По словам автора, календарь, вещь сугубо прикладная, предельно эфемерная, является яркой и поучительной приметой своего времени, быть может более наглядной, чем объекты так называемой высокой культуры. Он предназначен, чтобы служить год, а при этом имеет свойство застревать в памяти на целые десятилетия. Известный поэт и прозаик Лев Рубинштейн предлагает читателю свой календарь, где каждый день отмечен каким-нибудь сохраненным прихотливой памятью событием, воспоминанием, красноречивой деталью, в которой странно и удивительно преломляется эпоха… Где, казалось бы, заурядные бытовые мелочи вдруг поражают своей неожиданной глубиной и теплотой живой жизни.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Целый год. Мой календарь предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Январь
1
Я собирал марки. Самыми ценными в те годы были «колонии». Потом стали исчезать сами колонии, а марки еще какое-то время украшали наши коллекции. Между прочим, марки Камеруна у меня как раз и не было. И уже не будет — вот что особенно обидно.
2
Однажды в Киеве мне назначили встречу у памятника Богдану Хмельницкому, а я почему-то более получаса простоял около памятника Тарасу Шевченко. Когда я наконец понял, что я стою не там, было уже поздно — встреча так и не состоялась. Ну и бог с ней, не такая уж и важная встреча. Хотя, конечно, неудобно, что человек тоже стоял у другого памятника и меня там ожидал. Нехорошо, в общем, получилось.
3
«Туман, изморось, бешено колотится сердце, и острый запах прелой соломы не дает заснуть…»
4
Ютой звали дворняжку, жившую в доме моей подружки Тани Синодовой. Она, то есть дворняжка, была старая и хромая. Вот запомнил почему-то.
5
«Как же грустно и страшно раскачивались они на проводах, когда мела метель, и тени то удлинялись, то укорачивались, и все было непонятно и тревожно».
6
У меня есть фотография отца именно с такими погонами. Она была прислана с фронта в 1943-м году. Мой старший пятилетний брат страшно гордился этой фотографией. Однажды, когда он вместе с мамой стоял в очереди за хлебом, он громко спросил: «Мама, а кто главнее — папа или Сталин?». Мама сделала вид, что не услышала. Те, кто стоял рядом, тоже.
7
Почему-то в моем детстве взрослые часто говорили: «Он такой же специалист, как я японский император». Это я услышал значительно раньше, чем узнал, что такое император и что такое Япония.
8
Как же! Помню такого. В журнале «Крокодил». Долговязый, с огромным носом и в смешной, похожей на кастрюлю фуражке. Шутку — кажется, тоже из «Крокодила» — про то, что «де Голль на выдумки хитра», тоже помню. Помню все.
9
«Уже третий день ни на минуту не прекращался дождь. Скука и уныние царили в нашем маленьком лагере. Все были недовольны друг другом. И, возможно, дело бы закончилось серьезной ссорой, если бы в один прекрасный момент…»
10
Когда я спускаюсь или поднимаюсь по эскалатору, то всегда рассматриваю встречные лица — такая привычка. И всякий раз мне кажется, что лица тех, кто поднимается вверх, чуть более расслабленные и менее напряженные, чем лица тех, кто спускается вниз. Ерунда, конечно, но что-то в этом, наверное, есть.
11
Когда я впервые услышал это слово, то уже и тогда оно мне показалось страшным, хотя я еще не знал, что оно означает. Звучало оно как название какого-то мерзкого насекомого, вроде уховертки.
12
Да, да… Видимо, считалось, что после войны слишком много осталось еще живых. А мне было уже почти три года.
13
Мне уже почти шесть. Помню, как старший брат — ему было четырнадцать — пришел из школы в слезах. Сказал: «Сегодня на литературе всех по очереди вызывали по алфавиту и велели назвать свою национальность. Я там один такой». Мама вздохнула. Бабушка что-то сказала маме на идише. Она всегда говорила на нем, когда хотела, чтобы дети не поняли, о чем она. Вот я ничего и не понял. Не только слов бабушки. Вообще ничего. Плохо понимаю и до сих пор.
