Новая судьба

Лилия Лукина

Елена стала третьим человеком в Семье и в отсутствие начальства возглавила ее. В это время кто-то проник в дом Матвея и оставил записку «Будьте предельно осторожны». Но кто и о какой опасности предупредил Семью? Елена все выяснила, раскрыла старые тайны и соединила разлученных жизнью людей. Она не согнулась под ударами судьбы, а выстояла сама и помогла другим. И судьба щедро вознаградила ее за это. Елена встретила свою настоящую любовь, впереди у нее новая, счастливая судьба.

Глава 3

Я вышла из дома и медленно побрела к гостевому домику, по дороге думая о том, приятно мне или неприятно то, что Влад успокоился, но так ничего и не поняла, потому что меня отвлек вид озабоченно снующих по усадьбе светловских бойцов. «Кузнецова», небось, уже и след простыл! — иронично хмыкнула я про себя и вдруг похолодела от непонятно откуда взявшейся мысли: — А, если нет? А, если он все еще здесь?».

— Где Светлов? — крикнула я парням.

— В домике охраны! — ответили они, и я со всех ног бросилась туда.

— Кирилл Владимирович! — задыхаясь от бега, сказала я, увидев его. — Командуйте отбой!

— Не понял! — он вытаращил на меня глаза.

— Сворачивайте обыск! — объяснила я. — Не надо никого искать!

— Почему? — он настороженно посмотрел на меня.

— Потому что! — решительно сказала я. — Это мой приказ и обсуждать его мы не будем!

— Я вынужден починиться, — немного помолчав, сказал он. — Но должен вам заметить, Елена Васильевна, что, поскольку никаких следов того, что этот человек покинул усадьбу, мы не нашли, я лично не исключаю возможности того, что он все еще здесь.

— Я тоже! И именно поэтому приказываю его больше не искать! Во-первых, он сделал доброе дело, предупредив нас, и поэтому, как оказалось, нам совсем не враг. А, во-вторых, пожалейте своих людей и дайте ему спокойно уйти, если он все еще здесь.

— Есть! — нехотя буркнул Светлов и, отозвав по рации своих бойцов, обиженно сказал: — Вы недооцениваете подготовку моих людей, Елена Васильевна, что не удивительно — вы же не видели их в деле.

— Не видела! — согласилась я. — Но скажите мне, Кирилл Владимирович, кто-нибудь из них способен вот так сигануть через ограду? — Светлов недовольно поморщился. — Ясно! Не способен! А убить человека ударом пальца? — Тут он вытаращился на меня во все глаза и я покивала. — Да-да! Именно ударом пальца! А вот он прошлым летом убил! А теперь представьте себе, сколько ваших людей он положил бы или даже просто сделал на всю жизнь инвалидами, если бы они попытались его задержать.

— Да кто он такой — этот ваш супермен? — возмущенно воскликнул он, а потом иронично поинтересовался: — Может, действительно Бэтмен, как сказал Григорий?

— Да разве это сейчас так уж важно? — увильнула я от ответа, а он задумчиво покачал головой:

— А мне почему-то кажется, что вы его знаете, — и с бо-о-ольшим интересом заглянул мне в глаза.

— Нет! Я его не знаю, но, кажется, знаю, кто он, — туманно ответила я и вышла из домика охраны, чтобы позвонить Солдатову — мне в голову пришла одна идея, которую я собиралась немедленно претворить в жизнь.

— Семеныч! Ты где?

— В «Муравейнике»! — рявкнул он — видно, персоналу этого кафе приходилось сейчас, ох, как несладко!

— Переключись на секунду на меня, — попросила я. — Ты своих людей уже Коноваловым озадачил?

— Нет еще, — ответил он и, видимо, решив, что я сейчас буду ругаться, начал оправдываться: — Да не разорваться же мне!

— Это хорошо, что ты им еще ничего не говорил, — неожиданно для него обрадовалась я. — Тогда вот что! Когда будешь их инструктировать, скажи им, чтобы они в разговорах с людьми ненавязчиво… Понимаешь? Очень-очень ненавязчиво, а так, влегкую, впроброс позондировали почву на предмет того, не появлялся ли где-нибудь новый человек по имени Иван Иванович Кузнецов. Возраст, рост, особые приметы никакого значения не имеют. Только имя! Понял? И, если вдруг выяснится, что такой человек появился… Комнату у кого-то снял… В гости приехал… Ну, ты сам понимаешь… Ни в коем случае, — выделила я, — к нему и близко не подходить! Не следить за ним! Не разговаривать! Не пытаться познакомиться! А тут же! В любое время дня и ночи звонить мне и больше никаких шагов не предпринимать! Ясно?

— Ясно, сделаю, — явно ничего не понимая, озадаченно ответил Пончик. — А кто это такой?

— Так! — неопределенно ответила я. — Человек один, которого я хочу найти! По личным мотивам!

— По личным?! — воскликнул Солдатов, обалдев от того, что я в такой непростой ситуации еще и на какие-то личные мотивы отвлекаюсь, а потом, наверное, решив не углубляться в непонятные материи, когда и так дел навалом, пообещал: — Сделаем! И не бойся! Не спугнем!

Отключив телефон, я пошла дальше и тут увидела, как во двор въезжает мой служебный джип «Мицубиси», который тут же окружили светловские бойцы, и пошла на помощь Вячеславу и Сергею, которые привезли из санатория горничную Марину.

— Ну, что? — спросила я, подходя, у светловских бойцов. — Изловили супостатов?

— Елена Васильевна! — радостно заорали мои ребята, выскакивая из машины. — Скажите вы им, что мы свои, а то они Маринке на слово не верят.

— Это действительно мои люди, — подтвердила я и, увидев приближавшегося Светлова, попросила его: — Вооружите-ка вы их! А то, знаете ли, мало ли как дела могут повернуться!

— Сделаем, Елена Васильевна! По полной программе! — серьезно пообещал он, а мои ребята, услышав это, озадаченно переглянулись и Слава спросил:

— Елена Васильевна! Случилось чего?

— Случилось! — подтвердила я.

— Ясно! — жестко сказал он и, наклонившись ко мне, тихонько спросил: — Дело пахнет керосином?

— Не то слово, Слава! — вздохнула я и он, понятливо кивнув, бывалым голосом заявил:

— Понял! Ничего, Елена Васильевна! Мы с вами и не в таких передрягах бывали!

— Да уж! — усмехнувшись, согласилась я. — Вы у меня ребята лихие!

На это Сергей галантно заметил:

— Так у вас других и быть не может!

Я довольно рассмеялась, а потом сказала:

— Пообедайте, а потом мы с вами кое-куда съездим, — и пошла, было, к домику, но тут же обернулась и спросила: — Не поняла! Вы же о новой машине мечтали, а продолжаете все эту же, как вы ее назвали, колымагу гонять? — Сергей с Вячеславом тут же насупились и отвернулись друг от друга. — Ясно! — вздохнула я. — Никак не могли решить, какую именно выбрать?

— Да ну его! — буркнул Слава. — Я говорю, что «Range Rover» надо брать, а он мне все: «Lexus! Lexus!».

— Ну, что ж! — усмехнулась я. — Значит, будем ездить на этой. А что? Панфилов такой машиной не брезгует, вот и мне нечего выпендриваться! — и, наконец, пошла к маме.

Дверь гостевого домика, которая, как и все остальные двери, никогда раньше не запиралась, на этот раз была заперта и я, постучав, услышала испуганный мамин голос:

— Кто там?

— Это я, мама, — ответила я и, протиснувшись в приоткрытую на узкую щель дверь, увидела интеллигентнейшую Веру Николаевну со здоровущим поленом в руках, причем тот конец, за который она его держала, был аккуратно обернут белоснежным носовым платком. — О, господи! — простонала я и, не выдержав, расхохоталась, прислонившись к стене. — Вера Николаевна, голубушка, где вы это взяли?

