Сон в летнюю ночь для идеальной пары. Роман

Лилия Максимова

Однажды подруга сказала Лизе, что в жизни женщины присутствует, как минимум, четверо важных для нее мужчин. Друг: с ним здорово поговорить «по душам», но… никакого секса! Любовник: для него – только секс, не стоит мучить его откровениями. Муж: ему положено немного того и чуть-чуть другого. И начальник: он как решит – так и будет! Лиза рассмеялась, пошутив, что ее любимому мужу приходится отдуваться за всю четверку. Она даже не предполагала, что и остальные трое тоже появятся в ее жизни.

© Лилия Максимова, 2021

ISBN 978-5-4483-8664-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Владивосток, 1986 год

— Ненавижу! Ненавижу эту школу! — отчаянно рыдала Лиза Лучинская, спрятав лицо в свою подушку. — Мама, они мне все чужие!

Ольга Михайловна тяжело вздохнула и, присев на постель дочери, погладила девочку по встрепанным волнистым волосам каштанового цвета.

— Лиза, сначала все люди друг другу чужие, — попыталась успокоить она зареванное существо, которое только что избило кулаком подушку, а потом в ней же и стало искать утешение. — Сначала чужие, а потом знакомятся, находят новых друзей…

— Друзей? — Лиза подняла на маму полные слез серебристо-серые глаза, вытерла их наволочкой и упрямо помотала головой. — С ними нельзя дружить. Они… Они же просто дикие!

Ольга Михайловна рассмеялась:

— Вот и хорошо, значит — они похожи на тебя!

— Да я ангел по сравнению с ними! — фыркнула Лиза, потом она села на постели, сосредоточенно расправила полы своего халатика, (что делала крайне редко), и с надеждой посмотрела на мать. — А можно я вернусь в свою школу?

Маму заметно передернуло.

— Нет, Лиза, об этом не может быть и речи.

Она начала подниматься, но дочка обхватила ее за талию и скороговоркой затараторила:

— Я больше не буду спорить с учителями, и жечь парты увеличительными стеклами, и прыгать с крыши — тоже не буду! — Она на секунду задумалась о том, что бы такое еще пообещать, и победоносно закончила. — А после уроков — сразу домой!

Ольга Михайловна с сомнением покачала головой.

— Не знаю, Лиза, вряд ли это возможно. К тому же, твоя старая школа в пяти остановках езды на автобусе. Подумай, во сколько тебе придется вставать, чтобы не опаздывать к первому уроку! — Дочь явно собиралась возразить, но Ольге Михайловне уже порядком надоел этот спор. Она решительно встала и пресекла дальнейшие препирательства. — Хватит, Лиза! Ты уже не маленькая, а в новой школе, возможно, у тебя появится шанс найти нормальных подруг вместо тех сорванцов, которые крутились вокруг тебя раньше. Тебе уже тринадцать лет. Тринадцать, а не семь! И девочке твоего возраста полагается вести себя… ну, спокойнее, что ли. Какой пример ты подаешь сестрам?

Лиза всплеснула руками:

— Ты хочешь сказать, что это я должна брать с них пример, да? Носить туго заплетенные косички, брать тебя за руку, когда перехожу дорогу, и барабанить гаммы по три часа в день? — В ее голосе послышалось отчаянье. — Мама, но ведь это они — первоклашки! Я уже в седьмом, и быть такой паинькой — просто смешно!

— Ах, Лиза, если бы ты была паинькой, когда была первоклашкой!

Теплая улыбка Ольги Михайловны имела оттенок иронии и показывала, что предположение далеко от истины, как фантазии Буратино. Она еще раз погладила кудрявую голову старшей дочери и, вздохнув, отправилась готовить обед.

— Все равно я ненавижу эту школу и хочу обратно! — донеслось ей вслед сердитое ворчание Лизы, которая все-таки нашла способ оставить последнее слово за собой.

За порогом детской Ольгу Михайловну поджидали младшие дочери, благоразумно державшиеся подальше от перепалки. Им не терпелось напомнить маме, что в семье Лучинских трое детей, а не одна только Лиза, у которой хватило совести отнимать внимание мамы целых полчаса. А ведь у них, двойняшек, сегодня случился значительно более важный день!

— Мам, а ты знаешь, что нашей учительнице подарили столько цветов, что они не поместились в вазу, и пришлось поставить их в ведро? — проинформировала родительницу серьезная Катя, как только Ольга Михайловна оказалась в зоне слышимости.

— А мне старшеклассники, которые нас в класс отводили, сказали, что у меня самый красивый и самый огромный бант! — гордо заявила веселая Анютка, стремясь порадовать маму, которая неустанно заботилась о внешнем виде дочерей.

— Ну, бант-то у меня лучше! — тут же вступила в спор ее сестра-двойняшка и с досадой добавила. — И вообще, нас с Аней сегодня два раза перепутали! А мы ведь совсем не похожи! Правда, мам? У нас и глаза разные, и волосы.

— Конечно, Катя. Конечно же, вы все разные, — поспешно согласилась Ольга Михайловна, стремясь хоть на этот раз избежать пререканий. — Давайте пойдем на кухню, вы поможете мне порезать хлеб и все-все расскажете.

«Как трудно все-таки воспитывать детей без отца, — мысленно огорчилась она, слушая оживленное воркование дочек, поминутно перебивавших друг друга. — Хотя если бы на работе узнали, что я не могу справиться с тремя девочками — засмеяли бы!»

Ольга Михайловна Лучинская преподавала в музыкальном училище, и держать в узде класс из двух десятков студенток входило в ее прямые обязанности. Причем справлялась она весьма неплохо. Но дочери… Дочери — это совсем другое. Скорей бы уже их папа вернулся из рейса!

Семьи, в которых отец отсутствует дома десять месяцев из двенадцати, во Владивостоке — вовсе не редкость. Город моряков и рыбаков встречает мужчин с распростертыми объятиями. Как дорогих гостей. Хозяйками же в доме, безусловно, являются женщины, самые мудрые из которых отдают пальму первенства мужьям… но только на время их отпуска.

Валентин Сергеевич Лучинский был капитаном дальнего плавания Дальневосточного Морского Пароходства, а Ольга Михайловна — мудрой женщиной, поэтому с момента его возвращения из рейса и до момента отъезда перекладывала на мужа обязанности главы семьи и становилась «слабой половиной». Что было для разнообразия чрезвычайно приятно.

