. Но… Таким оно только кажется.Изнанка красивой жизни оказывается такова: ложь, интриги, убийства. Чтобы определить, кто друг, а кто враг, Йону, Ивану и Альбе придётся пройти нелёгкий путь, полный боли и страданий.Это роман о друзьях, что стали врагами, о любви, которой нельзя существовать, и о правде, утопленной в крови.

Глава 5. Все связано с одним человеком

За окном была глубокая ночь. Весь отель спал. И только семья Гарсиа почти в полном составе сидела в гостиной дона Хавьера, ожидая доктора, который в соседней комнате буквально отбирал выпавшего из окна мужчину из когтей смерти.

— Дон Луис, скажите, как он?! — взволновано спросила донья Беатрис, когда доктор вышел из спальни. На бледном лице женщины единственным ярким пятном были заплаканные красные глаза. Сегодня ночью она потеряла единственного сына и в любой момент могла потерять еще и мужа. Боль её буквально терзала изнутри, разрывала сердце и обливала все внутри горячей кровью.

— Он чудом остался жив. Сейчас он без сознания, но продолжает бороться за жизнь. Я сделаю все, что будет в моих силах, чтобы ему помочь.

— О Господи! — вскричала донья Беатрис, подлетев к дону Луису и схватив его за рукав. — Доктор, сделайте все возможное, умоляю, не дайте ему умереть!

— Беатрис, дорогая, мы все будем за него молиться, — произнесла донья Адриана, приобняв женщину и уведя ее к софе.

Донья Беатрис тяжело опустилась и горько заплакала, пряча лицо в ладонях. Она не могла понять, за что злая судьба так с ней поступает. Почему за одну лишь ночь могло произойти столько несчастий?! Ее сын убит в собственной спальне, а муж на грани жизни и смерти! Кто все это сотворил?! И зачем?

— Я не верю, что такое могло произойти в нашем отеле, — сказал дон Хоакин, который беспокойно мерил шагами гостиную. — Сначала напали на мою дочь, потом убили племянника и чуть не убили брата! Кто так ненавидит нашу семью?

— Этого выродка должны отыскать и отправить на гарроту! — яростно сказал дон Игнасио, ударив кулаком по обеденному столику. — Почему эта дьявольская полиция так и не приехала?! Хавьер им звонил, он сам мне сказал. И где они?

— Полиции никогда не дождешься, — подала голос его жена донья Канделария. — Кто-то объявил войну нашей семье, и полиция нас не защитит. Я хочу, чтобы каждый из вас держал при себе пистолет. В случае чего — стреляйте. Больше никто из Гарсиа не должен пострадать.

— А где сейчас наша дочь?! — воскликнул дон Хоакин.

— Я не стала её будить. Она отдыхает в своем номере, — произнесла донья Адриана.

— Бедная сестрица, она же не переживет, если узнает о том, что случилось, — проговорил Лукас. — Брат и дядя… Это кошмар какой-то! И как нам теперь жить, зная, что на любого из нас в любой момент могут напасть?

— Черт, я за Альбой! — воскликнул дон Хоакин, сорвавшись с места.

На любого из нас в любой момент… Эти слова не на шутку взволновали мужчину, и он понесся в комнату дочери. Альба в огромном номере одна-одинешенька, беззащитная и уязвимая в своем сне. Разве это не хороший случай на нее напасть?

— Хоакин! — воскликнула донья Адриана и понеслась следом за мужем.

— Альба, открой дверь! — прокричал мужчина на весь этаж, стуча огромным кулачищем по деревянной двери. Ни шагов, ни ответа. Это привело дона Хоакина в настоящий ужас. — Альба! — закричал он снова и налетел на дверь, желая ее выбить. После нескольких попыток кусок дерева слетел с петель, и взволнованный отец влетел в комнату дочери.

Гостиная была пуста, и в спальне никого не было. Более того, кровать дочери была заправлена, и это значило, что она не ложилась спать или даже вовсе не заходила в свой номер.

