Любовь и ярость Ключевской сопки

Леонид Канашин

…и под большим секретом поведал о жуткой тайне местных вулканологов, с которых взята подписка о неразглашении. Оказывается, вулканы являются живыми организмами. Вулканы имеют разум и чувства. Например, они не любят чужаков. На той же Ключевской сопке народу уже погибло несчитано, но ни одного местного, все приезжие! «Вот до вас Ключевская была как на ладони, а сейчас что мы видим?.. Ни черта мы не видим! Закрылась она, предупреждает, что лучше вам на нее не ходить!..»

Глава 3.

Таисия и Иван

Таисия впервые за последние дни позволила себе расслабиться. Она сидела на табурете, прислонившись к стене, в узком пространстве между холодильником и столом. Кухня была махонькой. Немного сдвинувшись, Таисия могла бы, не вставая с места, достать и до раковины, и до электрической плиты, и до тумбы с посудой. Тонкие c голубыми жилками руки Таисии, лежащие на коленях, покрывали капельки высыхающей воды. Из гостиной, отделенной от кухни коридором, доносились пьяные мужские голоса. «Все-все успела!» — подумала Таисия удовлетворенно.

Она вспомнила тот день, когда муж сказал ей, что к ним приезжают гости, и свой испуг, потому что одно дело, когда в гости приходят соседи или друзья, живущие здесь же, в Ключах, и совсем другое — когда гости приезжают с материка. Невозможно было представить себе, как она будет принимать в этой своей жалкой квартирке, расположенной на втором этаже покосившегося деревянного барака, совершенно ей не знакомых людей, живущих в большом городе, в красивых квартирах со всеми удобствами.

В гости приезжали друг мужа по службе в армии и с ним еще один человек, которого Ваня прежде не знал. Друг этот был у Вани старшиной, а сейчас стал большим начальником. Таисия так и не поняла, каким образом он отыскал Ваню, потому что почти двадцать лет у них не было никакой связи. Полгода назад Ваня получил от него первое письмо. Оказалось, друг является заядлым охотником и мечтает поохотиться на Камчатке. Иван тоже баловался ружьишком, и дичь, которую он добывал в сезон охоты, была хорошим подспорьем в семье. Потом было еще одно письмо, и вот неделю назад пришла телеграмма, где друг сообщал, что они прилетают.

Прежде всего Таисия взялась за квартиру. Последний ремонт они делали прошедшим летом, но осенью, с наступлением морозов, дом, как обычно, повело. В результате обои местами порвались и отклеились, штукатурка на потолке кухни отслоилась и провисла выменем, грозя обвалиться. Кроме того, в гостиной, служившей также и спальней для детей, всю зиму промерзали углы — там пошла плесень. От Вани большой помощи в ремонте ждать не приходилось, вот в лес сбегать, куропаток к столу набить или ягоды какой насобирать — это да, это он с удовольствием, а по дому что-нибудь сделать — его прям с души воротит! Конечно, было время, когда ему приходилось круглый год заготавливать дрова и носить воду из уличной колонки, но два года назад в барак провели холодную воду, а также паровое отопление от поселковой кочегарки, и у Вани домашних забот резко убавилось.

От детей пока еще тоже в хозяйстве проку мало. Пете, хоть он и вымахал уже выше родителей, исполнилось только четырнадцать, Насте — на год меньше. Не то чтобы они ленились, нет: сама Таисия старалась сильно их не загружать, чтобы они больше уделяли внимания учебе. И они молодцы: Настя — круглая отличница, а Петя учится на «четыре» и «пять». Тоже мог бы быть отличником, если бы старался больше.

Сама Таисия в свое время была лучшей ученицей в Ключевской школе, думала инженером стать. После школы она поехала поступать в Петропавловск, но в институт ее не приняли — знаний, полученных в деревенской школе, не хватило. Поступила в педучилище и через два года вернулась в Ключи учителем начальных классов. Хорошая профессия, уважаемая, но для своих детей Таисии хотелось чего-то большего.

Как и многие камчадалы, Таисия и Иван мечтали, накопив денег, купить кооперативную квартиру в каком-нибудь городе на материке и переехать туда. Вначале думали это сделать к тому времени, как Пете идти в школу, но не получилось — вся зарплата уходила на текущие расходы. Потом решили во что бы то ни стало скопить требуемую сумму к окончанию Петей школы. Сейчас до этого срока оставалось еще три года, но уже теперь им ясно было, что ничего с переездом не получится.

Первым делом Таисия замазала самодельной шпатлевкой трещины на потолках и стенах, потом побелила потолки известью и наклеила на стены новые обои. Следом покрасила полы. Повезло, что в школе как раз начались каникулы, можно было работать весь день, да и дети хоть как-то да помогали, иначе бы к приезду гостей Таисия не управилась. Но все обошлось. Даже половая краска, которая плохо сохла и до последнего дня липла к ногам и щелкала, успела высохнуть.