— В каминной, — спокойно ответила она, аккуратно укладывая полено на тумбочку.

— Ну, зачем это вам? Ну, не смешите вы людей, ей-богу! Вы же слышали, что вся территория патрулируется вооруженной охраной с собаками? — она кивнула, и я предложила: — Ну, так забирайте ваш платочек, а я, когда буду в дом возвращаться, это полено с собой заберу.

— А нам так как-то спокойнее! — возразила мама.

— Ну, тогда ладно! — согласилась я. — Оставляйте при себе ваше средство самообороны! — и предложила, проходя на кухню: — А пока напоите меня чаем, что ли, и расскажите, как вы здесь живете.

— Дружно живем! — тут же отозвалась Вера Николаевна. — Помогаем Ниночке за Георгием Дмитриевичем ухаживать — а то она одна давно свалилась бы. Господи! — со слезами на глазах воскликнула она. — Несправедливо-то как! И Ирочку он нашел! И с Ниночкой у него все так хорошо складывается! Им бы теперь только жить да жить! А он…

— А с ним все будет в порядке! — уверенно заявила я. — Я Орлова с Репниными к одной очень хорошей травнице отправила, так что будет у нас с вами Остерин опять здоровый.

— Дай-то бог! Дай-то бог! — мелко закрестилась мама и, налив мне чай, пододвинула блюдо с пирожками. — А то Владенька весь испереживался так, что смотреть больно! Он же Георгия, как отца родного, любит! — и тут же перешла к своему, наболевшему: — А когда ты нам Гошеньку обратно отдашь? Ты же из санатория, как я поняла, совсем вернулась? — и начала подлизываться: — И какая ты у нас теперь посвежевшая! Похорошевшая!

— Ну, этот мой вид ненадолго, — невольно рассмеялась я. — А вернулась я, да, совсем, да вот только Игорек будет пока жить в дом с Галиной, потому что так для него безопаснее.

— Господи! — мама ахнула и всплеснула руками. — Да что же это такое творится на белом свете! Я ведь, откровенно говоря, там, в каминной, не очень-то поняла, что такого страшного произошло. Видела только, как ты там всеми командуешь и распоряжаешься.

— Зиночка! Елена Васильевна все правильно делала. Так и надо было! — солидно заявила Вера Николаевна. — Когда на корабле бунт — капитан стреляет первым.

— Ну, я предпочитаю не дожидаться бунта, а наносить упреждающий удар, — усмехнулась я, а моя мама, оправдываясь, сказала:

— Верочка! Да я же ее ни в чем и не упрекаю!

— Ниночка! Верочка! Зиночка! — рассмеялась я. — Как же я рада, мама, что у тебя теперь столько подруг появилось!

— Да, Леночка! Я же только теперь по-настоящему жить начинаю! — просияла она от счастья и попросила: — Вот нам бы еще Гошеньку сюда.

— Нет! — твердо заявила я и Вера Николаевна, внимательно посмотрев мне в глаза, спросила:

— Елена Васильевна! А вы не драматизируете ситуацию?

— Если бы! — вздохнула я и попросила — Вера Николаевна, как бы так бы нам с вами посекретничать?

— Так пойдемте ко мне! — охотно предложила она, не подозревая, что говорить я с ней собираюсь на тему для нее очень болезненную.

— Вера Николаевна, — осторожно начала я, когда мы оказались в ее комнате — Я вам твердо обещаю, что этот разговор останется между нами, — она непонимающе посмотрела на меня, и я объяснила: — Я сегодня узнала, что ваша дочь была осуждена и, видимо, на большой срок. Я понимаю, что вам, конечно же, неприятно об этом говорить, но мне действительно нужно знать, за что ее посадили.

— Конечно, больно, — сказала она, отводя глаза куда-то вниз и в сторону. — Но, раз вам это надо, то я скажу. Сама-то я баратовская, а вот муж у меня из Казани. Мы с ним, когда в Москве учились, познакомились, а потом, поженившись, к нему на родину уехали. Только фамилию его я брать не стала, а свою оставила. Там-то у нас Юлдуз и родилась. Это значит «звезда», — объяснила она, — так любимую жену Батыя звали — муж-то у меня из Чингизидов. Я преподавала французский и английский, а он — тюркские языки. А в 82-ом, как раз в весеннюю сессию, он у двух лоботрясов экзамен не принял. Они с горя напились, а потом подкараулили его и забили ногами до смерти — у него множественные разрывы внутренних органов были. И умер Хасен в больнице прямо на руках у Юлдуз, но перед смертью успел сказать ей, кто его убил. А Юлдуз… У нее, понимаете, характер… Вот она и решила, что сама этим подонкам отомстит, что эти мерзавцы права жить не имеют.

— Она их убила? — тихонько спросила я.

— Да! — твердо сказала она. — Она их поодиночке подловила и… Вот ее и приговорили к десяти годам, а она в отряд этот пошла… Добровольно, но с условием, что мне помогут в Баратов вернуться, и я буду знать, что она жива — официально-то она от крупозного воспаления легких в колонии умерла. А потом… — она вздохнула. — Потом Георгий Дмитриевич сообщил мне, что отряд погиб. А зачем вам это надо было знать? — запоздало поинтересовалась она, впервые подняв на меня глаза.

— Для того, чтобы представить себе, из кого комплектовался этот отряд, — потрясенная ее рассказом сказала я. — У меня, видите ли, появились некоторые сомнения в том, что они все погибли, и я хотела узнать, чего от них ждать можно. Хотя, я думаю, что Юлдуз связалась бы с вами, если бы осталась жива?

— А на чем основаны ваши сомнения? — заинтересованно спросила она, не ответив на мой вопрос.

— На интуиции, Вера Николаевна. А она меня еще никогда не подводила, — просто ответила я, внимательно глядя ей в глаза, но она выдержала мой взгляд, а потом горько усмехнулась:

— Значит, сейчас с ней это случилось впервые, — а потом сказала, как отрезала: — Юлдуз Хасеновны Джучиевой больше нет. И я вас очень прошу, Елена Васильевна, не делитесь своими сомнениями с Георгием Дмитриевичем — ведь вы можете поселить в его сердце несбыточную надежду на то, что Дмитрий жив. Он будет волноваться, переживать, а ему это вредно. Дай-то бог, чтобы он от этого-то приступа оправился, — и тут она, все-таки не выдержав этого разговора, отвернулась к окну.

— Извините, Вера Николаевна, что я заставила вас еще раз все это пережить, — покаянно сказала я.

А она в ответ на это горестно вздохнула, повернулась ко мне и даже постаралась улыбнуться:

— Да ничего, Елена Васильевна! Это боль старая, привычная! Пойдемте-ка назад, на кухню, а то Зиночка обидится на нас — вы только пришли и тут же сбежали.

— Пойдемте! — согласилась я, потому что узнала все, что мне было надо.

Вернувшись в кухню, мы увидели мою маму сидящей около окна, и только спицы у нее в руках мелькали.

— Что это будет? — спросила я, беря в руки непонятный бело-бежевый пушистый комочек, связанный явно из Васькиной шерсти.

— А варежки Гошеньке, — охотно ответила мама и только после этого я поняла, что держу в руках действительно крошечную варежку.

— Мама, весна же на дворе! — удивилась я.

— Готовь сани летом, а телегу зимой, — отговорилась она и вдруг, радостно заулыбавшись, кивнула на окно: — Владенька возвращается.

— Где? — удивилась я и тоже посмотрела туда же и, ничего не увидев, сказала: — Это тебе, мама, показалось

— Ничего мне не показалось! — возмутилась она. — Да вон же! — она ткнула спицей в какую-то почти неразличимую точку на небе.

