Из России с любовью

Лена Сокол, 2021

Теория шести рукопожатий не работает. Бумеранг добра улетел, но так и не вернулся. Джон грустит в Лондоне и уже не надеется на чудо, пока в его студии не раздается звонок от друзей из России. Заснеженные елки, ароматные мандарины и звон бокалов под бой курантов – вот, что ждет известного британца, если он отважится на рискованное путешествие. НОВОГОДНИЙ БОНУС-РАССКАЗ по молодежной серии Лены Сокол. Здесь вы встретите героев книг «Заставь меня влюбиться», «Влюбляться лучше всего под музыку», «Разрешите влюбиться», «Любовь по обмену». Старые друзья снова в сборе, и, как обычно, все идет не по плану… Что происходит в Вегасе, то остается в Вегасе. Но что происходит в России – это просто настоящее безумие!

31 декабря

Дима

— Бабуль, может скорую?

Мария Федоровна была непреклонна. Зря, что ли, она с утра прикидывалась больной, пытаясь заманить любимого внука к себе в Калиновку? Зря кряхтела в трубку, жалуясь на сердце? Зря посадила голос, жалуясь на хрипоту?

А куда теперь деть налепленные собственными руками четыре сотни пельменей? Им с дедом Веней столько до весны не съесть. Это вам не роллы заморские лопать, это настоящие русские пельмени размером с кулак! К тому же, в холодильнике ждали своего часа три литра хреновой заправы и целая батарея солений, что тоже не шутки.

— Знаю я эту скорую! — Поправив спортивный костюм от Гуччи, возмутилась она. — В прошлом году аккурат после курантов вызывала. Приехал какой-то пьяненький очкарик — еле на ногах стоит. Икнул, сделал укол магнезии в диван, вежливо попрощался и, покачиваясь, ушел. Вот такая, ёшкин кот, медицина! Нет уж, внучек, давай-ка приезжай. — И безапелляционно: — Жду.

Не дожидаясь ответа, она скинула звонок. Сунула айфон в карман и вернулась за компьютер: Контр Страйк сам себя не поиграет.

Старушка уже свору злобных пекинесов на сетевых пострелушках съела и совершенно точно знала, что с ней команда вытянет даже почти проигранный бой.

— Всё. Хана вам, засранцы! — С криком выбежала она из укрытия, моча гадов сразу с двух стволов.

Героический боевик с позывным «Мара» была коварна, дьявольски хитра, героически бесстрашна и совершенно безбашенна.

— Сюрпрайзмазафака! — Бросая гранату и падая на пыльный пиксельный асфальт, засмеялась она.

Анна

— Хр-р! — Вздрогнув от собственного храпа, проснулась Солнцева.

Впервые за прошедший год она уснула. Не так, чтобы лежать с закрытыми глазами в любой неудобной позе и слышать все, что происходит вокруг. А по-настоящему. Со сновидениями, с почти блаженным умиротворением и слюнями ровным слоем размазанными по подушке.

— А? — Первым делом молодая мать нашла глазами своего карапуза.

Суриков-младший мирно посапывал рядом с ней, придерживая своей крохотной ручонкой край воротника материнской пижамы — вероятно, чтобы не сбежала. Но она и не планировала.

Куда там: казалось, с момента рождения маленького Димки они срослись в единое целое. К тому же, девушка уже приноровилась и прибираться с розовощеким бутузом на руках, и мыть с ним полы, и чистить картошку, и даже обедать. Ах, да — в туалет он ее одну тоже не отпускал: мало ли что. Подползал к двери ванной комнаты, стучал ладошкой и звонко ныл:

— Мама-а-а-а!

Вот и вчера с вечера у него начал резаться зуб. Слюны во рту у малыша скопилось столько, что она стекала наружу, пачкая одну за другой кофточки, поэтому срочно пришлось заводить новую стирку.

