Расклейщик объявлений

Леонид Савельев

Сюжетные линии произведений Леонида Савельева напористы, остры, неожиданны и динамичны. Прозу автора можно отнести как к остросюжетной, так и к лирической, повествующей о взаимоотношениях людей. Почти в каждом рассказе или повести Леонида Савельева существует интрига, понятная лишь только по прочтении текста, она везде разная. Но не великолепные сюжеты составляют основу успеха и самобытности автора. Автор смотрит «изнутри», сдирая одежды и разоблачая мысли каждого из героев. Собственный стиль, великолепные сюжеты, легко узнаваемые в себе или знакомых герои – это залог успеха и уникальности нового автора.

ВСТРЕЧАЕМСЯ СЕМНАДЦАТОГО

Посвящается моему другу Марьину Максиму

1. Ниагара

Кофе был хорошим. Я полюбил заходить в это кафе, выпить чашечку, подумать. В последнее время события развивались стремительно, не давая времени на мысли. Живя всего второй месяц в этой стране, я никак не мог адаптироваться. Всё было чужое, ко всему нужно было привыкать. Нам с женой было сложно. Сын ещё маленький, он примет все как должное, но нам сложно. Я бы не уезжал. Настояла Лена. Настояла после загадочной смерти Короткого.

Кафе было пустынным. Напротив трое уличных музыкантов с гитарами и контрабасом играли сёрф. «Surf music». Редко услышишь. Мы со Стасом любили этот стиль. Вообще музыка была центром для нас в то время. Но больше для Стаса. Он был фанат. Как у него помещалось в голове столько информации о группах, солистах, было просто непонятно. Стас был ходячей энциклопедией.

Дружили мы со школы. Причем Стас был как клей, который притягивал, скреплял многих. Общей компании не было. Стас был центром. Он общался с огромным количеством людей. Его любили. К нему приходили компаниями выпить пива, поболтать, послушать музыку. Друзья и собутыльники у него были повсюду. Соседи, коллеги, одноклассники, одногруппники — все знали Стаса. Между собой почти все друзья Стаса были знакомы. Тусовка в его квартире была постоянна, многие у него жили по нескольку дней. Все вроде бы даже дружили, пока были у него дома. Вне стен его квартиры они не общались. Никак. Просто даже не встречались, а порой и не здоровались, встретившись случайно на улице. Всех связывал только один человек. Стас. Это был отдельный мир, неосознанно созданный им. Стас ничего не делал для создания этого мира. Он просто жил, слушал музыку. Он не был даже гостеприимен. Даже не смотря в дверной глазок, он открывал всем и занимался дальше своими делами.

— Здорово, Стас! Мы с пивком!

— Проходите. Привет!

— Дай открывалку, Маркин. Кружки есть?

— На кухне возьми, — мы со Стасом писали музыку, держа каждый в своей руке по пульту. Перед телевизором стояли два «видика». Из троих пришедших ребят мы знали только Серёгу.

— Это Володька, а это Костик. А где там найти-то?

— Угу… Привет ещё раз… Открывалка — где вилки, кружки, над раковиной.

— Чё пишете, ребят? Нет пепельницы ещё?

— Пепельницы? Не, одна… Сходи, возьми банку на кухне. Музыку пишем.

— А порнухи нету?

— Порнухи нету.

Вернувшиеся с кухни, Серёга с Володей расставили перед всеми кружки и, открыв огромную сумку, звеня, достали несколько бутылок с пивом и разлили каждому.

— Есть что новенькое?

— Угу… Видишь, пишем?

— Вижу. Тихо! От Стаса слова не вытянешь. Откуда музыкалка?

— У Бисарабыча на районе кабельное подключили. По ночам MTV транслируют, рок-блоки. Он ставит на ночь на запись и катает всю кассету. Мы вот выбираем, пишем, что нравится.

— А есть что прикольное, Тихон?

— Да. Вот послушай. А пиво где брали? «Мартовское» — крепкое, но слащавое какое-то. Народу-то до хрена было?

— В тридцать первом? Да нет, не больше получаса стояли. Да хрен с ним, что слащавое! Зато накатывает. Что порожняка гонять? Слушай!.. Круто!.. Мля!.. Круто! Что это? Ни-иа-ага-ара?

— Ха!

— Чё ржёшь, Стас?

— Хренугара! Ё! Ха!

