Гордость и заблуждение

Лиана Риде, 2023

Почему гордое сердце много страдает? Почему оно многого не замечает, и легко проходит мимо своего счастья? Почему только испытания и трудности способны успокоить его? На эти вопросы предстояло ответить героине повести «Гордость и заблуждение». В основе сюжета книги описаны реальные события.

Глава 2. На пути к мечте

В понедельник я проснулась рано, в 8 часов утра. Обычно на каникулах я люблю поваляться до обеда. Только одно могло заставить меня работать на каникулах — это мысли о Джоне и новой жизни с ним. Я верила, что оставалось потерпеть совсем немного ради прекрасной цели. Я вообще не хотела работать на каникулах, но ради будущего решила переступить через свое «не хочу». «Как все-таки несправедлива жизнь. У кого-то этих денег тьма, и тратят они их на всякую ерунду. А у меня их нет, когда они так нужны. Ведь на кону моя судьба, моя жизнь. И мне приходиться падать до того, что идти работать на каникулах», — с сожалением размышляла я.

В дверь позвонили, на пороге стоял Лешка.

— Ну, что готова?

— Да, — ответила я и быстро вышла в подъезд.

— Паспорт взяла? — спросил Лешка, будто не знал, что еще у меня спросить.

— Да, взяла, взяла, — ответила я с небольшим раздражением. Мне казалось, что Лешка обращался со мной как с маленькой девочкой.

Мы подошли к остановке, расположенной недалеко от моего дома. Там стоял небольшой автобус. Мы вошли. Почти все места были заняты.

— Лешка, привет. Едешь тете помогать? — спросила какая-то женщина.

— Да, на подработку, — ответил Лешка.

— Это, хорошо, — сказала другая тетка и косо глянула на меня.

Мы сели на свободные места. Лешка галантно уступил мне место возле окошка.

— А помнишь, Лешка, как ты почти все клубни топинамбура сгрыз. Еще говорил тогда: «Сладенькие как яблочки».

Некоторые пассажиры автобуса засмеялись.

— Так мне сказали их промыть и просушить, я же думал, чтобы съесть, — ответил Лешка.

— А, для чего же еще, конечно? — кто-то подхватил веселый разговор.

— Он еще семечки редкого подсолнечника тоже чуть все не уничтожил, — сквозь смех сказал кто-то еще. Среди общего шума было трудно определить говорящего.

— Мне тетя разрешила, просто я не смог вовремя остановиться, — отшучиваясь, сказал Лешка и добавил:

— Это я тогда был маленький, растущий организм, аппетит был хороший, все в рот тащил, но теперь я вырос, и чем попало не питаюсь.

В автобус зашли еще несколько человек, и расселись по свободным местам. Через несколько минут мы тронулись. Всю дорогу кто-нибудь что-нибудь Лешке говорил, в основном какие-то моменты из прошлого, когда Лешка, будучи совсем маленьким, гостил у тети на работе, а он в ответ смешно отшучивался. Так что дорога казалась веселой и незаметной. Правда, мне не очень понравились все эти люди, слишком они простые и приземленные что ли. К тому же никто из них даже не спросил обо мне, будто и не было меня там.

Когда автобус остановился, все вышли на улицу. Мы прошли через дорогу к кирпичному зданию. Со стороны оно казалось старым и ободранным. Меня покоробило от мысли, что мне придется работать в таком захолустье. Я считала себя девушкой красивой с утонченным вкусом, и имела высокие требования к окружающей меня обстановке. Одно успокаивало, что вся эта непрезентабельная обстановка временная, скоро все закончиться, и я буду пребывать в достойном окружении.

Внутри здания было еще приемлемо, кирпичные стены были обшиты, потолки высокие белые. Одна стена сплошь состояла из огромных окон, поэтому в помещении было светло, как на улице. Наши попутчики разбрелись по разным коридорам. Лешка велел мне идти за ним. Мы пришли к какому-то кабинету. Лешка постучался, из кабинета женский голос сказал:

— Лешка, заходи.

