Противостояние. Часть 8. Тайна Империи

Лидия Грибас, 2023

Какую же тайну хранит в себе Империя? Кто и за что не дает городу жить спокойно? В чем причина этих бесконечных войн? О чем не успели поведать Насте ее друзья? Почему они не сказали ей о том, что самое сложное испытание еще ждет ее в переди и уже очень скоро? Сумеет ли Настя пережить его?

Глава 1.

Богдан привез Настю в клинику, Никита определил ее в палату интенсивной терапии.

— Миллочка, поедем со мной, — Кирилл не оставлял надежды отвезти Камиллу домой.

— Нет, — твердо ответила она, даже не думая куда-то уезжать.

Рядом с Богданом она присела на кушетку в холле, Богдан видел, она не боится, она очень переживает и снова поражался характеру своей маленькой девочки.

— Иди ко мне, — он посадил Камиллу себе на колени, она обняла его, склонив голову ему на грудь.

Степана, Данилу, Глеба, Федора, Платона и Олега с Рустамом Никита тоже определил на продолжение лечения. Богдан сейчас не думал о том, что у него, что-то болит. Сашка находился в гинекологическом отделении, у дверей родзала, куда он отвез Регину сразу после похорон. Здесь же был Ефим, очень переживал, Милена не доходила почти месяц. Остальные молодые парни, отправив девчонок с Тусей домой, находились у дверей реанимации. Три часа… Камилла не произнесла ни слова…

— Дядюшка? — Камилла вздрогнула в руках Богдана, увидев в дверях реанимации Никиту.

Никита присел рядом с Богданом и взял Камиллу на руки.

— Все будет хорошо, Миллочка, — положив ладонь ей на голову, он прижал ее к своей груди и поцеловал ее макушку. — Все будет хорошо, милая.

— Правда? — Камилла подняла голову и посмотрела на него.

— Правда, маленькая моя, — ответил ей Никита и посмотрел на ребят, которые серьезно смотрели на него, понимая, что он не хочет говорить при ребенке. — Месяц, — хмуро сказал им Никита. — Минимум.

Камилла серьезно посмотрела на Никиту, спустилась с его рук на пол и вбежала в палату реанимации.

— Милла, — Богдан пошел за ней.

Камилла подошла до кровати матери, тихонько взяла ее за руку, свободную от капельниц, из глаз Камиллы покатились горькие слезы, она посмотрела прямо в глаза отцу.

— Не уйду…

— Миллочка, маме нужно отдыхать…

— Я не буду мешать ей… папочка, пожалуйста…

— Милла…

— Бесполезно, — в палату вошел Никита. — Настя номер два, — он подошел до Камиллы. — Миллочка, ты понимаешь, что вот это, — он указал на капельницу и аппараты. — Трогать ни в коем случае нельзя?

— Я не буду, — слезы беззвучным градом катились по ее щекам.

— Идем, Богдан, — сказал Никита и прошел к двери.

Выйдя из палаты, Богдан серьезно посмотрел на Никиту.

— Она не уйдет. Все, чего мы добьемся, это дикой истерики.

— Это я понимаю, что с Настей?

— Состояние крайне тяжелое. Сейчас она не спит, она без сознания. Как я уже сказал, месяц минимум при благополучном стечении обстоятельств. Ей и так хватало, Боксер основательно ухудшил ее состояние. Надеемся на сильный организм Насти, большего я сказать не могу. Идем, Богдан, тебе тоже нужно на лечение.

— Нельзя мне на лечение, Никита и ты это прекрасно понимаешь ни дома, ни на фирме никого нет.

— Пошли хоть перевяжу да обколю, — вздохнув, ответил Никита.

Сделав перевязку, Богдан вышел на улицу, молодые парни уже уехали домой. Переломов у них не было, остальное не было причиной для больничного. У клиники стояли Вахтанг, Гром и Трофим, на стоянке стояли машины московских воротил, из одной из них вышел Митяй и подошел к Богдану.

— Богдан, — Трофим с тревогой смотрел на Богдана, как и те, кто стоял сейчас рядом.

— Крайне тяжелое, — хмуро ответил Богдан. — Трофим, — Богдан серьезно посмотрел на него. — Как бы дерьмово нам сейчас не было, нельзя не думать о делах. Ты не один. Настя, сейчас, ни чем не может помочь тебе, звони мне, будем решать вместе.

— Я понял.

— Гром? — Богдан посмотрел на него.

— Я тоже понял. Пока вопросов нет.

— Какие прогнозы, Богдан? — Митяй серьезно посмотрел на Богдана.

— Пока Настя не придет в сознание, ни каких.

— На созвоне. В данной ситуации, пацанов ни кто не тронет, я на связи, если вдруг появится, какой-нибудь Боксер, — Митяй протянул Богдану руку. — Мне нужно поговорить с Настей, дай мне знать, когда она будет готова.

— Добро, — ответил Богдан, пожав руку Митяю.

Митяй попрощался с Вахтангом и парнями и прошел к своей машине. Ребята тоже сели по машинам и разъехались по своим делам. Богдан заехал на фирму, домой и вечером снова приехал в клинику.

Пройдя до палаты Насти, Богдан обнаружил, что Никита стоит у двери и смотрит сквозь стекло. Богдан встал рядом с ним — Камилла по-прежнему стояла у постели матери и держала ее за руку, по щекам Камиллы катились горькие детские слезы.

— Она даже не пошевелилась ни разу, — вздохнув, сказал Никита. — Ноги наверняка затекли.

— Что делать?

— Ты пижаму ей привез?

— Да.

— Пошли.

Никита и Богдан вошли в палату, Камилла посмотрела на них и сильнее сжала ладонь Насти.

— Не уйду… — тихо, но твердо прошептала она.

— Не уйдешь, Миллочка, но ты ведь устала стоять?

— Нет.

— Устала, Милла, я знаю. Идем, ты переоденешься, покушаешь и снова придешь к маме. — Богдан протянул ей пакет с вещами.

— Ванная там, — Никита указал на дверь в углу палаты.

— Я помогу, — Богдан посмотрел на дочь.

— Я сама.

Милла взяла пакет и ушла в ванную, через полчаса она вышла обратно.

— Идем ужинать, Камилла.

— Я не хочу.

— Забирайся, — Никита указал Камилле на постель. — Милла…

— Я очень аккуратно, — ответила Камилла, легла рядом с мамой, маленькими ладошками взяла ее ладонь, прижала ее к своей щеке и замерла.

— Мамочка, моя, — чуть слышно прошептала она…

День… два… три…

«… — Настенька… доченька, прости меня… прости меня, Настюшенька… Поднимайся, маленькая моя…»

«…Прости меня, Настя… Всех нас прости… мы не успели… прости, Настя…»

Где-то глубоко в подсознании всплывали лица отца и друзей. Скорбь и вина были в их глазах, их лица искажала невыносимая боль.

Сознание медленно возвращалось ко мне, тело казалось неимоверно тяжелым, я не могла пошевелиться ноги — гипс; правая рука зафиксирована жгутами — капельница; левая — снова гипс, но… что-то еще не давало мне пошевелить ей, я не могла открыть отекшие глаза, тихонько пошевелив пальцами, я коснулась чьей-то щеки… Богдан? Нет. Нежная детская щечка… Мне в ладонь капали слезы, сквозь шум в ушах до меня донесся чуть слышный шепот «…ма-мочка… ми-лая… почему же ты…не просыпаешься?…»

«Камилла… я пришла в ужас…»

« — Ма-моч-ка, пожалуйста…» — еле слышно продолжала всхлипывать она.

Я сильнее пошевелила пальцами, она почувствовала, подняла от моей руки голову.

— Ма — ма.

— Пить… — чуть слышно прохрипела я, глаза не открывались, говорить мне было очень сложно.

— Я сейчас…

Камилла спрыгнула с постели и выбежала из палаты.

— Дядя! — Камилла забежала в кабинет Никиты, там его не было, она снова заплакала и побежала дальше. — Дядюшка!

Никита был в палате ребят, делал им перевязки, они услышали шум в холле и посмотрели на дверь.

— Дя — дя! — все еще плача, закричала Камилла, вбежав в палату. — Ма — ма…

Никита бросил бинт, недоделав перевязку Платону, и выбежал из палаты ребят, Камилла устремилась за ним.

— Милла! — окрикнули ее ребята, она обернулась. — Что с мамой?

Камилла подбежала к тумбочке Глеба и схватила с нее бутылку с водой.

— Пить… хочет… — все еще заикаясь, ответила Камилла и выбежала из палаты.

Никита вбежал в реанимационную палату и первым делом посмотрел на мониторы подключенных аппаратов.

— Слава Богу, — он присел на край постели Насти и взял в руки ее ладонь. — Настя, ты слышишь меня?

Я слышала его, но, в горле пересохло, я не могла ответить ему, из груди вырвался лишь глухой хрип.

— Мамочка, — в палату вбежала Камилла, протянула бутылку воды Никите и растерянно посмотрела на него.

— Умница, Милла, — сказал ей Никита и убрал бутылку на тумбочку. — Присядь пока.

Милла забралась на свою постель и все еще растерянно смотрела то на Никиту, то на маму. Никита приподнял меня, положив мне под спину подушки. Мокрым тампоном смочил мне губы.

— Пить… — снова прохрипела я.

— Нельзя, Настя, ты же знаешь.

Никита открыл мне рот и тяжело вздохнул — выбитые зубы оставили после себя сгустки засохшей крови. Ник очистил и промыл мне полость рта, я, наконец, смогла шевелить языком. Наложенные на веки примочки, позволили мне чуть приоткрыть глаза, взгляд застилала пелена, лишь смутные размытые силуэты были передо мной.

— Милла… — я приподняла загипсованную руку, Милла забралась мне подмышку и крепко обняла меня.

— Мамочка, — она снова начала плакать. — Милая моя.

— Все… хорошо… Миллочка… — я, как могла, обняла ее загипсованной рукой. — Я с тобой… малыш мой, — мне было очень плохо, совершенно не было сил.

— Миллочка, мне нужно осмотреть маму.

Камилла легла на край своей постели, продолжая смотреть на маму. Никита сделал мне необходимые процедуры и снова присел рядом со мной.

— Ну что, Ник?

— Месяц, Настя. Даже не вздумай спорить, — я и не собиралась спорить, я лишь отрешенно посмотрела на него. — Насть, — Никита взял в руки мою ладонь и сжал ее. — Ты сама как?

— Ни как, Никита.

— Профессора позвать?

— Не поможет мне профессор, — прохрипела я.

— Держись, Настя, — Никита сильнее сжал мою ладонь. — Я очень тебя прошу.

Я снова отрешенно посмотрела на него и перевела взгляд на Камиллу, Никита тоже посмотрел на нее — она спала.

— Три дня она не отходила от тебя, Настя. Не ела, не пила и не спала…

Я продолжала смотреть на Камиллу, по моей щеке покатилась слеза.

— Ник…

— Я знаю, Настя. Знаю, родная моя. Я прошу тебя, держись. Ради детей, Настя, ты очень нужна им.

В ответ я лишь сжала его ладонь, обреченно посмотрев ему в глаза. Дверь открылась, в палату вошел Богдан.

— Привет, — сказал он Никите.

— Привет, — ответил Никита и вышел из палаты, оставив нас одних.

— Привет, малыш мой, — Богдан присел на край моей постели, поцеловал мои опухшие щеки и посмотрел мне в глаза. — Как у нас дела, Настенька?

Я молча смотрела на него, не зная, что ответить и изо всех сил пытаясь сдерживать свои эмоции.