— Вы с ней, Елена Васильевна, не спорьте, — поддержала ее Вера Николаевна. — Раз Зиночка говорит, что Владислав возвращается, значит, так оно и есть.

— Ты, что, мама, целыми днями вот так сидишь у окна и Орлова высматриваешь? — удивилась я.

— А как же иначе? — удивилась она в ответ. — А уж Владеньке-то как приятно чувствовать, что его здесь ждут. Волнуются за него! Беспокоятся!

— Ну, тогда я побегу, мама! — засобиралась я, хватая с блюда пирожок, чтобы пожевать на ходу.

— Да ты не спеши! — остановила меня она. — Сядь и поешь нормально, с чаем! — и уверенно сказала: — Они же еще только через десять минут сядут.

— А ты откуда знаешь?

— Да, как же не знать то, что с родным человеком связано? — удивилась она.

— И все равно, мама, я побегу! У меня еще дела есть! — заторопилась я и, взяв еще несколько пирожков, быстро выскочила из домика.

Выйдя во двор, я медленно пошла в сторону дома, думая, что правильно сделала, отказавшись от Орлова, потому что из меня, мужика в юбке, никогда не получилась бы нормальная, заботливая жена, которая живет жизнью своего мужа, а вот Светлана будет именно такой. И будет мама с ней на пару дружно ждать его около окна, вязать варежки или носки и точно знать, когда он приземлится. «Ну, пусть хоть они будут счастливы! — тоскливо решила я. — Если уж мне самой не судьба!». Занятая этими мыслями я незаметно сжевала пирожки и, подойдя к дому, увидела, что от вертолетной площадки к нему уже бегут ассистент врача и прижимавшая к груди сумку Ксана. Завидев меня, она только махнула мне рукой и, крикнув:

— Потом поговорим! Хорошо? — пулей пролетела мимо меня и скрылась в доме.

Войдя туда почти вслед за ними, я направилась к комнате, где лежал Остерин, а вскоре там появились и Репнины с Орловым, чей взгляд горел яростной надеждой на чудо, потом подошел Вадим, которому я тихонько сказала:

— Надо бы гостинцев Евдокии Андреевне собрать — она ведь денег за свое лечение никогда не берет. Пусть соберут там побольше всякого вкусного и заранее в вертолет отнесут. А там уже кто-нибудь из Репниных сумку до дома дотащит.

Вадим кивнул и, остановив пробегавшую мимо горничную, тихонько распорядился, а она только согласно покивала головой и тут же направилась в сторону кухни. А мы, все пятеро, стали терпеливо ждать, когда выйдет Ксана или врачи, чтобы узнать, есть ли надежда на выздоровление Георгия Дмитриевича, а их все не было и не было. Орлов крутил в руках не зажженную сигарету — курить вблизи комнаты, где лежал такой тяжелый больной, он, как и мы все, не решался, но и отлучиться даже на несколько минут боялся, вот и маялся. Конечно, каждому из нас хотелось заглянуть внутрь, чтобы посмотреть, что там творится, но все стеснялись друг друга. А ожидание все затягивалось, а нервное напряжение все нарастало! Наконец, распахнулась дверь и из комнаты вышла побледневшая от усталости Ксана и, подойдя ко мне, сказала, обессилено вздохнув:

— Пойдем подымим!

— А Евдокия Андреевна ругаться не будет? — поняв, что все обошлось, усмехнулась я.

— Так, пока обратно вернусь, все уже и выветрится, — тут она повернулась к Вадиму и сказала, укоризненно качая головой: — Эх, вы! Что ж вы сразу-то за нами не послали?

— Извините, Ксения, — развел руками тот. — Не догадались как-то!

— Вечно Елена за всех вас все решать должна! — попрекнула его Ксана. — Вы что же думаете, если мы у черта на куличках живем, так ничего и не знаем? А! — она горестно махнула рукой. — У всех у вас, у мужиков мозги набекрень, вот и приходится нам, бабам, ваши огрехи исправлять! — и, посчитав, видимо, что достаточно отпела все мужское племя, взяла меня под руку и направилась было к выходу, когда счастливый от того, что все обошлось, Вадим, который нимало на нее не обиделся, радушно пригласил:

— Ксения, вы бы покушали перед дорогой, да и Елена с вами, а потом кофе попьете?

— Нет! — решительно помотала головой она. — Некогда! — а потом с сомнением сказала: — Вот если только кофе с сигаретой по-быстрому, да и то только для того, чтобы поболтать!

— Сейчас скажу, чтобы в библиотеку отнесли, — охотно согласился Вадим и ушел, а Ксана повернулась ко мне и с жадным любопытством попросила:

— Покажи сына, а?

— Пошли! — сказала я, беря ее под руку, но тут у нас на дороге оказался Орлов, который, требовательно глядя Ксане в глаза, хрипло спросил:

— Остерин точно будет жить? С ним точно ничего не случится?

— Да замучил ты меня уже совсем! — устало сказала Ксана и, повернувшись ко мне, объяснила: — Весь полет он меня терзал, смогу я Остерину помочь или нет, — и снова повернувшись к Орлову, сварливо сказала: — Ну, не бессмертный твой Остерин! Когда-нибудь да умрет! Но, если будет правильно и регулярно лекарство принимать, то с ним все будет в порядке, — и, не обращая на него больше никакого внимания, потянула меня вперед и мы с ней обошли его, как столб, но столб глупо и счастливо улыбающийся, а Ксана продолжала на ходу рассказывать. — Я его жене и врачам все объяснила: и как давать, и когда, и по сколько. Это очень сильное лекарство, его по каплям принимать надо. Я бы задержалась, чтобы проследить, да домой надо, — и она улыбнулась радостной и светлой улыбкой, — к бабушке.

— Как она там? — спросила я.

— Слабенькая она уже стала, устает быстро, — пожаловалась она и, улыбнувшись, негромко рассмеялась: — Но все рвется мне помогать! Да не в лечении — тут мне у нее еще учиться и учиться, а по хозяйству! То обед затеется готовить, то полы мыть! Ну, никак она отдыхать не хочет! — и уже серьезно сказала: — А народу-то все больше и больше приезжает! Купит кто-нибудь лекарство дорогущее, а оно поддельным окажется, вот и не рискуют люди больше в аптеках что-нибудь брать. А травка-то наша — она же, если с ней умеючи обращаться, так и мертвого из гроба подымет. А больше новостей у нас никаких и нет. Сама-то ты как? — спросила она, на что я только махнула рукой и поморщилась.

Тем временем, мы подошли к комнате Галины и услышали из-за двери, как та голосом старшего из медведей нараспев обращается к Игорьку:

— Потя-потя-потягушеньки! Любо-любо-любонюпочки! Проснулся наш Игоречек! Ой, как мы зеваем-то сладко! А сейчас мы кушать будем!

Мы с Ксаной потихоньку вошли внутрь, где Галина уже приготовилась кормить Игорька, и Ксана, восхищенно уставившись на малыша, шепотом сказала:

— Красивый-то какой! А глазищи какие голубые! На отца похож, да? — Я кивнула. — А где сам папаша-то?

— Так это ты с ним в коридоре разговаривала, — удивилась я. — Неужели тебе никто не сказал, что это мой бывший муж?

— Это как же ты все так быстро обтяпать умудрилась? — оторопела Ксана. — И замуж выйти, и ребеночка родить, и развестись! Прямо метеор, а не женщина!

— А! Дурное дело нехитрое! — отмахнулась я.

Понятливо кивнув, Ксана снова с восхищением уставилась на Игорька, а потом, переведя взгляд на Галину, настороженно спросила ее:

— А чего это у тебя «волына» в кармане передника?

Галина и Ксана, обе знавшие о зоне не понаслышке, мерили друг друга оценивающими взглядами, а я объяснила:

— Так надо, Ксана! К сожалению! — а Галине сказала: — С сына глаз не спускай!

