Укротившая драконов

Лиззи Блу (2021)

Героиня этого смелого романа проделывает непростой путь от российской глубинки до Сингапура, где по воле случая находит себя в профессии судового брокера. Многомиллионные контракты, нефтегазовые и судоходные магнаты, клиенты из Европы и Азии с их шикарными офисами и спорткарами — всё это соблазняет молодую девушку, не привыкшую к подобным реалиям. Героиня не только оказывается в той профессиональной нише, где женщин менее двух процентов, но и чувствует, что очутилась в лапах драконов, способных на все, чтобы заполучить желаемое. Она принимает вызов и становится частью индустрии, где аутсайдеров не любят. Автор открыто повествует о том, какими нужно обладать качествами, чтобы пройти путь от пешки до ферзя в корпоративной «Игре Престолов». Книга была анонсирована бизнес-школой Оксфордского университета, которую окончила автор.

1. Непреклонность

Уступи место тому, кому оно действительно нужно

На следующее утро, собираясь на работу, я готовилась к тому, что этот день может оказаться для меня последним в компании. Я решила, что должна выглядеть не просто превосходно, а убийственно. Во мне проснулось что-то звериное — то, что раньше я в себе не распознавала. И если мне суждено было умереть, пусть все идут к чертям, но на своих похоронах я буду выглядеть великолепно.

Я надела узкое черное платье-карандаш и высокие шпильки. Тщательно накрасила губы матовой помадой нюд и аккуратно нарисовала кошачьи стрелки над зелеными глазами. Собрала светлые волосы в высокую прическу. Я нравилась себе. Я смотрела в зеркало и чувствовала собственную силу.

Я нарочно опоздала. Пришла в офис, когда Алан был уже на месте. Села напротив него и разглядывала до тех пор, пока он не поднял на меня глаза. Я расплылась в широкой победоносной ухмылке, уверенная, что он явно заметит преображение в моем облике и дерзкий настрой. Куда делась та застенчивая нерешительная девушка, боявшаяся развлечь клиента милой беседой на ночь глядя?

Опешив, Алан невнятно пробубнил:

— Э-э-э… Ну как там твоя встреча… с этим, как его, Ставросом? Как все прошло?

Я не торопилась с ответом, наслаждаясь тем, что прошлой ночью сыграло со мной злую шутку и одновременно спасло меня, — своей сексуальностью. Закинув ногу на ногу, словно героиня Шерон Стоун на допросе, я целилась в Алана острием туфля.

— Не знаю даже, что ты имел в виду, когда говорил: «Don’t f*** it up». Вчера весь вечер я занималась со Ставросом лингвистикой… Пыталась разобраться в смысловом глаголе этой фразы. Понимаешь, о чем я?

Я приподняла одну бровь и выждала паузу, пока глаза Алана не округлились.

— И знаешь, что я выяснила? У этого горячего грека на груди есть татуировки с китайскими иероглифами. А я как раз думала, какой язык мне еще выучить. Представляешь, какой прекрасный повод? Единственный минус, нам не хватило времени на качественную языковую практику. Может, в другой раз.

Алан остолбенел.

Я работала на него всего пару месяцев и никогда не могла понять, когда он шутил, а когда — нет. Алан был психологом по образованию и искусно этим пользовался. Он любил изощренные игры разума, проверяя своих сотрудников и клиентов на прочность. Но на этот раз сам не понимал, как реагировать. Видя его озадаченное лицо, я еле сдержала смех и в тот же момент рассказала, как все было. Выставила все в шуточном свете, не предъявив никаких претензий и жалоб. Все выглядело так, словно меня это вовсе не волновало, но фактически я дала понять начальнику, что теперь наш прыткий клиент был не только моей проблемой, но и его.

Алан сделал все, чтобы со Ставросом я больше не пересекалась, хотя полностью прекратить общение так и не удалось. Иногда я отвечала на звонки, поступающие на общую линию, а грек, узнав мой голос, сладострастно произносил: «Как твои дела? Такая скукота на работе. Постоянно думаю о тебе и твоем обещании. Я писал, но ты не ответила. Просто скажи, когда и где?» Иронично посмеиваясь, я переводила звонок на Алана, а перед глазами стояло грустное лицо Ставроса, мечтавшего увидеть меня в стрингах.