— Нирвана, Серёга! Читать, что ль, не умеешь? Ниагара… Охереть!

Чтобы не было пробелов между песнями, нужно было слегка отмотать назад. Тогда не было «снега» в промежутках. Мы сидели в дыму, курили и тащились. Был первый день, когда мы услышали Кобейна. Курт в своём полосатом свитере разбивал гитару, а мы, не отрываясь, смотрели на него в ламповый телевизор с выпуклым экраном и неустойчивым моргающим цветом.

— А чей это второй видак? «Даеву»? Твой, Тиха?

— «Дэу» читается, Серый. Не, это Бисарабыча. У меня ВэЭм двенадцатый до сих пор.

— А чё, и ВэЭм отличный аппарат. Хреново только, что пульта нет, а так — хороший видак. Открывать ещё пивняк-то?

В кармане завибрировал смартфон, отвлекая от воспоминаний.

— Алло!.. Да, Лен!

— Тиша, ты где? Когда будешь?

— Да тут я, в кафе. Вина решил выпить, бокальчик.

— Вина? Ты же не пьёшь его. — В голосе тревога. Уже непривычно. За то время, как мы переехали в эту страну, я первый раз снова услышал эти тревожные нотки в её голосе.

— Захотелось. Мы ж в Италии, Лен! Уже два месяца, а я ни разу не пробовал. Скоро буду, тут ребята музыку напротив хорошую играют, слышишь?

Я вытянул руку с телефоном в сторону музыкантов. Поднеся обратно к уху телефон, я слушал её молчание. Даже в её молчании слышалась тревога. Тревога, появившаяся у неё после смерти Короткого.

— Ты волнуешься, что ль, Лен? Всё хорошо, мы в Италии.

— Почему-то вдруг… Да нет, Тиша, всё нормально. Просто что-то вдруг… Давай приходи, мы ждём тебя.

Я, отключившись, подозвал официанта. Отхлебнув из бокала, в который раз подумал, правильно ли мы поступили, уехав из страны. Смотря в окно на прохожих, на чистую улицу, я успокаивал себя, что всё наладится и всё будет хорошо. Да я и на Родине был в этом уверен. Это Ленка. Она боялась.

После смерти Короткого она боялась. Боялась за меня, боялась за нашу семью. Это стало патологией, навязчивой идеей. Но я бы не поехал один. Не поехал бы потому, что писать о своей стране из-за границы можно лишь первое время. Потом начнутся мемуары.

Всё будет хорошо. Я расплатился с официантом. Толкнув дверь и выходя на улицу, я почувствовал вибрацию смартфона в кармане. Звонок был по «viber».

— Тиха! Здорово! Что с телефоном твоим? Пришлось «viber» набрать!

— О! Андрюха, привет — тыщу лет!

— Ага! Как ты? Давай пересечёмся. Я только с Мурманска прилетел. Пивка попьём.

— Да я это… Я в Тортоне сейчас, Дрюнь.

— А где это?

— Между Миланом и Генуей, Дрюнь.

— Ха!.. Дело хорошее. Ну и как отдыхается? Когда прилетишь?

— Да я не отдыхаю, Дрюнь. Продал я всё в России, тут квартиру купили… Пытаемся жить здесь.

— Во ёксель!.. Ну даёшь! Давно?

— Да нет, недавно.

— Жаль!.. К Стасу, значит, тоже не попадёшь. Не встретимся.

— К Стасу?! Семнадцатого?

— Ну да. Вроде как юбилей, бляха…

— Нет… Ты знаешь, попаду! Встретимся! Я как раз прилечу кое-какие дела доделать. Увидимся, Дрюнь. Все увидимся.

— Ну, а ты чего вдруг уехал-то?

— Давай встретимся когда, всё и расскажу? Ты же знаешь, что по телефону только женщины любят говорить… хе-хе.

2. Айболит

Работающий телевизор не мог отвлечь Гену от мыслей. Смотря на экран, он не видел и не слышал происходящего. На этой мойке он не был давно и, заехав сейчас помыть машину, боролся с нахлынувшими воспоминаниями. Раньше они всегда приезжали сюда с Сашей. Телевизор тогда был другой, большой, кинескопный и стоял на тумбочке. Они сидели всегда обнявшись и так же смотрели телевизор, не видя его. Им было хорошо рядом друг с другом, они были счастливы. Даже не говорили, молчали. Саша была беременна, и они оба ожидали ещё большего счастья, чем было сейчас.