Последний рейс Валентина Сергеевича затянулся дольше, чем обычно, и Ольга чувствовала, что ее способность быть сильной на пределе. Трехкомнатная квартира, которую их семья получила в новом доме несколько месяцев назад, была доведена до ума и отремонтирована ее стараниями, и Лучинская надеялась, что к моменту переезда муж будет уже дома. Но — увы! Возвращение судна капитана Лучинского отложили на месяц, потом еще на полтора, а тянуть с переселением и дальше было невозможно: 1-е сентября девочки должны были встретить в новой школе.

Двойняшки сели за парту в первый раз, а Лиза… Лизу непременно надо было увозить из старой школы. На последнем родительском собрании классная руководительница просто умоляла Ольгу Михайловну об этом: «Девочку нужно срочно спасать. Срочно! — с чувством восклицала она после рассказа об очередной проделке ученицы: Лиза с приятелями закрыла кого-то в туалете на целый урок. — Она такая способная, у нее светлая голова. Но как она себя ведет? Это же просто Хан Мамай в юбке, и дружит с одними хулиганами! — Классная сделала многозначительную паузу. — Ольга Михайловна, неужели вам не стыдно? Девочка остается третий год без похвального листа только из-за того, что водится с плохой компанией. У директора не поднимается рука ко всем ее пятеркам и отличной учебе добавить фразу „примерное поведение“. Если так и дальше будет продолжаться, Лизе не видать золотой медали, как своих ушей!»

Ольге Михайловне приходилось краснеть практически на каждом родительском собрании: учителя сначала хвалили ее старшую дочь за успехи в учебе, потом вспоминали то, что она натворила за последний месяц — и собрание превращалось в пытку. К жалобам педагогов частенько присоединялись родители обиженных одноклассников, которым Лиза умудрилась намазать стул клеем или прилепить жвачку в волосы, и мама ученицы Лучинской начинала жалеть, что не может провалиться на этаж ниже.

Несмотря на весь педагогический талант Ольги Михайловны, попытки привить девочке манеры юной леди терпели крах раз за разом.

— Лиза! — взывала она к совести дочери после телефонного звонка разъяренной мамы ее одноклассницы. — Чем тебе сегодня не угодила Люба Михайлова? Неужели на уроке математики тебе нечем было заняться, кроме разрисовывания ее сумки?

Лиза прикрыла ресницами серебристые глаза:

— Ну, конечно, нечем, мамочка! — с ангельским видом поведала она. — Задачки были легкие, я с ними в два счета справилась! А когда начала решать домашнюю работу… Ну, просто, чтобы время сэкономить… Любка про это наябедничала, (как обычно, кстати!), и Марья Сергеевна меня к доске вызвала, чтобы я решение классу объясняла. Вот скучища, представляешь? Задачка-то пустяковая, а никто решить не мог. — Лиза возвела глаза к потолку, потом вдруг оживилась. — А Михайлова эта мне всю тетрадку изрисовала, пока я у доски мелом пачкалась. И после этого ты удивляешься тому, что стало с ее сумкой? Заметь, если бы я занялась своей «домашкой», Любка бы сохранила имущество и ногти, которые переломала, пока оттирала сумку от чернил.

Когда у Ольги Михайловны заканчивалось терпение, она пыталась прибегнуть к авторитету отца семейства. Но Валентин Сергеевич, который обычно поддерживал жену во всех ее начинаниях, в таких случаях принимал сторону дочери.

— Оленька, — мягко, но настойчиво убеждал он супругу. — Лиза ведь не просто прыгала с мальчишками с гаража — они проверяли на себе действие силы тяжести. Сегодня на уроке физики им рассказывали про закон Ньютона, не могут же они принимать на веру столь абстрактные вещи! Это даже хорошо: дети ставят практические опыты. Я и секундомер им для экспериментов одолжил…

Подобные методы воспитания детей Ольга Лучинская не одобряла, но спорить было бесполезно. В общем-то, отец баловал не только Лизу, но и «всех своих девочек», включая супругу, но только со старшей дочерью он разговаривал «на равных». Вместе они вязали морские узлы, когда Лиза заявила, что ей незачем держать в руках обыкновенные спицы для женского вязания. Вместе рассматривали морские атласы и карты, в которых не находила ничего интересного Ольга Михайловна. Вместе ходили в небольшие пешие походы по краю, от которых уставали младшие девочки, и отказывалась их мама. Короче говоря, Лиза и ее отец были друзьями.

Вероятно, если бы в семье был хоть один мальчик, воспитание «по морским законам» досталось бы ему, но… Семь лет назад ожидание второго ребенка в семье Лучинских обернулось большим сюрпризом, и вместо сына, которого Валентин уже мысленно качал на руках, он получил в подарок от жены и природы двух очаровательных дочерей. Надо отдать ему должное: Валентин Сергеевич расстроился лишь на минуту и встретил супругу из роддома с огромным букетом и широченной улыбкой на лице. Ольга все же чувствовала некоторую вину перед мужем за то, что не родила ему сына. Возможно, поэтому и позволяла воспитывать старшую дочь, как сорванца.

Зато на поведение Кати и Ани жаловаться приходилось редко: как правило, двойняшки отличались покладистым нравом и послушанием. Они были маминой отрадой и воплощением всех ее принципов воспитания. Их платьица редко бывали испачканными и никогда — рваными, а бантики держали прическу до самого вечера. Ольга была профессиональным музыкантом и считала своим долгом приобщить девочек к музыке. Младшие дочери тянулись к фортепиано с самого детства, радуя маму… в отличие от Лизы.

После года мучений в музыкальной школе старшая дочь преподавательницы музучилища решительно закинула на шкаф ноты с этюдами Черни и закрыла крышку пианино.

— Мам, эти гаммы и аккорды — жуткая тоска. Зачем мне учиться дальше?

— Ну, — улыбнулась Ольга Михайловна, думая, что знает ответ, который может удовлетворить любую девочку, — игра на фортепиано — это красиво, кроме того, это всегда нравилось мужчинам… и мальчикам тоже.

Лиза странно посмотрела на мать:

— Но ведь папа тебя полюбил не за это.

Ольга Михайловна поняла, что ее «загнали в угол», и раунд был проигран.