И пытаясь унять зуд в воспаленных деснах, Димка чесал их обо все, что попадалось под руку, даже охлажденные прорезыватели не спасали. А уже ночью недомогания ребенка стали настолько невыносимыми, что он решил отомстить за них и материнским нервам и ее же многострадальной груди.

Поэтому после прошедшей в плясках с бубном и Дмитрием Павловичем на руках ночи Анна Солнцева чувствовала себя не лучше героя ДиКаприо в фильме «Выживший». Впрочем, и выглядела она соответствующе: мятое лицо, всклокоченные волосы, выпученные красные глаза.

Потому и не удивительно, что порядочно умаявшись, бедная молодая мамаша отключилась под утро на диване прямо с сыном на руках.

Девушка профессионально, как сапер с многолетним опытом — резко, но быстро, выдернула из-под сына руку и осторожно встала. Вышла на цыпочках из комнаты.

— Лена Викторовна? — Удивилась она, войдя на кухню.

Думала, что Пашка после бессонной ночи не поехал на важную запись в студию и решил остаться с ними дома. И уж никак не ожидала застать свекровь, хозяйничающую у своей плиты.

— Доброе утро, Анечка. — Улыбнулась женщина. — Я вот овощи варю на салат. Мяса купила на рынке. Свежего… Пашка звонил, сказал, что Димка всю ночь хныкал, и некогда тебе будет маяться. Попросил помочь. Вот.

— Ох… — Девушка смущенно поправила гнездо, в которое превратилась ее прическа. — Спасибо…

— Ты садись, — Пашкина мать поставила перед ней тарелку с овсяной кашей. — Завтракай, и бегом в душ. — Налила в кружку заварки и кипятка. Молниеносно соорудила бутерброд с маслом и сыром. — Кстати, я тебя записала на 14.00 в салон красоты. Сходишь, перышки почистишь. — Женщина неловко пожала плечами: — И знаешь, что? Вечером я с Димулькой посижу, а вы с Пашкой сходите куда-нибудь. Ладно? А то ты совсем не отдыхаешь. Да и вдвоем вам, наверное, хочется побыть, да?

— Святая вы женщина! — Аня решительно подошла и сгребла любимую свекровь в охапку.

Ей все еще казалось, что она спит. Ну, не могло ей так повезти! Да еще и под Новый Год!

Джон

Лондон к празднику опять удивил. Нет, не ясным небом — то все еще было затянуто серыми тучами. А противным мелким дождем, накрапывающим с утра по мостовой.

Да и настроение было хуже некуда. Та девушка, при воспоминании о которой сердце болезненно сжималось, пропала почти сразу после Рождества. Она не отвечала на звонки, игнорировала его сообщения, не выходила в сеть. «Наверное, на нее так подействовало семейное торжество, — думал британец. — Я слишком рано познакомил ее со своей семьей. Это было ошибкой. Она испугалась моего натиска и сбежала».

И он в который раз ругал себя за необдуманный шаг, за излишнюю импульсивность, которая была виной всех его поступков, касающихся этой девушки. Просто Джон с первого дня понял: она — та самая. И ни минуты в этом не сомневался. До этого момента.

— В центре города сегодня будет фейерверк. — Как бы невзначай, заметил Калвин, развалившись в кресле на колесиках и лениво вытянув ноги. — Не хочешь смотаться?

Джон бросил скептический взгляд на окно.

— Не знаю.

Со стороны моста Ватерлоо колесо обозрения смотрелось абсолютно плоским и напоминало полоску, так как стояло к ним боком. Он вспомнил прошлогоднее столпотворение вдоль Темзы: шум, горы мусора, пьяных людей, плотный дым, и даже переливающееся всеми цветами радуги LondonEye^[1] не прельщало его теперь к участию в этом скучнейшнем действии.

— Нет. — Мотнул головой. — Не хочу. — Он выключил аппаратуру и решительно встал. — Пожалуй, лучше высплюсь. Это полезнее для дела.