Рождение дочки поставило точку на их общем счастье. Начались проблемы. Потом пошли претензии. Саша изменилась. Появилась необъяснимая ревность, а секс пропал. Генины попытки близости только раздражали Сашу. Общение стало натянутым.

Сейчас они друзья. Для всех муж и жена, но друг для друга — просто друзья. Это неправильно, но так есть. Их связывает только дочь. Гена живет свободной жизнью. Свободной — в смысле беспорядочной. Постоянной женщины у него нет, потому как ему не нужны никакие отношения кроме половых.

Саша. Как Саша, он не знал. Эта сфера их жизни по какой-то совместной молчаливой договорённости никогда ими не обсуждалась, каждый имел своё свободное пространство. Для кого-то такие отношения хороши и удобны. Эдакий гостевой брак под совместной крышей. Для кого-то, но не для Гены. Гену это выматывало и ломало. Гена страдал.

В лежащей рядом сумке зазвонил телефон.

— Гена, привет, я завтра заеду за резиной. Будешь на работе?

— Салют!.. Слушай! Завтра — нет, давай послезавтра. Мне её привезти нужно, нет её на работе.

— Как нет, Ген? Гололёд уж давно, а я всё на лете, переобуваться пора. Я ж когда у тебя машину покупал, резина зимняя в цену входила.

— Да есть, есть она, привезу послезавтра. Давай приезжай к одиннадцати.

Положив трубку, мужчина уставился в телевизор. Шёл очередной глупый сериал. Зевнул. Взяв телефон, набрал номер.

— Витёк, привет! Слушай, колеса нужны на шестнадцатые диски. У тебя есть что на выброс? Да не…Тут один козёл меня достал. Машину покупал у меня. Я ему сказал, с резиной. Резину эту продал давно. Он сам виноват, мог и сразу забрать. А теперь вот достаёт меня. Угу… Ну и хрен с ним, что лысая и без шипов. Вместо помойки заберу у тебя… Суну ему, чтоб отвалил на хрен… Ага, ну давай, завтра утром заеду.

Только нажал «отбой», смартфон завибрировал, пришло сообщение по «viber»: «Геныч, привет! Скоро навещу опять Россию. Встретимся у Стаса семнадцатого?»

Мужчина улыбнулся. Вся любимая музыка, что была у него на дисках и флешке, была от Стаса. Как он забыл о Стасе? Семнадцатое ведь скоро.

Быстро набрал текст: «Конечно, у Стаса встретимся. Хочешь и раньше, по прилёту позвони мне. Буду рад». Отправив сообщение, набрал Сашу.

— Я буду скоро, купить что-то по дороге?

— Да вроде есть всё.

— Ты подумай. Я на мойке пока, как домоют, двинусь домой. Надумаешь, позвони мне.

— Угу, Ген.

— А?

— Я вот сейчас Вике читаю Айболита.

— Молодцы! И что?

— Тут вот… Он пришивает зайчику новые лапки.

— Ну да, помню. И что?

— Да я вот сколько до этого читала, сколько в детстве слышала… И так же как ты «и чё?»… Не доходило до меня. Не могла очевидный вопрос сама себе задать. А вопрос на поверхности.

— Я «чё», Саш, не говорю… Я всегда говорю «что».

— Я абстрактно… Сложно с тобой.

— Ну, так и что? Что на поверхности-то?

— Тебе ничего странным не кажется?

— Да нет. Не кажется. А что?

— А откуда он взял эти новые лапки?

3. Zippo

— А ты чего язык не высовываешь, когда пишешь? — Галя подняла глаза на Андрея. По взгляду было понятно, что её мысли далеко за пределами их дома.

— Чего?

— Язык, говорю, высовывай, когда пишешь.

— Зачем?

— Так аккуратнее получается. Дети, когда старательно пишут, высовывают язык.

— Да ну тебя! Отстань, не мешай.

— Ладно, работай, работай.

Встав, Андрей потянулся, включил электрический чайник, вышел из кухни. Галя, почесав ручкой висок, тихо и облегчённо вздохнув, принялась писать дальше.

— Ма! Дай тысчонку.

Галя вздрогнула.

— Ты чего пугаешь? Видишь, занята? Зачем тебе?

— С пацанами в кино пойдём.

— А чего у нас в кино такие билеты дорогие стали?

— Ну, мам…

— Я занята. У меня нет. У папы возьми.