Мы вошли внутрь. Кабинет небольшой, но за счет высокого потолка и большого окна казался просторным и светлым. Вдоль одной стены стоял стол, за ним сидела женщина преклонных лет. На ней был белый халат, прямо как у врача. Увидев нас, она сказала:

— Ну, давайте, знакомиться. Меня зовут Елизавета Сергеевна.

Не дождавшись ответа, женщина добавила:

— А ты, Вероника, про которую Лешка мне все уши прожужжал, словно садовый шмель.

Елизавета Сергеевна оказалась доктором ботанических наук и к тому же большой шутницей. И все ее шутки были с ботаническим уклоном.

— Да ладно, тетя Лиза, — сказал Лешка, расплываясь в улыбке.

— А ты знаешь? У нас в саду есть цветок Вероника. Из семейства подорожниковых, насчитывается около 500 видов. Здесь растут самые редко встречающиеся экземпляры, — начала Елизавета Сергеевна свой рассказ, но Лешка перебил ее:

— Я сам все расскажу и покажу. Объясни, в чем работа наша заключается. И еще мы паспорта принесли, чтобы оформиться.

Я вытащила из сумочки паспорт. Лешка взял мой и вместе со своим отдал тете.

— Ладно, я отнесу в кадры, оформим. Пойдемте, я познакомлю вас с Марией Антоновной. Она будет вашим наставником. Что она вам скажет, то и выполняйте.

Мы послушно последовали за Лешкиной тетей. Прошли несколько поворотов и наконец-то вышли в какой-то большой зал со стеклянным прозрачным потолком. Посередине зал был огорожен стеной, в центре которой оказалась дверь. Елизавета Сергеевна подвела нас к углу, где стоял большой шкаф. Она достала оттуда пару белых халатов и велела одеть их поверх одежды. Рядом со шкафом располагался ящик с бахилами, которые пришлось натянуть на обувь. Елизавета Сергеевна открыла дверь, мы вошли внутрь, и попали в дивный зеленый рай. Там были необычные кустарники и деревья. Мы прогулялись по каменной тропинки вглубь сада и вышли к стеклянной стене с прозрачной дверью. Елизавета Сергеевна открыла эту дверь и позвала Антоновну. Показалась женщина, с седыми волосами, худощавого телосложения, и очень дружелюбным лицом.

— Антоновна, принимай помощников на лето. Два цветка семейства подростковые, организмы растущие, молодые, крепкие, взгляды неокрепшие. Принимай, учи, склоняй на нашу науку, будь солнцем, водой и плодородной почвой. Авось, взрастишь наше все.

Слова Елизаветы Сергеевны меня немного смутили. Я еще подумала, что каждый взрослый считает своим долгом учить меня, чем мне интересоваться и кем быть. Я тихо повозмущалась в уме и последовала за Антоновной, которая без лишних разговоров привела нас к месту нашего труда. В этом стеклянном зале, в отличие от предыдущего было не так красиво. Здесь было много грядок, разных мешков и бочек.

— Лешка, ты выгребай из мешков землю и рассыпай в эту грядку. А ты Вероника, будешь повторять за мной. Мы сегодня будет рассаживать Стевию. Она в последнее время очень популярна.

Мне стало интересно, и я спросила:

— А почему?

— Она отличный заменитель сахара. А сегодня модно за здоровьем следить. Еще я тебе покажу, как нужно заполнять журнал наблюдения, — разъяснила Мария Антоновна.

— Хорошо, — ответила я.

Я все делала, что говорила мне наставница. Занятие мне показалось несложным, но через некоторое время я почувствовала, что сильно устала. В теплице казалось душно и сыро. Мне было тяжело дышать, и приходилось часто делать глубокие вздохи. Краем глаза я видела, как Лешка носил мешки с землей и при этом поглядывал на меня. Заметив мой взгляд, он загадочно улыбнулся.

Время тянулось бесконечно долго. Оказалось, что сажать растения — занятие скучное и муторное. Я ждала, когда же попросят заполнять журнал. Печатала я быстро и хорошо, к тому же работа на компе была привычнее для меня.