Постепенно Лиза добилась получения «вольной» не только от занятий по фортепиано, но и от вышивания, рисования и других типично девичьих занятий, любовь к которым старательно пыталась привить ей мама. Лизе Лучинской больше нравился активный отдых, поэтому Ольге Михайловне оставалось только гадать, с чем вернется ее дочь после очередной прогулки: с разбитой коленкой после катания на скейте или с порванной штаниной после игры в футбол?

Единственное, на что не приходилось жаловаться Лизиной маме — это на школьную успеваемость дочери. Испытывая аллергию к черновикам и многочасовой «зубрежке», Лиза умудрялась учиться на одни пятерки, причем делала это с невероятной легкостью.

И вот сегодня, в первый день в новой школе, на которую возлагалось столько надежд, Лиза закатила жуткую истерику. О том, чтобы разрешить дочери вернуться к старым друзьям, Ольга Михайловна и думать не хотела, но если Лиза не подружится с новыми и из-за этого, не дай бог, «съедет» на «тройки»…

«О, Господи! — с ужасом подумала Ольга. — Если Лиза еще и учиться перестанет — останется только отправить ее в суворовское училище!»

А старшая дочь тем временем с досадой вспоминала свой не слишком-то удачный «дебют» в новой школе.

После линейки в школьном дворе Лиза нервничала еще сильнее, чем утром. Ребята из ее нового класса показались ей чужими и неприветливыми. На линейке они радовались встрече после каникул, весело болтали друг с другом, а ее просто не замечали. Лиза попыталась заговорить с двумя девочками, но те ее проигнорировали, как будто она была пустым местом. Официальная часть мероприятия, в конце концов, закончилась, и ученики двинулись в сторону классов. Чтобы собраться с духом, Лучинская намеренно отстала от ребят.

Зеркало, висевшее на стене напротив кабинета 7 «В», вдруг поймало ее отражение, и Лиза остановилась. Не то, чтобы она очень сильно беспокоилась насчет своей внешности, но первое впечатление все же — штука важная. Лиза придирчиво оглядела себя, явно не отдавая отчета в том, что выглядит довольно привлекательно.

Хотя школьная форма и кружевной белый фартук, стараниями Ольги Михайловны подогнанные по фигуре дочери, все же выдавали некоторую подростковую угловатость, характерную для девочек, которым суждено расцвести позже других, лицо Лизы сразу привлекало внимание необычайной живостью ярких серебристых глаз с густыми длинными ресницами. Маленький рот и чуть вздернутый носик совсем не портили впечатления, а волосы… Длинные волосы являлись предметом постоянного беспокойства. Как ни боролась Ольга Михайловна за тугие косички или хотя бы аккуратно собранный «хвост», прическа Лизы через полчаса после укладки всегда выглядела одинаково: волнистая грива каштанового цвета и кудряшки, непослушно обрамляющие лицо. Несколько раз, измучившись с мытьем головы, Лиза порывалась подстричься «под мальчика», но Ольга Михайловна в этом вопросе «стояла насмерть», справедливо полагая, что шикарные волосы дарят облику дочери неповторимую мягкую женственность, которой пока не хватало ее характеру.

— Ладно, не зеркало красит человека, а человек — зеркало, — буркнула Лиза, поправляя пионерский галстук, и, оставшись недовольна осмотром, «на выдохе» открыла дверь кабинета.

На первый взгляд, то, что творилось в классе, ничем не отличалось от атмосферы, царящей 1-го сентября в любом другом школьном коллективе. По классу летали тряпки, на доске кто-то рисовал человечков, похожих на дистрофиков, ниже картинок красовалась надпись: «Стэп — дурак». В уголке класса стайка девчонок обсуждала оттенок розовой помады, которая красовалась на губах у каждой из них, а возле окна высокий светловолосый парень демонстрировал одноклассникам новый плеер.

«Вроде бы на сумасшедший дом не похоже», — с некоторым облегчением подумала Лиза и, стараясь не привлекать внимания, огляделась в поисках свободного места. Сделать это оказалось не так уж просто, потому что ребята постоянно перемещались, как молекулы в соответствии с законом Броуновского движения, и у Лизы не осталось выбора.

— Не подскажешь, куда здесь можно приземлиться? — тронула она за плечо одну из девушек, которая составляла «арьергард» косметического кружка.

Та оглядела Лучинскую с ног до головы и громко доложила:

— Снежана, к нам новенькая!

Стайка быстро расступилась, и Лиза увидела в центре кружка симпатичную блондинку с модной прической-«асимметрией» и в накрахмаленном фартуке. Она была такая женственная и аккуратная, что походила на куклу, и Лизе вдруг захотелось брызнуть в нее чернилами.

— Так — та-ак! — произнесла Снежана тоном императрицы и наморщила хорошенький носик донельзя правильной формы. — Куда же нам тебя девать?

Лиза слегка удивилась:

— Я думаю, что за парту. На шкафу сидеть я как-то не привыкла.

Брови Снежаны взлетели вверх.

— Не дерзи мне, дорогуша, это может тебе боком выйти, — предупредила она и, произведя осмотр своих «фрейлин», приказала. — Садись-ка вон туда, за третью парту, Варя давно без соседки сидит. А там — посмотрим…

После этих слов интерес общества к Лизе иссяк, и кружок вновь сомкнулся. «Хозяйка» третьей парты выделилась из толпы и, проводив новую одноклассницу «к ее месту поселения», приветливо улыбнулась.

— Давай знакомиться. Я — Варя Ракитина.

Ростом девушка была гораздо выше Лизы, а ее уже округлившиеся формы делали школьный фартук нелепой деталью туалета. Карие глаза с любопытством смотрели на новенькую.

— Лиза Лучинская, — представилась Лиза и хмыкнула. — Ну и порядки тут у вас. Как в армии.

Варя тихо хихикнула:

— В точку. Снежана Белянская у нас здесь что-то вроде королевы класса, а это, — она указала глазами на высокого юношу с плеером, — ее парень, Артем Золотов.

Его имя Ракитина произнесла с придыханием, и Лиза сразу поняла, что в этом классе быть влюбленной в Артема — хороший тон. Золотов и впрямь являл собой образец успешного молодого человека, будто недавно сошедшего со страниц журнала «Те, по кому сохнут девчонки». Осветленная челка, импортный костюм и слегка небрежная манера разговора — все играло на его имидж, над которым Артем, вероятно, часами трудился перед зеркалом.

