Несмотря на расстояния и время

ЛенаФуксия, 2020

Их встречи могло и не быть. Случайное сострадание, случайная помощь, случайный поцелуй и укус. Эльсбет привыкла всего добиваться сама и не страдает от пустых мечтаний. У неё есть всё, что ей нравится и что ей интересно. Хотя кое-чего ей всё-таки не хватает. Как девочке, выросшей по приютам, ей хочется тёплых семейных отношений. Но она точно не мечтает создать семью с парнем, который находится в разработке её бюро расследований. О той случайной встрече лучше забыть, но драконья судьба не позволит этого сделать. Содержит нецензурную брань.

9

Шеф снова метнул мне пухлый конверт.

— Всё внутри. Банк хочет усилить защиту счетов от внешнего проникновения. На днях у их клиента хакер бесцеремонно снял со счёта деньги. Причём потерпевший утверждает, что снял на его глазах, он даже ничего не успел сделать.

— Дерзкое ограбление, — я усмехнулась. Что-то мне это напомнило… Так-так, банк усиливает защиту. Вслух сказала: — Интересно посмотреть, как это выглядело? Некто подошёл на улице и со счёта списал деньги?

— В конверте посмотришь. Там даже запись есть. — Шеф бросил на меня какой-то странный взгляд.

— Грабителя ищут?

— Самое интересное, что нет. Просто хотят защитить счета клиентов.

— Ок!

— Можешь идти.

Я поднялась, но не удержалась от вопроса:

— Что с ограблением казино в Сен-Тропе? Нашли кого-нибудь?

— Тупик. Единственная версия, которая могла бы всё объяснить, — это твоя, с невидимками. Но она развалилась после проработки группой Олафа. Но я всё же её сообщил заказчикам, одновременно предложив поставить на входах тепловые датчики. Они подумали и согласились, так что задание оказалось для нас выгодным: пристроили партию тепловых датчиков.

— Хорошо. — Кивнула и ушла к себе в кабинет разбираться с новым заданием.

Запустила запись «ограбления». Съёмка нечёткая, впрочем, обычная для камер дежурного наблюдения. Камера направлена на угол кабинета, где стоит сейф, поэтому сторона кабинета со столиком для посетителей, а особенно стул, на котором сидит человек в чёрной кожаной куртке и с дикобразом из чёрных волос на голове, запечатлена плохо. Видно, как человек орудует пальцами по дисплею своего гаджета, но это не доказывает, что он списывает деньги.

Зато на записи хорошо видны лица «потерпевших». В ракурсе сверху и сбоку они выглядят ещё глупее, чем я их запомнила.

Усмехнулась, похоже, камеру включил бугай-привратник, после того как ушёл из кабинета, иначе было бы видно, как я входила. Как я ушла, камера поймала тоже криво и без лица. Если бы я хотела подправить плёнку, уничтожая улики, то лучше бы сделать не смогла. Эти идиоты — мои тайные агенты!

Радость длилась недолго: они, безусловно, идиоты, а я-то кто? Как можно было идти на разборки и не подумать, что там могут быть камеры? Это полная профнепригодность, как сказал бы шеф. Интересно, он меня узнал на видео? Что-то мне подсказывает, что узнал. Задание несложное, а он поручил его мне. Вспомнила его странный взгляд, когда выдавал задание. Точно узнал! Ой, стыдоба…

Прочитала заявку банка. Никакой лирики и апеллирования к беде потерпевших, просто хотят проверить защиту, определить, возможно ли такое списание, и усилить защиту, если подобное возможно.

Приступила к проверке банковской защиты — запустила программку.

В дверях с кружкой кофе появилась Крис — девушка из группы Олафа, мы с ней почти подруги, во всяком случае, у меня есть её номер телефона, а у неё мой.

— Шеф сказал, что ты интересуешься ограблением в Сен-Тропе, — без приветствия начала она.

— Ну, не то чтобы интересуюсь, просто он меня привлекал, и я даже выдвинула версию произошедшего…

— Знаю, знаю — плащи-невидимки. Я, кстати, уверена, что ты права. Съёмка велась на цифровую камеру, поэтому о дефектах плёнки речь идти не может. И дефект плёнки не может следовать за машиной по тротуару, а то, что он на тротуаре, видно невооружённым глазом. Кстати, рассматриваем версии, зачем Олаф обесценил твою идею об ограблении невидимками?