— Где Альба?! — воскликнул дон Хоакин. — Ты сказала, что она спит в своем номере!

— Она… С ней все в порядке, — неуверенно ответила донья Адриана.

— Где она?!

— Осталась в комнате прислуги.

— На ночь?! Рядом с этим отпрыском кухарки?! — с негодованием вскричал мужчина.

— Он спас ей жизнь! Она решила, что в благодарность будет следить за его самочувствием, пока он не очнется. Мы тоже должны быть благодарны этому юноше за то, что он не позволил нашей дочери погибнуть!

— Я сейчас же иду за ней, — отрезал тот, словно не услышав слов жены, и понесся вниз.

Когда дон Хоакин преодолевал лабиринты коридоров, его заметил Иван, который ненадолго вышел из комнаты, чтобы набрать в графин питьевой воды. Иван тут же бросился обратно и стал тормошить уснувшую рядом с Йоном Альбу.

— Сеньорита Гарсиа, сеньорита Гарсиа! — взволнованно говорил он. — Там ваш отец, кажется, он идёт сюда!

— Что? — сонно проговорила девушка. — Отец?

В этот же момент в комнату влетел дон Хоакин, застав сонную дочь на кровати этого отпрыска кухарки, который отчего-то ему никогда не нравился. Рядом маячил Иван, держа в руках пустой графин. И вся эта картина так возмутила сеньора, что он чуть не раскричался. Но донья Адриана положила руку ему на плечо и таким образом словно вернула его в нормальное состояние.

— Альба, собирайся, ты сегодня будешь спать в нашей комнате, — сказал мужчина приказным тоном.

— Не могу! — возразила девушка. — Я должна следить за самочувствием Йона.

— С этим прекрасно справится Эррера.

Альба с мольбой взглянула на мать, думая, что та её поддержит, но донья Адриана лишь покачала головой. Тогда девушка решила поспорить, но отец пребольно схватил ее за локоть и выволок из комнаты, не обращая внимания на ее отчаянные протесты и мольбы. Бедная Альба ещё не знала, что за несчастье случилось с её семьёй, а потому злилась на родителей и от переизбытка эмоций высказывала все, что думала о них в тот момент.

***

С самого утра крыло для персонала было похоже на улей, где десятки пчёлок-горничных крутились под присмотром главной пчелы доньи Валенсии.

— Виктория, отнеси этот ящик с украшениями в кладовую, — наказала экономка.

— Слушаюсь, донья Валенсия, — откликнулась девушка и подняла огромный, но, на удивление, совсем не тяжелый ящик.

Она прошла в коридор, где были все служебные помещения, и добралась до самой дальней двери с надписью «кладовая». Это была небольшая комнатка, доверху заставленная всякими ящиками и освещаемая лишь одной миниатюрной лампой.

Викки зажгла свет. Лампа стала разгораться, и в тусклом свету горничная увидела, что на полу чернеет какое-то огромное пятно. Когда это пятно приобрело очертания человеческой фигуры, девушка выронила коробку из рук и закричала так громко, что поставила на ноги половину отеля.

Этот крик даже донесся до комнаты Йона и вернул его в сознание, перепуганного, с сильно бьющимся сердцем, но зато живого, чему он сам долго не мог поверить, ведь воспоминания о дуле пистолета, которое было нацелено на него, моментально взорвались в голове острой болью.

Он попытался сесть в кровати, но плечо неприятно заныло и не позволило больше шевелиться. Йон глянул на бинты и заметил, что на них уже распускается алый кровавый цветок. Это значило, что рана открылась. Рядом никого не было. Йон тут же стал бледным, как лист бумаги, в глазах стало темнеть, а на лбу выступила испарина.

Он заставил себя подняться на ноги и натянуть рубашку, что стоило ему неимоверных усилий, а после покинул комнату, кое-как добравшись до кухни. Ему хотелось найти Ивана и маму, хотелось быть сейчас с семьёй, они бы наверняка помогли ему справиться с открывшейся раной.