— Что дома? — сухо спросила я.

— Нормально.

— Как ребята?

— Все еще в клинике.

— Что на фирме?

— Справляюсь. Молодежь помогает.

Ясное сознание вернулось ко мне, память вернула события последней прожитой недели. Я не хотела ни кого видеть. Не хотела ни с кем разговаривать…

Богдан видел это, но сейчас думал лишь о том, что Насте очень плохо физически, морально еще тяжелее, всей душой он надеялся, что она скоро оправится.

— Мама, — Камилла открыла глаза и посмотрела на меня. — Прости, я заснула.

Камилла снова забралась мне подмышку и обняла меня.

— Миллочка, тебе нужно ехать с папой домой.

— Мам, — она жалобно смотрела на меня.

— Все будет хорошо, Миллочка. Я скоро поправлюсь, а ты пока поможешь папе с малышами, хорошо?

— Хорошо, — покорно ответила Камилла. — Ты больше не будешь спать так долго?

— Не буду, Миллочка.

— Мы завтра снова придем.

— Конечно, маленькая моя.

Милла поцеловала меня и спустилась с постели на пол, Богдан склонился надо мной.

— Малыш мой, мы очень ждем тебя дома, — поцеловав мои щеки, сказал он.

Я снова ничего не ответила ему. Они вышли из палаты, я осталась наедине со своими мыслями, которые лишали меня всякого желания жить, вообще…

Всю ночь я думала о том, как жить дальше…

Заснув лишь к утру, я проспала меньше трех часов, но открыв глаза уже не чувствовала себя совершенно беспомощной. Ясно я понимала сейчас лишь одно — я не имею права быть слабой, я не имею права ошибиться, я больше не дочь… отец уже не придет мне на помощь… Он больше не поддержит меня и не поможет мне… никогда… папочка… Я осиротела во второй раз, но лишь сейчас, я в полной мере ощутила боль и скорбь осиротевшей души… я не имею права… Очень многое сейчас зависит лишь от меня… я не имею права на эмоции, как бы мне не было больно, я не имею права. Настенька тихо ушла из моего сознания, следом за ней ушла и Настя… Лишь Мурена осталась во мне… Я понимала, что по-другому, я просто не смогу пережить того, что произошло. Жестокая и хладнокровная Мурена завладела и телом и душой, и мозгом, нежности во мне не осталось совсем…

— Привет, — в палату вошел Никита и присел рядом со мной.

— Привет, Ник, — сухо ответила я.

— Как дела?

— Пойдет.

Никита посмотрел Насте в глаза — черный холодный взгляд смотрел на него.

«Ни хрена не пойдет» — думал он про себя, продолжая смотреть в хладнокровный стальной взгляд Мурены.

— Что с ногами, Ник?

— Тяжело, но поправимо. Со всем остальным тоже самое.

— Ясно. Усади меня, Никита.

Никита поднял половину кровати, я присела и посмотрела на него.

— Как ребята?

— Из реанимации я их перевел, но домой им еще рано.

— Гордей и Игнат?

— Гордей еле вытянул, Игнат попроще, они еще в реанимации.

— Как Платон? Ходить может?

— Да, вполне.

— Попроси его зайти ко мне.

Никита смотрел на Настю и видел перед собой стального робота без чувств и эмоций, стальной тон… стальной взгляд…

— Хорошо, — хмуро ответил он.

Никита сделал мне процедуры, поменял повязку на голове и вышел из палаты. Я взяла в руки телефон.

— Алло. Привет, Трофим.

— Привет, Настя. Ты как?

— Нормально. Заедь сегодня ко мне.

— Хорошо.

Следом я набрала номер Грома и попросила его тоже приехать ко мне.

Часов около 10-ти в дверь тихонько постучали, в палату вошла Регина с малышом на руках.

— Привет, мам. Сашку дядя Никита не пустил и мне дал лишь пять минут.

— Привет, Регина.

Она присела рядом и протянула мне младенца.

— Нас домой уже выписали.

— Как назвали, Региш?

— Олежек, — она с болью в глазах посмотрела на меня.

— Олеженька, — я прижала малыша к груди, сердце сжалось в комок, безжалостная душа Мурены выла от боли, заставляя себя оставаться совершенно спокойной внешне. — Как ты, Регина?

— Нормально, мам, — горько вздохнув, ответила она.

— Держись, Регина. Думай о малыше.

— Я понимаю.

— Как Милена?

— Они еще в клинике. Малышка слабенькая, но Марина говорит, угрозы для жизни нет, она поправиться. Наташей назвали.

— Хорошо.

Я подала Регине малыша, она поцеловала меня в щеку.

— Поправляйся, мама.

— Спасибо, — ответила я, подумав о том, что мама-Настя, тихо уходит, оставляя лишь маму, но, сейчас ни что не было в радость мне.

Регина с малышом ушли, я равнодушно смотрела в потолок.

Через час в палату вошел Платон.

— Привет.

— Привет, — ответила я. — Че, как сами?

— Нормально.

— Нормально, это хорошо. Платон, — я посмотрела на него. — Кедрача нет. Нужно уладить вопрос с поставками нефтепродуктов на АЗС Артура… — и снова боль молотом ударила по сердцу. — Трофима.

— Я переговорю с кем надо, вопросов, я думаю, не будет.

— Ну, это собственно, пока все. Сегодня Трофим заедет, будет ясно, что там и как.

— Хорошо, Настя…

Платон смотрел на Настю и понимал, что разговаривать, она не настроена.

— Поправляйся, Настя, — тяжело вздохнув, сказал Платон и вышел из палаты.

Следом за Платоном в общую палату вошел Никита, осмотреть и перевязать парней.

— Привет, — хмуро сказал Никита.

— Привет, — ответили они. — Как Настя, Никита?

— Мурена держится, — еще более хмуро ответил Никита.

Платон подумал о том, что не ему одному поведение Насти показалось странным…

Палата Насти

К обеду ко мне пришли Трофим и Гром.

— Привет, Настя.

— Привет, — ответила я.

Они присели рядом и посмотрели на меня.

— Как мать, Трофим?

— Нормально, — хмуро ответил он.

— А сами, как? — я внимательно смотрела на них, они молча смотрели на меня, их взгляды становились все более хмурыми. — Чего молчите? Я спросила, как дела?

— Хе.ово дела, Настя, — сухо ответил Гром.

— Что конкретно?

— Я ни хрена не смыслю в банковских делах, да и помимо них, хе.ня какая-то у меня выходит.

— Ясно. Вези всю документацию ко мне, будем разбираться вместе. Так же документацию Князя, Трифона, Остапа, Бугра и Прохора.

— Кто меня к их сейфам подпустит? Их офисы под охраной.

— Скажешь от меня, — я протянула ему листок с кодами от сейфов. — Пусть попробуют не пустить, и проверь сейфы на предмет взломов. У тебя что? — я посмотрела на Трофима.

— Ну, с документацией фирмы я, слава Богу, знаком, в чем-то Богдан помог. Проблема с поставками. И еще, уже есть желающие купить сеть.

— Кто?

— Некто Тарас. Богдан встречался с ним, о чем они договорились, я не знаю, но мне Богдан сказал работать спокойно.

— Правильно сказал. Вопрос с поставками Платон решит.

Гром пристально посмотрел мне в глаза.

— Что-то еще?

— Отец просил передать, если что, — хмуро ответил он и протянул мне листок с набором цифр.

— Что это?

— Код от его сейфа дома.

— Проверял?

— Нет. Он сказал передать этот код тебе.

Несколько минут я молча смотрела на листок.

— Ты же понимаешь, что я поехать не могу. Привезти сейф ко мне не можешь ты. Езжай, вскрывай, — я вернула ему листок.

— Насть, — он неуверенно смотрел на меня. — Я не знаю, что там.

— Ну, так и я тоже, даже не догадываюсь, но ведь в нашей с тобой ситуации, мы не можем не верить друг другу, разве нет?

— Да.

— Езжай. Я жду.

Гром вышел из палаты, я посмотрела на Трофима, его серое лицо, потухший взгляд.

— Трофим.

— Нормально, Настя, — он с силой сжал мою ладонь своими. — Поправляйся. Скорее…

Я понимала его состояние и то, что не доверится, не опереться ему кроме меня не на кого.

— Я с тобой Трофим. Ты не просто мой друг. Ты — сын моего друга, никогда не забывай об этом.

— Лишь это и помогает мне, Настя.

— Держись, Трофим, я скоро.

— Спасибо, Настя, — он крепко пожал мою ладонь.

— Не стоит, Трофим, у меня тоже растут дети и меня тоже могут завалить.

— Я понял, — он серьезно посмотрел мне в глаза и вышел из палаты.

Я осталась ждать Гришку. Визит парней еще больше убедил меня в том, что я — не имею права…

Мои мрачные мысли прервал Богдан.

— Привет, малыш мой, — он поцеловал меня и присел рядом, холодный непроницаемый взгляд смотрел на него.

— Привет, — сухо ответила я. — Как дела?

— Нормально.

— Что за Тарас?

— Я объяснил ему, что в Ижевске ему ловить нечего.

— Он понял?

— Я не уверен, но пока он молчит и к Трофиму он больше не пойдет, если и решит поинтересоваться еще раз, то уже у меня, — он положил рядом со мной папку с документами. — Отчеты по фирме, как просила.

Настроение Богдана стремительно портилось, он очень ждал пробуждения Насти, но… он видел лишь черный холодный взгляд, в котором не было ни капли нежности, так же Богдан видел, что Настя не особо хочет разговаривать с ним и искренне не понимал почему.

— Богдан, — я взяла его за руку, он нежно посмотрел в мой, по-прежнему, холодный взгляд. — Ты устал?

— Настя, — он обнял ладонями мою шею и нежно коснулся моих губ. — Ты же знаешь, Настенька, — его руки обняли мою спину и затылок. — Малыш мой, что с тобой? Настюшенька, я с тобой, ты же знаешь, — тихо шептал он, но все тот же холод исходил от меня, я очень хотела обнять его, хотела его поддержки, но я понимала, что я не могу… боль еще сильнее сжимала мое сердце, делая меня все более жесткой.

— Богдан, я прошу тебя, не надо, — я положила ладони ему на грудь, отстраняя его от себя.

— Почему, Настя? Почему ты отвергаешь меня? — полный горечи взгляд смотрел на меня.

— Я не могу.

— Почему?…

В дверь постучали, в палату вошел Гром.

— Привет, Богдан.

— Привет, — хмуро ответил Богдан, чуть отсев от меня.

— Вот, — сказал Гром, посмотрев на меня и положив рядом со мной на постель внушительную папку документов. — Я не вскрывал. Что там, я не знаю.

Я взяла папку, положила ее себе на ноги, открыла и стала рассматривать документы, вложенные в нее. Я ожидала увидеть в этой папке — документацию, скрытую от налоговой, подпольные поставки, отмывание денег… что угодно, но не то, что я увидела в ней. В этой папке было еще две папки поменьше, сверху лежали семь листов бумаги формата А4. Я внимательно прочла первый документ… второй… Гришка и Богдан внимательно смотрели на меня, с каждым новым листом, выражение моего лица становилось все более «каменным».

«В моей голове стремительно проносился вихрь черных мыслей… они знали… они были уверены, что погибнут… не просто погибнут… внезапно… почему?… Чего они боялись? Кого? Якута? Саяна? Бред. Они верили Саяну. Кем был Саян на самом деле?…»

Третий… четвертый… пятый… шестой… седьмой…

Прочитав последний документ, я посмотрела на Богдана и взяла телефон.