— Ясно. А все остальные — тоже ее ухажеры? — Лучинская кивнула в сторону Снежаны.

— Практически, да, — пожала плечами Варя, вдруг задумавшись о несправедливости этого мира. — Даже Степка Карнаухов по ней сохнет. А уж куда ему…

Не узнать Степку было невозможно по прилепленному к его спине листку бумаги, на котором значилось: «Стэп Карнаухов — балбес вислоухий». Парень, не подозревающий о высокохудожественной надписи, был щупленьким и сутулым, а уши у него действительно солидно оттопыривались.

— А почему «Стэп»? — заинтересовалась Лиза, наблюдая, как за спиной Карнаухова народ покатывается со смеху.

Варя сделала неопределенный жест:

— Ну, это вроде от английского «step» — «шаг» то есть. Он ведь за Снежаной по пятам ходит.

— И что же Артем — не возражает? — поразилась Лучинская терпению главного героя «королевы».

Настал Варин черед удивляться:

— Да какой же он Артему соперник? Так, младший паж ее величества…

Из коридора вдруг послышалось нестройное пение: «Гоп-стоп! Мы подошли из-за угла!» И в класс ввалился живописный экземпляр мужского пола: расстегнутый пиджак без доброй половины пуговиц, ярко-рыжая шевелюра, давно мечтающая о стрижке, и пионерский галстук, о существовании которого можно было догадаться по торчащему из кармана мятому языку алого цвета.

— Гоп-стоп! Ты много на себя взяла. — Вновь прибывший отвесил солидный подзатыльник Карнаухову и, рухнув за первую парту, продолжил вокальную партию. — Теперь расплачиваться поздно, посмотри на небо…¹

Нижняя челюсть Лизы непроизвольно отвисла.

— Это, должно быть, «легенда класса»? — безошибочно угадала она амплуа безголосого певца.

Слова прозвучали громче, чем ей хотелось бы, и в классе внезапно образовалась тишина. Тряпки окончили свой полет на аэродроме у доски, кружок девчонок распался. Притаившись, 7“В» стал ждать реакции «легенды».

Рыжеволосый поднялся, повернулся на 180 градусов и развел руками:

— Опаньки! Ты посмотри на эти звезды… — закончил он речитативом свою песню. — Да у нас новенькая!

Сердце Лизы на мгновение сжалось. Неизвестно ведь, что выкинет этот Бармалей на глазах у всего класса… Парень подошел к третьей парте и шикнул на Варю:

— Ну-ка, брысь отсюда, Варежка!

Соседка мигом испарилась, а рыжий уселся верхом на ее стул. Вблизи он оказался не таким уж Бармалеем. Лиза отметила ясные, незамутненные глаза «легенды» и отсутствие грязных пятен, которые предполагала увидеть на его лице и одежде.

— И как это ты меня только что назвала? — вопрошающе произнес он, сильно подавшись вперед.

Лиза неожиданно улыбнулась: кажется, что человеку море по колено, а ведь волнуется по поводу прозвища!

— Легендой, — бесстрашно повторила она. — В каждом классе есть кто-то, про кого сочиняют истории, а потом пересказывают младшеклассникам. В назидание. Это про тебя?

Рыжий задумался. Вроде бы сказанное ничем не попирало его достоинства.

— Ладно, — одобрил он. — Можно сказать, что про меня. Но вообще-то, подруга, я не рвусь к славе.

7 «В» вздохнул и расслабился. Тишину снова нарушила Лиза.

— Я тебе не подруга, — громко возразила она рыжему «скромнику».

— Чево-чево?

Наглость девчонки переходила уже все границы. Рыжий почувствовал новую угрозу своему авторитету и, решив разобраться с возмутительницей спокойствия раз и навсегда, угрожающе навис над ней.

— Да я…

— Ты тоже мне не друг, — спокойно перебила его Лучинская, не двигаясь с места. — Мы еще даже не знакомы.

Глядя Бармалею прямо в глаза, она первая протянула ему руку. В полном соответствии с этикетом.

— Я — Лиза. А ты?

— Чево? — ошалело проговорил рыжий и тут же спохватился. — А-а… ну, Гриша я. Лихаманов.

Лиза продолжала держать на весу правую руку с открытой ладонью и недвусмысленно указала на нее глазами. Лихаманов оценил расстояние, дружественный жест и саму Лизу, усмехнулся и… принял рукопожатие.

— Ты чё, меня совсем не боишься? — недоверчиво поинтересовался он.

Лиза склонила голову набок и лукаво улыбнулась:

— А должна?

— Не знаю, может, и не должна. — Он пожал плечами, потом обвел взглядом молчаливую аудиторию одноклассников и громко провозгласил. — В натуре, а чё меня бояться-то? Я человек добрый.

Лихаманов встал и, сделав вид, что хочет заграбастать трех девчонок, стоявших рядом, получил удовлетворение от их пронзительного визга.

Звонок на урок застал Гришку в раскрытом на парте «дипломате», куда он с головой погрузился в поисках учебника алгебры. Ровно по звонку дверь распахнулась, и в кабинет не вошла, а буквально ворвалась учительница. Все моментально вскочили, вытянувшись по стойке «смирно». Даже Лихаманов.

Проходя мимо Гришки, математичка точным движением смахнула с парты его «дипломат». Тот с грохотом повалился на пол, рассыпавшись тетрадями, учебниками и какими-то запчастями. Сверху оказалась алгебра.

— О! — обрадовался Лихаманов. — А я-то ее искал!

— Здравствуйте. Садитесь, — как ни в чем не бывало поприветствовала класс учительница, и Лиза подумала, что, вероятно, авария произошла по неловкости. С кем не случается? Предположение не подтвердилось. — Лихаманов, ты опять не готов к уроку? Сейчас же убери этот свинарник и марш на место, — возмущенно велела математичка, проигнорировав тот факт, что именно она явилась причиной беспорядка.

К Лизиному удивлению, Лихаманов покорно кивнул и принялся подбирать вещи с пола. «Круто, — мысленно прокомментировала эпизод Лучинская. — Да тут похлестче, чем в суворовском училище!»

Несмотря на молодость и приятные черты лица, математичка и впрямь смахивала на командира роты: высокая, стройная, с короткой стрижкой и резким голосом. Только ее глаза пронзительно-зеленого цвета заставляли задуматься о принадлежности этой дамы к слабому полу.