Наконец-то Антоновна сказала:

— Сейчас перерыв на обед, а потом пойдем журнал заполнять.

Лешка провел меня через теплицы, и мы вышли к серому зданию, где зашли в небольшое помещение. Помещение было посередине отгорожено шкафами. На одной половине располагались кухонные приборы и мебель с посудой. На второй был диван, кресла и стол с телевизором. Как можно догадаться, здесь работники теплицы отдыхали и обедали. Там уже находилось несколько человек. Некоторые что-то подогревали в микроволновке, кто-то вальяжно расположился на диване и кусал обеденный бутерброд. Тут я осознала, что даже не подумала взять с собой что-нибудь перекусить. Только я успела расстроиться, как Лешка достал из холодильника пакет и пригласил меня к столу.

— Так, что мне тут тетя Лиза приготовила? — спросил Лешка, обращаясь к пакету.

Он начал доставать разные банки, коробки. Там было все и суп, и котлеты, и пирожки, и булочки, печенье, и варенье, и чай и многое что еще.

— Это тебе на весь месяц? — спросила я.

— Представь, это только на сегодня. Почему-то тетя Лиза убеждена в том, что я не доедаю и хожу вечно голодный, — ответил Лешка с усмешкой.

Неподалеку на стуле сидела какая-то немолодая женщина и невольно слышала наш разговор. Она посчитала нужным вставить свое слово. Я заметила, что чем старше человек, тем он становится разговорчивее и любопытнее.

— Ешь, Лешка, а то худой какой. И к тому же сытым ты не так страшен для нашего тропического сада, — сказала женщина и посмотрела на меня, видимо, ожидая ответной реакции в виде вопроса или одобрительного кивка. Я ничего не сказала и никакой эмоции не выразила. Тогда женщина все сделала сама.

— Я рассказывала, как Лешка бананы слопал? — спросила она как бы в воздух.

— Мы тогда его еле нашли в саду, только по шкуркам сумели след взять, — широко улыбаясь, сказала женщина.

Я еще тогда представила, как маленький Лешка, словно гусеница ходит по ботаническому саду и грызет все на своем пути. Мне стало смешно, и я улыбнулась.

Неохотно женщина соизволила спросить мое имя и, ничего не сказав, ушла. Ее уходу я обрадовалась. Мы с Лешкой опустошили почти весь стратегический запас, сделанный Лешкиной тетей. Я так наелась, что не хотела не то, что работать, не хотела даже думать о работе. Единственным желанием было прилечь и вздремнуть. Но Антоновна пришла и потащила меня заполнять журнал. Мы зашли в какой-то кабинет, где стоял стол и шкаф. Я не нашла и следа компьютера.

— А где комп? — спросила я с нескрываемым удивлением.

— Что за комп такой? — вопросом на вопрос ответила Антоновна.

— Компьютер, чтобы заполнять журнал, — уточнила я.

— А это. Нет, журнал нужно заполнять ручкой.

«Ну и отстой», — подумала я, но вслух ничего не сказала.

Мария Антоновна вывалила передо мной кучу бумажных книг и стала раскладывать их со словами:

— Это за прошлый год. Посмотри и аналогично напиши. Только вноси изменения в соответствии с новыми сроками.

Антоновна вышла, я осталась наедине с бумажной кучей. Столько писанины я никогда не видела в своей жизни. «Ну почему нельзя печатать на компьютере?» — недоумевала я. Немного разобравшись в ранних записях, я поняла, что ничего сложного здесь нет, и принялась писать новые записи наблюдений. Описывать работу с растениями еще скучнее и тягомотнее, чем сама эта работа.

Через какое-то время ко мне пришел Лешка и сказал, что пора домой. По пути к остановке мы зашли к Елизавете Сергеевне.

— Ну как первый рабочий день? — спросила Лешкина тетя.

— Хорошо, хоть мышцы подкачаю, — оптимистично ответил Лешка.

Елизавета Сергеевна посмотрела на меня.

— Лешка, показал тебе красивые цветы? — спросила она.

Лешка не дал мне ответить и сказал:

— Завтра покажу. Ее Антоновна увела какие-то журналы заполнять, вот я и не успел.