— Алло, Артем, привет. Давай ко мне в клинику. Максима с собой возьми.

Я убрала телефон, Богдан продолжал смотреть на меня, я молча отдала ему документы.

— Завещания? — Богдан удивленно посмотрел на меня.

— Да, — ответила я, открывая вторую папку, в которой оказались документы на имущество братвы.

Посмотреть, что было в третьей папке, я не успела, в палату вошли нотариус и адвокат.

— Добрый день, — поздоровались они.

— Добрый, — хмуро ответила я.

Они присели, я отдала Максиму завещания.

— Да, — хмуро ответил он, посмотрев на них. — Это я составлял их, — он открыл свой портфель и достал из него еще один лист. — Завещание Артура Эдуардовича.

— Как давно?

— Год назад.

«Год назад… уже тогда они чего-то опасались…»

— Имущество Макара движимое и недвижимое, по понятным причинам, и при жизни Макара, были записаны на Григория. По тем же причинам, Григорий является официальным директором банков Макара. Бугор отписал казино и рестораны дочери, — продолжал нотариус. — Князь отписал имущество крестнику — Матвею, Артур жене и сыновьям, Кедрач переписал сеть компаний поставляющих нефтепродукты племянницам — Вике и Веронике. Остап, Прохор и Трифон не имели родных, — нотариус посмотрел на меня. — Мне они сказали, что Вы все сделаете правильно, — он отдал мне еще одну папку с документами на имущество и организации. Это оставил Макар, — еще одна папка, совсем не такая объемная, как предыдущие.

— Кого они боялись? — меня совсем не интересовало имущество братвы, меня мучал вопрос кого и почему они опасались.

— Шальной пули, — ответил нотариус, понятно, что он ничего не знал.

— Да, блин, все разом, — жестко ответила я. — Оформляй, — я отдала ему завещания. — Григорий, я жду тебя с документацией.

— Я подъеду к вечеру, — ответил он и вышел из палаты.

— Анастасия Марковна? — адвокат смотрел на меня.

— Я позвоню, Артем. Мне нужно побыть одной.

— Хорошо, — он вышел из палаты, следом за ним вышел нотариус.

Я убрала так и не просмотренную третью папку в тумбочку, решив, что и там находятся документы на организации, туда же отправилась папка привезенная нотариусом. Мне нужно было подумать, привести мысли в порядок и понять, что делать дальше.

— Насть, — Богдан снова присел рядом со мной и взял меня за руку.

— Собери мне ребят, когда они будут готовы вернутся к работе.

Совсем не это хотел услышать Богдан, но он не стал спорить с женой, надеясь, что после выписки, она станет прежней, очень надеялся. Он понимал, как ей тяжело и решил просто дать ей время. Он искренне не понимал, почему Настя больше не хочет принимать его поддержки, но решил не давить на нее…

— Хорошо, — ответил он. — Дети хотят увидеть тебя.

В ответ он увидел, все тот же холодный и непроницаемый взгляд Мурены и сам понял, что детей, пока не стоит привозить к матери и это еще больше поразило его, именно дети помогали Насте пережить самые ужасные ситуации. Что стало с ней? Почему она не хочет видеть даже своих малышей? Почему Мурена? Почему Насти больше нет с нами? Почему она отвернулась от меня? Богдан терялся в догадках.

Он снова обнял ладонями мою шею и нежно посмотрел в мои жестокие глаза.

— Я очень люблю тебя, Настя, — он нежно поцеловал мои губы и вышел из палаты.

Два часа я смотрела в одну точку, пытаясь понять, что на самом деле происходило в кругу братвы.

К вечеру снова приехали Гром и Трофим и завалили меня документацией. Прошла лишь неделя, как организации остались без руководителей, но уже прослеживался бардак в документах. В банке Макара руководство на себя взяла не очень честная рожа, не удивительно, что неопытный в таких делах Гришка запутался и ничего не мог понять. На сомнительные вклады и кредиты ушла не малая сумма и куда она ушла, понять сразу не удалось и мне. Почти тоже было и с банком Князя. Трифон… Остап… Бугор… Прохор… Кедрач… казино…рестораны… фирмы…банки… С малым бизнесом мне удалось разобраться без особых проблем, сложнее было с более крупными делами.

«Мыши, твою мать… — я просматривала документ за документом. — Доморощенные…»

Я все еще находилась в реанимации. Никита ни кого не пускал ко мне, да я и сама не хотела ни кого видеть. Богдан приходил ко мне каждый день, но… речь шла лишь о делах. Я видела непонимание в его глазах, видела, что он чувствует, но, чем больше я вникала в дела братвы, тем более непробиваемой становилась броня, которой я огородила себя от внешнего мира. Занимаясь делами организаций, я так и не просмотрела те две папки, которые лежали у меня в тумбочке, сейчас мне было не до них, мне нужно было установить контроль над организациями братвы.

Через два дня мне позвонил Митяй.

— Привет, Мурена.

— Привет, — сухо ответила я.

— Как здоровье?

— Справлюсь.

— Как с делами?

— Разбираюсь. Ты поговорить со мной хотел.

— Позже поговорим. Будут вопросы, звони.

— Добро.

Дом Митяя

«Будут вопросы, Настя. Будут», — с горечью подумал Митяй, отключив телефон. Он решил отложить пока разговор с Настей, понимая, что у нее и так сейчас масса дел.

— Митяй, какого хе.а ты тянешь? — Ефрем пристально смотрел на друга.

— Успею, — сухо ответил Митяй.

— Макар, твою мать, уже успел…

Палата Насти

К концу недели Никита перевел меня в обычную палату, я попросила Трофима, Грома, Вахтанга, Платона и Богдана приехать ко мне.

— Привет, Настя.

— Привет.

— Трофим, работаешь только с Форсажем, — я отдала ему документы. — Григорий, ни каких крупных сделок в ближайшее время. Вникай в текущие дела, — я положила перед ним, переделанные мной отчеты, каждый из которых уходил в немалый минус.

— Насть? — посмотрев отчеты, Гром внимательно посмотрел на меня.

— Ты запутался в отчетах не от недостатка знаний, а от недостатка опыта, — сухо ответила я. — Работайте.

Трофим и Гром вышли из палаты.

— Богдан, в каждый банк тщательный аудит, отчеты мне, сведу я их сама. Вахтанг, мне нужны проверенные толковые люди, — я положила перед ним документы на организации Остапа, Трифона и Прохора. — Хотя бы на время.

— Подтяну, — ответил Вахтанг и посмотрел на меня. — Как дела у Гришки?

— Хе.овые дела у Гришки. Пацанов отпеть не успели, а уже началось конкретное давление. И это, невзирая на то, что Митяй поприжал воротил, стало быть, это не они. Кто, Вахтанг? Кого боялся Макар?

— Макар ни кого не боялся, — он внимательно смотрел на меня. — Я не знаю, Настя.

— Хе.ово, Вахтанг. Мы ни хрена не сможем, пока не выясним этого. Богдан, помоги мне, — Богдан помог мне встать, операясь на костыль, я подошла до окна, закурила и снова посмотрела на них. — Ведь чего-то он конкретно боялся, Вахтанг? — он промолчал в ответ. — Собери мне информацию на Саяна и Якута, всю, какую сможешь.

— Не вопрос.

— Богдан, меня очень интересует скрытая информация по организациям.

— Я уже понял.

— Платон, — я посмотрела на него и положила перед ним документы на «Форсаж». — Девчонки мои не вытянут. То, что я воткну в сеть пару своих людей, не решит ситуации.

— Я понял, Настя. Уладим. Как ситуация в целом?

— Все, как всегда, — хмуро ответила я, посмотрев на папку еще не разобранных документов…

Через неделю Никита выписал из клиники ребят. Все как один они порывались поддержать меня и помочь мне, но все они натыкались на непробиваемую броню Мурены. Я продолжала разбираться с делами братвы, встряхнув штат на каждой из организаций. Вахтанг направил ко мне ребят из Салихана, которые занялись делами Трифона, Остапа и Прохора. Платон контролировал «Форсаж». Богдан провел аудит в каждом из банков и привез все отчеты мне. Налаживая чистую и бесперебойную работу организаций, я все глубже вникала в финансовые дела братвы. Все было кристально чисто, не считая того бардака, который пытались устроить сотрудники во время отсутствия глав этих организаций. Этот бардак был подавлен, сотрудники наказаны. При братве бизнес каждого из моих друзей представлял собой кристально чистую структуру. Я не нашла ни одной подставы, ни малейшего намека на левый доход, прикрывание чего-то более серьезного или отмывание левого бабла, нет, ничего…

«Обычный бизнес, обычный доход, обычные банки и заводы. Все, что ты можешь с них взять это лишь то, на что у тебя хватит сил и ума. Какого хе.а? Подобный бизнес ведется во всех близлежащих городах и отбить его там намного проще. Почему идет такая дикая охота именно на Ижевск? Да крупный бизнес, и мой и братвы, но ты не вытянешь его, если у тебя нет мозгов, а если есть — открой свой… В чем причина? Че за хрень, твою мать?… Кто и за что не дает Ижевску спокойно жить? Кого и почему опасалась Ижевская братва?» Моя голова шла кругом. Чем больше я вникала в дела, тем меньше я видела причин этих бесконечных кровавых войн и вообще ничего не понимала.

Три недели я провела в клинике, здоровье поправила, дела, более менее, уладила, но… я все больше отдалялась от друзей, я отгораживалась от них, видела их непонимание и ничего не могла с собой поделать.

— Привет, — в палату вошел Никита.

— Привет, — сухо ответила я.

— Все, Настя, домой.

Я лишь молча хмуро смотрела на него.

Никита смотрел на Настю и с болью в сердце понимал, что Насти нет с ними. Высокомерная жестокая Мурена… Она не рвалась домой… Она не хочет домой… Она не хочет к детям… Никита был в недоумении. Он понимал, что Насте нелегко пережить все, что произошло, он не винил и не осуждал ее, как и все ее друзья. Они любили Настю и готовы были принимать ее любой. Далеко не каждый сможет пережить то, что пришлось пережить ей. Взрослые мужчины, все они видели опору в Насте, крепкую руку, которая вытянет из любой бездны и поможет в любой ситуации, но, любили ее совсем не за это, а просто за то, что она есть в их жизни. Они все понимали, но им крайне непонятна была ее отчужденность, холод и равнодушие… Они стали чужими ей… Ни кто из них не судил Настю, они жалели ее и очень надеялись, что вернувшись домой она сможет стать прежней…

— Домой, — хмуро ответила я. — Спасибо, Ник, — я крепко пожала его ладонь, горячих дружеских объятий Никита сегодня не дождался.

Я вышла из клиники, Никита прошел следом, во дворе меня ждал Богдан.

— Привет, — сухо сказала я и прошла в машину.

— Ник? — Богдан посмотрел на Никиту.

— Крепись, Богдан. — Никита пожал Богдану руку. — Я заеду к вечеру.

Приехав домой, я мнут десять сидела в машине, не решаясь выйти из нее.

— Насть?

Я хмуро посмотрела на Богдана, вышла из машины и прошла в дом. Дальше порога я пройти не смогла. Невыносимая боль разрывала мое сердце. Марк не встречал меня у камина…

— Мамочка! — из оцепенения меня вывели дети. — Мамочка, привет!