Но в коридоре у служебных помещений было какое-то столпотворение, что жужжало туманные фразы. Некоторые из них доносились до Йона непонятными сгустками информации, которые его мозг никак не мог обработать.

— Говорят, что сначала убили сеньора Матео, а потом вытолкнули из окна его отца, — шептала одна горничная.

— А теперь они добрались и до прислуги, — отвечала вторая.

— Неужели в отеле завёлся убийца?! — восклицал один официант.

— Так и нас тоже могут убить! — со страхом в голосе говорил другой.

Сборище прислуги не сразу заметило Йона. А когда заметило, то все взоры были направлены только на него. Некоторые смотрели с сочувствием, некоторые со злостью и недовольством. А глядели на него так, потому что он выглядел помято — спутавшиеся темные волосы падали прямо на лицо, а огромные мешки под глазами и бледная кожа делали его похожим на заядлого пьяницу, каким его и считала половина отеля, хотя Йон пил только по праздникам и то очень мало. О его ранении ровным счетом никто не знал, а потому прислуга тут же стала о нем судачить:

— Йон опять полночи провёл в таверне, в то время как с его матерью случилось такое!

— У него совсем нет ни стыда, ни совести!

— Не хотела бы я такого сына!

— Вот именно, будешь помирать в одиночестве, а он об этом даже не узнает.

Йон это слышал, но не мог понять, о чем вообще шла речь и о ком они говорили. Все фразы доносились словно издалека, словно из какого-то другого мира, из мира реального. А Йон сейчас находился в мире тумана, в мире боли, а реальный мир до него доносился лишь отрывками. Однако общую тревогу он поймал, и его сердце бешено заколотилось, а тело похолодело, и от этого горячая кровь, что струилась из раны и пропитывала повязку, стала ощущаться еще сильнее.

Он шёл по коридору медленно и тяжело, и стена была единственным, что поддерживало его в тот момент. Все остальные глазели и провожали его лишь осуждающими взглядами. Однако все остальные быстро исчезли из его тумана, когда Йон различил расплывчатую фигуру Ивана в самом конце коридора. Друг сидел на полу, закрыв лицо руками, и что-то очень тихо говорил. Молился или кого-то проклинал, пронеслось в мыслях Йона. Рядом с ним была Виктория, которая держала руку на его плече. И от этой картины сердце в груди забарабанило с двойной силой.

— Так, всем разойтись! Если я здесь ещё кого-то увижу, то вы все два месяца будете работать без выходных! — прокричала донья Валенсия на весь коридор, выйдя из кладовой. Следом за ней вышел дон Мигель, который посмотрел на Йона сочувственным взглядом, а после стал разгонять тех, кому угрозы экономки показались пустым звуком.

Йон медленно, но верно пробирался к кладовой, так и до конца не разобравшись в происходящем.

— Йон! — воскликнула Викки, завидев юношу. — Тебе уже сказали? — удивленно произнесла она, заметив состояние друга.

Йон не понял. На девушке не было лица, а в глазах стояли слезы. Она была напугана и тряслась, как осиновый лист на ветру, и этим его очень пугала.

— О чем? Что происходит? — прохрипел он, но голос больше походил на скрип двери.

Викки открыла рот, чтобы сказать страшные слова, но не смогла произнести и звука. Она горько заплакала, то всхлипывая, то надрываясь, и Йон осознал, что в эту роковую ночь произошло что-то страшнее, чем его ранение.

Забыв о своем больном плече, он кинулся настолько быстро, насколько смог, к кладовой, где донья Валенсия крестилась над телом, что ворохом одежды лежало на холодном полу. Тело лежало в неестественной позе, лицом вниз, а темноволосый затылок был обагрен кровью

— Мне очень жаль, мой мальчик, — произнесла экономка, с трудом сдерживая слезы, и покинула кладовую, оставив Йона один на один с бездыханным телом.

Йон смотрел на него во все глаза. Хрупкая фигура, длинные тёмные волосы, белая униформа кухарки и черная вязаная шаль на плечах. В голове мелькнула мысль, что это женщина похожа на его мать, но он тут же откинул её куда подальше. Это не могла быть она. Это какая-то другая кухарка, просто очень похожая. И чтобы в этом убедиться, он присел на корточки рядом с ней и дрожащей рукой убрал с её лица пропитанные кровью волосы.