Хотя все разрешилось в мою пользу и мне не пришлось выбирать между карьерой и самоуважением, у всей этой истории был неприятный привкус дежавю. Что-то подобное уже случалось со мной в России, где сомнительные предложения и домогательства со стороны мужчин оставались не только безнаказанными, но и считались чем-то в порядке вещей. Я вспомнила, как во время учебы в университете я — в поисках подработки — откликнулась на объявление: в небольшую компанию искали секретаря. Меня привлекла строка «свободный график». Собеседование проводил собственник. Он окинул меня оценивающим взглядом и начал рассказывать о вакансии, резюмируя спокойно и деловито: «Если станешь моей любовницей, я сниму тебе квартиру, буду оплачивать все счета. Тебе больше не придется жить в этом нищем общежитии». Он даже не скрывал, что женат. Прими правила игры, все предельно прозрачно.

— А если в постели я буду лучше вашей супруги, мне полагается премия? — с издевкой спросила я и вышла, оставив горе-работодателя в недоумении. Похоже, он не привык к отказам.

Попав в Сингапур, я хотела верить, что прогрессивной бизнес-столице незнакомы правила патриархальной игры, а мужчины здесь придерживаются «международных стандартов качества». Стекла моих розовых очков треснули — подобное поведение не имело географических границ. В глобальном мире каждый отдельный мужчина решал, что он может себе позволить, а что — нет.

Я не была воинственной амазонкой, напротив, нуждалась в мужской заботе, но только не в такой. От подобной реальности мне хотелось бежать без оглядки.

Забавно, что однокурсницы тогда завидовали мне, ведь я была единственной девушкой в группе. Они думали, что я купалась в мужском внимании. Могла выбрать любого себе в женихи. Да, купалась, но только это внимание было иного рода.

— И как это ты заняла единственное бюджетное место? — в первую учебную неделю спросил один из одногруппников.

— Расскажи нам всем, кто твой таинственный покровитель. Может, он меня и на работу пристроит? — ляпнул другой парень, зная, что я не из состоятельной семьи и явно не могла рассчитывать на помощь родителей. Все покатились со смеху.

Его слова как будто вытеснили весь воздух из аудитории — и из моих легких. Издевательски насмехаясь, парни повернулись в мою сторону и ждали, что я отвечу. Это было крайне унизительно. Я вытаращила глаза на сокурсника, не в силах произнести ни слова. Я одна знала, чего мне стоило пробиться на бюджет, вырваться из провинциального города в областной центр, поступить на экспериментальную, самую сложную специальность вуза. Бессонные ночи, сотни олимпиадных задач, адский труд. Вот цена, которую пришлось заплатить. Однако парни были уверены, что у девушки есть только одна валюта, что самый короткий путь — это красота и молодость.

— Точно, — вторил ему друг, — Лиза, зачем тебе в университете учиться? Ты к третьему курсу выйдешь замуж. Не занимай бюджетное место, а лучше отдай его вон Димону. Оно ему нужнее.

Последняя фраза звучала искренне. Некоторые парни действительно верили, что предложенный ими путь — самый правильный для женщины. Я тогда промолчала и проглотила обиду. Любые мои оправдания закопали бы меня еще больше. Я абстрагировалась от любых нападок. Академические победы, а не препирательства с противоположным полом стали моим полем действия. Именно фокус на цели помог мне не сбиться с курса.

Родителей я не винила. Они делали все и даже больше. Мама рано начала говорить со мной как со взрослой: «Лиза, мы не сможем оплачивать твое обучение при любом раскладе. Тебе придется выкручиваться самой». Льготное поступление мне могла гарантировать золотая медаль — она и была моим ориентиром. Все десять лет в школе я непреклонно к ней шла. Многие отличницы работали на родительскую похвалу. Я же работала на свое будущее.

Родителям постоянно задерживали зарплату, поэтому маме и папе приходилось «халтурить». Рукастый отец чинил технику, которую приносили к нам домой. А мама после основной работы ставила капельницы местным любителям выпить, чтобы те пришли в себя после очередного запоя. Взамен их жены, мамины благодарные «клиентки», снабжали нас самой базовой провизией: сахаром, маслом, соленьями.

У моей мамы была удивительная предпринимательская жилка. Я видела, как она крутилась, и восхищалась этим. Она могла договориться с кем угодно о чем угодно, умудрялась раздобыть для меня лучшие наряды откуда-то из Прибалтики, куда часто моталась ее знакомая. Когда я получала новые туфли или платье — то, чего не было ни у кого, я чувствовала себя самой счастливой, любимой, особенной. Но я видела, как тяжело приходится моим родителям, и не хотела, не могла их подвести. Я мечтала, что в один прекрасный день сама порадую маму новым платьем.