— Привет, мои маленькие…

Богдан надеялся, что приехав домой, Настя станет мягче, но… Решая дела вне стен дома, Настя становилась все более жесткой и отчужденной. Дома же Настя превращалась в безликую тень… посеревшее лицо… непроницаемый холодный взгляд… В отношении детей Настя вела себя спокойно и мягко, но… ни прежнего тепла, ни нежности… Отношения с друзьями становились все более холодными, и сводились лишь к решению текущих вопросов.

Неделю Богдан наблюдал за Настей и сходил с ума.

— Настя, — Богдан подошел ко мне со спины, я смотрела в окно, теперь, я постоянно стояла у окна и хмуро смотрела на улицу. — Поговори со мной, Настя. Я так больше не могу.

— О чем поговорить, Богдан? — сухо спросила я, посмотрев на него.

Богдан с надеждой смотрел в глаза Насти — на него смотрел холодный черный взгляд.

— Просто скажи мне почему? Настюшенька, милая, я прошу тебя, — он пытался пробиться к Насте, но натыкался лишь на высокомерие Мурены, терпению Богдана пришел конец. — Почему, Настя? — отчаянно хрипел он. — Почему ты отвернулась от нас? От меня, от детей, от друзей. Почему? Зачем ты роешь непреодолимую пропасть между нами?! Мы больше не нужны тебе? Мы больше не достойны тебя? Я больше не достоин, быть тебе опорой? — он с силой сжал мои плечи, продолжая смотреть в мой холодный взгляд. — Почему, Настя?

Богдан сорвался, я видела, насколько он устал. Я смотрела на него и понимала, что больше не в силах сдерживать себя, истинные чувства и эмоции вырывались из меня, и у меня больше не было сил сдерживать их.

Я с силой взяла его ладони и отстранилась от него.

— Настя… — Богдан обреченно смотрел на меня.

Я лишь жестко посмотрела на него и вышла из комнаты.

Богдан спустился вниз, Насти не было дома. Он очень жалел о том, что сорвался и наорал на нее. Два часа он пытался дозвониться до нее, бесполезно — абонент вне зоны действия. Он стал обзванивать друзей и знакомых — все без толку, ни кто не знал, где Настя. Еще через час Никита, Глеб, Данила и Степан подъехали к Богдану, все вместе они отправились прочесывать город. Они прекрасно понимали, что, возможно, Настя просто не хочет ни кого видеть, но так же они понимали, насколько серьезные дела легли на плечи Насти и прекрасно понимали, что она могла запросто нарваться на чей-то ствол. Объехав все места, где могла быть Настя, они поехали к профессору, они понимали, что ее там нет, но надеялись, что профессор сможет, что-то подсказать им.

— Добрый день, профессор.

— По-моему, не особо добрый, молодые люди, — профессор внимательно смотрел в озадаченные лица ребят. — Нет?

— Да, профессор. Вы Настю давно видели?

— Мурена не любит беседовать со мной, вы же знаете, так что, да, не видел я ее уже довольно давно. Что-то случилось?

— Мы не можем найти ее.

— Скажите, как вела себя Настя в последнее время?

— Как Вы сами заметили, не Настя, а Мурена и вела она себя соответственно.

— Вряд ли у кого-то хватило бы сил пережить то, что пришлось пережить Насте. Настя стала жестокой, все это понятно, но…

— Но, что? Вы считаете, что Настя решила вести самостоятельную жизнь и отгородиться от вас? — профессор внимательно смотрел на ребят.

— Настя стала высокомерной и совершенно чужой нам. Не в этом суть, профессор, мы понятия не имеем, где и как ее найти.

— Вы сами верите, в то, что Настя могла так измениться?

— Жизнь Насти сильно изменилась…

— И что же? Вы считаете, что ее настоящее положение могло изменить ее отношение к вам?

— Почему она отвернулась от нас?

— Я, могу лишь предполагать, но не утверждать. Вы, как ни кто, знаете Настю. Разве в ее жизни изменилось лишь ее положение? Разве лишь это могло так сильно повлиять на нее? Разве хоть когда-нибудь безжалостная душа Мурены была алчной? Не обманывайте себя, это всего лишь видимость. Подумайте.

— Настя никогда не прятала свою душу от меня. А дети?

— Я уже сказал, я могу лишь предполагать. Где она может быть? В глубине души каждый из вас понимает, что происходит с Настей. Она тщательно скрывает это от вас и вы принимаете то, что видите, то, что она показывает вам. Зачем вы отвергаете свои предположения, закрывая их тем, что на виду? Душа Насти на 80%, уже давно перестала быть тайной для вас, вы это знаете и все равно принимаете, то, что ближе, вместо того чтобы заглянуть в глубь. А теперь подумайте, где она может быть. Идти то ей, по сути, не куда и не к кому. Вы стали сомневаться в том, что кроме вас у нее ни кого нет?

— Твою мать, — Богдан вышел из кабинета профессора.

— Богдан, — выйдя на улицу, ребята подошли к нему.

— Поехали, — ответил Богдан и сел в машину.

Отъехав от клиники несколько километров, ребята поняли, что Богдан направляется на кладбище. Оставив машины на трассе, ребята пошли пешком до кладбищенского участка. Не дойдя до него метров сто, они услышали душераздирающий рев Мурены.

— Настюха, — Глеб ринулся к ней.

— Глеб, постой, — Богдан с силой взял его за руку.

— Вы че, блин?! — недоумевал Глеб, вырываясь из рук Богдана. — Это — Мурена! Вы понимаете, что сейчас творится с Настей?!

— Поэтому Насти и нет с нами, — сухо заметил Никита.

Ребята хмуро смотрели на Настю. Непробиваемая броня Мурены разбивалась вдребезги, выпуская на волю ее истинные чувства. Жестокая и безжалостная душа Мурены выла от невыносимой боли, которая разрывала ее жестокое сердце в клочья. Упав на колени перед могилами друзей, Мурена рыдала, не сдерживая своей боли.

— Безграничная преданность, безграничная боль, — горько сказал Никита, продолжая смотреть на Настю. — Все ее высокомерие, лишь способ скрыть свои истинные чувства и не дать им воли.

— Но почему она отвернулась от нас?

— Ни куда она не отвернулась, она боялась открыть свою душу, потому что понимала, что не сможет избежать истерики, следом за которой последует тяжелая депрессия. Сдерживая себя, она становилась все более жесткой и замкнутой. Что ты сделал с ней сегодня, что смог проломить ее броню? — Никита посмотрел на Богдана.

Несколько минут Богдан виновато смотрел на друзей.

— Сорвался, твою мать, — хмуро ответил он.

Они снова посмотрели на Настю и подошли ближе, рядом с ней стоял ящик водки, треть из него Настя уже опустошила.

— Папа… папочка… Папа!!! — склонившись к его могиле, Мурена продолжала неистово реветь. — Я клянусь тебе, я порву их всех! Всех! Не одной твари не останется в Ижевске! Не один твой внук не погибнет больше! Ааааа!

— Она сгорит от водки, — хмуро сказал Никита, увидев в руках Насти восьмую бутылку, водка из которой проваливалась в нее прямо из горла.

Глеб все же прошел вперед, Богдан не стал больше останавливать его.

— Настюха, — Глеб присел рядом со мной.

— Какого хрена, Глеб? Оставь меня! Я не хочу ни кого видеть!

— Я знаю, Настя, — он изо всех сил обнял меня. — Родная моя, поехали домой.

— Не хочу я ни куда ехать! — я вырвалась из его рук и встала. — Я вообще ни чего не хочу! Мне на хе. не нужна эта власть! Мне нужны они! — снова водка полилась мне в горло, я еле стояла на ногах. — Ты понимаешь? — я посмотрела на Глеба. — Ты можешь сказать мне, как мне жить дальше без них? Как мне жить без отца?! Кто мне заменит его? Никто! И никогда!

— Настя, — Глеб встал рядом и снова обнял меня. — Марк не только тебе был отцом, ты забыла?

— Ни хрена я не забыла, — снова рев вырвался из груди Мурены.

Я высвободилась из объятий Глеба и снова присела у могилы Марка, продолжая безудержно рыдать, Глеб стоял рядом, к нам подошли ребята, я посмотрела на них, они молча смотрели на меня.

— Хе.ово мне. Очень, — всхлипывая, прохрипела я, остатки водки провалились мне в горло, я накрыла голову ладонями, душераздирающий рев вырвался из моей груди.

— Настя, — Богдан присел рядом и обнял меня.

— Суровые сибирские мужики… они были преданны мне… Я же понимала, что Саян су.а, почему я не убедила их?! Зачем я послушала их? Зачем?… — разум затуманивал алкоголь… я перестала реветь… моя голова безвольно склонилась Богдану на грудь.

Ребята посмотрели на Настю — выпитый алкоголь сделал свое дело, Богдан взял Настю на руки, они все вместе еще несколько минут смотрели на могилы друзей.

— А ведь ни одного из них, Настя ни разу не назвала родным, — мрачно заметил Степан.

— Да, Степа, нам померать, вообще не положено. За что ей все это, твою мать? — еще более мрачно высказался Данила.

Они прошли к машинам. Богдан усадил Настю в машину и посмотрел на ребят.

— Мы заедем завтра, Богдан.

— До завтра, — ответил Богдан и сел в машину.

Приехав домой, Богдан подогнал машину к черному входу в дом, где его встретил Федор.

— Федор, детей убери, — сказал ему Богдан, выйдя из машины.

— Они у Анны, — ответил Федор.

— Очень хорошо, — сказал Богдан, взяв Настю на руки, Федор удивленно смотрел на него. — Пьяны мы слегка, Федор. Машину Насти с кладбища пригони.

— Хорошо, — ответил Федор.

Богдан пронес Настю в комнату, уложил на постель, сам присел рядом и посмотрел на нее.

— Маленькая моя, — тихо прошептал он, поцеловал ее щеки и вышел из комнаты…

Проснулась я около трех часов ночи, алкоголь свалил меня лишь ненадолго, на душе было паршиво и тяжело. Я тихонько встала с постели и ушла в ванную, приведя себя в порядок, я тихонько вышла на балкон. Открыв окно, я почувствовала, что за спиной кто-то стоит, обернулась и увидела Богдана, который держал в руках стакан с водой и таблетку аспирина, он бросил таблетку в стакан и протянул стакан мне.

— Спасибо, — я неуверенно посмотрела на него, выпила аспирин, убрала стакан и снова посмотрела на Богдана. — Богдан, — я виновато смотрела на него.

— Не надо, Настя, — тихо сказал он и обнял меня.

— Прогони меня. Хочешь, я сама уйду…

— Не смей так говорить, — он крепче обнял меня. — Не смей даже думать так.

— Я изведу тебя…

— Изведешь, если еще раз отвернешься от меня.

— Я не хотела… Я должна была держать себя в руках… Мне не страшно, мне не сложно… мне очень тяжело… мне невыносимо больно… Я не хочу верить в то, что их больше нет. Никого больше нет. Я не хочу верить в то, что уже никогда Марк не встретит меня у камина, никогда он не назовет меня доченькой, никогда… Я старалась сдержать свою боль. Я не смогла. Прости меня, Богдан.

Богдан смотрел в глаза Насти и понимал, что Насти, по-прежнему, нет, черный взгляд Мурены смотрел на него.

— Настюшенька, — тихо шептал он. — Настенька милая, иди ко мне, — он нежно провел ладонью по моей щеке.

— Ей очень плохо, Богдан.

— Малыш мой, вернись ко мне. Я помогу тебе, Настенька, — черный взгляд Мурены сменился ярко-карим взглядом Настеньки, из глаз которой градом покатились слезы.

— Прости меня… — тихо прошептала я.

