Небо памяти. Творческая биография поэта

Леонид Гомберг, 2022

К поэту Юрию Левитанскому настоящее признание пришло, когда ему было уже за сорок. «Вот и живу теперь – поздний», писал поэт в одном из своих стихотворений. Великая Отечественная, на которую он ушел девятнадцатилетним добровольцем, студентом знаменитого ИФЛИ, оставила глубокий след в его жизни и судьбе, и при этом стихи его стоят всё-таки особняком в творчестве поэтов «фронтовой плеяды»… Тончайший лиризм, блестящее владение словом, уникальные находки в области поэтики делают Юрия Левитанского одним из наиболее выдающихся русских поэтов второй половины ХХ века. Друг и биограф Юрия Левитанского Леонид Гомберг много лет работает с материалами о жизни и творчестве поэта. В этой книге тщательно собраны архивные материалы, размышления и воспоминания самого Юрия Левитанского и многих замечательных людей – о нем. Полифоническое звучание книги дополнено избранными стихами поэта. Издание подготовлено к 100-летнему юбилею Юрия Левитанского. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

II. «Под шуршанье каштановых листьев» (1920–1930-е годы)

Юрий Давидович Левитанский родился в 1922 году в Козельце на Черниговщине, старинном уездном городе на реке Остёр.^[7] Там жили и его предки.

Дед Исай Левитанский был состоятельным купцом, имел большую семью…

Семейные предания сохранила двоюродная сестра поэта Светлана Брен.

Исай был купцом первой (по некоторым данным — второй — Л.Г.) гильдии, что было большой редкостью у евреев. Он работал в компании, производящей посуду, часто бывал в разъездах. У него было два брата — Исаак и Борис, их дети жили в Киеве. В семье Исая родилось 12 детей, десять выжили, почти все получили достойное образование. Исай Левитанский умер в 1922 году от «испанки»; думаю, что он успел увидеть новорожденного Юру.

Старший брат Гезя (Григорий? — Л.Г.) был врачом, умер в Москве в 1945-м, детей не имел.

Сестра Фаня (в замужестве Тарлова) прожила долгую жизнь, умерла в Москве в 1980-м в возрасте 91 года, имела дочку и сына, сын пропал без вести на фронте.

Сестра Соня (в замужестве Межирова?) была замужем за Ароном Межировым (родным дядей поэта Александра Межирова). Они жили в Чернигове. Арон Межиров был врачом, но спасти свою жену не сумел: она умерла, отравившись творогом, который попробовала на рынке. У нее осталась дочь, с которой моя мама поддерживала связь до войны, но позже была какая-то семейная неприятность, и связь с ней прервалась. Однажды я куда-то шла с Юрой (Левитанским — Л.Г.), и мы встретили Александра Межирова, Юра нас познакомил, был какой-то разговор на семейные темы, подробностей не помню…

Брат Миша не вернулся с войны.

Брат Лёва жил в Пятигорске, во время Отечественной войны был в подполье, для конспирации поменял фамилию; семья ничего не знала о нем, пока не наткнулись на статью в какой-то газете, подписанную Лев И. Танский. У него была дочь.

Брат Давид — Левитанский — отец Юры. Большим горем для всех стала безвременная смерть сына Давида Анатолия. Он успел окончить институт, собирался жениться, трагедия случилась перед самой свадьбой. Говорили, что поиски продолжались десять дней, и все это время Юра находился на берегу. О Толе говорили, что он обладает большими поэтическими способностями и что поживи он подольше, кто знает…

Сестра Надя (Левитанская) — филолог, ее муж был репрессирован и расстрелян, а она — сослана во Фрунзе. В годы войны принимала у себя родителей Юры — Давида и Раису вместе с их сыном Толей. Надя мне рассказывала, что они неожиданно пришли к ней во Фрунзе голодные и оборванные, передвигались в основном пешком. После реабилитации она вернулась в Ленинград. Юра с ней часто общался. Последний раз они встречались, когда Юра гостил у нас в Киеве в 1989 году.

Брат Юрий (тоже Юрий Левитанский) жил в Киеве, имел сына.

Брат Алик (Абрам) — отец Вали. Юра довольно долго жил у них, к ним приезжали Юрины родители и моя семья. (Двоюродная сестра Юрия Левитанского Валентина Удлер жила в Москве; она скончалась в апреле 2020 года. — Л.Г.)

Младшая сестра Вера (Левитанская) — я ее дочь, у меня есть брат, другой брат погиб ребенком. Мама жила после смерти отца (ей было 16 лет) в семье Межировых.