— Ты бы мне, матушка, это напоминание еще на стене написала! А то вдруг забуду? — обиженно буркнула она.

— А что у вас тут случилось? — удивленно спросила Ксана, когда мы вышли в коридор.

— Не обращай внимания! — небрежно сказала я. — Так! Кое-какие проблемы нарисовались! Пошли лучше в библиотеку, посидим, покурим, кофе попьем.

Когда мы там устроились, Ксана спросила:

— Так что у тебя с мужем-то не заладилось? Мужик вроде видный, даже красивый и при настоящем мужском деле. Расскажи! Может, помогу чем!

— Да, расскажу! Расскажу! Только рассказ это невеселый! — поморщилась я и начала: — Помнишь, как мы с тобой летом встретились? Там еще твоя подруга цыганка Певунья с дочкой была?

— Помню, конечно, — кивнула она.

— А ты помнишь, как она мне сказала, что я, пойдя наперекор своей судьбе, совершила ошибку, за которую она — судьба, в смысле — мне будет мстить? — Ксана снова кивнула и я объяснила: — Вот я теперь и хлебаю полной ложкой.

— Ничего не поняла! — Ксана помотала головой и потребовала: — Давай все с самого начала!

— Хорошо! — согласилась я и, закурив, начала рассказывать. — Бабушка Певуньи мне еще в июне совершенно точно предсказала встречу с Орловым. Ну, я его и встретила. Мы с ним малость полямурничали и тут он меня замуж позвал. А я ему тогда отказала, потому что считала, что Игоря — это человек, которого я очень любила, а он трагически погиб — мне никто и никогда заменить не сможет. Орлов взбесился и уехал к себе в полк. А там, как я позже узнала, была одна медсестра Светлана, до смерти в него влюбленная. Тут он, наконец-то, оценил ее верность и преданность, и они стали жить вместе. А потом выяснилось, что у меня будет ребенок, и Панфилов за моей спиной ему об этом сообщил, а Влад — Орлова Владиславом зовут, — пояснила я, — вылепил все это Светлане, потому что не хотел, видите ли, начинать их совместную жизнь с обмана, — ехидно сказала я.

— Кретин! — скривившись, бросила Ксана.

— Целиком и полностью разделяю мнение предыдущего оратора по поводу умственных способностей Орлова, — согласилась я. — Да только, как выяснилось, Светлана оказалась тоже не ума палата. И эта дура из самых благих и благородных побуждений, решила освободить его для, — я иронично хмыкнула, — любимой женщины, то есть меня. Вот и убыла в неизвестном направлении и просила ее не искать. Как тебе?

— Скопище идиотов! — возмутилась она.

— И на это я не могу ничего возразить! — поддержала ее я. — Потом Орлова во время пожара крепенько обо что-то позвоночником приложило, и он загремел в госпиталь, а меня, беременную, отправили через полстраны к нему, чтобы зарегистрировать наш брак и Игорек имел законного отца. Приехала это я туда и тут же выяснила, что Влад меня лютой ненавистью ненавидит, потому что считает, что это из-за меня с сыном, а не из-за его длинного языка и идиотского благородства, его разлюбезная Светлана уехала. И отношения у нас с ним более-менее наладились только после того, как я ему твердо пообещала, что после рождения сына с ним тут же разведусь, и он сможет жениться на своей ненаглядной Светлане, которую, как я тогда наивно полагала, смогут быстренько отыскать. Поскандалили мы с ним тогда крупно и, счастье великое, что случилось это в госпитале, в Москве, потому что скандал этот закончился для меня спазмом сосудов, так что кесарили меня досрочно, чтобы в случае чего, хоть ребенок жив остался. Вот так мой Игорек и родился.

— Ты его так в память о том своем Игоре назвала? — все правильно поняв, спросила Ксана.

— Да! — кивнула я и продолжала рассказывать. — Назад в авиацию Орлову был ход закрыт, ехать ему было некуда — он детдомовский, вот он отправился с нами сюда в Баратов. К сыну привязался, к матери моей, вообще, как к родной, относится, а она на него просто не надышится. Все «сыночка» да «Владенька»! А потом он умудрился что-то такое во мне разглядеть и влюбился, о чем мне и сообщил. Да так, что я с нервным срывом потом в санаторий загремела. Правда, к тому времени нас с ним уже развели… Кстати, хорошо, что об этом разговор зашел, потому что мне в паспорт штамп поставить надо.

— Он в тебя влюбился? — потрясенно спросила Ксана. — А Светлана?

— А Светлану он тоже любит! — вздохнула я. — Короче, запутался он в двух бабах. Но мы дружно наставили его путь истинный и теперь лично я мечтаю только об одном: чтобы эту Светлану побыстрее нашли и сдам я ей тогда Орлова, как переходящее красное знамя, с рук на руки.

— Лена! А ведь ты его любишь! — задумчиво глядя на меня, сказала Ксана.

— Нет! — твердо заявила я, на что она покачала головой и уверенно заявила:

— Врешь! Мне. Себе. Орлову. Всем врешь! Только зачем? Почему?

— Хорошо, Ксана! Объясняю! Представь себе на минутку, что я Орлову ничего не пообещала. Ни того, что его Светлану найдут. Ни того, что я с ним разведусь. Он бы тогда в меня влюбился? — Она пожала плечами. — Вот то-то и оно-то, что продолжал бы ненавидеть. Пойми, Ксана, я ему слово дала, что ее найдут, и он на ней женится! А я свое слова еще никогда не нарушала, потому что это подло! А я на подлость не способна! Да и не уверена я, что у нас с Орловым получилось бы что-то путное. Скорее я уверена в обратном, что мы с ним очень быстро разбежались бы в разные стороны, причем, врагами. Вот так-то Ксана! Так что не суждено мне, видать, счастливой быть! — вздохнула я. — Не судьба мне, понимаешь? Не судь-ба!

— Эх, Ленка! — горестно воскликнула она. — Будь на твоем месте другая женщина…

— Будь на моем месте нормальная женщина, — поправила я ее. — А я, если ты еще сама не поняла, то объясняю, мужик в юбке. Я моральный урод, Ксана! Моя жизнь противоестественным отцовским, будь он проклят, воспитанием изуродована. Он из меня сделал не женщину, а чудовище, для которого главное: не потерять лицо, не показать свою слабость, всегда добиваться своего, никогда не сворачивать с избранного пути, быть лидером, уметь держать удар, отстаивать свои принципы и, что важнее, всегда следовать им… Ты думаешь, я сама от своего характера не страдаю? Еще как! Да только поделать с собой ничего не могу! Бывает, в голос рыдаю и себя проклинаю, когда меня никто не видит и не слышит, а потом опять надеваю на себя маску железного дровосека и иду по жизни дальше. Так что никто мне ничем не поможет! И Галя-Певунья, и ее бабушка были абсолютно правы: я действительно пошла наперекор своей судьбе и она мне за это мстит, да вот только никак успокоиться не может! Вот и все дела!

— Слушай! — Ксана подошла ко мне, присела рядом, сочувственно обняла за плечи, и предложила: — А, может, тебе к Певунье съездить? Пусть посмотрит, что за ерунда с тобой творится. Она не так давно дочку свою к нам привозила. Повидались мы с ней, поболтали. Бабушка-то ее умерла уже, так что теперь она вместо нее в таборе главная предсказательница. Съезди, а?

— Спасибо, Ксана! Только никуда я не поеду, — решительно заявила я. — Раз человеку не дано свое будущее знать, то и пытаться заглянуть туда не следует — ничего хорошего из этого не выходит. Так что, как пойдет, так и пойдет!

— Ну, смотри! — покачала головой она. — Я-то ей все равно позвоню и предупрежу на всякий случай, а там — как знаешь!