Пробежав взглядом по лицам семиклассников, учительница остановилась на Лизе.

— Лучинская, да? — и получив утвердительный ответ, продолжила. — Ну, здравствуй. В этом году ты у нас единственная новая ученица, поэтому представлюсь отдельно. Евгения Юрьевна Леднева, классный руководитель 7 «В», преподаю математику. Это очень удобно, потому что с моих уроков не сбежишь: математика нужна всем. Ты согласна?

— В общем — да, — кивнула Лиза.

— Кстати, Лучинская, что у тебя было по алгебре в старой школе?

— Пять.

— М-м-м, — уважительно протянула Евгения Юрьевна. — А геометрия?

— Пять, — повторила Лучинская.

Классная заинтересовалась:

— А по остальным предметам?

— То же самое.

Наблюдая за выражением лица учительницы, которое изменилось от равнодушного до умеренно-уважительного, Лиза улыбнулась. Но передышка была короткой.

— Отличница, что ли? — скептически переспросила новенькую Евгения Юрьевна и тут же обнадежила. — Это мы еще посмотрим! А теперь по плану у нас должен быть урок Мира. Итак, все здесь знают, что война — это плохо, а мир — хорошо? — Она строго посмотрела на класс, и класс дружно хихикнул. — Ну, тогда «миру — мир», и займемся математикой!

Обед заканчивался. Катя и Аня давно уже выскочили из-за стола, а Лиза все так же вяло ковыряла в тарелке с супом, как и час назад. Ольга Михайловна покачала головой.

— Лиза, может быть, хватит устраивать поминки по своей старой школе? Уверена, что если ты перестанешь разыгрывать эту трагедию, все окажется не так уж и страшно. — Она пристально посмотрела на старшую дочь. — А знаешь, что? Сходи-ка ты в магазин, за сахаром. Мы ведь торт собирались печь.

— Не хочу я торта, — фыркнула Лиза, изрядно слукавив: она все еще дулась. — Я даже не знаю, где здесь магазин.

Голос мамы был бодр и решителен:

— Отлично! Значит, у тебя есть шанс прославиться в качестве первопроходца!

Повертев в руках пустую сумку для продуктов, Лиза трижды нажала кнопку вызова лифта. Тишина, которая стала ответом, указывала на то, что лифт тихо умер в своей шахте. «Если уж в жизни не везет — так и лифт везти не хочет», — мрачно подумалось Лучинской, и она отправилась вниз по лестнице, попутно изучая этажи своего дома.

По сравнению с их восьмым этажом, который еще был завален пустыми коробками после позавчерашнего переезда, площадка седьмого находилась в идеальном порядке: два деревянных ящика-ларя, в каких обычно хранили картошку и банки из-под краски, и аккуратно расписанные узорами стены. На шестом этаже было пусто: жильцы, вероятно, еще не заселились, а пятый…

Спустившись на пятый, Лиза увидела двух ребят примерно своего возраста: один был брюнет, другой — светловолосый. Удобно примостившись на «картофельном» ларе, парни сосредоточенно разглядывали журнал, который лежал у них на коленях. Лиза собиралась уже пройти мимо, но один из ребят, тот, что потемнее, поднял голову от чтива и удивленно произнес:

— О! Привет, одноклассница! Ты, оказывается, в нашем доме живешь?

Лучинская внимательно пригляделась: волосы цвета темного дуба, слегка вьются, челка волной упала на лоб, на носу — несколько озорных веснушек. Другой парень, блондин, кивком поздоровался с ней, его светло-серые, почти голубые глаза улыбались, на подбородке алел небольшой свежий шрам. Узнавание не пришло, и Лиза без энтузиазма откликнулась:

— Привет! Если честно — я вас не помню, но должно быть, вы из того кошмара… то есть, — запнулась она, сообразив, что могла ненароком обидеть их. — Я хотела сказать, из 7 «В»?

Разговорчивый брюнет насмешливо фыркнул:

— А я думал, ты не боишься называть вещи своими именами: кошмар — есть кошмар. Это же школа!

— В моей старой было не так уж плохо, — пожала плечами Лиза и, решив поддержать свой имидж прямолинейной, кивнула в сторону иллюстрированного журнала. — «Плейбой» читаете?

Парни дружно рассмеялись.

— Лучше, — признался светловолосый, разворачивая в сторону собеседницы глянцевую фотографию гоночного автомобиля размером в две страницы. — Здесь все о последних соревнованиях «Формулы-1». Сашка болеет за «Феррари», а я — за «Мак-Ларен».

Под прицелом изучающих глаз новых знакомых Лучинская все же рискнула уточнить:

— Это что — команды разные?

— Соображаешь, — одобрительно хмыкнул Сашка и соскочил с ящика. — Я — Задорин, Александр, а это — Олег…

— Клементьев, — закончил за друга Олег, тоже спрыгивая на пол.

— А я…

— Лиза Лучинская, слышали сегодня, — практически хором продекламировали ребята.

Лиза усмехнулась:

— Ну, раз вы все знаете, может быть, объясните мне, где в этом районе продуктовый магазин?

На обмен взглядами парням хватило секунды.

— Мы не просто объясним, — ответил Сашка, с многозначительным видом вручая Олегу журнал с «Формулой», — мы покажем тебе дорогу.

Помешивая тесто, Ольга Михайловна с беспокойством посмотрела на часы. В пятый раз за последние пять минут. Лиза ушла за сахаром почти два часа назад, но до сих пор ни сахара, ни Лизы в доме не прибавилось. Ольга Михайловна вздохнула и поставила тесто в холодильник. Нет, это просто невозможно! Даже если дочь вынуждена была искать этот магазин по компасу, она уже давно должна была вернуться!

За входной дверью послышались шаги, и ключ повернулся в замочной скважине. «Ох, наконец-то, — с облегчением подумала Ольга Михайловна. — Пора перестать так волноваться: Лиза — большая девочка и…»

Большая девочка вошла в квартиру и, сбросив туфли, направилась в кухню. Настроение ее явно изменилось в лучшую сторону: Лиза улыбалась и что-то напевала себе под нос.

— А, знаешь, мам, здесь не так уж и паршиво, — заявила она Ольге Михайловне. — И друзей я уже нашла. Они в нашем доме живут. Классные ребята!

— Мальчишки? — затаив дыхание, спросила ее мама, почему-то заранее уверенная в ответе дочки.