Но убедился в обратном.

Нос с горбинкой, такой же, как и у него самого, смуглая морщинистая кожа. И большие карие глаза, что остекленевшим, мертвым взглядом уставились прямо на него. Йон отпрянул, упал на пол, с ужасом отползая назад и закрывая лицо руками. Из глаз тут же брызнули слезы, и юноше захотелось все здесь перевернуть, все разнести к чертям, весь этот чертов отель, который испортил ему жизнь. Будь у них дом в деревне и обычная работа, они были бы гораздо счастливее, но что самое главное — все были бы живыми и невредимыми.

Убить бы того, кто все это сотворил! Того, кто убил беззащитную женщину, его любимую маму, которая хоть и была иногда строгой, но всегда была очень доброй и сострадательной. Кто мог сотворить такое с таким хорошим человеком? У кого вообще могла подняться рука на нее, простую кухарку, без больших денег, без дома, без всего?

Все внутри у Йона оборвалось. Он и не почувствовал, как его рана открылась еще сильнее и пропитала не только бинты, но и рубашку. Кровь от лица отошла, губы онемели, а сознание стало его оставлять. Последняя мысль, которая пронеслась в голове Йона, это «Как хорошо, что и я тоже сейчас умру».

***

— Итак, вы утверждаете, что все случившееся связано с вашей семьей? — подвел итог темноволосый мужчина, который старательно вслушивался в длинную бессвязную речь дона Хоакина. Это был детектив Бенито Монтойя, который приехал пару часов назад из ближайшего города Сантандера. Надо заметить, что трехчасовая поездка на поезде его сильно утомила, из-за чего воспринимать длинные речи он был не в силах. Но это была его работа. Работа, с которой никто лучше него справиться не сможет.

Детектив был очень высоким и достаточно молодым, чтобы занимать такую должность. На вид ему было не более тридцати лет. Волосы он хорошо зачесывал назад, открывая широкий, пересеченный морщиной лоб, одевался опрятно и со вкусом, хоть и в дешевую одежду, и вообще был больше похож на настоящего сеньора, чем на заурядного служителя закона. В целом, впечатление он произвел хорошее, и Гарсиа всецело ему доверились.

Монтойя сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и следил, как дон Хоакин ходит взад-вперед, не в состоянии угомониться и присесть хоть на минуту. Помимо них в комнате были еще агент Сиприано, который скромно стоял около двери, и донья Беатрис, что сидела на софе, вся растрепанная и непричесанная.

— Все верно, — подтвердил дон Хоакин. — Все это связано с нашей семьей. Кто-то хочет нас убрать одного за другим. Сначала напали на мою дочь Альбу, потом на моего брата Хавьера и убили моего племянника Матео.

— Вы должны отыскать того, кто это сделал! — вскричала донья Беатрис. — Как нам жить, когда мы все буквально находимся под прицелом?!

— Еще убили кухарку, — холодно добавил детектив. — Как она была связана с вашей семьей?

— Да никак! — воскликнула донья Беатрис. — Что нам до кухарки?! Лучше ищите того, кто убил моего сына!

Детектив Монтойя не обратил внимания на это замечание. Донья Беатрис не была жестокой женщиной, она сейчас была лишь матерью, у которой отняли сына, и женой почти неживого мужа. Ее горе для нее было важнее чужого, и ей хотелось, чтобы сию же минуту было сделано хоть что-то, что приблизило бы к поимке убийцы.

