Мир с членистоногими

Лев Цитоловский, 2023

Книга посвящена событиям которые произошли или могли бы состояться в последние несколько десятков лет. Подчеркнут диссонанс между представлением человека о самом себе и его реальных действиях. Рассказы больше интересны взрослым, но иногда посвящены взаимоотношениям детей.

Соня против Мурки

Моей младшей дочери Кате какой-то поклонник, с виллы около караванного посёлка, подарил котёнка ангорской породы, который вырос в Мурку необыкновенной красоты — великолепный торс с коротким для кошки хвостом был покрыт не длинной, но густой темнокоричневой шерстью, создавая впечатление дорогого меха. Большие глаза, цвета янтаря, выражали бесконечное достоинство. Когда Катя улетала в Россию или какой-либо иной «зарубеж», Мурка проводила время у нас, в Ашдоде. Потом Катя тоже перебралась в Ашдод, но Мурка, которая привыкла прогуливаться на воле, между караванами, так и не примирилась с песком в ванночке, и продолжала справлять свои дела только в травке, на улице, с важным видом спускаясь по лестнице из подъезда.

Наши окна выходили в противоположную сторону от подъезда и Мурка, сделав сои кошачьи дела, обегала дом и мяукала под нашими окнами на втором этаже, чтобы я открыла ей дверь квартиры. Обычно, пока я доходила до двери, там уже караулила Мурка. Так что ума ей было не занимать. Однажды я не успела ещё открыть ей дверь, когда услышала истошный крик ребёнка, который кричал одно слово: «чёрный», что на иврите звучало как «шахор». Прибежавшая на крик её мама успокаивала девочку странным способом. Она убеждала напуганного ребёнка, что у Мурки на грудке есть несколько белых волосков, что было абсолютной правдой. Мурка, поэтому, не попадала в группу зловещих черных. В Израиле очень интересное отношение к животным. Например, убивать их нельзя — это большой грех, а вот выставить новорождённых котят или щенят, которых где-то нагуляла их мама, домашняя любимица, в коробке под палящее солнце, по-видимому, можно, раз мы находили такие сюрпризы не один раз. Раздавленные трупики на дорогах тоже не редкость. Но главный бич — детям разрешают брать котят из гнезда уличной кошки, поиграть и, наигравшись вдоволь, где-нибудь выбросить. Если детёныши не успели научиться вылизываться, и не могут запрыгнуть на злачную израильскую помойку, такие котята или щенята обречены на мучительную гибель, их предсмертные жалобные писки часто по нескольку дней раздаются где то в ночи. Как и везде на земле, люди все разные и в Израиле много энтузиастов, которые подкармливают животных у помоек, оставляя корм, и, бывает даже, промывают и лечат им глаза. Мурка ела то же, что и мы, но без гарнира. Мышей ловить она умела, но в пищу не употребляла. Дома они не водились, Мурка добывала их на улице и приносила мне в зубах, обычно ещё полуживых. Потом она сообразила, что я не слишком рада её добыче и охотиться перестала.

Рядом с нашим домом тоже стояла открытая помойка и кормилась на ней некая типичная уличная чёрная кошка с длиннющим хвостом и тощим торсом. Мурка ее обычно игнорировала, не та, видимо, кровь. Но зато Мурка познакомилась с Соней, нашей соседкой с первого этажа. Вернее, это Соня познакомилась с ней, потому что Мурка на Соню внимания не обращала, тогда как Соня сочла её своим личным врагом. Соня была известна всем на нашей улице, и даже на всех ближайших. Прославилась она ещё в 90-ом году, приехав во время первой волныу репатриации (что означает, как бы, возвращение на святую землю предков) с 10 холодильниками, энным количеством спальных гарнитуров и горок с хрусталём. Российские власти на первом этапе массового отъезда евреев не догадались установить весовой предел багажа при выезде на историческую родину, который потом был определен в одну тонну на семью и Соня этим тогда воспользовалась. Нужно было ещё в атмосфере дефицита товаров в позднем СССР достать всё, что она привезла с собой. Но Соня достала и, по прибытии в Израиль, энергично занялась распродажей. Иосиф, её муж, был красивым крупным мужчиной и часто хвастал, что в Союзе был дальнобойщиком и денег зарабатывал столько, что хоть наклеивай вместо обоев. Так что средства на эти покупки дал он, но в её бизнес не вмешивался и вообще мало перечил жене, а когда соседи жаловались на слишком активную, часто в ущерб окружающим людям, Соню, неизменно отвечал: не обращайте внимания, она же дура.