— Да не поеду я к ней! — отмахнулась я, и тут мне в голову пришла очень хорошая мысль, что и цыгане, и сама Певунья мне очень даже смогут помочь, и я воскликнула: — Погоди! Звони ей и предупреждай прямо сейчас, что я к ней сегодня же вечером обязательно приеду. Но не гадать или будущее узнавать, а по делу. По очень важному делу! — и протянула ей телефон.

— Как скажешь! — согласилась она и быстро переговорила со своей подругой.

— Кстати, как ее отца зовут? — спохватилась я. — А то я прошлым летом быть-то у них была, а вот этого узнать не удосужилась.

— Диметр Романович, — сказала она, поднимаясь. — Ну, ладно! Спасибо за хлеб-соль! Пора мне!

— Тебе спасибо, Ксана! — я тоже поднялась вслед за ней. — Пошли! До вертолета тебя провожу! Кстати, тебе там сумку с гостинцами для Евдокии Андреевны собрали, так что попируйте за здоровье Георгия Дмитриевича.

— Спасибо! — не стала отказываться она. — У нас ведь в деревне, даже имея деньги, не все купишь, а в город ездить — времени нет. Вот уж побалую я бабушку вкусненьким!

Когда мы с ней медленно брели к вертолетной площадке, она, явно после долгих сомнений и колебаний, все-таки не выдержала и заговорщицки мне сказала:

— А знаешь, что мне Певунья нагадала?

— И что же? — с любопытством спросила я.

— Что через семь лет я выйду замуж за очень-очень хорошего человека, что жить я перееду в Баратов и что у меня будет двое детей: мальчик и девочка.

— Ну и что в этом особенного? — удивилась я.

— А то, что он ко мне на большом корабле приплывет, — объяснила она.

— Ксана! Очнись! — воскликнула я. — В сказку про алые паруса уже не верят даже девочки младшего детсадовского возраста. Тем более, что Ассоль хоть на побережье жила, а в вашей Слободке речка — воробью по колено, ее даже в паводок вброд перейти можно. Откуда там большой корабль возьмется?

— Не знаю, но раз Певунья так сказала, то так оно и будет! Тебе-то она все правильно сказала? Правильно! Вот и у меня все сбудется! — стояла на своем Ксана.

— Ладно! — сказала я, сдаваясь. — Чем черт не шутит, пока бог спит! — и, переводя разговор на реальную почву, спросила:

— Скажи, когда с Георгием Дмитриевичем поговорить можно будет? Мне у него одну очень важную вещь узнать надо.

— Да хоть завтра! — уверенно ответила она. — Вставать и ходить ему еще нельзя, а поговорить — запросто!

— Да я боюсь, что он разволнуется, — покусывая губу, объяснила я. — Тема уж больно такая… Неприятная для него тема!

— Неприятная? — переспросила она. — Ну, тогда погоди хоть денечек. А как лекарство себя в полную силу оказывать начет, так его и оглоблей не прошибешь! И разговаривай тогда с ним, о чем хочешь! Спокойным он будет, как слон! Это я тебе точно говорю!

Вертолет поднялся в воздух, а я стояла, смотрела ему вслед и думала, что Матвей тоже не догадался обратиться к Евдокии Андреевне, когда я заболела, да я и сама о ней в тот момент не вспомнила. А вот, когда дело коснулось другого человека, я тут же сообразила, кто нам помочь может. «Да-а-а! — удовлетворенно подумала я. — Может, я, конечно, и мужик в юбке, но что не дура — это уж точно!».

Первая, кого я встретила в доме, была горничная Марина, которая явно меня дожидалась.

— Елена Васильевна! — затараторила она. — Вы ничего не думайте! Мне Тамарка уже сказала, что сделать надо, и мы все, конечно же, сделаем! Мы же понимаем, что вы это не в обиду людям, а потому, что дело того требует.

— Вот и хорошо, что понимаете, — на ходу бросила я, и собралась идти дальше, но тут увидела, что она очень хочет меня о чем-то спросить, но не решается. — Ну, чего мнешься? Говори, что там у тебя стряслось?

— Елена Васильевна, — робко начала она, старательно глядя в сторону. — А Слава женат?

— Что? Понравился? — с трудом сдерживая улыбку, спросила я.

— Да! И давно уже! Только познакомиться все никак не получалось, — тихо ответила она. — Он такой… — она замялась, не зная, как сказать, но я поняла ее.

— Надежный! Он очень надежный, Марина! А для мужика это главное! — и, невольно рассмеявшись, успокоила ее: — Вячеслав не женат, так что можешь начинать охмурять. Но! Если ты вздумаешь ему нервы трепать да всякие фокусы выкидывать, то смотри у меня! — не шутя, пригрозила я. — Он мне нужен нормальным и психически устойчивым.

— Ну, вы скажете тоже, Елена Васильевна! — вспыхнула от радости она. — Неужели я на такую похожа? Я девушка серьезная!

— Иди работай, девушка серьезная! — смеясь, отправила я ее. — У тебя дел навалом, да и у меня, — я вздохнула, — не меньше! Ты проследи, чтобы моих ребят покормили!

— А они уже покушали! — с готовностью отозвалась она.

— Ну, тогда пусть к машине идут — скоро поедем.

Счастливая Марина побежала по своим делам, а я пошла наверх к Вадиму, которого нашла в кабинете.

— Дай мне фотографию Светланы, — спросила я его.

— У меня здесь нет, а в «техцентре» есть. У Наты с Татой с какого-то праздника групповая нашлась. Потом ее одну выделили, вот и получилась. А что?

— А то, что я сегодня буду у цыган, вот и попрошу Певунью найти ее, скажем так, нетрадиционным способом, — объяснила я и отправилась в «техцентр».

— Гришенька! Николай! — сказала я, входя туда. — Вам Вадим Родионович давал групповую фотографию, с которой нужно было выделить одну девушку. Кто этим занимался?

— Я! — тут же откликнулся Егоров.

— Ну, так распечатай мне ее, — попросила я.

— Легко! — отозвался он по примеру Григория, который из любопытства тут же подскочил к нам и уставился на экран, ожидая картинки, и, когда она появилась, восхищенно воскликнул:

— Какая красивая!

— Чем? — тут же спросила я.

— Не знаю! — все так же восхищенно сказала он, не отрывая глаз от экрана. — Но красивая! У нее!.. У нее в глазах душа светится! Кто она? — он повернулся ко мне.

— Будущая жена моего бывшего мужа, — бестрепетно ответила я. — Так что не питай никаких иллюзий, ребенок!

— Так он же ее вдвое старше! — воскликнул Григорий. — Вы же про Орлова говорите?

— Про него самого! А любовь, как известно, зла! — назидательно сказала я и, получив фотографию, ушла.

Я медленно брела на стоянку и по дороге внимательно рассматривала снимок Светланы, чей смутный образ и безутешный плач преследовали меня столько времени.

— Красивая? Да нет, красавицей я бы тебя не назвала! Скорее, хорошенькая, как и все в молодости — на то она и молодость! Просто светится твое лицо радостью и предвкушением счастья, а глаза сияют, потому что ты смотришь, наверняка, на своего обожаемого Орлова! Ну, и дай вам бог всем счастья! — решительно заключила я и убрала ее снимок в папку вместе с фотографиями Лоринга, Коновалова и краткой справкой о последнем.

И тут открывшаяся моему взору картина ошеломила меня настолько, что у меня невольно вырвалось:

— Мать-мать-мать-мать! Это еще что? — я кивнула Светлову на два машины вооруженной охраны, которые собирались, как я поняла, выехать вместе со мной.

— Надо, Елена Васильевна! — серьезно сказал он, отрываясь от инструктажа моих ребят. — Вы же сейчас за всех в одном лице и, случись что с вами, руководить будет некому. Да и о сыне своем вам подумать не мешает! Мальчишки мои дорогу проверили и посты кое-где, в самых уязвимых местах, я расставил, но!.. Война у нас, Елена Васильевна! Понимать же надо! Вот поэтому и ехать вы будете на всякий случай не в своем джипе, а в машине охраны. Береженого, Елена Васильевна, и бог бережет!