14
«Уж не знаю, сколько часов я провел за чтением этой удивительной рукописи, но когда я поднял глаза от нее, я увидел, что за окном была уже глубокая ночь».
15
У завуча Анны Дмитриевны были грубые, почти мужские руки — неухоженные и шершавые. Мы знали, что почти все свободное от школы время она копается в огороде. Вообще над ней смеялись.
16
«Выпили по первой. Похрустели ядреной хозяйкиной капусткой. Помолчали. После третьей языки помаленьку развязались. Первым заговорил Федор».
17
В кинотеатре в Перловке шел какой-то кинофильм. Афиши там писал и рисовал местный киномеханик. Он вообще был фигурой легендарной. Забыл, как звали. Но легендарной фигурой он был, ручаюсь.
Кинофильм совсем не помню, даже как назывался и про что. Но он был, помню, датский. Когда киномеханик писал афишу, у него возник спор с дворником и собутыльником, забыл, как звали. Один говорил, что надо писать «дадский», а другой (который дворник) — что «данийский». Насколько помню, компромиссным вариантом оказался «данский».
А вот фильма не помню, хоть убей. Кажется, хороший.
18
Мы со Смирновым сидим на самой верхотуре. В ложе. Это его мать — она врач была — достала нам билеты. Мы и пошли. Сидим на верхотуре. Ждем, когда, наконец, появится Голова. Ну, потому что «Руслан и Людмила». Там Голова. Сидим, ждем. На сцене что-то поют, ходят туда-сюда. А Головы все нет и нет. Смирнов и говорит: «А видишь, там внизу лысый сидит? Прямо под нами?» — «Ну, вижу». — «А давай, кто ему в лысину фантиком попадет?» — «Давай», — говорю. Никто так и не попал, и все фантики кончились. Самое обидное, что и Голову мы прозевали — так увлеклись. То есть получилось, что голова все же была. Но другая — лысая, и не на сцене, а в самом низу, в партере. И не попали ни фига. Говно, а не театр.
19
А в это время за нашим окном медленно падал красивый снег. Брат-первокурсник в лыжных штанах и тапочках-чешках чертил чертеж и напевал какую-то незнакомую песню. Пришедший с работы отец отряхивал ботинки от снега и сердито о чем-то спрашивал. Мама в байковом халате в мелкий синий цветочек на бордовом фоне ходила туда-сюда, время от времени заслоняя от меня телевизор, который в сто четырнадцатый раз показывал мне мультипликационный кинофильм «Желтый аист». Я очень злился, боясь пропустить что-то очень важное. Это было давно.
20
«„Скажите, друзья! А бывает ли на свете что-нибудь действительно вечное?“ — неожиданно произнес все это время молчавший Кузьмин. Все невольно переглянулись».
21
Все когда-то бывает впервые —
любовь, и шары золотые,
И шаги за неведомым вслед,
Летней рощи зеленый привет…
22
Погромщики ловили на улице мальчишку подозрительной, на их взгляд, наружности и велели ему произнести слово «кукуруза». Если звук «р» он произносил картаво, его убивали. Почему-то именно «кукуруза», а не, например, «красный», или «корова», или «карандаш», или «керосин», или «кровь», наконец. Почему не рама, не радость, не прогресс, не рыба, не ворота, не робеспьер, не прерогатива, не перерегистрация, не круглый, не крест? Почему кукуруза?
23
Когда я думаю о смерти, а о ней, как
24
это ни странно,
я думаю теперь гораздо реже, чем
25
в детстве,
и чаще всего перед
26
сном, я всякий раз задаю себе несколь-
27
ко не имеющих прямого отноше-
28
ния к делу во-
29
просов.
И пока я
30
ищу на них ответы, я забы-
31
ваю о смерти.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Целый год. Мой календарь предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других