— Настюшенька, — Богдан крепко прижал меня к своей груди. — Настенька.

Он уложил меня в постель, крепко обняв его, я продолжала плакать, депрессия набирала обороты.

— Малыш мой, — Богдан присел на постели и достал из тумбочки ампулу и шприц, я покорно протянула ему руку, он сделал мне укол и снова обнял меня. — Я с тобой, маленькая моя…

Проснувшись утром, Богдан тихонько встал с постели, чтобы не разбудить Настю и спустился вниз.

— Доброе утро, Федор. Настя спит, — он протянул ему Настин телефон.

— Доброе. Понял, что смогу разрулю сам.

— Я в офис, после обеда вернусь…

Глава 2.

Я открыла глаза и осмотрелась, за окнами едва начинало рассветать, рядом лежал Богдан и нежно смотрел на меня.

— Привет, маленькая моя, — тихо сказал он.

— Привет. Что ты колол мне, Богдан? — спросила я, понимая, что уже не чувствую боли так остро, состояние не было бодрым, но значительно улучшилось.

— Ничего, Настя, просто антидепрессанты. Тебе полегче?

— Да, — ответила я, он обнял меня, какое-то время мы лежали молча. — Какой сегодня день, Богдан?

— Воскресенье.

— Меня ни кто не потерял за эти три дня?

— Нет, Настя. Нормально все.

У меня перед глазами стояло лицо матери Богдана. Ее прискорбный взгляд смотрел мне прямо в глаза. В груди заныло, душа наполнялось тревогой…

— Дань, — я посмотрела на него. — Поехали к маме, — он удивленно смотрел на меня. — Ты не хочешь?

— Хочу, малыш мой. Конечно, хочу, — он нежно поцеловал меня в щеку.

В дверь еле слышно постучали, Богдан открыл.

— Прости, папочка. Можно?

— Проходи.

В комнату вошла Камилла и растерянно посмотрела на меня.

— Привет, мамочка. Можно к тебе?

— Привет, моя маленькая. Конечно, можно.

Камилла забралась к нам в постель, легла между мной и Богданом и посмотрела на меня.

— Как твои дела, мамочка?

— Хорошо, Миллочка, — я обняла ее и нежно посмотрела ей в глаза. — Прости меня, маленькая моя.

— Я не обижаюсь, мамочка. Ты очень любишь нас, тебе просто очень плохо, правда?

— Да, Миллочка.

— Я знаю, тебе плохо без дедушки. Ты любишь его так же сильно, как я люблю папочку. Да, мамочка?

— Да, милая моя.

— Дедушка всегда будет любить тебя, только не плачь, пожалуйста.

— Я не плачу, Милочка.

— Я знаю, что плачешь, — она крепко обняла меня.

— Хорошо, я больше не буду, — ответила я, она поцеловала мои щеки и нежно посмотрела мне в глаза.

Я обняла ее и прижала к своей груди, какое-то время была тишина.

— Миллочка.

— Да, мамочка? — она подняла голову и посмотрела на меня.

— К бабушке поедем?

— Конечно, поедем, — обрадовалась она. — Все вместе?

— Все вместе, — ответила я.

— И Кирюха, и Вадик, и Вика, и Ника и малыши?

— Да, маленькая моя. Если они хотят, они тоже поедут с нами.

— Я пойду, скажу им, — продолжала радоваться Милла, спрыгивая с постели.

Камилла вышла, Богдан склонился надо мной и нежно посмотрел мне в глаза.

— Я не дам депрессии выбить меня из колеи. Я должна взять себя в руки.

— Настюшенька, — его губы нежно коснулись моих.

— Данечка… — я крепко обняла его.

— Идем?

— Идем.

Мы спустились вниз, где нас уже ждали дети. Все, и большие и маленькие. Малыши просто радовались, Кирилл и Вадим сдавили меня в объятиях.

— Мамочка.

— Простите меня, ребята, — я крепко обняла их.

— Ты с нами, нам ничего больше не нужно, ты же знаешь, — они выпустили меня из объятий.

Я посмотрела на Тимура, который нерешительно смотрел на меня.

— Тим.

— Мама, — он изо всех сил обнял меня. — Мамочка.

— Я с вами, Тимур. С вами, родной мой.

— Настасья, — Егор серьезно смотрел на меня.

— Вот, как — то так мы и живем, Егор.

— Как же я рад, Настасья, что ты поправилась, — совсем уже по родному, он крепко обнял меня.

Город Ивановск.

К дому Алины Николаевны подъехали три джипа.

— Бабуля, привет!

— Привет, родные мои, — Алина Николаевна радостно расцеловывала внуков и больших и маленьких.

Проводив нас в дом, она стала хлопотать, решив накрыть стол в саду на свежем воздухе.

— Бабуля, командуй. Мы все сделаем сами, — Вика и Ника, улыбаясь, смотрели на нее.

— Ну что вы, — Алина Николаевна посмотрела на девчонок — то, что девчонки готовятся второй раз стать мамами, было уже хорошо видно.

— Нам совсем не сложно, — продолжая улыбаться, ответили они и принялись за дело.

Я ушла в глубь сада и, оперевшись, о дерево закурила. Находясь в тишине и одиночестве, я пыталась заглушить в себе боль, грызущую меня изнутри. Я понимала, что еще очень не скоро я смогу смириться с этим и пыталась заставить себя принять ситуацию, как есть, встряхнуться и взять себя в руки.

— Настюш, — ко мне подошла Алина Николаевна и печально посмотрела на меня. — Как ты, милая?

— Нормально, мам. Нормально, — сухо ответила я и пристально посмотрела на нее.

— Насть, ты если спросить о чем-то хочешь, спрашивай, — сказала она, видя мой пристальный взгляд.

— Да, — я снова несколько минут молчала. — Скорее не спросить, а попросить, — она внимательно смотрела на меня. — Я все понимаю, но… Я очень прошу тебя, поехали с нами.

— Насть…

— Если ты совсем не хочешь, я не стану настаивать, но…

Она посмотрела на меня и по-матерински крепко обняла.

— Тяжело тебе, Настенька.

— Очень, — откровенно ответила я, обняв ее в ответ. — Я стала сиротой много лет назад, но… мам, я прошу тебя, поедем с нами.

— Поедем, Настюшенька. Конечно, поедем.

— Спасибо.

— Держись, милая. Идем, детишки ждут.

— Да.

Мы присели к столу, накрытому девчонками. Часа два за столом кипела оживленная беседа.

— Бабуля, — Камилла посмотрела на нее. — А ты скоро приедешь к нам?

Алина Николаевна, улыбаясь, смотрела на внуков и молчала.

— Бабушка едет с нами, — ответила я за нее.

— Правда? Навсегда?

— Навсегда, — ответила я, видя, как засияли глаза Богдана.

Мы еще немного посидели, дети ушли на площадку в саду, Кирилл и Вадим вышли за двор покурить, Тимур и Егор не курили, но тоже пошли с ними, Алина Николаевна ушла с девчонками в свой розарий.

— Как тебе удалось, Настя?

— Ты о чем?

— Я уже несколько раз просил мать уехать к нам. Она наотрез отказывалась, как бы я не уговаривал ее.

— Я просто сказала ей правду, — Богдан внимательно смотрел на меня. — Я сказала, что это очень нужно мне.

— Ты чего то опасаешься?

— Я не знаю, чего я хочу больше, того, чтобы она не жила в одиночестве или того, чтобы в нашем доме был родитель, но, я очень хочу увезти ее отсюда, очень хочу…

Кирилл, Вадим, Егор и Тимур сидели на лавке у забора за двором, на дороге напротив остановилось легковое авто, в котором находилось трое незнакомых мужчин, один из них вышел из машины и подошел к ребятам.

— Здорова.

— Здорова, — ребята серьезно смотрели на него.

— Мать позови.

— Не понял, — ответил Кирилл.

— Чего ты не понял? Мать, говорю, позови, разговор есть.

— Ты, вообще, кто? — спросил Вадим.

— Ренат, если тебе это о чем-то говорит.

— И?

— И к матери вашей у меня есть серьезный разговор.

Незнакомец не вел себя нагло или дерзко, напротив, его поведение говорило о наличии здравого разума. Кирилл взял телефон.

— Мам, выйди за двор. Поговорить с тобой хотят, — он убрал телефон, продолжая внимательно смотреть на Рената.

Мы с Богданом вышли за двор.

— Ренат, — незнакомец протянул мне руку.

— Мурена, — ответила я, пожав его ладонь.

— Здорова, Богдан.

— Здорова, — Богдан пожал ему руку, я поняла, что они неплохо знакомы.

— Поговорить надо. Отойдем? — Ренат посмотрел на меня.

— Отходить то, собственно, некуда. Идем в машину, — ответила я.

Мы прошли к машине, к нам подошли еще двое мужчин, которые приехали с Ренатом.

— Мам? — Кирилл и Вадим серьезно смотрели на меня.

— Мы недолго, идите во двор.

Мы присели в машину, я внимательно посмотрела на Рената и его друзей.

— Радион.

— Ян, — представились друзья Рената, которых Богдан тоже знал.

— Мурена, — ответила я им. — Я вас слушаю.

— Насколько тебе интересна спокойная жизнь в Ивановске?

— Весьма интересна.

— У Макара здесь, были свои ребята, через которых он контролировал ситуацию в городе. Здравые ребята, которых перевалили через неделю после гибели Ижевской братвы. Неделю назад явился некто Тарас с желанием установить свою власть в городе. Видно, что шнырь, но далеко не мелкий. Не местный, но бывает здесь не редко. Местная шпана в непонятках. Мы давно уже не шпана, но надавить на него нам нечем, как я уже говорил, он работает на какого-то крутого дядю. Все что мы можем, это завалить его. Мы его завалим, нас закроют, ситуация в Ивановске не изменится, придет кто-нибудь еще. Ивановск примыкал к Ижевской братве, Ижевском сейчас рулишь ты, потому и ставлю тебя в курс.

— Опять, значит, Тарас. Я тебя услышала, Ренат. Мне нужна информация, как его найти, встретится лично, вообще как надо. Очень мне интересен тот крутой дядя, на которого он работает.

Несколько минут они серьезно смотрели на меня.

— Поехали, — сказал Ренат. — Он сейчас в городе.

Я взяла телефон.

— Вадим, мы отъедем минут на сорок.

— Поехали, — убрав телефон, ответила я новым знакомым.

Друзья Рената пересели в свою машину. Ренат назвал адрес, Богдан повернул ключ зажигания, мы отъехали от двора. Приехали мы в один из частных домов на окраине города.

— Вероятнее всего он не один, — сказал Ян, когда мы остановились у двора.

— Ну, вот все вместе и поговорим.

Мы прошли в дом, запах алкоголя перебивал запах анаши, в гостиной, куда мы вошли, стоял конкретный кумар.

— Твою мать, че за быдло? — не сдержалась я.

— Ты че б.я? — из-за стола поднялись пять укуренных рыл.

— Ни че б.я, — ответила я им и посмотрела на Богдана, который уже общался с Тарасом и знал его в лицо.

— Ивановские шохи подмогу привели, — разглядев кто стоит перед ними, усмехнулся один из друзей Тараса.

— Пошли, сучара, — Богдан взял Тараса за шиворот и вытащил его из-за стола.

— Вам помочь? — я посмотрела на друзей Тараса.

— Ты, сучка, себе сейчас устанешь помогать…

Договорить он не успел, схватив его за шиворот, я открыла его головой входную дверь. Мы вышли на улицу и прошли за дом, в менее обзорное место.