— Ну, если вы действительно считаете, что так надо… — начало, было, я.

— Надо! — жестко ответил Светлов. — Здраво оценив ситуацию, я не исключаю, что будет предпринята попытка вашего физического устранения.

И тут сзади меня раздалось негромкое покашливание. Я повернулась и, увидев Орлова и Репниных, их серьезные, сосредоточенные и решительные лица, удивленно спросила:

— Господи! Что еще случилось?

— Разрешите обратиться? — официальным тоном спросил Влад.

— Обращайтесь! — разрешила я.

— Елена Васильевна! — начал он. — Мы все трое просим вас дать нам нормальное, настоящее дело. Все заняты работой, а мы, три здоровых лба, болтаемся, как черте что в проруби. Поэтому мы настоятельно просим вас использовать нас с максимально возможной эффективностью так, как вы сочтете целесообразным.

— Ну и как же вы предлагаете мне вас использовать? — тоскливо спросила я, одновременно быстренько шевеля мозгами на предмет того, чем бы мне их занять, чтобы они от великого усердия не вздумали самодеятельностью заняться. — Навыками оперативной работы вы не владеете, квалификации охранников тоже не имеете. Вы же умеете только водить самолеты и вертолеты. Так что задание вам будет одно — вертолет должен быть готов к вылету в любую секунду и на максимально большее расстояние, потому что ситуация может того потребовать. Так что вам, Владислав Николаевич, надлежит переговорить с Вадимом Родионовичем и выяснить, где вы сможете в случае необходимости дозаправиться, где вы сможете совершить посадку, и решить все прочие технические вопросы, в которых я не сильна.

— Есть! — четко ответил Орлов. — Разрешите идти?

— Свободны! — кивнула я.

Дружно сделав «Кругом», они направились к дому, а я, немного обалдев от какого официоза, повернулась к Светлову и, возвращаясь к нашему, прерванному их приходом разговору, спросила:

— Значит, вы не исключаете того, что меня могут попытаться убить?

— Да! — предельно серьезно ответил он и я вздохнула:

— Значит, будем спасаться и поедем в машине охраны. Ну что? — повернулась я к ребятам. — Запрягайте, хлопцы, коней! Для начала заедем в офис, а потом — в областную управу!

Быстро забрав мой новый сотовый, мы поехали в областное управление милиции, возле которой моя охрана разыграла такие китайские церемонии по обеспечению моей безопасности, что я, если бы смотрела на это со стороны, умерла бы от смеха. В конце концов, я, сопровождаемая почетным эскортом, вошла внутрь и, подойдя к дежурному прапорщику, протянула паспорт.

— Моя фамилия Орлова. Мне нужно к Валентину Михайловичу, мы договорились о встрече, — кратко сообщила я, ожидая, что сейчас начнется волокита с пропуском, но тут, откуда ни возьмись, появился радушно улыбающийся полковник.

— Какой пропуск?! — возмущенно воскликнул он. — Зачем?! Товарищ генерал вас уже ждет! Он специально послал меня встретить вас и проводить к нему. Прошу! — он показал в сторону лестницы и, когда мы поднимались, бережно и почтительно поддерживал меня под локоток.

«Да-а-а! — мысленно хмыкнула я, глянув на часы — было уже начало пятого. — Я обещала приехать после трех, значит, это и Самсонов сидит здесь с трех часов, а этот полковник, вообще, в вестибюле все это время дежурил. Ох, надо поскорее привыкать к своему новому положению, а то я со своими былыми замашками только скомпрометирую нашу фирму».

— Здравствуйте, Елена Васильевна! — Самсонов, которого дежурный прапорщик, вероятно, предупредил по телефону, что я поднимаюсь, встретил меня в выходящих в коридор дверях своей приемной и тут же тоже уцепил под локоток — словно эстафету принял. — Ждем-ждем! Нечасто к нам такие гости жалуют! Прошу! — он пропустил меня вперед в приемную, где уже стояла навытяжку, демонстрирую всем своим видом крайнюю степень радушия секретарша (он и ее умудрился на работу вызвать), которая, судя по ее матерому виду, пережила на своем посту не одну смену властей, партий, направлений и отклонений от генеральной линии. — Чай или кофе? — спросил он.

— Если не трудно, кофе, пожалуйста! — ответила я, глядя на секретаршу, и та тут же, заулыбавшись, заверила меня:

— Сию секунду будет!

«Да она, видать, волшебница, если собирается за одну секунду приготовить приличный кофе» — мысленно хмыкнула я, входя в предупредительно распахнутые двери кабинета, где Самсонов заботливо помог мне сесть в кресло.

— А, может, коньячку под кофе? — заговорщицки шепнул он мне, и я, не выдержав, улыбнулась.

— Не откажусь!

— Вот и славно! — обрадовался он и вытащил из бара поднос, на котором уже стояла бутылка «Мартеля», хрустальные фужеры, блюдце с нарезанным лимоном и ваза с персиками и виноградом — прием по высшему классу! — Ну, давайте за знакомство! — предложил он. — Я, правда, подходил к вам на банкете по случаю бракосочетания Павла Андреевича и Ирины Георгиевны, но вы…

— Ах, Валентин Михайлович! — вздохнула я. — Там ко мне подходило познакомиться столько людей, что в глазах был настоящий калейдоскоп, и я, извините, даже в тот же день через пять минут никого бы не узнала. Так что, давайте действительно за знакомство!

Коньяк был отменный, о чем я Самсонову и сообщила, а он на это только чуть смущенно развел руками — стараемся, мол.

— Извините, Валентин Михайлович, что беспокою вас в выходной, но…

— Ну что вы, Елена Васильевна! — заворковал он. — Мне так приятно поговорить с коллегой.

— Не преувеличивайте, генерал! — скромно запротестовала я. — Я ведь всего лишь капитаном ушла…

— Зато теперь-то у вас и должность, и звание повыше моего будут, — ласковым голосом возразил он.

— Да и проблемы и поважнее, и покрупнее, — вздохнула я.

Появившаяся с кофе секретарша сноровисто накрыла на стол и испарилась, а Валентин Михайлович, когда за ней закрылась дверь, спросил:

— Чем же я могу быть вам полезен, Елена Васильевна? Хотя… Какие могут быть проблемы у молодой, красивой и успешной бизнес-леди! Вероятно, это как-то связано с вашей работой?

— Спасибо за комплимент! — улыбнулась я. — И вы правы: проблема эта связана с деятельностью нашей фирмы. Дело в том, нам нужно срочно, очень срочно, найти в Баратове одного человека, который совсем не стремится с нами встретиться. Более того, он будет этого всячески избегать. Я бы не стала вас беспокоить, если бы не сроки.

— Найдем! — сразу став серьезным, авторитетно заявил Самсонов. — Кто это?

— Вот! — я протянула ему фотографию Коновалова и справку о нем. — Как я успела узнать, он то ли перекрасился в светлый цвет, то ли парик одел, да и усы к тому же нацепил, чтобы родинку скрыть. Так что выглядеть он может, как угодно. Этот человек нужен мне срочно, — повторила я, — и нашедший его получит десять тысяч долларов, благодарность Павла Андреевича и… — я немного помедлила, и Самсонов вскинул на меня заинтересованный взгляд, — помощь от него. В случае необходимости.

Судя по часам, для Валентина Михайловича эти деньги погоды не делали, но вот помощь Матвея!.. Я с интересом наблюдала и практически слышала, как у него в голове тасовались мысли: «До отставки два года, а что потом? А вот, если я сейчас помогу Матвею, то он, если я за оставшееся время ничего не напортачу, вполне может взять меня к себе на одно из предприятий начальником службы безопасности, а это и деньги, и положение!». В общем-то, я, делая ему такой намек, ничем не рисковала — Матвей никогда в жизни не пригласил бы на свою свадьбу неприятного лично ему или враждебно настроенного к Семье человека.