— Но все же ее убили, — произнес Монтойя. — Мы с агентами осмотрели тело. Судя по ранам, которые у нее были на затылке, ее несколько раз ударили по голове чем-то тяжелым. Орудие убийства мы не обнаружили, но я осмелюсь предположить, что это был утюг. Также мы осмотрели тело сеньора Матео. Орудие убийства тоже не было обнаружено, но здесь ясно, как день, что это был нож. Причём нож был очень большой и широкий. Измерив размер раны, я проверил на кухне набор ножей и обнаружил, что нож как раз такого размера и был украден. Сказать, действовал ли это один человек или группа, пока трудно. Но можно сделать предположение, что Кристина Ривас была убита гораздо раньше сеньора Матео. Сейчас агенты ищут улики. Насчет дона Хавьера я считаю, что убивать его вовсе не собирались. Возможно, он вошел в комнату в тот момент, когда убийца расправлялся с его сыном. Кое-где на стенах остались кровавые отпечатки, что говорит о том, что дон Хавьер сначала дотронулся до своего сына и пытался ему как-то помочь, а после между ним и убийцей произошла драка. Возможно, что он даже видел лицо убийцы. И если это так, то его жизнь в огромной опасности. Убийца попытается сделать все возможное, чтобы он никогда не проснулся.

— Нужно, чтобы кто-то регулярно дежурил рядом с ним, — сказала донья Беатрис

— Мы с отцом об этом позаботимся, — ответил дон Хоакин. — Хавьер будет под защитой.

— Вы сказали, что тот, кто напала на вашу дочь, был в маске. Как эта маска выглядела? — спросил детектив.

— Как рассказывала моя дочь, это была простая карнавальная маска зайца, больше я ничего не знаю.

— Вы где-то раньше видели такую маску?

— У нас есть кое-какие украшения для бал-маскарадов. Они хранятся в кладовой. Думаю, что такая маска там и была, — задумался дон Хоакин.

— Да, у нас была маска зайца, — подтвердила донья Беатрис. — Мы с Адрианой вместе покупали украшения, и я точно помню такую маску. Но не факт, что это была именно она.

— Нам нужно будет проверить, — сказал Монтойя, записав что-то в своей маленькой черной книжке. — Если маски не окажется в кладовой, то это только подтвердит мою теорию, что убийца — кто-то из отеля.

— Господи! — Донья Беатрис всплеснула руками. — Неужели кто-то из прислуги?!

— Или из постояльцев, — добавил дон Хоакин. — Откуда у прислуги может быть пистолет?

— Они могут свободно ходить по комнатам! Им ничего не стоит украсть у кого-нибудь пистолет. И сам подумай, постояльцы у нас — самые известные и уважаемые люди Испании, а прислуга — просто чернь из деревень. Думаю тут сразу ясно, что убийца — кто-то из персонала.

— Плохие люди есть везде, — возразил детектив. — Поверьте моему опыту. Но на всякий случай, проверим, не пропадал ли у кого пистолет. — Монтойя снова сделал пометку в своей книжке.

— Как считаете, — задумчиво произнес дон Хоакин. — Кухарку убили, потому что она что-то видела?

— Думаю, что есть такая вероятность. Она могла выйти на улицу и увидеть, как человек в маске напал на вашу дочь, она могла увидеть, куда он побежал, а может, могла узнать даже его самого. Но все-таки кое-что в этой версии не состыкуется. Если бы она видела кого-то на улице, то ее бы убили прямо там. Но ее убили в кладовой. Перетащить тело не могли, это бы не осталось незамеченным, и по всему отелю были бы размазаны следы крови. По моим предположениям, Кристина Ривас могла не столько что-то увидеть, а что-то узнать, что-то очень важное и опасное. Главный вопрос — что именно? И есть еще кое-что, что я просто не смог проигнорировать. Вы сказали, что все связано с вашей семьей, но интересно получается, что в этом деле замешана еще и семья этой кухарки. Тот официант, что спас сеньориту Альбу, был же сыном Кристины? Отчего-то мне не кажется, что все это — лишь совпадение. Если позволите, нам с агентами нужно будет расспросить персонал. Быть может, кто-то видел в тот момент что-то, что могло бы помочь нам во всем этом разобраться.

— Конечно, — согласился дон Хоакин. — Только не вздумайте расспрашивать клиентов. Что бы тут ни произошло, это не должно выбраться в широкие круги. А персонал мы заставим молчать.