— У тебя две минуты, — я жестко смотрела на Тараса.

— Пошла ты, — ответил он.

— Не правильный ответ.

Я схватила одного из его шнырей за горло, намереваясь вырвать ему кадык. Укуренный безумный взгляд Тараса смотрел на меня, его друг с разорванным горлом свалился на землю, остальные порывались свалить, но им не дали этого сделать Богдан и наши новые знакомые.

— Одна минута, — я схватила второго шныря. — Кто?

Тарас понимал ужас ситуации, но продолжал молчать. «Видимо, дядя действительно, весьма серьезный» — подумала я. Второй друг Тараса без чувств свалился к моим ногам.

— Времени у тебя больше нет, — прохрипела я, схватив за горло третьего шныря, дьявольский взгляд Мурены смотрел прямо в глаза Тарасу.

— Ты че молчишь, су.а?! — друзья Тараса пребывали в полном ужасе.

— Панкрат! — заорал Тарас, когда третий его друг захрипел в моих руках.

— Где он? — я отшвырнула в сторону полуживого шныря и снова посмотрела на Тараса.

— Я не знаю.

— Какого хе.а ему нужно?

— Тебя на хе. завалить.

— К Аристарху младшему, тоже он тебя отправил?

— Да.

Мертвая хватка Мурены впилась в горло Тараса.

— Я правда, не знаю, — хрипел он.

— Прибери здесь и передай Панкрату, что я очень хочу увидеться с ним лично, а завалить меня через кого-то у него не получится, — прохрипела я и швырнула Тараса на землю. — Ты понял?

— Понял.

— И еще, — я жестко посмотрела на него. — Ивановск — мой родной город, не стоит здесь шуметь.

Я прошла до колонки во дворе и смыла кровь со своих рук.

— Че мне с ними делать, твою мать? — верезжал Тарас, уставившись на тела друзей.

— Ментам иди пожалуйся, придурок. Помочь? — злобно усмехаясь, прошипела я.

— Да пошла ты.

— Поехали, — сказала я, посмотрев на Богдана и его знакомых.

Мы сели в машину, я посмотрела на Рената и его друзей.

— Из парней Макара кто-то остался в городе?

— Основной костяк перевалили, — ответил Ренат и замолчал, я видела, что Богдан посмотрел на них в зеркало заднего вида. — Остались лишь мы, — наконец ответил он.

— Че за неуверенность? Я ни кого ни к чему не принуждаю и если ваше дело сторона, то просто поставь меня в курс о том, что мне стоит прислать замену погибшим парням Макара. Ну, так что?

— Не стоит.

— Уже хорошо. Мне нужна круглосуточная связь с Ивановском. Сам на рожон не лезь. Возникнут вопросы — ты работаешь на меня и не более того, за ответами всех отправляй ко мне. К вам эти укурыши больше не полезут, было бы неплохо проследить за ними. Вопросы?

— Пока нет.

— Принимай дела парней, наводи порядок среди шпаны, — я протянула ему визитку. — Я на связи круглосуточно, — я посмотрела им в глаза. — Я очень не люблю бездумного героизма и каких-либо действий за моей спиной.

— Ясно.

— Через неделю, я посмотрю насколько ясно.

— На связи.

Мы пожали друг — другу руки, парни вышли из моей машины и сели в свою.

Подъехав домой, мы увидели, что все наши родные ждут нас у двора на лавке. Кирилл и Вадим серьезно посмотрели на нас, я посмотрела на часы — ровно сорок минут.

— Мамочка, мы уже готовы ехать домой и бабушка тоже готова, — весело щебетали малыши.

— Ну, раз готовы, едем…

Домой мы приехали уже к вечеру. Молодые ушли к себе, мы немного посидели у камина и разошлись спать.

— Ты хорошо знаешь их, Богдан?

— Да, Настя. Здравые ребята. Я раньше тесно общался с ними.

Я ушла в ванну, минут через 15-ть у меня зазвонил телефон.

— Дань, ответь.

— Алло, — ответил Богдан в трубку и ушел на балкон, я не слышала с кем и о чем он разговаривал.

— Алло, Богдан, где Мурена?

— Занята, тебе срочно?

— Мать твоя где? — хрипел в трубку Ренат.

— Со мной в Ижевске.

— Слава Богу.

— В чем дело, твою мать?

— Дом твоей матери взлетел на воздух.

— Во сколько?

— Около семи. Тарас и его друзья, вроде как сами друг друга перевалили.

— Ясно. Сами как?

— Нормально, у нас гостей не было.

— На связи, Ренат, — сказал Богдан и убрал телефон.

— Богдан? — выйдя из ванной, я посмотрела на него, бледный, как мел, он посмотрел на меня. — Что?

— Не прошло и часа после того, как мы уехали из Ивановска, дом матери взлетел на воздух.

— Богдан… — я с ужасом смотрела на него, он понимал, о чем я подумала.

— Да, Настя, искали тебя, но при нас его не могли зарядить, ты понимаешь? После, тоже, не успели бы. Он уже был заряжен, когда мы приехали в Ивановск и он взлетел бы в любом случае.

— Но ищут ведь меня, — я серьезно смотрела на него, осознавая свое положение. — Богдан…

— Не смей, — прохрипел он и с силой взял меня за плечи. — Ты ни хрена не должна им и искали они тебя еще до того, как ты встретилась с Тарасом, — я видела страх в его глазах, но… Богдан, так же как и я, ничего не боится в этой жизни. — Настя, — он крепко обнял меня. — Твое чутье сведет меня с ума. Мы могли не поехать туда сегодня… мы могли не забрать мать с собой… Настя, — он еще сильнее обнял меня, я поняла, что страх в его глазах это страх за жизнь матери.

— Какого хрена им нужно от меня, Богдан? Какого хрена их всех так тянет в Ижевск? Чем он так манит их?

— Я не знаю, Настя.

Я взяла с тумбочки рацию.

— Федор, зайди ко мне.

Не прошло и пяти минут, Федор постучал в дверь нашей комнаты, я курила у окна.

— Входи.

Федор вошел и внимательно посмотрел на меня.

— Бойцов в ружье, Федор. Всех. Женщины и дети ни на минуту не должны оставаться без надзора, хоть по десятку бойцов к ним приставь. Саперов, ежедневно, везде. Набираешь еще 50-т бойцов.

— Понял. Настя? — он внимательно смотрел на меня.

— Дай Бог, Федор, чтобы я просто преувеличивала и трижды утрировала. Сам знаешь, со мной так не бывает. Я не знаю, Федор. Не знаю. Кто-то очень хочет, чтоб я сдохла. Ты узнаешь первым, как только я выясню, хоть что-то.

— Понял, Настя.

Федор ушел к себе, мы с Богданом легли в постель. Поспать этой ночью нам не удалось.

«… — Настюша… Настенька, прости меня доченька… прости, родная моя… прости меня, Настюшенька…»

— Настя.

Я открыла глаза, надо мной склонялся Богдан.

— Прости, Богдан, просто кошмар, — я снова провалилась в тяжелый тревожный сон.

«… Настя… Прости меня, Настя… Всех нас прости… Мы не успели… Мы не хотели, Настя… Прости нас…»

Окровавленные и искаженные невыносимой болью лица братвы, их прискорбный, полный вины взгляд… стоны…крики…

« — Прости нас, Настя!»

Снова Богдан пытался разбудить меня, я едва открыла глаза и снова провалилась в сон.

«… — Настя, Настюшенька… прости меня…

… — Прости нас, Настя… Прости…

Окровавленные и обезображенные лица погибших парней… их тяжелые взгляды смотрели мне прямо в глаза…

… — Мама… мамочка… Мама!

Лица братвы сменились лицами моих молодых парней…

… — Мамочка… — жалобный стон малышей…

…Взрывы… автоматные очереди… залитые кровью тела моих молодых парней падали к моим ногам…

… — Помоги нам… — их руки тянулись ко мне…

… — Мама… мамочка… Мама!…»

— Не — е-е — е — т! — я проснулась в холодном поту, безумным взглядом смотрела на Богдана, который пытался разбудить меня. — Нет, — прохрипела я, все еще не придя в себя.

— Настя, — Богдан пытался обнять меня, я вырвалась из его рук и встала с постели.

Богдан включил свет и посмотрел в мой, все еще безумный взгляд. Даже очнувшись ото сна, я очень явно ощущала ужас, увиденный во сне, голоса детей стучали у меня в голове.

— Настюша, — Богдан обнял меня и усадил на диван. — Малыш мой, это был сон.

— Это был очень хреновый сон, Богдан, — я, наконец, встряхнулась.

— Малыш мой, идем.

Мы снова легли в постель. Пытаться уснуть, было глупо, но, Богдану через пару часов нужно было вставать, я обняла его и замерла, чтобы не мешать ему, хоть немного поспать перед работой. Богдан вскоре заснул, я же всю ночь думала, почему меня стали мучать кошмары. Кто и почему хочет завалить меня? Что творилось в кругу братвы? В памяти всплывали обрывки фраз:

«… Прости меня, Настя… прости нас… мы не успели…»

«… — Настя, неделю назад Макар хотел поговорить с тобой, он сделал это?

— Ты о чем?

— Потом поговорим…»

«… — Митяй хочет поговорить с тобой…»

«… — Ты поговорить хотел.

— Позже поговорим…»

«О чем мы поговорим, Митяй? Чего не успел сказать мне Макар? Чего не успел Артур? Какого хрена творится, вообще? В чем они виноваты передо мной? За что я должна простить их?»

В шесть утра проснулся Богдан, открыл глаза и посмотрел на меня.

— Ты так и не спала?

Я промолчала в ответ. Мы встали с постели, привели себя в порядок и спустились вниз.

— Богдан, в следующий понедельник я выйду на работу, — я виновато посмотрела на него.

— Мы справляемся. Не торопись, — он поцеловал меня и вышел из дома.

Я прошла в кабинет и достала из стола, так и не просмотренные мной папки с документами, оставленные братвой, мне было просто некогда.

Я открыла первую папку и ужас, увиденный мной во сне, снова пронесся у меня перед глазами.

«Прости нас, Настя» — прочла я на первом из листов, лежавших в папке.

— Что за хрень, твою мать? — я отложила листок и принялась рассматривать вложенные в папку бумаги.

Первый лист — исписан именами и фамилиями. Несколько фамилий перечеркнуты черным крестом, еще несколько решеткой…

Следующий лист — пять фамилий и имен, через тире погоняло, обведены красным…

Еще три больших плотных листа, сложенные втрое — карты, одна из них карта Ижевска, а еще две? Карты исчерчены и исписаны…

— И что это, твою мать? — я не могла понять, что это и зачем мне все это нужно.

Открыв папку от Макара, оставленную нотариусом, я обнаружила там лишь один лист, на котором были написаны шесть наборов цифр.

Я рассматривала бумаги и карты, пытаясь понять, что это…

В конце концов, я поняла, что мне нужна помощь.

— Федор, зайди ко мне в кабинет, — сказала я в рацию.

Не прошло и двух минут…

— Скажи мне, Федор, ты ходишь за мной по пятам и ждешь, когда я позову тебя?

— Не понял, — он удивленно смотрел на меня.

— Появляться так быстро, где бы ты не был. Ты ведь был во дворе.

— Навык, Настя, не более.

— Молодец. Посмотри, Федор. Скажешь мне что это, я тебя в звании повышу, — усмехнулась я.

Федор подошел к столу и посмотрел на, разложенные на нем, карты.

— Это однозначно карты, Настя.

— Это, Федор, я понимаю. Какой местности карты?