— Самая очевидная — в плаще был он! — Мы расхохотались. — Так что ты хотела? Тебе известна настоящая причина, которую не хочет слушать Олаф?

— Я тут копнула, так сказать, вглубь и вширь, — Крис отхлебнула кофе, — и обнаружила, что уже было несколько похожих ограблений. Я тебе скину свой наработанный материал. Олаф сказал, что раз дело завершили, то ему это неинтересно. Шеф сказал, что ему это интересно, но дело закрыто, поэтому «отнеси материалы Эльсбет, пусть проанализирует, если её это заинтересует».

— Хитрая комбинация из слов — в духе шефа. Вроде как и не задание, но обязательно спросит результат. Расскажи в двух словах, что тебя зацепило.

— Сначала я просто вспомнила, что примерно год назад передавали по новостям о списании неизвестными хакерами со счёта какой-то приморской конторы нескольких миллионов, предположительно прямо из офиса конторы. Я стала искать эту информацию в сети и обнаружила, что таких случаев было несколько. Деньги пропадают со счетов казино и тотализаторов с интервалом раз в год. Мне удалось собрать пять случаев, произошедших в разных странах Европы, поэтому их очень сложно отследить. Во всех этих случаях были посажены ответственные за финансы люди — три финансовых директора и два бухгалтера, потому как было точно установлено, что деньги переводились по их паролям и с их рабочих мест.

— В этом случае тоже единственные подозреваемые — бухгалтер и кассир. Им повезло, что они одновременно были у директора, если бы были в туалете, то алиби так себе, и пришлось бы им расплачиваться с казино своими средствами.

— Вот и я о том же. — Крис снова втянула кофе.

— Да, нашим этим заниматься неинтересно — денег не заплатят.

— Ладно, пойду. Кстати, цветные пряди тебе идут — оживляют причёску, — добавила она уже почти из коридора.

Вот глазастая, нам с Малин показалось, что оставшийся на волосах цвет не бросается в глаза. Придётся полностью перекраситься, особенно учитывая возможную встречу с потерпевшим банком.

Этим же вечером Малин перекрасила меня в пшеничную блондинку, но в банк идти не пришлось. Отделалась программкой, устанавливающий дополнительный контроль над входом в систему банка, которую вместе с отчётом сдала шефу.

***

Малин изящно растянулась на кровати, опершись головой на руку.

После того как она ушла из ночного клуба и стала работать визажистом, она изменилась. Сняла с себя маску тупой провинциалки, с ней стало возможно говорить не только о сексе, еде и нарядах.

К сожалению, после нашего воссоединения мои чувства к ней не вернулись. Я стала тяготиться нашими отношениями, и мы даже стали спать в разных комнатах. Но Малин считала, что у нас всё здорово, и по-прежнему липла ко мне, считая себя верхом сексуальной притягательности.

— Бет, давай заведём ребёночка. Я готова родить!

Я сидела за компом и от её слов слегка подвисла на несколько минут.

— Заводятся только паразиты. Ты беременна? Кто отец? Боб?

— Не-ет! Я не беременна. Ну что ты прям как старшая сестра или мать! Я гипотетически. Представляешь, у нас будет маленький человечек, о котором мы будем заботиться! У нас будет полноценная семья…

— Мне это не нужно! — рявкнула, обрывая её нелепые фантазии. И тихо, не отрываясь от монитора: — У меня уже есть ребёнок.

— У тебя есть ребёнок?! Но ты ничего не говорила… — Малин вскочила с кровати и подсела ко мне, заглядывая в глаза. — И где он?

— Если бы я рассказала тебе о ребёнке, то мне пришлось бы рассказать о том, как он был зачат и как появился на свет.

— Как зачат, — Малин усмехнулась, — это не самое интересное. Интереснее, кто его отец.

— Его отец — ублюдочный насильник. Он трахал меня, пока я не потеряла сознание. Он трахал, а трое держали. Это неинтересно? Но да — это не самое интересное. Интересна беременность, которой я не помню вообще, потому что шесть месяцев меня держали под снотворными в больнице, предположительно в психиатрической — в обычной больнице никто не согласился бы держать несовершеннолетнюю под дурманом так долго.

— Ужас-с, — прошептала Малин, — и как ты с этим справилась?

— Как видишь. Мужиков теперь на дух не переношу. — Я потянулась за сигаретами и закурила прямо в комнате, хотя терпеть этого не могу.

— Прости, я же не знала… А что с ребёнком?

— Ребёнок родился. Сейчас жив-здоров, живёт с дедом. Я с ним переписываюсь.