Сын ушёл. В комнате послышались голоса. Галя всё не могла привыкнуть к огрубевшему голосу сына. Издалека голос был совсем взрослым, мужским.

— Не, ну офигеть, а! Штуку ему на кино! Разорит он нас, мать, с тобой. Слышь, Галь! Наш сын в кино меньше чем со штукой не ходит. Га-аль!..

— Да, слышу, слышу, Андрюш! Не мешай, а? Мне чуть-чуть осталось.

— Да. Давай заканчивай, а то уже жрать охота. Приготовила бы чего.

Андрей сел рядом с женой, держа в руках смартфон. Сев, начал тыркать пальцем по экрану, читая, как всегда, статьи в интернете.

— А! Ё! Слышь, чё? Ха, забыл тебе сказать. Сегодня Ванька рассказывал, поехал в ментуру узнать насчёт прав. Он же к Верке с Серёгой в Калифорнию хочет съездить на месяцок. Так вот, говорит, приехал туда. Хочу, говорит, права получить, чтобы в Америке действовали.

Галя положила ручку на стол. Сдержанно вздохнула. Сложила руки и посмотрела на мужа.

— Чё? Чё ты так смотришь?

— Не, ничего… Просто.

— А-а-а… Ну так ё… Сидит там в окошечке какая-то мокрощёлка, и знаешь, что говорит ему?

— Нет.

— Говорит, а вы знаете, какие у нас сейчас напряжённые отношения с Америкой?! Прикинь!

— Прикидываю.

Галя встала, надела фартук, открыла кран с водой и, достав картошку, начала чистить.

— Ты чё вскочила-то, Галь? Доделала свой план, что ль?

— Нет. С утра пораньше встану, допишу.

— А-а-а… Ну да… Приготовь тогда, что-то жрать уже охота. Я сейчас что-то Маркина вспомнил. Помнишь, у него была майка: спереди флаг пендосовский, а сзади я, типа, люблю Америку! Хе! Вот в такой майке Ваньке нужно было в ментуру за правами идти. Прикинь, какой фурор он бы там произвёл! Кстати, семнадцатого у Маркина все соберутся, нужно идти. Дай-ка я ведро возьму, мусор выкину.

— Семнадцатого? А, ну да. Семнадцатого.

* * *

Маркин. Я постоянно помнила о Стасе. Но сейчас муж так неожиданно вспомнил о нём. Вспомнил мимоходом. Я привыкла уже не раздражаться. Не раздражаться на лень мужа. Не раздражаться на сына. Не раздражаться на быт. На свою жизнь. Привыкла. Если воспринимать все близко, то жить становится ещё сложнее. Невыносимо. Это нужно в себе воспитать. У меня не получилось. У меня это пришло сразу. Пришло, когда я рассталась со Стасом. В тот же день. Именно тогда я перестала раздражаться и просто стала принимать все, как есть. Мне стало понятно, откуда это раздражение. А оно было от отношений со Стасом. Я любила Стаса, но у меня был маленький сын и муж. В то утро я как обычно сказала домашним, что иду на работу, а на работе сказала, что иду в больницу с сыном, а сама пошла к Стасу.

Когда он принёс кофе, я лежала под одеялом и курила.

— Зажигалка, как у Андрея. Я ему такую же подарила год назад.

— Так это его «Zippo», мы тут пиво пили, забыл. Забери! А… Ну да… Сам возьмёт.

— Стас! Мне так сложно жить двойной жизнью. Ванечка ещё маленький, сейчас самое время.

— Чего самое время, Гал?

— Ну… Блин! Стас! Ванечке будет легче, пока маленький. Короче, я хочу уйти от Андрея.

— Ну ты даёшь!

— Значит тебе это не нужно?

— Хм! Ты ко мне, нужно полагать, уходить собралась? Да? Галь! Я не создан для семейной жизни. Ты чего? Галь! Зачем тебе это? Андрей — мой друг. Что я ему скажу?

— Ты не хочешь со мной жить? Ты меня не любишь?

— Галь!.. Я вот… Ну привык я. Живу один. А тут будешь ходить туда-сюда, туда-сюда… Ваня кричать будет. Галь, не для меня это.

Когда я шла домой, вытирая прорвавшиеся слёзы, я повзрослела. Домой пришла уже взрослой женщиной. Моё детство кончилось в тот день. Его оборвал и закончил Стас. Я стала взрослой и ненавидела его тогда. Я даже желала его смерти. Мучительной и долгой смерти.