— Ну, с этой ясно — настоящий Ижевск. Это, — он внимательно посмотрел вторую карту. — Это тоже Ижевск, Настя.

— Но они ведь разные, даже по площади.

— Да, Настя, разные. Разница между ними лет 15-ть — 20-ть.

— То есть, это более старая карта Ижевска?

— Да, Настя. Это, скорее всего, тоже Ижевск, но еще более молодой. — Федор рассматривал третью карту. — То есть, это три карты одного города с разлетом во времени около 20-ти лет. Сейчас Ижевск намного больше, чем был раньше, поэтому они так сильно различаются. Я не уверен на счет третьей карты, столь молодым, Ижевск я просто не помню.

— Хорошо. Что отмечено на этих картах?

— Вот этого, Настя, я не знаю. Точнее, зачем все это отмечено, я даже предположить не могу.

— А это, Федор? — я положила перед ним список с именами и фамилиями, отмеченные красным. — Все это, судя по всему, дело очень давнее. Ты слышал когда-нибудь эти имена?

Федор внимательно прочел список.

— Я слышал эти имена, Настя, но, ты права, уже очень давно. Ничего конкретно я тебе не скажу, я сам тогда был еще молод и с криминалом общался лишь через Марка. Начало 90-х, Настя. Это друзья Макара, их посадили, больше я о них ничего не слышал.

— А это, Федор? — я положила перед ним список отмеченный черным.

Лицо Федора стало еще более серьезным.

— Ты где это взяла, вообще?

— Братва наследство оставила.

— Честно говоря, я искренне надеялся, что все они давно передохли. Кресты на фамилиях, скорее всего, говорят о том, что эти уроды действительно, сдохли. Смотри.

1. Квазимода. +

— Тихон + — Леший #

— Самсон # — — Тарас # —

2. Ставр +

— Елизар + — Боксер # —

— Пахом # — — Ермолай # —

3. Кореец +

— Султан + — Федот #

— Еремей + — Дема #

4. Адольф +

— Митрофан + — Ермак # —

— Панкрат # — — Абдула #

5. Сизый +

— Якут + — Памфил # —

— Волчара # — Лука #

— Серафим + — Касьян # —

— Казимир # — Клим #

— Ефрем #

Якут, Султан и Митрофан, однозначно, ушли в мир иной и остальные, видимо, тоже. Решетки, вероятно говорят о том, что эти люди сидят, минус против решетки может говорить о том, что они откинулись. Квазимода, Ставр, Кореец, Адольф, Сизый — я никогда не слышал этих имен, Настя. Остальные, имена слева — беспредел 90-х, справа я знаю лишь тех, кого знаешь и ты. Криминальная структура, Настя, далеко не все они Ижевские.

— Какого хе.а им надо, Федор?

— Об этом тебе может сказать лишь тот, кто знает их и знал Макара.

— Спасибо, Федор, на звание заработал, — сухо ответила я, мои мысли были уже далеки от Федора. — Можешь идти, пока. Мне нужно кое-что проверить. Я недолго.

Я вышла из дома и поехала в банк Макара, взяв с собой листок с комбинациями цифр. Единственное, что мне приходило на ум — это коды от банковских ячеек. У братвы было три банка — Макар, Князь и Трифон, их я и решила проверить.

— Добрый день, Григорий Макарович, — сказала я, войдя в кабинет Грома.

— Добрый, — он удивленно смотрел на меня.

— Времени у меня немного, объяснять некогда, проводи меня в хранилище.

Гром проводил меня в бронированное хранилище.

— Можешь идти. Ни кого сюда не пускай, — сказала я ему и прошла к ячейкам.

Каждая ячейка имеет 6-ти значный код, в моем списке по 8-мь цифр… скорее всего номер ячейки…

Провозившись с ячейками минут двадцать, мне удалось открыть первую… вторую… все. Остальные, видимо в других банках… Открывая ячейки, я приходила в тихий ужас…

Закончив с банком Макара, я поехала в банк Князя… Трифона… Все повторилось.

В легком шоке я покинула последний банк и поехала домой. «Что это? Зачем мне все это? Деть было некуда? Бред!» — каждая из ячеек братвы была туго набита валютой…

Приехав домой, я снова прошла в кабинет, присела к столу и снова стала рассматривать карты.

«Ни хрена я сама не пойму» — подумала я и позвонила в Москву.

— Алло. Здорова, Митяй.

— Привет, Мурена.

— Вопросы у меня появились. Мы можем встретиться?

— Да.

— После обеда я буду у тебя, — сказала я, посмотрев на часы.

— Жду.

— Федор, — позвала я, выйдя из кабинета.

— Да, Настя.

— Корнея мне и «Стрекозу».

Федор внимательно смотрел на меня.

— Я не разберусь сама, Федор. Время перелета плюс часа два в Москве, к вечеру я вернусь.

— Понял.

За пару часов Корней догнал «Стрекозу» до Москвы. На вертолетной площадке меня встречал Митяй.

— Привет, Мурена.

— Здорова, Митяй. Корней, я часа на два, — сказала я Корнею и прошла в машину к Митяю.

Митяй привез меня к себе домой.

— Проходи, Настя.

Я прошла в гостиную и присела в кресло, рядом с которым стоял журнальный столик. Митяй присел напротив и посмотрел на меня.

— Ты не обязан отвечать на мои вопросы, но, думается мне, что если не ты, то ни кто не прояснит мне ситуацию.

— Я слушаю, Мурена, говори.

— Скажи мне, Митяй, чего не успел сказать мне Макар? В чем они виноваты передо мной? Какого хе.а менты пришли провожать братву в последний путь? Что столь ценного в Ижевске? Бабла в нем не так уж и много, не больше, чем в любом другом крупном городе. Какого хрена на Ижевск идет такая дикая охота? Ну и наконец, — я посмотрела ему в глаза. — Чего боялась братва, Митяй? Не опасались, они конкретно боялись. Чего? Почему я не знаю об этом? Что это, Митяй? — я положила на стол папку, оставленную братвой.

— Об этом я и хотел поговорить с тобой, Настя, — Митяй закурил. — Твои друзья боялись лишь одного — той ситуации, которая произошла — ты осталась одна и они уже не могут помочь тебе. Почему уже много лет Ижевск тонет в крови? Ты говоришь, в Ижевске не так много бабла. Ты представить себе не можешь, сколько бабла в Ижевске. Кто не дает Ижевску спокойно жить? Потомки 70-х, Настя, — Митяй взял лист, на котором был список с крестами и решетками. — В далекие 70-е воротилами криминального мира были — Квазимода, Ставр, Кореец, Адольф и Сизый. В те же 70-е, за этими воротилами шла ожесточенная охота властей. В 72-м году, порешав между собой, они решили собрать один общий общак и сделать схрон. Они понимали, что рано или поздно менты достанут их и решили припрятать общак до лучших времен. Схрон Квазимоды — общаки всех крупных городов России осели в нем — золото, камни. Они успели спрятать общак, но в тот же день, при облаве все они были расстреляны при попытке к бегству. Схрон находится в Ижевске, где конкретно, ни кто кроме них не знал, но многие знали, что он есть. Шли годы, подросли сыновья этих воротил:

Квазимода — Тихон, Федот и Самсон.

Ставр — Елизар и Пахом.

Кореец — Султан и Еремей.

Адольф — Митрофан и Панкрат.

Сизый — Якут, Волчара, Серафим и Казимир.

Подросли и мы. Я тогда тоже жил в Ижевске. В 90-е в стране начался бардак, что было хорошим прикрытием реальных причин, по которым Ижевск погряз в беспределе. Боролись с этим беспределом не только менты. Ни Макар, ни его парни никогда не были отмороженными. Да криминальные, но, «правильные воры» — это погоняло дали им сами менты. Меня посадили, Макар, Аристарх и Дед, как могли, отбивали Ижевск. Макар отрекся от семьи — жены и сына и встал над городом. Не ради денег и власти, лишь ради спокойной жизни своих детей они проливали кровь. Если бы Макар не решился на это, над Ижевском встал бы кто-то из окружения Волчары, что привело бы к еще более страшным последствиям. Макар до конца своих дней любил свою жену и молил Бога, чтобы сын простил его. Гром подрос и не осудил Макара. Дед и Аристарх были женаты, имели детей, встать над городом было не кому, большая часть кандидатов отбывала срок. Макар выдвинул условие. — Митяй посмотрел на меня. — Ты ведь задавалась вопросом, по какому праву коронованный вор держит в руках ствол? Это и было условием Макара. Он отрекся от всего, от чего полагалось, но, сказал, что не выпустит из рук ствола, пока Ижевск не перестанет тонуть в крови из-за этого гребанного схрона. Сходняк поддержал его, учитывая плачевную ситуацию Ижевска.

Менты не раз сотрудничали с ними, как бы дико это не выглядело, менты знали и про схрон, и про причины войны в Ижевске, и о том, что сами они не сдержат криминал в городе. Шесть лет крови, кто не сдох, тот сел. Остались единицы, но все последующие годы, вся кровь пролитая в Ижевске… — Митяй снова закурил. — Причин было много, цель была одна. И Якут, и Митрофан, и Султан. Арнольд тоже знал про схрон, но у того конкретно крышу повело, он реально мстил Марку, но вот Кабан, он имел свою цель. Имена слева — сыновья, справа — внуки, воротил 70-х. Кто-то сдох, кто-то сидит, кто-то откинулся и ждет.

— Что произошло год назад?

— Откинулся Панкрат. Макар ждал удара от него, именно Панкрат навел сына Якута на вас в день свадьбы твоих сыновей. Именно Панкрат со своими шнырями перекосил братву в карьере той ночью. Сам Панкрат успел свалить из карьера. Он остался жив. Проблема в том, что Панкрат не самая важная персона в этой истории. Волчара и Казимир. Сейчас они сидят. В общем и целом Казимиру сидеть еще полтора года, их сыновьям от года до пяти. У Волчары пожизненный. Именно Волчара представляет реальную угрозу. Но и брат его — Казимир, в долгу не останется.

Менты на похоронах — именно те менты, которые давили беспредел вместе с братвой. Почему братва не рассказала этого тебе? Поверь мне, Настя, они готовы были трижды сдохнуть, лишь бы тебя это не коснулось. Ты просила Марка рассказать тебе о его жизни, он и рассказал, но лишь о том, что касалось его семьи и то, далеко не все. Макар хотел поговорить с тобой, но тянул, надеясь успеть дождаться Казимира и решить вопрос с ним. Макар не успел. Совсем не много, ему нужно было еще лишь пару лет. Молодняк Казимира и Панкрата будет козлить тебе Настя, когда выйдет Казимир, начнется реальная война. Мне не нужен этот схрон, он был не нужен ни кому из нас. Мы бы с радостью отдали его, лишь бы прекратить эти кровопролитные войны. Беда в том, что до сих пор ни один из нас не знает, где он, а те, кто ищет его, уверенны, что он у нас, еще больше они уверенны в том, что он принадлежит им.

— Почему я? Лишь потому, что теперь я стою над Ижевском?

— Ты сильный противник, Настя, но дело не только в этом, — он взял карту и положил ее передо мной. — Это точки, где предположительно может быть схрон. Это старая карта. В 90-е все точки проверить не успели. Смотри, что случилось после. Внимательно смотри, Настя, — он положил другую карту и нанес на нее те же координаты, что на старой карте. Ты понимаешь, что это?