Родители выживали, и я это понимала. В моей школе тоже было не до забав, все было жестко. Я была норовистой, поэтому часто нарывалась на проблемы. Я отказывалась занимать «свое» место тихой, покорной отличницы. Серой мышки, которую все остальные могут безнаказанно периодически «травить». Я всегда была одиночкой: мне было неинтересно подыгрывать одной или другой группировке в классе. Я жила не по правилам стаи. Не давала списывать. Видимо, это вызывало агрессию. Как-то после уроков меня ударил по лицу мой одноклассник, но это было не самым сложным школьным испытанием. Я готовилась к выпускным экзаменам исступленно, понимая, что скоро решится моя судьба. Я участвовала в забеге за «золото», но не имела ни малейшего представления, что на наш район было выделено ограниченное количество золотых медалей. Конечно, информацию старались не разглашать, но слухи тонкой струйкой как-то просочились и дошли сначала до учителей, а потом и до школьников. Все понимали, что кому-то придется распрощаться со своим счастливым билетом в будущее. Медалистов буквально столкнули лбами.

В нашем классе была еще одна претендентка на медаль — Юля: прилежная, скромная, гуманитарий. Таких любили «советские» учителя, включая нашу классную руководительницу. Она преподавала литературу и метила в районный отдел образования. Мама еще одной моей одноклассницы, Оли, как раз там работала и попросила нашу классную об одолжении: «Подтяните мою дочь до серебра, а я замолвлю за вас словечко». На том этапе жизни учителя чувствовали себя некими вершителями судеб — всесильными, неумолимыми и непреклонными по отношению к неугодным. Мне было тревожно. Классная вела со мной холодную войну, потому что я не вписывалась в ее представления о медалистке. Она дождалась своего часа. Настал день сдачи экзамена по литературе.

Наверное, у каждого в жизни был экзамен, к которому он оказался не готов. Тема сочинения показалась сложной даже учителям. Я была в смятении. В классе сидел областной проверяющий, который хотел знать, кто претендует на золотую медаль. Классная указала на меня, а сама, взяв под руки Юлю и Олю, отправилась в другой класс, предназначавшийся для изложений.

Я поняла, как меня подставили. Была дана установка, что медалистки не пишут изложение. Медалисток это недостойно. Про опцию мы знали, но она как будто была недоступна. Но оказалось, не для всех! Я была совершенно убита. Сидела в оцепенении больше часа и не могла справиться со стрессом. Я кое-как закончила работу, но понимала: моя нетленка не тянет на золотую медаль. Десять лет труда и одна работа, которая решает твою участь, — мне не казалось это справедливым. Но винить кого-то, кроме себя, не имело смысла. Все, что я могла, — это прийти домой и разрыдаться на плече у мамы.

Она молниеносно переоделась и, закрывая за собой дверь, бросила: «Я в школу! Посиди дома». Когда она вернулась через несколько часов, то показалась мне похожей на раненую волчицу, пришедшую после неудачной охоты к своим отпрыскам.

— Лиза, — спокойно произнесла она, — я видела твою работу. У тебя не будет золотой медали.

Смысл ее слов не сразу дошел до меня. Потом мне показалось, что я неправильно расслышала. Что это какая-то ошибка.

— Что значит не будет? Неужели ничего нельзя сделать? — словно повторяя свой смертный приговор, прошептала я.

— Будет серебро, нужно только, чтобы результат подтвердила область. Я поговорила с ними со всеми, и они хотели даже поставить тебе тройку.

Мама увидела, как я задрожала, и быстро продолжила:

— Я знаю, что у Юли и Оли одна работа, просто работу последней не отправят в область.

Я чувствовала, как моя мама ненавидела всех этих училок и всю эту образовательную систему.

— Я позвонила твоей классной и сказала, что если у тебя не будет серебра, то она и ее подружка из районного отдела лишатся своих должностей и будут навсегда отстранены от педагогической деятельности, потому что все узнают, какие они проворачивают дела и как раздаются медали. Прости меня. Я должна была быть в коридоре, когда ты писала сочинение.

Я встала со стула, ноги не слушались. Шатаясь, я вышла из кухни. Все мои старания были обесценены. Серебро для меня — лучшей ученицы, победительницы олимпиад по математике, с одной стороны, а с другой — серебро для Оли, еле тянувшей на хорошистку. Уже в гостиной колени подкосились. Я рухнула на ковер и завыла как раненый зверь. Вселенная была безразлична к моей потере. Понять мою боль мог только тот, кто пережил нечто подобное.

Остаток вечера я так и пролежала, скрюченная и неподвижная. Жизнь — это вечная борьба за место под солнцем, так мне казалось. В сгущающейся ночной темноте, лежа на толстом колючем ковре, я твердо решила, что не желаю быть разменной монетой в чьих-то играх.