— Хорошо, сеньор. Еще я бы хотел задать вопрос агенту Сиприано, — сказал детектив, поднимаясь с места и поворачиваясь к мужчине, что все это время молча стоял у двери. — Где была полиция в тот вечер, когда в отеле случились убийства?

— Так это, сеньор детектив… — замялся агент. — Про убийства ничего не говорили. Только про покушение. Нам приказано было ждать вас. Мы и не стали… Покушений на сеньоров у нас раньше не было.

— Потому что в вашей деревне сеньоров не было отродясь. Разумно, что покушений на них тоже не было! — воскликнула донья Беатрис, покрывшись красными пятнами от злости.

— Но вы должны были приехать, чтобы хотя бы создать видимость расследования. Это могло спугнуть убийцу и все могло обойтись вовсе без смертей, — отрезал детектив. — Я добьюсь того, чтобы вам сменили начальство. Ну и бардак в этих деревнях!

***

Йону было катастрофически плохо. Донья Валенсия, как только нашла его без чувств рядом с телом матери и расстегнула его рубашку, сразу же приказала кому-то сбегать до деревни за цирюльником. Врача, конечно, она не имела права звать. Врачи были привилегией господ.

От работы тут же освободили трех официантов, которым приказали нести Йона в его комнату. Его проносили через кухню, и как только работники увидели его пропитанную кровью рубашку, его бинты, что вились через всю грудь, и бледное лицо с посиневшими губами, то сразу же устыдились того, что говорили об этом юноше утром. А кто-то даже уяснил для себя простую истину — не нужно делать выводы и обсуждать то, о чем ты даже не имеешь ни малейшего представления.

Иван, разбитый горем, сидел рядом с Йоном, когда тому сделали новую повязку и вкололи еще одну дозу морфия. Сеньориту Гарсиа он в этот день даже не видел, но слышал, что с ее двоюродным братом и дядей тоже случилось горе, и понимал, что девушка сейчас тоже разбита.

Дон Мигель строго настрого запретил всей обслуге обсуждать новости, пригрозив тем, что тот, кто проболтается постояльцам, сразу же вылетит из отеля с ужасными рекомендациями. Убийство Матео прикрыли выдуманной болезнью, которой он раньше не страдал, поэтому все гости знали только то, что он умер во сне, причем тихо и спокойно.

По крылу для персонала свободно разгуливали агенты во главе с детективом и проводили расследование. Некоторые под видом постояльцев осматривали двор, и вскоре обнаружили окровавленную белую бабочку из дорогой блестящей ткани, которая могла принадлежать только какому-нибудь сеньору. Эта бабочка была тут же передана детективу, и тот посчитал, что она могла принадлежать дону Хавьеру, ведь его тело упало совсем недалеко. Кровь, конечно же, была кровью Матео.

Когда Иван, совсем обессилевший, уснул на стуле, в комнату вошли дон Мигель и молодой детектив. Лица их были очень мрачные и сосредоточенные. Сон у Ивана сняло как рукой, потому что он подумал, что у них есть очередные плохие новости.

— Эррера, — произнес дворецкий. — Детектив хочет с вами поговорить.

— Конечно, — ответил Иван, указывая детективу на стул. — Присаживайтесь.

Монтойя присел напротив юноши, а дон Мигель удалился, сказав, что если он еще понадобится, то найти его можно будет на кухне.

— Сеньор Эррера, — вкрадчиво начал детектив, смерив Ивана холодным взглядом. — У меня к вам есть вопрос. Дон Мигель сообщил мне, что вчера вы потеряли свою бабочку. Вы помните, где могли ее оставить?

— Не знаю, может, где-то в ресторане. А что?

— Дело в том, что мы с агентами осматривали место убийства вашей, так сказать, названной матери. И обнаружили там бабочку, которая принадлежит одному из официантов. Заходили ли вы вчера в кладовую? Могли ли потерять ее там?

— Нет. Я вчера не был в кладовой.