— Ага, — беззаботно кивнула Лиза, выкладывая на стол пачку сахара-рафинада. — Они гонками увлекаются, всеми подряд: от вело — до «Формулы», представляешь? На прошлой неделе во дворе соревнования устроили, на велосипедах. Правда, Олег в овраг слетел, кувырком, — задумчиво добавила она, — но это неважно… У него папа врач, он сказал, что через пару месяцев и шрама на подбородке не останется… — Лиза остановилась, и вдруг ее осенила новая идея. — Мама, а давай дадим папе телеграмму, чтобы он привез мне велосипед?

Ольга Михайловна застыла в немом ужасе, а Лиза, решив, что вопрос обсуждению не подлежит, удовлетворенно кивнула.

— Значит, так и сделаем. Да, мам, — вдруг вспомнила она. — Сахар-песок в магазине закончился, поэтому я рафинад купила.

Она чмокнула маму в щеку и удалилась, гордая своей изобретательностью. Ольга Михайловна в бессилии осела на табуретку.

— Боже мой! Все начинается сначала! — сокрушенно покачала головой она и умоляюще посмотрела наверх. — Лишь бы только школу не подожгли.

Пачка сахара-рафинада одиноко лежала на столе, и Ольга Михайловна вернулась к повседневным делам: нужно было придумать, каким образом впихнуть кирпичики рафинада в тесто для торта. Впрочем, для изобретательной советской женщины это вряд ли можно было считать проблемой.

Тихон Капитонович беспомощно смотрел на 7 «В» класс, который в полном составе стоял на ушах, и его редкие седые волосы, зачесанные на лысину, шевелились от отчаяния. Этот скромный, немного суетливый человек давно уже проклял тот день, когда он, уважаемый преподаватель биофака Дальневосточного Государственного Университета с тридцатилетним стажем поддался на уговоры директора общеобразовательной школы подработать «почасовиком».

Зоология в 7-х, анатомия в 8-х и общая биология для 10-х по нервным затратам не шли ни в какое сравнение с лекциями в ВУЗе. Если раньше Тихон Капитонович мог часами жаловаться коллегам на острые шутки студентов-оболтусов, то теперь он был склонен считать Университет тихой обителью по сравнению с тем учебным заведением, в котором оказался сейчас. Подростки просто приводили его в состояние шока.

Нынешнее представление началось еще на перемене, но из-за собственных воплей звонка на урок семиклассники не услышали. 7 «В» с увлечением разыгрывал финальную серию мафиозного сериала «Спрут»,² которую страна досмотрела по телевизору вчера вечером.

Артем Золотов, изображавший из себя бравого стрелка Корадо Каттани, крался между рядами парт, проводя операцию по задержанию главаря криминальной группировки, почему-то до ужаса похожего на Степку Карнаухова. Мужская половина класса прицельным огнем поддерживала героя Микеле Плачидо в местном исполнении. Девчонки хохотали.

Когда шефа мафии, наконец, прикончили, и охота завершилась, класс огляделся в поисках новой жертвы. Воспользовавшись минутным затишьем, Тихон Капитонович робко попытался обратить на себя внимание класса:

— Ребятки, может быть, займемся зоологией? — произнес он и тотчас пожалел об этом.

— Тихон Капитонович, — вкрадчиво предложил ему Золотов. — А давайте Вы будете сегодня Тано Каридди?

Спинным мозгом Тихон Капитонович почувствовал скрытый подвох и почти сразу же вспомнил, что десять минут назад на общеклассном собрании упомянутого героя, как «подлую жирную капиталистическую свинью», было решено пристрелить из-за угла двадцатью пятью голосами «За» при одном воздержавшемся. Это было уже выше всякого терпения, и Тихон Капитонович, дав указание изучить параграф про строение лягушки самостоятельно, направился к учительскому столу.

Народ углубился в зоологию, изредка постреливая из-за учебников. Жертвы насилия падали, издавая предсмертные стоны. И вдруг шальная пуля, выпущенная из чьего-то предательского «Браунинга», сразила Гришку Лихаманова наповал.

— Ты мне за все заплатишь! — выкрикнул напоследок Лихаманов в адрес стрелявшего и отключился.

Его «труп», агонизируя, начал сползать со стула. Первая парта, увы, не была рассчитана на рост «умершего», и нижние конечности Гришки выползли из-под нее почти до самой доски.

Тихон Капитонович оказался довольно резвым для своего возраста и в последний момент успел перешагнуть внезапно возникшую преграду.

— Господи, Лихаманов! Зачем же тебя за первую парту посадили? И это при твоем-то росте!

— Ради поддержания дисциплины, Тихон Капитонович! — оскалился улыбкой «воскресший» Гришка и метким выстрелом «снял» вражеского часового. — Чтобы я всегда «на виду» был!

— Разве кто-нибудь понимает здесь смысл термина «дисциплина»? — буркнул себе под нос расстроенный зоолог и вдруг поразился воцарившейся в классе тишине.

На пороге кабинета стояла Евгения Юрьевна.

— Какие-нибудь проблемы, Тихон Капитонович? — поинтересовалась она с дружеским участием.

— Нет-нет, — поспешил заверить ее коллега, беспокойно поправляя на носу очки. — Теперь уже все в полном порядке.

На перемене Гришка развлекался тем, что ставил из-под парты подножки всем проходившим мимо одноклассникам. Некоторые спотыкались. Многие падали. Лихаманов басовито гоготал, довольный своей новой шуткой. Когда развлечение наскучило, Гришка встал в проходе и расстегнул пиджак, демонстрируя, как сильно утомило его это нелегкое занятие. К великому несчастью, момент был выбран неудачно: с противоположного конца класса вдруг «стартанул» Карнаухов при полном боевом вооружении.

Степан, который решил опробовать новый игрушечный пистолет с пульками, привезенный отцом Золотова из-за границы, и уже «взял на мушку» ухо Задорина, совсем не ожидал столкновения с неподвижным объектом. Азарт погони не позволил Карнаухову затормозить, и он во всего маху врезался в беспечно потягивающуюся фигуру Лихаманова. Дуло пистолета, который Степка держал впереди себя на вытянутой руке, попало в карман расстегнутого Гришкиного пиджака, раздался жуткий треск… и Лихаманов стал похожим на кузнечика.

— Опаньки! — громко произнес свое любимое междометие новоявленный представитель мира насекомых, и Степка побелел, как полотно.