— Это моя земля, в разных районах города… — я выпила, налитый Митяем стакан коньяка, закурила, с ужасом понимая суть ситуации. — Митяй, ты понимаешь, что ты мне говоришь, вообще? — прохрипела я, негодование Мурены рвалось наружу. — Братвы нет. Война однозначно будет. Ты понимаешь, кто пойдет на эту войну? Кто должен сменить пацанов? Ты понимаешь, Митяй?! Мои сыновья!

— Я понимаю, Настя. Но и ты ведь тоже понимаешь, что даже если ты снимешь с себя руководство Ижевском, продашь на хрен все свои земли, это уже не изменит ситуации. Казимир будет валить всех, пока не найдет схрон. Без тебя Ижевск загнется намного быстрее.

— Я не дам ему валить моих сыновей!

Осознавая, что ждет меня дальше, безжалостная душа Мурены, все больше наполнялась ужасом. Я снова закурила и какое-то время мы сидели молча.

— У меня шесть ячеек, набитые баблом, — пытаясь сдерживать гнев, сказала я, понимая, что разговор еще не окончен.

— Общак братвы.

— Я догадалась. Что мне с ним делать?

— Он пригодится тебе, Настя. Бабло братвы, рулишь им ты.

— Я не коронованный вор, хранить общак братвы права не имею.

— В этом плане, к тебе предъяв нет.

— Почему схрон до сих пор не нашли?

— Он есть, Настя.

— Я не стану держать своих ребят в темноте.

— Это твое право, Настя. Что делать дальше, решать тебе.

— Это кто? — я положила перед ним листок с пятью именами.

— Демид, Гвидон, Антип, Харитон, Боголеп. Вместе сели, вместе выйдут. Это друзья братвы, Настя, тянут по 12-ть лет строгоча. Это они завалили Серафима, Елизара и Тихона. В том же году, но позже закрыли Аристарха и твоих парней. Марк тогда воевал с Арнольдом, Макар со шпаной Казимира. Сначала думали, что и Марка Казимир давит, но нет.

— Ясно, — сухо сказала я. — Когда конкретно откинутся?

— В конце лета, скоро уже. Совсем немного не дождались их пацаны.

— Ты мне можешь прояснить, что конкретно я должна сделать для них?

— Не могу, Настя. Просто не знаю, как обстоят их дела. На виду все красиво, а что на самом деле хрен его знает, поистрепались они изрядно, при последней схватке с Казимиром. По сути, Настя, ты ни хрена ни кому не должна, решать тебе.

— Как я выйду с ними на связь?

— Гвидон свяжется с тобой.

— Мне нужна информация на тех, кто откинулся и ждет и на тех, кто еще сидит.

— Сделаю.

— У меня еще будут вопросы, — я встала с кресла, собираясь уходить.

— Настя, — Митяй посмотрел на меня. — Я сделаю все, что смогу, чтобы помочь тебе.

— У тебя есть дети, Митяй?

— Двое сыновей. Так же как и Макар, я не живу с ними, но, тайны в этом нет.

— Скажи мне, каким должен быть схрон, чтобы стоить их жизней? — он молчал. — Правильно, Митяй, если ты настоящий отец, то такого схрона просто нет.

Митяй вышел со мной из дома, по дороге до пустыря мы не произнесли ни слова.

— Митяй, мне реально, не до Астраханска сейчас.

— Я решу этот вопрос. До связи, Настя, — он пожал мне руку.

— До связи, — ответила я и вышла из машины.

Глава 3.

Вернувшись домой, я на пару минут зашла в кабинет к Федору и незаметно для всех ушла в спортзал. Неописуемое состояние владело душой Мурены — невероятная ярость, невыносимая боль…

Я дала волю своей ярости… Сила удара Мурены, достигала 1500кг, в порыве неистовой ярости ни кто эту силу не измерял…боксерские груши, ввинченные в пол… груши, подвешенные к потолку… кирпичи… плиты… все разлеталось в клочья от беспощадных кулаков Мурены…

Богдан спустился в гостиную.

— Федор, Насти еще не было?

— Приехала, попросила вызвать Вахтанга и ушла в спортзал. Зал закрыт изнутри.

— Камеру включи.

Федор и Богдан прошли в кабинет. Федор включил камеру… на мониторе появилась неистовая ярость Мурены…

Никита, Данила, Степан и Глеб решили проведать Настю. После похорон братвы они почти не общались и решили этот вечер провести вместе.

— Дядюшки, привет, — Камилла с бабушкой сидели в гостиной.

— Привет, красавица. Здравствуйте, Алина Николаевна.

— Добрый вечер, ребята.

— Миллочка, а где наша мама?

— Мамы нет, папа в кабинете.

— Ясно, — ответили ребята и прошли в кабинет, где Богдан и Федор, наблюдая за Настей, пытались понять, что произошло.

— Здорова.

— Здорова.

Ребята посмотрели в монитор.

— Это что?

— Судя по всему, нас чем-то очень порадовал Митяй…

Федор позвал Корнея.

— Как вы слетали в Москву?

— Туда и обратно долетели тихо и спокойно. В Москве Анастасию Марковну встретил Митяй, обратно привез тоже он. Всю дорогу обратно летели молча. Анастасия Марковна выглядела кантуженно — разьяренной, простите, по-другому описать ее состояние я не могу.

— Ясно. Иди, Корней.

Корней вышел, ребята снова посмотрели на монитор.

… — Су.а!!! — боксерские груши не выдерживали ярости Мурены. — Ты отняла у меня друзей! — боль и отчаяние разрывали мою душу. — Ты отняла у меня родных! — слезы и ненависть душили меня. — Я не отдам тебе сыновей!!! — перед глазами всплывали, увиденные во сне, залитые кровью тела молодых парней, в ушах стучал жалобный стон малышей. — А-А-А-А. — разбив несколько плит, я опустилась на пол. — Не отдам, — прохрипела я, обида, боль и отчаяние переполнили меня. — Нет!!! — безудержный рев вырвался из груди Мурены. — Нет!!!…

… — Да у нас, похоже, охе.енные проблемы, — Степан серьезно посмотрел на друзей.

— Скоротали, твою мать, вечерок за дружеской беседой. Какого хе.а опять произошло?

— Зная Настю, ясно лишь то, что что-то очень хреновое…

… Проревевшись, душа Мурены снова заполнилась неистовой яростью…

— Не отдам! — яростно заорала я, подпрыгнув с полу, мощный кулак Мурены… еще одна груша рассыпалась песком…

Я ушла в душевую кабину. Простояв под ледяной водой с полчаса, я взяла себя в руки. «Я напугаю детей… переполошу родных… я не имею права…»

Из спортзала вышел бездушный робот…

У камина не было ни кого. «Слава Богу, — подумала я и ушла в кабинет. — Твою мать», — в кабинете сидели ребята.

— Привет, — они внимательно смотрели на меня.

— Привет, — сухо ответила я, лихорадочно соображая, как мне поговорить с ними, я надеялась сделать это позже, сейчас я хотела побыть одна.

Я присела к столу и посмотрела на ребят. Стальной жестокий взгляд смотрел на них. Что я могла сказать им? Готовьтесь, ребята, уже очень скоро нас начнут валить? Прячьтесь? Убегайте? Уезжайте? Что мне сказать им? Я сидела молча, выпила стакан коньяка и закрыла лицо ладонями. Минут 10-ть стояла невыносимая напряженная тишина.

— Настя, хорош.

— Говори, как есть. У нас проблемы?

— Я ненавижу эту фразу, — я убрала ладони от лица, закурила и посмотрела на ребят. — Я ненавижу ее, когда слышу ее от вас. У меня охе.енные проблемы, у вас проблема лишь одна — у вас есть друг — Мурена. Федор, — я посмотрела на него. — Что с бойцами?

— Набираю.

— Оцепляй весь район, чтоб не одна мышь не проскочила.

— Понял.

— Что Вахтанг?

— Вылетел сразу, скоро должен быть.

— Хорошо, — ответила я и посмотрела на ребят. — Мне нужно поговорить не только с вами, — я взяла телефон. — Трофим, Гром, Платон, Олег, Рустам, Гордей, Игнат и трое парней из Салихана, которые занимались делами Остапа, Бугра и Прохора — Михей, Потап и Фома, примерно одного возраста со Степаном. — Подождем, — сказала я своим ребятам, обзвонив парней.

Мы сидели молча, я думала о том, что сказал мне Митяй, ребята терпеливо ждали.

Первыми приехали Платон с ребятами.

— Здорова, — поздоровались они, войдя в кабинет.

— Здорова, — сухо ответила я.

— Что у нас на повестке?

— Криминальная история Ижевска. Подождем и начнем.

В кабинет вошли Трофим и Гром, следом Михей, Потап и Фома. Поздоровались и присели. Еще минут через 15-ть Корней проводил в кабинет Вахтанга, с которым были его сын — Гаспар и друг Леха-Змей.

— Теперь можно и поговорить, — сказала я, окинув взглядом ребят. — Скажите мне, кто-нибудь из вас знает, чего боялся Макар? — я посмотрела на Вахтанга, он был старшим среди нас.

— Макар, так то, вообще ни хрена не боялся, — ответил он.

— Хорошо. Кому из вас знакомо выражение — Ижевский схрон Квазимоды?

— Эту легенду мы слышали еще пацанами, — ответил Михей. — Но, лишь, как легенду не более.

— Много лет назад, из-за этой легенды было пролито немало крови. Молодняк верил в эту легенду и начинал дуреть. На одном из сходняков, было решено забыть и никогда не вспоминать о ней. Любое упоминание о ней жестоко каралось. Больше мы о ней не слышали, — Вахтанг внимательно смотрел на меня.

— Информация была скрыта и не распространялась, — я посмотрела на ребят. — Очень хорошо скрыта. Только вот Ижевский схрон Квазимоды не легенда, а очень даже реальность. Макар молчал и не успел поведать мне историю Ижевска, что привело к тому, что сейчас я совершенно не готова к серьезным действиям. Я молчать не собираюсь. Вы должны быть в курсе, за что завалят меня и чего стоит ожидать вам. Вы имеете права решить, как вам жить дальше. Как бы я сейчас не жалела об этом, все вы связаны со мной… — я рассказала им о том, что поведал мне Митяй. — Ижевск не просто так, уже много лет поделен на сектора, так проще контролировать ситуацию, — я положила на стол карту и нанесла на нее несколько линий. — Город поделен на четыре сектора. Остап, Бугор и Прохор, на их участках нанесено по две отметки. Основной участок — Макар, Князь и Трифон — здесь 12-ть точек, 8-мь из которых находятся на моей земле. Я не собираюсь готовить вас к войне. Я рассказала вам все это лишь для информации, во избежание неожиданностей, которые будут иметь очень серьезные последствия. Я хочу, чтобы вы ушли от меня. Отреклись, отвернулись, Как угодно. Я работаю одна, вы к моим делам не имеете никакого отношения. Да, кому надо, тот знает, насколько вы дороги мне и здесь вас по любому найдут. Я отправлю вас в любую точку мира, куда пожелаете, только бы не отправлять вас вслед за ушедшей братвой. Трофим, Гром, — я серьезно посмотрела на них. — Когда я ставила вас на места ваших отцов, я не знала о реальной ситуации Ижевска. Сейчас… — Трофим и Гром серьезно смотрели на меня, но пока молчали, я перевела взгляд на Михея, Потапа и Фому.

— Не пойдет, — жестко сказал Потап и поставил галочку на карте, отметив участок, который контролировал Остап.

— Я начинаю понимать, чего боялся Макар, — Платон взял из рук Потапа маркер и отметил участок Бугра.

Конец ознакомительного фрагмента.