— Ну, журналы — это важное дело. По ним можно много интересных открытий сделать и исследований провести. Это очень ответственная работа, — начала было говорить Елизавета Сергеевна с видом опытного учителя, как Лешка снова ее перебил:

— Ну ладно, мы пойдем, а то на автобус опоздаем.

— Ну, давайте, до завтра. Отцу передавай привет, — сказала тетя Лиза и еще продолжала что-то говорить нам вслед. Но мы вышли и ничего не слышали.

Мне вдруг стало интересно, почему все уже уходят с работы, а Лешкина тетя нет. Я не стала спрашивать об этом Лешку, побоялась показаться заинтересованной. На самом деле все они мне были безразличны. Если бы ни обстоятельства, меня близко бы здесь не было.

Так, я проработала первую неделю в ботаническом саду. Занималась посадкой растений и заполнением журналов. Лешка все-таки показал мне свой любимый цветок, который, как ему казалось, был на меня чем-то похож. Если честно, то я ожидала увидеть какой-то яркий впечатляющих размеров цветок, а увидела какие-то тоненькие закорючки, торчащие в разные стороны, вокруг трех тычинок. Я даже название этого страшилища не запомнила, видимо, от шока, вызванного дисбалансом ожидаемого и реального. А Лешка начал распинаться про нежные и хрупкие лепестки, которые, кажется, вот-вот опадут, но на самом деле держаться довольно прочно и уверенно. Такое сочетание нежности и силы его впечатляло и напоминало меня. «Фу, блин, философ, совсем меня не знает. Вот Джон, другое дело, все про меня знает», — думала я.

Эта неделя казалась мне целой вечностью. Я приезжала домой такой уставшей и разбитой, что еле ноги переставляла. Сколько не пыталась мать выведать у меня, чем я занимаюсь на своей работе, я молчала, как партизан и уговаривала оставить меня в покое и перенести разговор на потом. Мать сгорала от любопытства и все-таки выбрала момент, когда Лешка пришел за мной утром. Она пристала к нему с вопросами, и Лешка все как есть рассказал.

— Она вечером такая уставшая, что кажется, что она там вагоны разгружает, — внимательно выслушав Лешку, сказала мама и как-то ехидно улыбнулась.

— Она меня никогда не понимала и не верила мне, отчего ей сейчас понять и поверить, — чуть позже вслух высказалась я перед Лешкой по дороге к автобусу.

— Да не переживай, адаптируешься постепенно. Глядишь, на следующие каникулы снова захочешь здесь работать. Я узнал, что кроме зарплаты, нам с тобой еще и премию дадут, — сообщил Лешка, и, надо сказать, обрадовал меня этим сообщением.

Мне нужны были деньги, чтобы скорее все это закончилось. Свою усталость я объясняла тем, что занималась не своим делом, так как не рождена для работы и видела свое предназначение в другом. Я верила, что создана, чтобы сопровождать своего мужчину по жизни, радовать его своим взглядом, красотой и нежностью, вдохновлять своей любовью на подвиги. Мне с самого детства казалось, что я родилась не в свое время. Я должна была появиться на свет в королевской семье и быть принцессой. Мои родители были из рабочего класса, и я всегда чувствовала себя чужой среди них. «Хотя кто-то же должен был обслуживать мои детские годы. А когда придет время, которое уже пришло, я уду туда, где мое истинное место. Я так долго ждала этого, и теперь осталось еще совсем немного», — эти мысли грели душу и давали сил преодолевать усталость и делать то, что неинтересно, терпеть рядом всех этих людей, таких простых и болтливых.

Почти месяц я проработала в ботанической лаборатории. Ленка неоднократно звала меня погулять, но я все время отказывалась. Сводное время мне больше всего хотелось проводить одной с мечтами о Джоне. Я уже написала ему, что работаю, и скоро у меня будет нужная сумма, чтобы перевести ему. Он обрадовался и стал чаще присылать письма, в которых продолжал признаваться мне в любви. Только эти минуты давали мне сил, и только благодаря этим письмам я могла преодолевать усталость. Каждый выходной я ждала, как приз. Правда, отдохнуть за два дня не получалось, несмотря на то, что я особо ничем не занималась. Надо сказать, я никак не могла почувствовать себя бодрой и отдохнувшей. Даже душ не помогал мне взбодриться.