Лихаманов удивленно оглядел свой пиджак, который распоролся по заднему шву вплоть до воротника, уцелевшего только чудом, и повернулся к обидчику. Класс затих. Кто-то рискнул хихикнуть и тут же подавился своим смешком. Всем своим могучим торсом Гришка навис над Карнауховым:

— Стэп, ты представляешь себе, что ты только что натворил? — зловеще спросил он, после чего Степка стал казаться еще тщедушнее, чем раньше. — Ты же подписал себе смертный приговор, врубаешься?

— Гриша! Дак, я же не нарочно!

— Это тебя не спасет! — с глубокой убежденностью заверил его Лихаманов и стал закатывать рукава. — Знаешь, что со мною мать сделает из-за этого пиджака?

Вопрос, видимо, оказался чисто риторическим, и Лихаманов тут же проорал на ухо обидчику:

— Она же убьет меня! То же самое я сделаю с тобой!

В ожидании кровопролитной развязки, окружающие затаили дыхание. Рассвирепевший Лихаманов поднес сжатый кулак к зажмурившемуся Степке и вдруг почувствовал чью-то руку на своей спине, как раз в том месте, где совсем недавно был пиджак, а теперь, сквозь прореху, проглядывала синяя рубашка.

— Я могу зашить, — спокойно произнесла Лиза, «на глаз» оценивая масштаб нанесенного ущерба.

— Чево? — рявкнул обернувшийся к новенькой Лихаманов, и стекла в кабинете жалобно звякнули.

Неразжатый кулак теперь был направлен в сторону Лизы, но та лишь пожала плечами и резонно заметила:

— Всего-то шов разошелся! Это несмертельно, но если ты подерешься — то можешь и воротник оторвать, тогда починить будет гораздо сложнее.

Онемев, Гришка уставился на Лучинскую, забыв на минуту о Степке, который незамедлительно выскочил из класса.

Лиза склонила голову набок:

— Снимай пиджак и сбегай в кабинет труда за иголкой и ниткой. Я еще плохо разбираюсь в школьных лабиринтах. — Она помолчала и, чтобы преодолеть Гришкину растерянность, привела последний аргумент. — Я не очень-то люблю шить, но, поверь мне, делаю это хорошо.

Это внезапное откровение заставило Лихаманова дрогнуть. Его губы искривились и вдруг разъехались в широкой улыбке.

— Ну, подруга, ты даешь! — усмехнулся он и снял пиджак, доверив его Лизиным заботам.

Одноклассники отерли взмокшие от волнения лбы, а Гришка отправился за нитками.

На последней парте, сделав глубокий вдох, Олег Клементьев признался соседу:

— Если честно, я здорово испугался: Лихаманов же мог ее в порошок стереть! — он потер переносицу и виновато добавил. — Мы просто свиньи, что не вмешались.

К немалому его удивлению, Задорин чувства вины не испытывал. Руки Сашки были по-наполеоновски сложены на груди, а улыбка пересекала лицо от уха до уха.

— Мы бы и вмешались, если бы это было нужно, — невозмутимо пресек он самобичевания друга. — Но ты считаешь, ей требовалась помощь?

Слегка толкнув Олега в плечо, Задорин указал взглядом на Лизу, склонившуюся над шитьем.

— Ты видел, как она его? «Беги, принеси…» — Он довольно хмыкнул и откинулся на спинку стула. — Я восхищаюсь этой девчонкой!

Консервная банка, звонко отскакивая от асфальта, сделала очередной перелет от Сашки к Олегу и обратно. Дорога из школы домой казалась в три раза короче, потому что время тратили с пользой: парни оттачивали мастерство удара по импровизированному мячу, Лиза считала забитые голы.

— Ребята, а вы не знаете, откуда Евгения Юрьевна берет свои дополнительные задачи для самостоятельных работ? — спросила она задумчиво, в очередной раз сбившись со счета. — Я весь учебник перерыла: такого мы не проходили!

— А-а-а, — невесело усмехнулся Сашка, отправляя банку в сторону Олега, — и ты уже столкнулась с ее сумасбродством? Женечка у нас — просто непредсказуемый вулкан.

Клементьев принял пас:

— Она полагает, что мы должны тратить на решение ее домашних заданий весь световой день плюс надеяться на приятные сновидения о функциях и неравенствах.

— «Что может быть важнее математики?» — передразнил учительницу Задорин. — Можно подумать, это — ее единственное в жизни удовольствие! Знаешь, как она называет свои задачки, которыми «валит» на контрольных работах? «Это вам на сладкое», представляешь?

Вторая пародия на математичку получилась еще удачнее, чем первая, и все трое рассмеялись.

— Как же вы тогда выживаете? — поинтересовалась Лиза, стараясь продумать собственную стратегию.

Сашка фыркнул:

— Шутишь? Да у меня по алгебре одни «двойки», да и по геометрии выше «трояка» не бывало!

— Если бы не ее «сладкое», то я не имел бы ничего против математики. Но когда видишь это приторное блюдо в первый раз именно на контрольной… уф-ф-ф… — Олег потерянно развел руками. — Женечка говорит, что мы должны мыслить нестандартно, особенно ради «четверки» или «пятака».

Консервная банка оказалась в зоне досягаемости, и Лиза лихо отбила ее ногой.

— Ладно, принцип ясен. Прорвемся! — кивнула она, и энтузиазм в ее голосе выдал азарт от предстоящей борьбы.

Сашка даже остановился. «Интересно, может ли что-нибудь заставить ее спасовать?» — подумал он и выразил вслух давно вертевшееся на языке:

— А знаешь, ведь ты молодец!

— Ерунда! — беспечно отмахнулась Лучинская. — Должны ведь эти задачки где-то быть? Не в школьном учебнике — так где-нибудь еще!

Задорин мотнул головой:

— Да я не об этом. Пиджак, Лихаманов… помнишь? Это был высший класс!

Сашка поднял вверх большой палец, и Олег молча присоединился к нему. Лиза только пожала плечами:

— Мне просто жалко стало…

От столь кощунственного предположения ребята дружно открыли рты.

— Кого? Лихаманова? — поразился за обоих Клементьев.

— Не-а, его маму. Гришка каждый день что-нибудь рвет и пачкает, но утром приходит чистый и заштопанный. Я удивляюсь трудолюбию этой женщины!