Затем Таисия взялась за приготовление угощений. Тут тоже подфартило: знакомые на днях забили свинью, и Таисия купила у них свежего мяса. Ваня поставил петли на зайцев и принес несколько штук. Картошки, квашеной капусты, замороженной брусники, соленой черемши, красной рыбы и икры — этого всегда имелось вдоволь, так что Таисии было с чем развернуться, из чего готовить, чтобы не ударить перед гостями в грязь лицом.

Ваня настоял на том, чтобы гости остановились у них, хотя в поселке была гостиница и Ваня мог бы там договориться. Таисия понимала, что мужу неудобно предложить другу, с которым он не виделся двадцать лет, поселиться в гостинице. Пришлось на время устроить детей у родителей. Они жили в своей старой маленькой избе на соседней улице. И старики, и дети были этому только рады. Ваня и Таисия первые годы после женитьбы тоже жили там. Это потом, когда у них уже родились Петя и Настя, им выделили комнату в этом бараке. Они вселились вчетвером в комнату, где сейчас гостиная, а вторую, маленькую, комнату, примыкающую к кухне, занимали тогда Зинка со своим мужем. Коммунальная квартира…

Зинка была крепко сбитой, грудастой, попастой и говорливой бабенкой. То есть полной противоположностью маленькой, хрупкой и молчаливой Таисии. Что до фигуры, то Таисия и сейчас, в свои тридцать семь, остается девически стройной. Наряды тринадцатилетней Насти ей в самую пору.

В юности Таисия сильно переживала из-за своего маленького роста, и когда Ваня, который был еще ниже ее, стал за ней ухаживать, она сразу сказала себе, что замуж за него она ни за что не пойдет. Она представляла, какие у них могут родиться дети-мышатки… К тому же и фамилия у него была не очень — Шнырев. Таисия имела красивую фамилию Полянская и очень ею гордилась.

Ваня был родом с Рязанщины, а служил под Владивостоком. После службы он домой не поехал, а, решив подзаработать, завербовался на путину, на курильский остров Шикотан. После путины попал в Усть-Камчатск, где работал плотником на судоверфи. Однажды он приехал к знакомому в соседние Ключи и встретил на улице Таисию. Через несколько дней он перевелся в Ключи, в бондарный цех леспромхоза…

Таисия к этому времени уже год, как работала учителем: с утра до ночи пропадала в школе, а потом дома проверяла тетрадки своих учеников. Воскресными вечерами она выбиралась в клуб, где крутили кино и проходили танцы. На миниатюрную большеглазую Таисию заглядывались многие парни, но ей особо никто не глянулся. Ключевские ребята к тому же не отличались изящными манерами: от них пахло табаком, дешевым вином, и свои симпатии они стремились выразить исключительно молчаливым тисканьем в каком-нибудь темном углу.

Ваня был не такой. Он был робкий, но настойчивый. После работы он приходил в школу и сидел в коридоре на подоконнике в ожидании окончания занятий. Затем провожал ее до дому, помогая нести сумку с тетрадками и развлекая ее рассказами о себе и своих друзьях. Таисии все время было неловко, она думала, что все смотрят на них и шепчутся о том, какие они оба маленькие… У Таисиного дома они прощались, и Ваня шел к себе в общежитие. Встречались они и на танцах. Здесь Ваня был на одинаковых правах с другими ребятами. Правда, она никому не разрешала себя провожать, зная, что Ваня все равно увяжется за ней.

Так продолжалось несколько месяцев. Однажды Ваня, прощаясь, взял ее за руку и сделал ей предложение. Таисия освободила руку и сказала, что он очень хороший, но замуж пока она ни за кого не собирается… На следующий день Ваня не зашел за ней, как обычно, в школу. Не появился он и на другой день, и день спустя. Тут-то Таисия неожиданно для себя заволновалась. Она вдруг почувствовала пустоту и поняла, что уже не может жить без Ваниного привычного присутствия, без его нежного просительного взгляда. И ей стало страшно от того, что она может потерять навсегда самого близкого ей человека, человека, который, может быть, любит ее так, как никто другой любить никогда не будет… А что если он с отчаянья натворит глупостей: с собой что-нибудь сделает или возьмет да и предложит другой девушке выйти за него замуж?.. После бессонной ночи Таисия не выдержала и сама пошла к нему в общежитие. Выяснилось, что Ваню неожиданно послали в срочную командировку и что он вернется через неделю.

Действительно, Ваня вернулся через неделю. А еще через месяц они сыграли свадьбу, а еще через год у них родился Петя (и совсем не маленький, а большенький такой мальчик), а потом еще через год и Настя.

А с соседкой Зинкой у Таисии отношения сразу не заладились. Таисия ревновала к ней Ивана. Никаких серьезных оснований у Таисии для этого не имелось, но про Зинку ходили разные нехорошие слухи, и во внешности ее так и выпирало все такое откровенно женское… Зинкин муж каждый год на несколько месяцев уходил в море, потом его списали за что-то с корабля, и он нанялся к геологам бить шурфы, запил, забичевал и, в конце концов, сгорел от водки.