Однажды выдалось три выходных, и Ленка, Петька и Лешка пришли ко мне в гости. Я, конечно, была неприятно удивлена, но что было делать, выгнать их не могла, воспитание не позволяло.

В процессе разговора Лешка вдруг сказал:

— Говорят, что Рибсон возвращается в хоккей.

Мне показалось странным, что Лешка, когда говорил это, пристально смотрел на меня. Я ничего не ответила, но он продолжал сверлить меня своим взглядом. Тут встряла Ленка:

— Ты вообще про что?

— Я про Рибсона хоккеиста, — сказал Лешка.

— Какого хоккеиста? — продолжала недоумевать Ленка. Мое любопытство тоже вдруг обострилось.

— Американский хоккеист. Получил травму, хотел уйти из спорта. Теперь решил вернуться, потому что излечился, — продолжал Лешка.

— Ну и что из этого? — вслух произнесла Ленка мой вопрос.

Лешка немного замялся и нерешительно сказал:

— Я как-то видел у Вероники фотографию Рибсона, случайно, конечно. Ну, я подумал, что она интересуется хоккеем. Я тогда еще немного удивился.

— Ты это про какую фотографию? — спросила Ленка и перевела свой удивленный взгляд на меня.

— Ну, Джона Рибсона. Я видел его страничку, — сказал Лешка и смущенно добавил:

— Может я что-то напутал?

— Конечно, что-то напутал. Я хоккеем никогда не интересовалась, — гневно ответила я.

Тут молнией пронеслось в моей голове: «Это он про моего Джона. Но когда он успел увидеть?» Я судорожно начала припоминать день, когда он неожиданно пришел, а я выскочила из комнаты вслед за мамой и оставила ноут открытым. Я не понимала, причем тут хоккей. Джон никогда не говорил, что он имеет какое-то отношение к хоккею. «Ладно, потом разберусь», — решила я, а сама сгорала от нетерпения и ждала, когда же мои гости соберутся уходить. И когда мне позвонила мама, она в это время была на даче, я сразу сориентировалась и радостно сообщила:

— Сейчас родители приедут, попросили обед сготовить.

Ленка с Петкой засобирались, а Лешка предложил:

— Хочешь, я помогу? Отец говорит, я неплохо готовлю.

— Нет, спасибо. Я сама, — ответила я, а сама подумала: «Вот привязался».

Наконец-то я осталась одна. Мама действительно попросила что-нибудь приготовить. Про обед, я благополучно забыла, успокоив себя тем, что в шкафу есть лапша быстрого приготовления и чай. Я подумала, что для обеда сойдет. Тем более, у меня появилось важное дело, которое не требовало отлагательств.

Я быстро набрала в поисковике «Джон Рибсон». Интернет выдал кучу результатов по запросу. Я нашла много информации о хоккеисте Джоне Рибсоне. Это мужчина уже немолодой, но еще нестарый, бывший хоккеист, пережил серьезную травму, даже был прикован к кровати, поправился, решил вернуться в спорт тренером. Внешне он действительно был похож на моего Джона, только в молодости. Может быть, Джон — сын этого хоккеиста? — мелькнула в голове мысль. Я судорожно стала искать информацию о семье хоккеиста. Он оказался женатым человеком. Но у него была только одна дочь, и, ни слова о сыне.

«Нет, просто похожие люди, так бывает», — после нервных поисков подумала я. Я немного успокоилась, но что-то непонятное и неприятное поселилось в уголке сердца и начало тревожить его. Настроение было на нуле. Тут входная дверь открылась, и в квартиру вошли мама и папа.

Я вышла к родителям и почувствовала, как ноги подкашиваются, невыносимо захотелось прилечь.