— Тогда как ваша бабочка могла оказаться там? Кстати вот она. Это же ваша бабочка? — Монтойя протянул юноше черную бабочку и, анализируя лицо Ивана, стал ждать ответ.

Иван с удивлением ее повертел в руках, рассмотрел, и, признаться, знать не знал, его это бабочка или нет. У всех официантов они одинаковые. Кто знает, кому она могла принадлежать?

— Нет, это не моя, — уверенно сказал Иван. — Я свою мог потерять в ресторане или на кухне. Но это не моя.

— Дон Мигель сказал, что в тот вечер только у вас пропала бабочка.

— Вы хотите обвинить меня в убийстве матери?! — воскликнул Иван.

— Никто вас не обвиняет. Улик на вас пока нет, если не считать эту бабочку, но все-таки я нахожу странным, что мы нашли ее в нескольких сантиметрах от тела.

— То есть вы подозреваете меня?

— Я не вижу вашего мотива. Но все-таки, скажу начистоту, я беру вас на заметку.

— Немыслимо! — закричал Иван, подскочив на ноги. — Вы думаете, я бы смог убить женщину, которая столько лет меня воспитывала, любила, как собственного сына, и стала мне настоящей матерью? Думаете, я смог бы так поступить?! Это может быть бабочка любого официанта! Да если это и моя, то её могли очень запросто поднять и подбросить в эту кладовую! Поспрашивайте обслугу и спросите у них. Они подтвердят, что я все это время работал в ресторане, пока меня не освободил дон Хавьер, чтобы присматривать за Йоном!

Слова Ивана произвели на детектива совсем другой эффект, нежели юноша ожидал. Подбросить. Так обычно говорят все преступники, и Монтойя решил для себя, что за этим официантом нужно пристально следить. Маска зайца действительно пропала из кладовой, нож был украден из кухни, и это означало, что убийца — кто-то из отеля, причём тот, кто имеет доступ практически ко всем помещениям. Детектив догадывался, что убийца из обслуги, и первая найденная улика указала на официанта. Иван с большей долей вероятности мог быть убийцей, и потому стал для Монтойи первым подозреваемым. Арестовать его, конечно, он не мог. Бабочка — это дурацкая улика, особенно, если учитывать, что рядом с кладовой в паре метров есть прачечная, где хранится еще целая куча запасных бабочек. Детектив уже просил донью Валенсию сказать, не пропадала ли бабочка оттуда, но экономка толком и не знала, сколько бабочек хранилось в запасе.

— В том то и дело, что мы с агентами уже расспросили обслугу. И два человека сказали, что вы отлучались как раз в то время, когда с улицы раздался хлопок.

— И кто такое сказал?

— Я не буду говорить.

— Вы в своем уме? Вы еще хотите сказать, что это я стрелял в сеньориту Гарсиа? Я в туалет отлучался, если вам интересно. И даже не слышал никакого хлопка. А если вам наговорила что-то Кармен, то знайте, что она моя бывшая, и она скажет хоть что, лишь бы насолить мне.

— Это была не Кармен. Есть еще кто-то из обслуги, кто вас недолюбливает? — поинтересовался детектив, потому что одним из тех людей, что сообщил ему об уходе Ивана из кухни, была как раз таки Кармен.

— Не знаю. Вроде нет. Я никому никогда не делал ничего плохого, — понуро ответил Иван, рассматривая бабочку. Она была старая, потертая и с целой застежкой. Такая могла принадлежать тому, кто долго работал в отеле, но обращался с ней довольно аккуратно. И Ивана осенило — он был не единственным, кто в тот вечер потерял бабочку.

— Я знаю, чья это бабочка! — сказал Иван. — Это бабочка Йона.

— Вы уверены? — вскинул брови детектив.

— Да! На моей была сломана застежка. А тут она целая. Вчера, когда я прибирал вещи Йона, точнее его форму, которую с него снял врач, я заметил, что его бабочки нет, но не придал этому значения. Это точно его бабочка. Но обвинить его вы не сможете, он не выходил из этой комнаты. Да даже если бы захотел, то не смог.