Через месяц после смерти мужа Зинка выселилась и уехала на материк, к матери, а ее комната досталась Шныревым. Конечно, грех радоваться, когда счастливое событие как-то связано с горем другого человека, но Таисия была на седьмом небе: во-первых, наконец-то она стала единовластной хозяйкой целой квартиры, во-вторых, исчезла угроза ее семейному счастью, и, в-третьих, они с Ваней имели теперь отдельную спальню — спать в одной комнате с детьми, которые к этому времени уже подросли, стало совсем неудобно…

— Палыч, Жора, ну что вы ничего не едите? — суетился за столом раскрасневшийся Иван. — Вот рыбка соленая, вот копченая, вот икорка!.. Ложите побольше! У нас этой икры — вагон и маленькая тележка!..

— Да мы уже столько съели! Куда еще больше, бляха-муха! — осоловевший от еды и выпивки Палыч в рубашке, расстегнутой до пояса, откинулся на спинку стула и похлопал себя по животу. И этот выпуклый живот его, и мощная грудь покрыты были рыжеватой курчавой шерстью. — Вот тебе-то надо на жратву наваливаться! — Палыч смерил взглядом худощавого Ивана. — Или не в коня корм?..

— Конституция у меня такая! — хихикнул Иван.

— Херня все это — конституция! У Жоры вот тоже кость узкая, а посмотри, какой он крепкий!.. А-а, я знаю: у тебя, Шнырь, бляха-муха, солитер завелся! — и Палыч громко захохотал.

Вслед за ним засмеялись Иван и Жора. Иван смеялся мелким деликатным смешком, Жора издавал захлебывающиеся звуки, похожие на безудержное икание.

— Ну, Палыч! Ну, юморист! — хлопал себя по бедрам Жора. — Как скажет, так — хоть стой, хоть падай!.. Солитер завелся!.. Солитер… Ик-ик-ик…

— Шнырь, слышь, а почему жена твоя посидела с нами немного и убежала? — прервал смех Палыч. — Не рада гостям или брезгует?

— Ну что ты, Палыч! — испугался Иван. — Она там, на кухне, дела еще какие-то недоделала, сейчас придет, я позову…

— Давай зови, бляха-муха! — Палыч ухватил короткопалой рукой водочную бутылку и стал наполнять рюмки.

— Только, это, мужики, — сказал Иван, — не говорите ей, что мы на медведя пойдем. Я-то ей сказал, что вы за бараном приехали… Ну, знаете, баба… ничего в охоте не понимает, ей скажи: медведь — она тут же запричитает, заохает!..

— А медведь точно будет, Шнырь? — недоверчиво прищурился Палыч.

— Железно! Он, это, осенью поздно залег, уже по снегу, почему я его и засек… Петлял он, конечно, путал, но меня же, старого браконьера, не проведешь!.. Места эти я знаю как свои пять пальцев. Там, конечно, это, сейчас снегом все завалено, но я метки оставил — берлогу найдем легко, не боись…

— Нормальный медведь-то? Не пестун какой-нибудь? Ты писал, бляха-муха, что у вас тут большие водятся.

— Медведь — что надо, Палыч! По следам так центнеров на шесть потянет!..

— Ну, не свисти, Шнырь! Шестьсот килограммов! — замахал руками Палыч. — Жорик, мы под Северо-Енисейском мишку завалили, сколько он весил?

— Триста двадцать кило, Палыч.

— Вот, бляха-муха, триста двадцать! Огромный такой мишка — и триста двадцать! А ты, Шнырь, говоришь шестьсот!..

— Палыч, ты просто не канаешь: тут, это, совсем другие медведи, камчатские! Я тебе железно говорю — шесть центнеров, а то и больше! Если он станет на задние лапы, будет выше тебя в два раза!

— Ну, Шнырь, бляха-муха, если не свистишь, я тебе… В общем, мы берем только шкуру, остальное тебе…

— Я, это, желчь возьму да сала немного. Много на себе не утащишь: дороги же туда нет…

— Шнырь, так ты зови жену-то!.. Подожди-ка, я сам схожу, — Палыч поднялся из-за стола и, качнувшись, вышел из гостиной.

— Жора, — спросил Иван, понизив голос, — я не понял, ты, это, кем у Кабана работаешь?

— У какого Кабана?

— Ну, у Палыча. Мы его в роте Кабаном звали…

— Был Кабан, стал Егор Павлович! — веско заметил Жора. — Вожу я его. Личный водитель.

— Шестеришь, значит.

— Почему «шестеришь»? — обиделся Жора. — Я говорю: личный водитель…

— Да я ничего такого, что ты, Жора!.. У нас на Камчатке тех, кто возит начальство, шестерками называют. Ничего обидного…

— Мы с Палычем почти что друзья, — Жора все еще глядел на Ивана сердито. — И на работе вместе, и в отпуске. Вместе охотимся, рыбалим… Он мне квартиру оформил без очереди… А ты говоришь: «шестерка»!..

— Да ладно, ладно, Жора, извини!.. Давай, это, еще раз за знакомство…