— Слушай, брат, не расстраивайся. — Калвину очень хотелось подбодрить друга. — Ты сам знал, на что идешь, когда выбирал этот путь. Ты ведь не идешь просто за славой и деньгами, ты делаешь гораздо более важное дело! Просто смирись, что твоя музыка не для всех. Люди привыкли потреблять простое: лучше всего, если им разжуют и положат в рот. Хочешь, запишем тебе что-то коммерческое? Тыц, тыц, тыц. Такое послезавтра и не вспомнят, зато срубишь денег — сразу и много.

Джон остановился и с улыбкой посмотрел на друга. Тот всегда умел вовремя напомнить ему, ради чего все это, и почему нельзя было отступать.

— А, давай, сегодня устроим вечеринку прямо здесь? — Предложил Калвин. Он потянулся к лэптопу и настроил радио-волну. — Никуда не пойдем, наберем еды…

Не успел он договорить, как из динамиков полились первые ноты того самого хита, сделавшего буквально в одночасье простого паренька по имени Джон Н. знаменитым.

И вот так было всегда.

Что бы он ни писал, что бы ни исполнял: песня взлетала ненадолго, а потом, так и не достигнув вершины, покидала топ-чарты. Единственным непотопляемым хитом на все времена оставалась именно эта композиция, записанная на старую технику в маленькой провинциальной студии. И Джон все еще помнил это ощущение: после целого дня работы, когда была поставлена финальная точка, у всей команды возникло острое чувство — они сделали что-то особенное.

И этот чертов хит, в который была вложена частичка его души, реально порвал тогда все чарты мира, стоило ему только появиться. Но ни одна последующая композиция не подбиралась настолько близко к этому результату, и это печалило музыканта, мешало его творчеству, стопорило его в развитии.

— Я певец одной песни. — Устало качнул головой Джон.

— Тебе просто нужно проветриться. Ты устал. — Ободряюще хлопнул его по плечу Калвин и принялся дурачиться под порядком надоевший мотив.

В кармане завибрировало. Британец радостно достал телефон и с недоумением уставился на экран. Это была не она, это был его русский друг Дима.

— Хэй, Джон.

— Привет, дружище.

Он внимательно выслушал парня. Тот приглашал его на празднование Нового Года в Россию.

Четыре часа на самолете — не так уж много. И самое время бы отказаться, да аргумент о том, что нужно проведать Марию Федоровну показался британцу особенно значимым. Старушка хорошо принимала его у себя год назад на свадьбе Маши и Димы. Хоть и был он там недолго, но уж больно проникся к ней теплыми чувствами.

— Э… Эм… — Он посмотрел на часы. — Ну, о’кей. Я буду.

— У нас сейчас хорошая погода. — Добавил Дима. — Тепло. Всего минус десять. Но ты все равно надень самые свои теплые вещи, ладно? Встречу тебя в аэропорту.

— Хорошо. — Согласился Джон и бросил сомнительный взгляд на торчащие из крокодиловых туфель белоснежные носки. — Хо-ро-шо.

Сергей Романович

Всё тлен. Достать червей и плакать!

И о сверчках рыдать навзрыд.

Забыть прелестнейшую мякоть

Жрать сухой корм «привет, гастрит»!

После того, как его лесная подружка неожиданно впала в спячку, Сережа не на шутку загрустил.

«Почему я не жираф? Видел бы облака, плывущие по верхушкам сосен. Почему не птица? Мог бы облететь весь мир, вдохнуть свободу полной грудью, воспарить над городом и замереть, пикируя вниз. Так, чтобы сердечко затрепетало в груди, как крохотный жучок в банке. А перед самой землей снова взмахнуть крылом и взлететь в вышину».

Эх, было бы здорово. А так… Тяжело быть ежиком — никто не обнимет. Скучно. Обидно. Хочется собрать вещи в тряпочку, повесить их на палочку, палочку эту на плечо, и медленно уйти в туман.

А приходится тут. Мерзнуть. Сворачиваться клубочком, нос в попе греть. И даже табличку не напишешь: «Ушел в себя».