— Как его бабочка могла оказаться там?

— Вот этого я точно знать не могу. Ее мог найти настоящий убийца и, чтобы отвести от себя подозрения, подкинуть туда. Я думаю, это вполне логично.

Монтойя смерил Ивана недоверчивым взглядом, и юноша понял, что его слова не снимают с него подозрений. Детектив теперь будет за ним пристально следить. Но Иван не боялся. Он никого не убивал.

— Хорошо, сеньор Эррера. У меня больше нет вопросов, — произнес Монтойя и удалился из комнаты.

***

Когда детектив покидал отель — а это было уже поздно вечером — на улице его догнала Альба. Она выглядела очень плохо. Огромные мешки под глазами, бледная кожа, наспех надетый черный траурный костюм. Она совсем не походила на ту утонченную сеньориту, какой ее привыкли видеть, но, признаться, она и не стремилась такой выглядеть, особенно сегодня.

— Детектив Монтойя, — произнесла девушка.

— Сеньорита Гарсиа! Как я рад вас видеть, — сказал он. — Примите мои соболезнования.

— Спасибо, — отозвалась девушка, всхлипнув, но тут же взяла себя в руки и закурила. Она догнала детектива вовсе не для того, чтобы плакать и горевать, она догнала его, чтобы сообщить нечто важное, что может поменять нить расследования. — Я хочу кое-что вам рассказать. Только для начала, хочу попросить, чтобы это осталось только между нами. Другим агентам, а тем более моей семье, не говорите об этом. Во имя нашей дружбы.

— Разумеется! — сказал детектив. Они и правда были давно знакомы. Это он тот самый детектив, которому Альба однажды помогала расследовать убийство. Отношения их, конечно, всегда были сугубо деловыми, но Монтойя не скрывал, что искренне восхищается этой девушкой-адвокатом.

— В общем, я знаю, что моя семья сказала вам, что человек в маске стрелял в меня. На самом деле это было не так.

— То есть вы хотите сказать?..

— Да, убийца хотел убить Йона. Он целился в него.

Детектив от удивления вскинул темные брови. Такого поворота событий он не ожидал. Абсолютно.

— Тогда, все в корне меняется! Ваши родственники утверждают, что вред хотят принести вашей семье. Но первое несостоявшееся убийство никак к вашей семье не относится. Впрочем, как и убийство Кристины Ривас…

— Что? — тихо переспросила Альба. Ей показалось, что она ослышалась. Убийство Кристины Ривас? Неужели в эту ночь убили не только ее двоюродного брата?.. — Кристину тоже убили?

— Вы не знали?

— Нет, я даже не слышала об этом. Моя семья не обсуждала это при мне.

— Тогда я соболезную вам еще раз. Кристина же была вам близка?

— Да, — кивнула Альба и почувствовала, как глаза снова зажгло от слез. Кристина и правда была ей почти как тетушка. Она постоянно угощала их с Йоном и Иваном конфетами, обрабатывала коленки от ссадин, когда они весь день ползали по скалам, иногда прикрывала от родителей, которые в любой момент были готовы разразиться гневными триадами по поводу того, что она, молодая сеньорита, шатается с детьми обслуги.

— Да вы что, сеньор Хоакин! — говорила Кристина. — Сеньорита Альба все это время читала во дворе. Мальчиков она даже не видела.

Не любить такую добрую женщину Альба не могла. Она ее очень любила, а порой у нее даже возникали мысли, что очень жаль, что она не дочь Кристины.

— Все это очень и очень странно, — тихо пробормотал детектив, почесав подбородок. — Йона что-то связывает с сеньором Матео и доном Хавьером. Но что? Ваши родители утверждают, что все произошедшее связано с вашей семьей, но я теперь почти уверен, что это к вашей семье не имеет никакого отношения. Все это связано с одним единственным человеком.

— С кем же?

— С Йоном.

— Почему вы так решили?

— Потому что он подвергся нападению первым. Значит, он был главной помехой. Вот только для чего?