— А его отец? Его как-то наказали?

— Да. Его наказала судьба. Он сдох через полгода от какой-то неизвестной болячки. И те, кто меня держали, тоже сдохли. Не сразу, но уже никого нет на этом свете. Иного наказания для них всё равно бы не было. Я четырнадцатилетняя сирота из приюта, а они сынки швейцарских ювелиров.

— Жуть! Они держали тебя под снотворным, потому что ты хотела сбежать?

Кивнула в ответ. Это не так, но рассказывать, как было на самом деле, не хочется.

— И как ты выбралась?

— Меня перестали колоть примерно за месяц до родов. Теперь я понимаю, что додержали до срока, когда, даже если я что-то сделаю с беременностью, то ребёнок сможет выжить. Тогда же приехал старик и сказал, что его Ося умер. Снова просил прощения и говорил, что ребёнок — наша с ним надежда, а у меня на карточке увеличилось количество денег в два раза. После родов на какое-то время про меня все забыли. Ребёнок родился слабым, какие-то неправильные глазки, проблемы с кожей. Короче, всё внимание было ему. Я перевела деньги с карточки, подаренной стариком, на счёт, открытый самостоятельно. Этому меня научил Ося. Кстати, зачатки хакерства привил мне именно он. — Накатила волна грусти и жалости, я неожиданно для себя заревела. — Чёрт! Ведь мы с ним очень хорошо ладили, и он так со мной… Зачем? Почему?!

Я, рыдая, убежала на кухню, открыла маленькое окошко, выходящее на крышу, и снова закурила.

Малин прибежала за мной и стала утишать:

— Бет, милая, бедная моя. — Обняла, прижала к себе. — Так бывает, у мальчиков в этом возрасте от спермотоксикоза крышу срывает. Ты попала под раздачу. У меня несколько раз тоже такое было.

— Тебя тоже изнасиловали?

— Ой, нет! Что ты, слава богу, не насиловали. Просто у нас на танцах парни заведутся и потом пристают. Несколько раз приходилось отбиваться. — Малин гладила меня по голове и плечам, как маленькую. — Так как же ты вырвалась?

— Да просто пошла и забрала свои вещи. Меня же рожать отвезли в обычную клинику, хоть и частную. Я сказала, что выписываюсь, забрала документы у медсестры и ушла. Представляю лицо старика, когда он решил проверить мой счёт, а там ноль! Я поехала в Швецию. Хорошо, что было лето. Проскиталась до сентября с какими-то хиппи, заболела, меня отвезли в больницу. Больница сдала в органы опеки. Опека проверила меня по списку пропавших детей — не обнаружила. К счастью, отпечатков моих в базе не было, а я стояла на том, что из Швеции. Вообще старалась мало говорить, чтобы по акценту не поняли. Так что моё имя и фамилию записали с моих слов. Теперь в документах у меня правильная только дата рождения. Меня снова определили в приют. Но в этот раз я уже знала, чего хочу. Я хотела жить так, как старик. Поэтому я с отличием окончила школу, участвовала в различных олимпиадах по информатике. В общем, сделала всё, чтобы сразу поступить в университет. И что в итоге я имею?! Жалкая квартирка. У меня даже машины нет. — Я противно разрыдалась.

— Да ты что? Жалкая квартирка? В центре Стокгольма!

— Просто она рядом с офисом, — продолжаю противно скулить.

— Ага, и офис в центре, и мотоцикл дорогущий. Ты, конечно, не швейцарский ювелир, но ты обеспеченная женщина.

— Спасибо, Малин!

Я пыталась остановить рыдания, но, видимо, прорвало.

— А хочешь, мы заберём твоего сына у этого ювелира? А? Давай!

— Так, стоп! К этому я не готова! Я не смогу обеспечить ему тот уровень комфорта, к которому он привык.

— Ой, ну ты себя слышишь? «Не смогу обеспечить ему тот уровень комфорта, к которому он привык», — передразнила меня Малин. — То есть ты могла скитаться по приютам и с бродягами, а он может жить только в замке. Чушь! Ребёнок должен жить с матерью!

— Я боюсь, что он не захочет. Он даже не знает, что я его мать.

— Не знает? А как же вы переписываетесь?

— Он меня знает, но скорее как друга. Мы ему не говорили, что я его мать.

Малин продолжала гладить меня по голове и спине, приговаривая:

— Ладно, не всё сразу. Что-нибудь придумаем.