— Вот поэтому я вас и позвала. — Раздался голос хозяйки. — Грустный он какой-то стал. Все переживаю, как бы не холодно ему было. А то, сами знаете — анабиоз. Или того, что похуже — кони двинет.

«Какие кони? Где?» — Встрепенулся Романыч.

Он никак не мог привыкнуть к этим выраженьицам у людей. Особенно раздражали: «И ежу понятно» и вот эта — «Стричься под ежика». Каждый раз пугался, что кто-то придет его иголок лишать.

— Смотри, это он нам радуется. — Сказала Настя, вынимая его из клетки.

— Я не помылся, не причесался даже еще! — Пытался сопротивляться Сережка, но, увы, его не слышали.

Бесцеремонно прижали к груди.

— Соскучился он по вам. Возьмите его с собой. А?

Игорь

Игорь Рублев понимал, что напрасно тратит время. Вика все равно не будет с ним. Не потому, что любит кого-то другого. Нет. Просто Старыгина была жутко упряма. Ей хотелось, чтобы как в сказке — принца на белом коне, не меньше. А с Игорем… что с Игорем?

С ним было привычно. Они то сходились, то расходились, то ругались в пух и прах. И все равно их пути рано или поздно снова пересекались.

— Старыгина, я к тебе. — Шагнул он к ней в палату.

— Ай! — Вика спрятала лицо под одеяло.

В люксовой палате она находилась одна, поэтому парень не думал, что кто-то мог им помешать. Отчего тогда Вика пряталась? Была не одета?

— Вик, ты чего? — Он положил мандарины на тумбочку, а еловые ветки сунул в вазочку.

— Я не велела никому приходить. И вообще… я не накрашена!

— Вик. Это же я.

— Уходи, Игорек. — Всхлипнула она. — Не надо мне никого!

Парень взял вазу, набрал воды и поставил обратно.

— Просто я подумал… Тебе же одиноко, наверное. Под самый Новый Год так нелепо ногу сломать.

— А я тебе говорила, что не умею на коньках! — Взвизгнула она, отгибая одеяло.

— А я тебе руку протягивал. Сама не взяла.

— Потому что… потому что… — Вика поджала губы и отвернулась.

— Давай вместе Новый Год встречать, а?

— Не получится у нас с тобой ничего, Игорек. — Тихо прошептала девушка. — Я тебе уже сто раз говорила.

— Но ведь нам так хорошо вместе. — Он посмотрел ей в глаза. — Чего тебе еще надо?

— Встретить свою судьбу!

— Ну, и дура! — Подскочил он. — Все равно со мной будешь! Вот увидишь!

И бросился прочь из палаты.

Джастин

— Будем коптить рыбу! — Обещал отец Зои.

Но после поездки на охоту у него резко поднялась температура. Теперь он лежал прямо в гостиной и дрожал под двумя одеялами, а вся семья бегала вокруг него с лекарствами и горячим чаем.

— Хорошо хоть совсем не околели. — Причитала мать Зои. — Как уже надоела эта ваша рыбалка, охота, сети ваши, ружья. Чуть не поубивали друг друга в прошлый Новый Год.

И это дяде Мише еще повезло: его товарищ Толик попал сегодня в больницу с обморожением. Одному Зяме все нипочем — пёс нажрался тушенки и гонял, как угорелый, за зайцами. Вот и не замерз.

Одна беда: хозяин его под Новый Год очутился в больнице, и собаку дяде Мише пришлось взять к себе домой. А жена его Зяму жуть как не выносила.

— Так они ж с Толиком из одной миски едят! В одном спальнике спят! — Объяснял дядя Миша. — А ты его в будку да на мороз хочешь выдворить. Окочурится ж бедный! Это тебе не овчарка, а курцхаар. Благородная кровь. Да, и гляди, какой он голозадый. Точно отморозит себе что-нибудь. Мне потом Толян не простит!

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

LondonEye — Колесо обозрения в Лондоне.