— Елена Васильевна! — с мягкой отеческой заботливостью сказал Валентин Михайлович. — Не беспокойтесь больше ни о чем! Я сейчас распоряжусь вызвать на работу, кого надо, и еще до конца дня физиономия этого господина не только будет красоваться на всех досках объявлений возле райотделов, но в руках у каждого участкового будет. А в вечерних новостях мы дадим отдельное сообщение и будем повторять его в каждом выпуске до тех пор, пока этого негодяя не найдут. И, как только у меня появятся новости, я с вами тут же свяжусь. А вы, если вдруг захотите что-то добавить или уточнить, звоните мне в любое время суток, — и он протянул мне свою визитную карточку.

— Вот и хорошо! — улыбнулась я, убирая ее в сумку и доставая свою новую визитку, на которой написала еще и номер своего личного сотового, которого там, естественно не было — ведь подразумевалось, что я буду пользоваться новым, служебным, который и был там напечатан, а не своим «родным», и протянула ему. — Я искренне рада, что у нас с вами получается такое плодотворное сотрудничество. Звоните мне на сотовые, потому что по всем другим я в ближайшее время буду недоступна, — и, поднимаясь, сказала: — Ну, что ж! Спасибо за кофе — он был великолепен, а уж коньяк, вообще, выше всяких похвал!

— Так, может, на дорожку? — тут же предложил Самсонов, но я отказалась:

— Дела, Валентин Михайлович! Дела! — и напомнила: — Так я жду от вас новостей!

— Конечно-конечно! — заворковал он, опять подхватывая меня под локоток и сдавая в приемной с рук на руки ожидавшему меня там полковнику. — Как только — так сразу!

Внизу моя охрана опять разыграла комедию по моему перемещению из подъезда уже в другую машину охраны и я, усевшись, скомандовала:

— В Цыганскую слободу! — и машины сорвались с места.

— А потом куда, Елена Васильевна? — спросил меня сидевший на переднем сидении охранник.

— Потом заедем ко мне домой за вещами, а ночевать я буду в усадьбе, — ответила я, а сама подумала, что с гораздо большим удовольствием я переночевала бы в своей квартире, но в этом случае, я ни секунды в этом не сомневалась, ребятам придется всю ночь дежурить у меня под окнами в машинах и на лестничной площадке, а я вовсе не собиралась осложнять им жизнь.

На скамейке автобусной остановки на въезде в слободу, как и почти год назад, сидели два цыгана, и один из них при виде машин тут же достал сотовый и начал кому-то названивать.

— О, господи! — не выдержав, вздохнула я, предчувствуя, что меня и здесь вместо обычного делового визита ждет целое светопреставление. — Если они запоют: «К нам приехала! К нам приехала!», то я и не знаю, что делать!

— А выпить шампанское, которое вам поднесут, и потом деньги на поднос положить, — тут же авторитетно заявил тот же охранник — за старшего он у них, что ли?

— Ты-то откуда это знаешь? — удивилась я.

— В кино видел! — охотно отозвался он, на что я иронично хмыкнула:

— Да уж! Заслуживающий всяческого доверия источник информации.

Тем временем, мы уже ехали по улице слободы и я, работая за штурмана, давала указания, куда сворачивать, чтобы попасть к дому Прохоровых, около калитки которого я, как и предполагала, увидела целую толпу, явно ожидавшую меня.

— Милости просим, Елена Васильевна! — радушно пригласил меня седобородый старик, которого, как я теперь знала, звали Диметр Романович (Слава богу! Обошлось без шампанского!), а все остальные, включая и его дочь Галину-Певунью, улыбаясь, приветливо кивали и даже кланялись. — Ждем вас! Как Ксана позвонила, что вы к нам собираетесь, с тех самых пор и ждем! Прошу! — распахивая передо мной калитку, пригласил он.

— У вас там вроде собака была, — напомнила я.

— Не бойтесь, Елена Васильевна! — успокоил он меня. — Она привязана! Да и не тронет никого, коль не прикажут.

Сидевший возле своей будки жутких размеров пес при виде нас вскочил и яростно завилял хвостом. Ну, это он не мне, а хозяину, успокоила себя я — еще не хватало думать, что уже и малознакомые собаки мне свое почтение выказывают.

— Прошу к столу! — сказал Диметр Романович, едва мы вошли в дом.

— Вообще-то, я по делу, — попыталась запротестовать я, но он даже слушать не стал:

— Обидеть нас хотите? — с напускной серьезностью спросил он. — Мы готовились! Дочка свои пироги фирменные испекла: с бараниной и петрушкой, а вы? А о делах и потом поговорить можно! Не убегут дела-то!

— Ой, убегут, Диметр Романович! — вроде бы шутливо сказала я.

— А мы их догоним! — рассмеялся он. — Чтобы от цыган да кто-то убежать смог? Да не было такого никогда! И впредь не будет!

Стол ломился! Какие там, у черту, пироги! Там было столько и всего, словно они ждали в гости не одну меня, а соседний цыганский табор.

— И служивых ваших покормим! — заверил меня старик и, разлив теперь уже действительно шампанское, предложил: — Ну, за должность вашу новую, Елена Васильевна! Чтобы работалось вам на ней долго и счастливо!

Потом мы пили за здоровье Павла Андреевича, Владимира Ивановича и мое собственное, да все это под невероятно вкусную закуску. Почувствовав, что начинаю понемногу осоловевать, я отвалилась от стола и, закурив, напомнила, что приехала все-таки по делу, справедливо опасаясь, что очень скоро цыгане разгуляются напропалую и действительно перейдут к песням и пляскам.

— Ох, Елена Васильевна! — вздохнул старик. — Знали бы вы, сколько добра для нас Павел Андреевич сделал! Поняли бы тогда, как мы рады, что помочь ему хоть чем-то можем! Что же за дело вас к нам привело такое срочное, что вам и праздник не в праздник?

— Плохое дело, — коротко ответила я и Диметр, сразу посуровев, единым только взглядом выслал всех из комнаты, где остались только мы с ним да Певунья с мужем.

— Говорите, Елена Васильевна! — серьезно сказал он. — Мы для Матвея хоть луну с неба достанем!

— За луной лазить не придется, — успокоила я его. — А вот одного подлеца в Баратове найти надо. Ваши люди всюду бывают, все видят и все слышат, им и карты в руки. Он ото всех скрывается, может, конечно, и внешность изменить, но вы уж постарайтесь! Десять тысяч долларов тому, кто его найдет, — и я, достав из сумки портрет Коновалова, протянула ему.

— Деньги у цыган лишними никогда не бывают, — сказал Диметр, беря портрет, но едва он взглянул на него, как подскочил на месте и из его горла вырвался какой-то утробный, звериный рык.

— Я смотрю, вы с ним знакомы? — осторожно спросила я, внимательно глядя на него, причем мое немного отупелое от обильной трапезы состояние тут же улетучилось.

Но Диметр ничего мне не ответил и продолжал смотреть на портрет, а лицо его было искажено гримасой такой неистовой ненависти, что даже мне стало не по себе.

— В Баратове он, говорите? — спросил он, наконец. — Ох, и праздник вы мне сегодня устроили, Елена Васильевна! Великий праздник у меня сегодня! Да я сам вдвое больше готов отдать, чтобы только этого мерзавца перед собой увидеть!

— Встречались вы с ним, значит, — уверенно сказала я.