И лишь спустя время я поняла, насколько Стас был прав. Через пару лет появилась благодарность к нему. Ничего бы не вышло. Я бы сломала жизнь и себе, и Ване, да и Андрею тоже. И жизнь Стаса была бы испорчена. Есть люди, с которыми хорошо. Божественно хорошо. Но «хорошо» не вместе. Когда вместе — всё исчезает. Стас такой. Он бы рассыпался, будь он со мной. А за ним следом развалилась бы я, мой сын, да и муж. Всё бы разрушилось и ничего не осталось. Он был прав. Он был как всегда прав. Стас. Стас Маркин.

4. Гэреушник

— Да, Дрюнь, привет!

— Русик, а ты слыхал, что Тиха в Италию переехал?

— Неа! Не слышал.

— Я сейчас с ним говорил. Он там, в Италии сейчас.

— В гей-европе короче. Ну, хрен ли! Я читал, что он там пишет. Давно ему было пора сваливать жопу европейцам лизать. Писателишко! Не патриот он ни хера!

— Да ладно, нормальный он. Гонишь ты!

— Да это я так. Может, и нормальный, но пишет херню всякую. Ё! Слушай, у меня заказ, мне ехать нужно.

— Давай. Только… это… Слышь, Русик, ты семнадцатого-то к Маркину пойдёшь? Тиха, кстати, из Италии прилетит, тоже будет.

— А чего семнадцатого?… А! Ёпрст! Стас ведь! Ну да, конечно. Без базара, буду. Ладно, Дрюнь, пора на заказ лететь, потом созвонимся.

Руслан положил трубку и завел машину. С заказами сегодня весь день плохо. За вечер только второй вызов. Включив навигатор, он двинулся по адресу. В заявке было указано кафе. С тоской подумал, что опять будут пьяные и опять придётся дышать в машине чужим перегаром. Почему люди, выпив, не жуют хотя бы жвачку, прежде чем сесть в машину? Неужели они не понимают, как тошнотворно от них воняет перегаром и сигаретами? Добравшись до адреса, осмотрел кафе. Явная рюмочная, дешёвая забегаловка. Если выйдут «рогами в землю», конечно, придётся отказывать. С тоской вспомнил, как месяц назад, сжалившись, посадил прилично одетого сильно пьяного мужика, а тот, заснув, обоссался. Химчистка салона, потом простой в ожидании, когда высохнут сиденья. Попал и на деньги, и на время. Набрав на смартфоне вызов клиента через оператора, стал ждать ответа.

— Добрый вечер, водитель беспокоит, я у входа. Вы выходите?

— Ща!

Через пару минут в дверях забегаловки появился низкорослый крепкий мужик в дешёвой куртке и галстуке. Открыв дверь, молча сел рядом с Русланом.

— Тебе придётся меня подождать, я не допил пиво, я заплачу.

— Хорошо. Допивайте.

— Я только с Донецка.

— А там ещё не вывели войска?

— Какие войска? Я гвардии капитан в отставке! На побывку со своим взводом. Мы добровольцы.

— Жарко там?

— Можешь посмотреть в интернете. Набери «как уничтожали Айвар». Там моя рука… Вот так салфеткой кровь ему на роже вытирает. А потом ножом в сердце. Ну ножом-то на видео нет. На видео всё нежно. Типа забота о нём… Навели мы там, конечно, шороху, цука… навели.

* * *

Я смотрел на мужика. Явно не совсем адекватный, раз с войны. Но достоин уважения. С этими фашистами легко бороться и осуждать дома на кухне. А этот не треплется, а воюет.

— Ну, вы идите тогда, допивайте пиво, по дороге поговорим.

— Я быстро. Меня Володя зовут. Я положу у тебя тут свою сумку.

— А я Руслан. Очень приятно. Оставляйте свою сумку, конечно.

Когда Володя ушёл, я выключил зажигание и посмотрел в окно. Да… У Стаса, можно сказать, юбилей. Мы познакомились с ним ещё в институте. Началось все с фильмов. Жили мы на разных концах города и встречались в центре, обменивались видеокассетами. Мне нравился его вкус. У него всегда были хорошие фильмы. Не простые боевики, а хорошие триллеры. Позже я стал приходить к нему попить пивка. Дома всегда собирались компании, и мы смотрели видеоклипы под пиво. По правде, мне не совсем нравилась та музыка, что они слушали, я любил больше русский рок. Но сама обстановка, люди, атмосфера были интересны, забавны и неординарны.