Козелец известен с начала XVII века как крепость Речи Посполитой. С середины XVII века в городе размещался центр Козелецкой сотни Киевского казацкого полка, а в 1708 году сюда из Киева было переведено управление полка. Здание полковой канцелярии, построенное в 1756–1766 годах архитектором Андреем Квасовым при участии Ивана Григоровича-Барского, сохранилось до сих пор. С 1782 года, когда Козелец стал уездным центром, здесь находился магистрат. Здание и теперь расположено на территории городского парка… И можно представить, как почтенный Исай Левитанский в сопровождения супруги Рахели и стайки детей во время семейной прогулки проходил мимо этой внушительной постройки.

Сегодня Козелец — поселок городского типа. Центральная площадь до сих пор носит название Соборной, поскольку здесь расположены два храма: возведенный еще в XVIII веке Рождественский собор и Вознесенская церковь XIX столетия.

Еще одна важная достопримечательность — усадьба Покорщина, некогда принадлежавшая казацкому полковнику Дарагану, а затем купленная помещицей Натальей Разумовской для торжественной встречи российской императрицы Елизаветы Петровны, пожелавшей навестить своего любовника Алексея Разумовского, сына Натальи. В прошлом усадьба располагалась за чертой поселка, а ныне стала его частью.

Впрочем, в сегодняшнем Козельце не так много зданий, которые помнят предков Левитанского.

«Какие-то смутные детские воспоминания у меня остались, — рассказывал поэт. — Из очень давней ранней-ранней поры я помню — ну как это бывает всегда — что-то очень отрывочное, непонятное: веранда какая-то невероятная, дерево какое-то…»^[8]

Первое воспоминанье,

самое первое,

цветное,

цветная веранда,

застекленная красным,

зеленым и желтым,

красные помидоры в тарелке,

лук нарезан колечками,

звук приближающейся пролетки

по булыжнику мостовой,

кто-то, должно быть, приехал,

кованый сундучок

и орехи в зеленых скорлупках

с желтым запахом йода,

золотые шары у крылечка,

звук удаляющейся пролетки,

цоканье лошадиных подков

по квадратикам звонких булыжин,

кто-то, должно быть, уехал,

может быть, я,

ну конечно,

это я уезжаю,

засыпая под звук пролетки,

и только цветная веранда

мигает вдали

красным, зеленым и желтым,

игрушечным светофором

на том перекрестке,

куда мне уже не вернуться.

(Воспоминанье о цветных стеклах. Кинематограф, 1970)

Когда мальчику исполнилось три года, семья переехала в Киев. Город этот, как и Козелец, не оставил в памяти ясных, предметных воспоминаний. Но события детства породили у поэта какие-то почти непередаваемые ощущения начала, исходной станции, к которой странным образом его влекло в последующие годы, порождая могучее необъяснимое желание повторения пройденного при ясном понимании безвозвратности ушедшего даже при кажущейся цикличности времен.

Его «безумно тянуло» к прежним местам, к прежним временам.

На моей памяти Юра был в Киеве три раза, — рассказывает Светлана Брен, — первый раз он отвозил годовалую Катю с Валентиной (Катя — старшая дочь Ю. Левитанского, Валентина Скорина — вторая жена Ю.Д. Левитанского, мать его трех дочерей — Л.Г.) куда-то под Киев и неожиданно (о радость!) появился у моих родителей. Валентин (брат С. Брен — Л.Г.) вспоминает, что ездил с Юрой к каким-то его знакомым, где разговор шел об отъезде Некрасова^[9]. Это было в 1974-м. Последний раз в Киеве он был с Ольгой (младшей дочерью Ю. Левитанского — Л.Г.), точно в 1989-м, начало июня… Он проводил много времени у телевизора, ловя политические новости.

В Киеве Левитанский отыскал место, где прежде находился его дом. Глубочайшее впечатление от этой встречи с прошлым нашло отражение в написанном вскоре стихотворении, посвященном своей старшей дочери…

Но как мне хотелось

тебя привести

и с тобой прошагать

по местам,

где я жил,

по местам,

где я шел

и прошел

день за днем,

год от года —

хотя жизни моей

для такого похода

едва ли хватило б теперь —

но в Киев,

но в Киев,

на Малую Васильковскую,

угол Рогнединской,

в Киев

так тянуло меня

с тобою прийти, Катерина, —

и вот я пришел

в этот двор

(только он и остался,

а дома давно уже нет),

в этот двор,

где под шорох и шелест

каштановых листьев

прошло мое детство, —

и теперь

я испытывал чувство такое,

как будто тяжелый

свалил с себя груз,

и дышал облегченно,

и счастливыми видел глазами,

как легко совпадают

и как совмещаются

наши с тобою следы —

словно две параллельных,

что сходятся

где-то в пространстве,

в бесконечном пространстве

бесчисленных лет —

шаг за шагом,

след в след,

под шуршанье каштановых листьев.