Дура Соня постоянно боролось за свои права, которые, якобы, кто-то (когда — кто) из соседей ущемлял. Нужно сказать, не то, чтобы Соня все свои беды высасывала из пальца, просто она очень преувеличивала. Играют, скажем, дети у неё под окном — конец света, крик на всю улицу, они ей мешают, того и гляди разобьют ей окна. Поливают газоны — опять крик, её квартира, якобы, уже плавает в воде. И так до бесконечности. В особенности тяжело она переносила посещения автолавки, которая раздавала почти новые вещи бедным. Соня заранее знала о сроке прибытия, всегда была первой, выбирала себе обновку и бдительно следила за действиями других претендентов на помощь. Эти, другие, старались загородить свои обновки от Сони, потому что, в случае чего, Соня требовала обменять свою добычу на новую находку, ведь она-то стояла в очереди первой. Так что никто и никогда был не вправе забыть, что главная задача окружающих всегда помнить о Соне и её интересах.

Неожиданно для нас, очередной мишенью для Сони стала наша Мурка. Крики «уберите вашу Мурку» раздавались едва ли не каждый день. Мы с мужем были в полном недоумении. Как могла Мурка находиться дома и одновременно карабкаться в квартиру на первом этаже? Вероятно, все черные кошки выглядели для Сони одинаково, и она не делала различия между нашей гордой красавицей и жительницей помойки. Мы неоднократно показывали ей на прогулке нашу любимицу. На время она замолкала, но вскоре всё начиналось сначала.

Однажды в нашу дверь громко постучали. Едва не сбив с ног открывшего ей мужа, влетела Соня, прямиком проникла почти на середину салона для выступления, и подбоченилась. Её сердитое и строгое лицо зловеще произнесло: «Сейчас же уберите вашу кошку с нашего окна — иначе Иосиф будет её убивать!» В это время Мурка не спеша вышла из-за дивана и грациозно присела у моих ног, послушать, что там про неё судачит соседка. «Соня! — говорю я ей. — Вот же наша Мурка!» Она глянула на Мурку, круто развернулась и с порога открытой двери закричала вниз: «Иосиф! Убивай! Это не их кошка! Мурка дома!» Ни тебе здраствуйте, ни до свидания, что уж говорить об извинениях. И, конечно, Иосиф никого убивать не собирался, ни кошку, ни Соню.

Но самыми примечательными были её схватки с другой соседкой с первого этажа, Дорой. Их двери и окна были рядом. Дора была психически не вполне здорова и, вдобавок, страдала диабетом. В Израиле больщинство таких больных принимают соответствующие препараты и живут дома. В обычное время Дора была интересным и неглупым человеком, но на неё, как говорится, находило. Её красавица дочь выгнала очередного мужа, занималась своим сыном и мать навещала редко. Вобщем, видимо, препараты принимала она через пень колоду и подступали галюцинации. Основным их лейтмотивом были ночные переходы Иосифа к Доре — сквозь стенку. Что тут начиналось! Мат и взаимные оскорбления часа на два. Соня заходилась в крике и негодовании, вопила, что эта Дора ни на фиг не нужна её Иосифу. Будет её Иосиф лазать по ночам к Доре! А Доре становилось обидно, чем это она так уж плоха! Уж не хуже дуры Сони, и пусть Соня не забывает, что им обеим далеко за семьдесят. Про то, что Иосиф вряд ли мог просачиваться через стенку, Соня как то уразуметь не умела. Я поутру пыталась объяснить Соне, что Дора больна, и не нужно так бурно обижаться. Выслушает и забудет. Так продолжалось не один год. Потом несчастная Дора умерла. Иосиф каждый день спал в кресле, выставленном в тень, пока не ушел в мир иной, и Соня стала невестой. На смотрины ходили пожилые мужчины, интеллигентные и не очень. Некоторые походили на профессоров, другие на важных начальников, или на бывших олимпийских чемпионов. Соня выбирала, в подъезде стало спокойнее, Мурка перестала её занимать.

Так что легенда, будто бы евреи все жутко умные и приспособленные — сильное преувеличение. Они разные: и умные и глупые и образованные и совсем тёмные. И хитрят лишь неоторые, а на скрипках играют единицы.