Смартфон запикал, давая знать, что ожидание клиента больше невозможно и нужно или ехать, или отказываться. Вздохнув, я вышел из машины и зашёл в рюмочную. В нос ударил резкий запах пота, мочи и перегара. Володя сидел, приобняв за плечи явно нетрезвую, неряшливо одетую женщину. Рядом за столом восседали четверо маргинальных мужиков и женщина с фингалом под глазом.

— Володь, поехали. Уже двадцать минут прошло.

— Руслан, сейчас. Сейчас, дружище! Вот, возьми деньги, подожди немного. Мне с девушкой побеседовать нужно.

— Ну хорошо, давайте.

— Иди-иди, таксёр! Тебе сказали ждать, значит жди. Холуй.

Я не стал ничего ей говорить. Стоит ли разговаривать с такими алкашками? Сев в машину, я включил «Наше радио». Мысли куда-то ушли, я просто слушал старую знакомую: «Аргентина-Ямайка, пять-ноль» Шифрина. Дверь в кафе распахнулась и оттуда выбежала алкашка, с которой разговаривал мой пассажир. Убежать она не успела. Рука Владимира схватила её за капюшон куртки и, развернув, что было силы, ударила лицом о дверь. Владимир что-то кричал. Ударив её голову ещё раз, он с кулака свалил её на землю. Открыв дверь машины, я вышел.

— Ты чего, Вова? На хрена?

— Русик! Она, сука, мне рожу оцарапала, падла!

Размахнувшись, он ударил лежащую ногой в живот. Та закашляла, застонала.

— Угомонись! Угомониииись! Не бееей меня!

Володя закрыл дверь и вернулся в кафе. Я достал сигарету и прикурил. Не совсем было понятно, как быть дальше. Уехать? Но у меня в машине сумка клиента. Я направился к входу в рюмочную. Дверь открылась, и вышедшая женщина с фингалом под глазом начала поднимать пострадавшую. Поравнявшись с ними, я остановился. Лежавшая была грязная, её подружка вполне справится, помогать не стал. Подождав, пока они отойдут, я зашёл в кафе. Клиент стоял у стола с пластиковым стаканом пива в руке. За столом сидели маргиналы.

— Уезжай, Вова, сейчас менты приедут.

— Да хер с ними! Что они мне?

— Володя! Если не едешь, забери сумку, и я поехал.

— Руслан? Едем, едем. Меня жена дома ждёт…Ты ментов, что ль, вызвала? — Володя повернулся к стоящей за стойкой пожилой полной женщине. Та спокойно кивнула головой. Дверь открылась, и вошли двое полицейских в бронежилетах, касках и с автоматами. Как же они оперативно, когда не нужно. Вот почему мне всегда не везёт? Ну, на кой хрен я пошёл в это кафе? Сидел бы в машине! Теперь точно заберут как свидетеля, и ночь проведу не на работе, а в участке.

* * *

— Так что тут случилось?

Один полицейский встал у входа, перегородив выход, другой вышел на середину помещения.

— Всё нормально, мужики! — Володя, достав какое-то удостоверение, протянул полицейскому. — Эта шмара тут сидела и оцарапала меня. Ну, я ей с руки и накатил, потом с ноги. Охренели совсем шаболды, совсем страх потеряли.

Полицейский, посмотрев ксиву, с уважением взглянув на Владимира, вернул ему «корочки».

— А где она?

— На улице нет?

— Нет.

Полицейский кивнул своему напарнику у дверей, тот вышел. Руслан, Володя и второй полицейский направились на улицу за ним.

— Нет?

— Нет.

— Тогда отменяем вызов.

Полицейский достал рацию и сообщил о ложном вызове.

— Мужики! Хрен ли вы тут по городу ездите? Давайте ко мне на Донбасс! Я вербую тут. Там и деньги реальные, и работа не то, что сейчас у вас.

Володя улыбнулся, дружески похлопав одного из них по плечу, достал сигарету и закурил. Полицейские молчали. Но чувствовалось молчаливое уважение к этому крепкому мужчине, стоящему с пластиковым стаканом пива.

— Вы не ходите по таким заведеньям-то. Эту забегаловку давно снести уже пора.