(Письма Катерины, или Прогулка с Фаустом, 1981)

Лет с семи Левитанский помнил себя уже в Донбассе, шахтерском городе Сталино. Там появились друзья, о которых он впоследствии вспоминал всю жизнь. К слову, имя «вождя народов» Сталино носил не так уж долго — с 1924 по 1961 год; прежде город назывался Юзовкой в честь британского промышленника Джона Юза (Хьюза), основателя города, а после — и до сегодняшнего дня — Донецк.

«Жили мы в какой-то халупе, потом немного обустроились, — рассказывал поэт. — …Глинобитные домики, естественно, без всяких удобств, с общим туалетом на шесть-семь домов во дворе… Воду таскали квартала за три»^[10].

Но эти воспоминания Левитанского относятся к 1990-м годам, а в 30-х настроение у него было совсем другое: «…не в силах буйной радости сдержать я», — писал в ту пору ученик девятого класса.

За окном вечерний говор человечий,

Золотыми звездами небосвод залит,

За окном огнями вспыхивает вечер,

Да звонки трамваев слышатся вдали.

Выхожу из дома. Нараспашку ворот,

Ветер обдувает с четырех сторон,

И меня встречает мой веселый город,

Улицами зданий становясь во фронт.

Я иду. А город, освещенный ярко,

Толпами прохожих весело шумит.

Я иду все дальше, я шагаю к парку,

Он блестит, росой вечернею умыт.

И не в силах буйной радости сдержать я,

Вперегонку с ветром мчуся по росе,

Чтобы встретить в парке смех, рукопожатья

Дорогих товарищей, девушек, друзей.

Перед нами парк раскинулся огромен,

А за парком город тянется горист.

Золотые звезды падают, растаяв,

Но огни, как звезды, окружают нас,

Песня комсомольская, песня молодая

С ветром облетает молодой Донбасс.

(Вечер. Комсомолец Донбасса, 18 октября 1937)

Левитанский учился в средней школе № 3. В одном классе с ним — его друг Леня Лидес, впоследствии известный писатель, «король фельетона», прозаик и поэт Леонид Израилевич Лиходеев. В отличие от Левитанского он родился в Юзовке (так Сталино назывался в 1921 году), по-своему любил этот город. Через много лет он напишет повесть «Жили-были дед да баба», где расскажет о столице шахтерского края конца XIX — начала XX века со многими подробностями и, как говорится, со знанием дела:

«Улицы в нашем городке назывались линии. Они были немощеные. Домишки на них поставлены по линеечке, наспех, поскольку городок рос при огромном заводе, и завод подминал под свои интересы окружающее пространство.

Первые мои впечатления о природе были связаны с серым золотистым песчаником, который заваливал все вокруг, но сквозь который упрямо пробивалась мелкая травка. Деревья на линиях попадались редко: здесь всегда была степь»^[11].

Жил Леонид на 9-й линии, ныне улице Челюскинцев.

После окончания школы пути Лиходеева и Левитанского разошлись. Леонид поступил в Одесский университет, а Юрий — в московский ИФЛИ — Институт философии, литературы, истории. Однако летом 1941 года оба уйдут добровольцами на фронт, оба станут военными корреспондентами. После демобилизации Лиходеев работал в Краснодарском крае, потом переехал в Москву и поступил в Литературный институт. В Москве они встречались нечасто, но кажется, надолго не отпускали друг друга из виду.