— Ты что-то бледная, как себя чувствуешь? — взволнованно спросила мама. Я еле стояла на ногах, и чтобы не упасть, держалась рукой за стенку. Мама, не раздеваясь, бросилась ко мне. Отец тоже подбежал. Потом я очнулась в кровати. Как я там оказалась, я не помнила. И как не пыталась вспомнить, что же со мной было, память останавливалась на моменте встречи родителей, а дальше пустота. Я попыталась встать, но слабость не проходила, в голове царил туман, мысли путались. «Это от тревоги и усталости», — подумала я. Я услышала какой-то шум за дверью. Вдруг она отворилась, и ко мне в комнату вошла группа людей. Среди вошедших я узнала маму, папу и незнакомого мужчину, одетого в синий костюм. В руках у незнакомца был большой чемодан с красным крестом. Постепенно я стала понимать, что это был врач. Он спросил про самочувствие, замерил давление и прослушал пульс. Я решила скрыть от врача свое истинное состояние и попыталась убедить его, что со мной все хорошо, просто немного устала. Врач поднялся, чтобы выйти, за ним последовали мама и папа. Мама немного задержалась и посмотрела на меня глазами, блестящими от слез.

— Поправляйся, — сказал она, протянула ко мне руку и провела ей, будто погладила меня на расстоянии.

— Все хорошо, — сказала я, пытаясь улыбнуться.

В коридоре еще некоторое время были слышны голоса, затем стихло. Через некоторое время зашли родители.

— Доча, доктор советовал пройти обследование. Завтра едем в больницу, сообщила мама.

— Не надо! У меня все хорошо, — сказала я, как могла громко, но все равно получалось тихо и слабо.

— Надо, — настаивала мама.

— Нет, не хочу. Не поеду, — запротестовала я.

— Ну, Ника, — решил встрять отец.

— Нет, дайте мне немного отдохнуть и все, — решительно прервала я все уговоры родителей.

Чтобы доказать всем, что я здорова, я поднялась с кровати и стала одеваться.

— Ты лежи, лежи, не вставай, — сказала мама.

— Мне надоело лежать, — притворялась я. На самом деле ужасно хотелось снова улечься в кровать.

— А то отправите меня в больницу, — добавила я.

— Нет, не отправим. Когда будешь готова, тогда и поедем, — сказала мама. Казалось, она на все была согласна, лишь бы я успокоилась.

— Хочу есть. Правда, я ничего не сготовила, — вдруг сказала я, и поняла, что этот факт сойдет мне с рук.

— Не беспокойся. Я что-нибудь придумаю, а пока ягодки поешь. Мы с дачи малинки привезли. Сейчас принесу, — сказала мама, и поспешила на кухню.

— Со здоровьем шутки плохи, — перед тем, как выйти из комнаты вдруг сказал отец, до этого момента молчаливо наблюдавший за всем происходящим.

Я оделась и пошла на кухню. По дороге, я почувствовал, как стены, пол и потолок движутся вокруг меня. Пытаясь скрыть свое истинное состояние от родителей, я старалась идти прямо и уверенно.

Мама поставила на стол большую чашку с малиной. Я в предвкушении удовольствия засунула в рот первую ягодку и не поняла вкуса. Она была пресной и немного кислой. Потом я взяла другую, и тоже не поняла. Отец ел и млел от удовольствия.

— Ну как, вкусно? — спросила мама и смотрела на меня, будто ждала, когда моя кислая мина наконец-то озарится радостью.

— Очень, — сказала я, и скривила губы в улыбке. В этот момент я подловила себя на мысли, что во мне, оказывается, тихо жила актриса и ждала своего выхода на сцену. Когда дождалась, начала разыгрывать роль здорового счастливого ребенка перед тревожными родителями. Мне не нужно было их чрезмерное волнение и внимание, чтобы не отвлекали меня от заветной цели. Особенно тогда, когда я была так близка к ней. Мне осталось проработать всего одну неделю. Аванс я уже получила, впереди ждали остатки зарплаты и премия. Я уже все посчитала и знала, что получившейся суммы хватит для исполнения мечты.

Конец ознакомительного фрагмента.