Когда полицейские уехали, а Володя допил пиво, сели в машину.

— Сильно она меня поцарапала? Дай посмотрю.

Откинув козырёк над лобовым стеклом, он смотрел на небольшую царапину на щеке.

— Вот ведь сука!

Молча завел двигатель. Тронулись.

— Я ведь, Руслан, такую судьбу прожил. Вот в свои пятьдесят лет отсидел уже девятнадцать с половиной.

— Многовато.

— Да. Я срочником был в Афгане. Потом поступил в рязанское училище. Я гэрэушник. По славянской группе нас учили. Так что в совершенстве хохляцкий, белорусский, молдавский, болгарский. Потом… Ну, там было… Короче, подставили нас. Девять лет дали.

— На губу? Штрафбат?

— Какую губу? Ты о чем? Охренел, что ль! На общую зону. Я ж не мент. Там накатил охраннику узкоглазому на пятом году. Набавили ещё пять. В общем, по тюрьмам вот получилось почти двадцать лет.

— Да… Сочувствую.

— Да я б ещё сидел. Но нас, меня и остальных профи вытащил Путкин. Восстановил в звании, дал работу. Вот в Украине мы теперь. Людей вербуем. Командиры. Жизнь наладилась. Нормальная работа.

— А я слышал, там и наши десантники официально были. А вы добровольцы.

— Это другое! Были, помогали. Но я тебе скажу: мы там не хуже профессионалы, чем кадровые военные. Я ребят вербую, тоже не простых. Все с хорошей подготовкой.

— Ну вот, приехали.

— А давай ещё за пивом смотаемся? Я ещё доплачу.

— Не могу, Вов. Заказ предварительный висит. Прости. Правда, рад был с тобой познакомиться. Ты настоящий мужик.

— Да и мне приятно, дружище! Заходи. Где живу, знаешь. Я ещё пару недель в городе буду.

5. Стройка

— Да! Только в нашей стране такое возможно! Вон у моей жены брат в Италии живёт. Говорит, если их полицейский, как наш, по-жлобски подойдёт, типа: «Дай документы, ты кто?» — сразу с работы вылетит. Там, говорит, все культурно так. Да и просто так не подойдут документы проверять.

— Да у нас ни хрена ничего никогда не поменяется, да… Хотя это и к лучшему. Вон пендосы нас ссут, заразы… Не зря, кто там, Картер, что ли, говорил: «Если начнётся война, я не удивлюсь, если на следующий день увижу голубые береты русских десантников у Белого дома».

— Да! Нас все ссут. Потому что не знают, чего от нас ожидать! Мы любую страну завалим. Им, сукам, пендосам, чтоб воевать, комфорт нужен, чистое бельё, еда по расписанию и остальная хрень. А наш солдат в грязи будет жить, зубами землю жрать, ему комфорт не нужен, для него главное победа! Правда, Валерк? Что молчишь?

Я не стал ничего говорить. Сделал вид, что сплю. Не могу. Неужели с такими дураками придется и дальше работать? Неужели у них нет даже извилин спросить себя: «А зачем?». Зачем нам воевать с этими пендосами? На кой? К сожалению, видно, придётся принять как данность, что большинство людей просто тупые. Не все. Есть те, кто просто не хочет ничего знать, да и не тратит на это время. Работа, дом, дети, вечером телевизор как фон. На этот фон всё записывается. Подсознательно запоминается мозгом. И пятничные встречи с друзьями в кафе или дома за пивом приводят к обсуждению того, о чем они, якобы, знают. Вот спроси их, что вы знаете об этих пендосах? Мало того, что вы никогда не были в Америке. Вы же понятия не имеете о том, что происходит в мире! Вся картина видится им через нарисованное, выдуманное телевизором. Их сознанием манипулируют, навязывая свою мораль. А там, где навязать сложно, попросту придумывают сказки об угрозах со всех сторон, о гомосеках, заполонивших все страны, кроме нашей, о ненависти соседей к нашему народу. Но ещё пару лет назад такого не было. Память у людей короткая, и они верят тому, что говорят им сейчас. Принимают на веру, не ища причинно-следственной связи, почему от нашей страны шарахаются, почему её считают опасностью для всего мира. Всё это уже было и в Германии, и у нас. Не так давно. Ещё живы люди, которые это помнят. И эти дураки кругом. Приходится жить среди них и общаться!

Конец ознакомительного фрагмента.