Поэт Михаил Поздняев вспоминал: «Мы с ним (Ю. Левитанским — Л.Г.) довольно много обсуждали публикации в литературных журналах в златые дни перестройки; он не поддался общей эйфории и проявлял чрезвычайную сдержанность в оценках. По гамбургскому счету из всего массива напечатанного тогда он выделял только “Доктора Живаго”. И еще была одна книга, прочитанная им в рукописи, о которой он говорил как о лучшем, быть может, русском романе XX века — после Толстого. Я долго выпытывал у него — кто автор, но он стойко хранил тайну. Этот сюжет развивался чуть ли не год; Левитанский меня прямо заинтриговал, при каждой встрече то пересказывая какой-то эпизод, то цитируя восхитившее его авторское умозаключение. Однажды в ЦДЛ (у нас был повод вместе поужинать, компанию нам составил Юрий Владимирович Давыдов) за наш столик присел ненадолго пожилой господин, вовсе незнакомый мне, а с двумя старшими сотрапезниками моими общавшийся на “ты”. Разговор начался как будто с того слова, на котором прервался в прошлый раз. Говорилось о книге, написанной — вернее, все дописываемой и дописываемой — незнакомцем. Левитанский в какую-то минуту взглянул на меня: вы, мол, понимаете, что сидите рядом с тем самым автором? — и представил нас друг другу. Автора звали Леонид Лиходеев. Имя я встречал на 16-й странице “Литгазеты”: фельетонист, сатира и юмор… и надо же — роман века!»^[12]

Какой же роман Л. Лиходеева имел в виду Левитанский? Скорее всего, «Семейный календарь, или Жизнь от конца до начала», трехтомную эпопею, над которой писатель работал долгие годы. Отсюда, возможно, и сравнение с Толстым. Впрочем, это лишь наше предположение: в годы перестройки и в начале 90-х Лиходеев написал несколько заметных произведений.

Забавная мелочь: однажды, посреди времен, Леонид Израилевич нарисовал дружеский шарж на Левитанского. Его можно увидеть на сайте поэта и сегодня.

«Третьего мушкетера» из Сталино звали Семен Григорьевич (Соломон Гиршевич) Соколовский. Он, как и Левитанский, родился на Черниговщине — в городе Нежин. Однако учебу Семен начал в Сталино… в той же школе, что Юрий и Леня. Вместе они посещали и Дом пионеров. Правда, тех скорее привлекала поэтическая стезя, в то время как Соколовский предпочитал драмкружок. После окончания школы в 1939 году Соколовский, как и Левитанский, уехал в Москву и поступил на актерский факультет Московского городского театрального училища (ныне Высшее театральное училище им. М.С. Щепкина). В 1942 году он был мобилизован и направлен на строительство оборонительных сооружений. Потом, продолжая учебу, работал в составе фронтовой театральной бригады.

Большая часть творческой биографии Соколовского была связана с московским Театром на Малой Бронной, где он сыграл десятки ролей. Актер снялся в почти тридцати кинофильмах. Зрители запомнили его в культовом сериале советской эпохи «Следствие ведут знатоки» в роли полковника Скопина. Личная жизнь красавца Соколовского не сложилась. В «новые времена» он стал никому не нужным, совершенно забытым… Юрий Левитанский с горечью рассказывал о том, что его друг прозябает в доме престарелых (на самом деле, это был Московский Дом ветеранов сцены). Он ушел из жизни в сентябре 1995-го. Поэт пережил его всего на полгода.

Саратовский режиссер и педагог Александр Семенович Чертков вспоминал, как в самом конце 1933 года он был направлен в Сталино, где организовал «первый в стране Дом художественного воспитания детей», в котором наши герои занимались в 1934–1935 годах.

«Очень хорошо помню трех мальчиков — «трех мушкетеров», как их называли ребята, — чрезвычайно живых, умных, талантливых, инициативных, увлеченных, — рассказывал он впоследствии. — Ребята были обаятельны и очень “личностны”. Очевидно, мое увлечение искусством передалось тогда и им, потому что впоследствии один из них стал актером — Семен Соколовский, другой поэтом-лириком — Юрий Левитанский, а Леня Лиходеев — писателем»^[13].

Примечания

7

Справка о рождении Ю.Д. Левитанского: Государственный архив Черниговской области,

Ф. 679, оп. 10, д. 3767, л. 98 об.

8

«Иронический человек…» С. 76.

9

Некрасов Виктор Платонович (1911–1987) — писатель, участник Великой Отечественной войны, награжден орденом Красной Звезды (1944), медалями «За отвагу» (1943), «За оборону Сталинграда» (1943) и другими. Автор легендарного романа «В окопах Сталинграда» (1946), впервые правдиво отразившего минувшую войну. В 1974 году уехал из СССР, жил в Париже, работал в журнале «Континент», на радио «Свобода» и других «эмигрантских» СМИ.

10

Там же. С. 77.

11

Лиходеев Л.И. «Жили-были дед да баба»: http://lixodeev.ru/?page_id=257

12

Поздняев Михаил. Старый ребенок // Лит. обозрение. 1997. № 6. С. 32.

13

Шилов Константин «Я помню грозное веселье ваших грустных глаз»: http://lixodeev.ru/?page_id=564