— Ох, встречались мы, Елена Васильевна! — продолжая неотрывно смотреть на портрет, прорычал старик. — Он брата моего защищал! Много денег мы ему тогда заплатили! Сколько сказал, столько и дали! А потом он еще денег попросил, говорил, что для судьи. Да вот только, когда на суде мать моя, покойница, царствие ей небесное! — Диметр размашисто перекрестился и, все больше и больше распаляясь, продолжал: — На судью того поглядела, так тут же и сказала, что тот этих денег и в глаза не видел. И дали моему брату срок немереный! И заразился мой брат в колонии туберкулезом! И помер брат мой родной! — уже почти кричал он. — Я еще сразу же после суда хотел с этой мразью посчитаться! Несмотря на то, что у него крутые уголовники в лучших друзьях ходили! Да вот только мать моя сказала, чтобы отступился я до поры, что наступит мой день, и пересекутся наши с ним дорожки, и отомщу я ему за брата! Вот этот день и настал!

— Успокойтесь, Диметр Романович! — попросила я. — Давайте сядем и спокойно поговорим. Уголовники теперь за Коноваловым не стоят. За ним теперь, вообще, никто не стоит. Да вот беда в том, что он нам живым нужен. Слышите меня, Диметр Романович? — уже громче сказала я. — Он нам нужен живым!

— Живым, говорите? — переспросил меня старик и, словно очнувшись, твердо пообещал: — Хорошо! Я найду его, во что бы то ни стало, и отдам вам живым! А сейчас, — он кивком показал зятю на дверь, — мы вас оставим ненадолго — надо людям сказать, что враг наш общий объявился. Вы не волнуйтесь, Елена Васильевна, его с завтрашнего дня все от мала до велика, и дети, и старики искать будут и в городе, и в окрестностях. Под землей найдем! — с угрозой пообещал он и вышел вслед за зятем, а мы с Певуньей остались в комнате вдвоем.

— Галина! — воспользовавшись этим, сказала я. — Я ведь не только по этому делу приехала, у меня и к тебе просьба есть, — и я достала из сумки снимок Светланы. — Посмотри! Может быть, сможешь мне что-нибудь о ней сказать.

— Я попробую, Елена Васильевна, — она с явным сомнением взяла листок в руки. — Только по портрету много-то не скажешь!

— А мне много и не надо, — успокоила я ее. — Мне важно узнать, где ее искать, а то ее все никак найти не могут, а это очень важно. Для меня важно! — подчеркнула я.

— Хорошо! — она по примеру своей бабушки села в то же кресло, в котором когда-то та предсказала мне встречу с Орловым, положила на журнальный столик портрет, а поверх него свои руки, закрыла глаза и довольно долго молчала, а потом начала говорить: — Далеко она отсюда… Очень-очень далеко… Много дней туда добираться надо… Вода вокруг нее… Одна вода вокруг… Плохо ей… Плачет она часто, но украдкой, когда не видит никто… А сама она в больнице какой-то, но не больная она, потому что халат на ней белый… А больница какая-то странная — почти одни мужики вокруг… И ребеночек у нее будет… Сын… Господи! — внезапно воскликнула Певунья. — Плохо-то ей как! Но скоро все изменится… Я вижу! Кончатся скоро ее несчастья! Радоваться она будет! Ох, как же она будет радоваться! А потом…

— Хватит, Галина! — остановила ее я. — Я уже поняла все, что надо! Спасибо тебе! А то смотри, устала как! Даже на висках пот выступил.

— Да! — согласилась она. — Нелегко это. Тем более по фотографии. А у вас, я гляжу, — и она начала, как и ее бабушка прошлым летом, смотреть куда-то поверх моей головы, но я резко оборвала ее:

— Молчи! Я ничего не хочу знать о своем будущем! Хватит с меня и того, что было! — и, видя, что она собирается возразить, решительно заявила: — Я понимаю, Галина, что ты это из лучших побуждений, но не надо! — и, криво усмехнувшись, добавила: — Может, не будь предсказания твоей бабушки, моя жизнь по-другому бы повернулась.

— Нет, Елена Васильевна, — возразила она. — Это не бабушка моя виновата, а характер ваш поперечный. Вы словно сами себе все назло делаете!

— Твоя правда, Галина! — невесело согласилась я. — Только, что сделано, то сделано и назад не вернешь! Да и себя мне не переделать! — и вздохнула, а она, увидев это, собралась, было, что-то сказать, но я пресекла эту попытку на корню: — Молчи, Галина! Добром прошу: молчи! — на что она осуждающе покачала головой, но не сказала ни слова.

Я забрала у нее снимок Светланы, положила его сумку и, вернувшись на свое место около стола, начала машинально отщипывать кусочки невероятно вкусного пирога, думая о том, что же такого мог сказать Колька Орлову, что мигом утешило его. Но тут вернулся Диметр Романович и с порога заверил меня:

— Все сделано, Елена Васильевна! Обещаю: вы получите этого человека.

— Живым! — напомнила я, поднимаясь.

— Живым-живым! — подтвердил он. — Я же дал вам слово.

— Ну, что ж! Буду ждать от вас вестей!

Я, также как и Самсонову, оставила ему свою визитку с дописанным номером своего личного сотового и в его сопровождении направилась к машинам. Вячеслав с Сережей и остальные ребята выглядели такими довольными и счастливыми, что я поняла — их тоже угостили на славу.

— К вам домой, Елена Васильевна? — спросил Сергей, когда я, решив, что теперь могу и в своей машине поехать, села на заднее сидение.

— Домой! — устало откликнулась я и повторила: — Соберу вещи и в усадьбу.

— Так их там уже Маринка собирает, — сообщил мне Слава, усаживаясь впереди — до этого он о чем-то таинственно шептался с Певуньей. — Их, — он кивнул на машины охраны, — старший уже отзвонился туда, так что и комната вам тоже приготовлена.

— Господи! — взмолилась я. — Скорей бы кончился этот безумный день! — и посмотрела на часы — было около девяти. — Вот, честное слово, как только приедем, так тут же рухну и, если кто-нибудь вздумает меня до утра побеспокоить, то я за себя не ручаюсь. А о чем ты, Слава, с гадалкой-то секретничал, а? — спросила я, когда мы уже выехали из слободы на шоссе.

— Да вот… — замялся он. — Сказала она мне…

— Ну-ну? — подбодрила его я.

— Ну… Она сказала: «Не сомневайся! Ты ей тоже очень нравишься!», — смущенно почти прошептал он.

— М-да! — хмыкнула я. — И я даже знаю, кто эта таинственная «она». Ладно, ребятишки! Совет вам да любовь!

— А вам она велела передать… — начал, было, Вячеслав, но я возмущенно перебила его:

— Нет! Ну, что она за особа такая неугомонная! Я же ей сказала, что ничего о своем будущем знать не хочу!

— Так она же, как лучше, хотела! — растерянно возразил мне Слава.

— Лучшее — враг хорошего! — назидательно ответила я и подытожила: — Все! Вопрос закрыт! — и, достав сотовый, позвонила Вадиму: — У нас есть позиции на Дальнем Востоке? — спросила я, когда он мне ответил.

— А как же? — удивился он. — Конечно, есть! Представительство во Владивостоке и его отделения на Магадане и Сахалине — у нас же целая флотилия рыболовецких сейнеров.

— Вот и замечательно, — обрадовалась я. — Срочно свяжись с ними и распорядись, чтобы они проверили все ведомственные госпитали и больницы, потому что Светлана где-то в том регионе в каком-то из них медсестрой работает.

— Как ты смогла так быстро все выяснить? — обалдел Вадим.

— Совершенно ненаучным способом, но Певунья вряд ли ошибается, — устало ответила я. — Думаю, что теперь, наконец, в этой истории появится ясность и, не знаю, как остальные, а лично я вздохну с большим облегчением.

— Сейчас же свяжусь с ними, — пообещал он и я, выключив телефон, действительно с облегчением вздохнула — ну, слава богу, хоть об этом мне больше волноваться не надо было.