— Угу, — проворчал Задорин. — Лучше бы она ему мозги заштопала! Озверел совсем!

— Ну, сегодня-то он — просто добрейшей души человек. И слова его — бальзам на раны: «Кто Лучинскую обидит — будет иметь дело со мной!» — добавил Олег басом Лихаманова.

— Да ладно вам, — смутилась Лиза. — Просто он «спасибо» по-другому говорить не умеет.

Сашка помедлил и решился:

— Кстати, на нас ты тоже можешь рассчитывать. — Лиза вопросительно подняла брови, и он пояснил. — В смысле… Если кто обидит…

Лучинская мягко улыбнулась.

— Спасибо, конечно, но кому это надо меня обижать?

— Вот здесь ты не права. Обижать в нашем классе умеют. — Задорин нахмурился и, как бы между прочим, взял из рук Лизы ее школьную сумку и забросил себе на плечо. — Белянская у нас — просто королева интриг: если захочет, то кому угодно жизнь подпортить может.

— Это точно, — подтвердил слова друга Клементьев. — В прошлом году она двух девчонок из класса «выжила».

— И как же? — с сомнением спросила Лиза.

Олег презрительно скривился:

— У Белянской и Золотова для провинившихся есть очень действенная мера пресечения: бойкот. Когда весь класс перестает с тобой разговаривать — это несладко.

Несколько секунд Лучинская размышляла над сказанным.

— А вы не боитесь, что за дружбу со мной Снежана и вас подвергнет опале? Кажется, я ей не слишком-то понравилась.

Ребята просмотрели друг на друга и рассмеялись.

— Ты — что? До сих пор не поняла? — Сашка хмыкнул и попытался втолковать Лизе, как несмышленышу. — Мы же с Олегом с детского сада дружим, с яслей, можно сказать. Раньше мы вон там, за дорогой жили, а когда старый дом снесли — вместе в новый переехали. Жаль только, что в разные подъезды… Сама подумай: чего нам бояться? Хоть десять раз нам бойкот объявляй — мы друг с другом разговаривать не перестанем. А какой тогда смысл в бойкоте? — Он перевел дух и победоносно закончил. — А на Золотова с Белянской нам плевать! Нам с Олегом вообще никто не нужен… — и вдруг запнулся. — Ну, кроме тебя, конечно…

Мел в руке Белянской тоскливо замер и пририсовал закорючку к латинской букве неравенства, которое было написано на доске. Евгения Юрьевна нетерпеливо постучала по столу.

— Ну? И дальше? — выжидающе спросила она.

Снежана обернулась к Золотову в поисках спасения, но тот лишь пожал плечами.

— Кто поможет Белянской? — без особой надежды задала учительница вопрос классу.

В воздух взлетела рука Лучинской, и Евгения Юрьевна с интересом подняла брови:

— Хорошо. Иди.

Лиза приблизилась к доске и, молча оттеснив Снежану, стала записывать решение неравенства. По мере того, как свободное пространство заполнялось убористым почерком, математичка становилась все более удивленной. Когда Лучинская поставила точку, Евгения Юрьевна встала и развела руками.

— Признаюсь, не ожидала, — произнесла она, все еще пытаясь найти ошибку в вычислениях, а потом указала на третью строчку. — Откуда ты взяла эту формулу?

Лиза сделала неопределенный жест.

— В папином справочнике для поступающих в ВУЗы. Там метод интервалов рассмотрен более подробно, а находить дискриминант этим способом оказалось гораздо удобнее.

Евгения Юрьевна усмехнулась:

— Ну, что ж, Лучинская… Пять. Добавить мне больше нечего! Снежана, садись, комментировать твое выступление сегодня не буду.

Белянская поджала губы и, возвращаясь за парту, демонстративно задела «выскочку» — одноклассницу плечом. Евгения Юрьевна проводила внимательным взглядом обеих, а потом поставила в журнал заработанную Лизой пятерку, которая являлась редким гостем на страничке, подписанной «Математика».

В вестибюль, где находились школьные раздевалки, Лучинская спустилась последней. После уроков она хотела помочь Олегу и Сашке, которые в этот день дежурили по кабинету, но те категорически отвергли предложение, отправив ее домой делать уроки. «Там от тебя больше пользы, — заявили они. — Объяснишь нам решение, когда мы вернемся с трудового фронта?» Лиза не возражала.

Она вприпрыжку сбежала по лестнице, слушая гулко разносящийся по школе стук своих каблуков, и влетела в вестибюль. К удивлению девушки, там она оказалась не одна: человек двадцать ее одноклассников стояли гурьбой вокруг Снежаны, которая оживленно им что-то втолковывала.

Вторжение Лизы нарушило ход внеурочного собрания пионерского отряда. Увидев новенькую, 7 «В» расступился. Все сгруппировались позади Снежаны, которая шагнула вперед и произнесла с изрядной долей пафоса:

— Лучинская, мы объявляем тебе бойкот! С сегодняшнего дня тот, кто заговорит с тобой — разделит сомнительное удовольствие стать отверженным. — Она оглянулась назад и строго спросила. — Надеюсь, таких желающих нет?

Лиза посмотрела на одноклассников. Желающих не было. Большинство из них прятали глаза, Артем Золотов ехидно улыбался. Лучинская храбро вздернула подбородок и постаралась, чтобы ее голос звучал ровно.

— Могу я поинтересоваться: за что?

— Выпендриваешься много! — не задумываясь, ответила Белянская и зачем-то подтолкнула вперед Варю Ракитину, которая, старательно отводя глаза, пробормотала:

— Лиза, пересядь, пожалуйста, завтра за другую парту…

— Громче! — потребовала Белянская и, не дождавшись, повторила сама. — Видишь, Лучинская, никто не хочет сидеть с тобой рядом! Сама сделаешь выводы?

Выдержав паузу, Снежана жестом распустила массовку, которая не замедлила разойтись.

— Пойми, Лиза, — «королева» приблизилась к новенькой и доверительно сообщила, — здесь я играю первую скрипку…

— Ну, так играй! — резко перебила ее Лучинская. — Зачем же фальшивить при этом?

Она развернулась и, пробившись через толпу, выскочила из школы. В носу подозрительно защипало. Плевать на Снежану! Плевать на Золотова! Но Варя? Зачем она так? Перспектива провести оставшиеся до выпускного четыре года учебы в гордом одиночестве представилась Лучинской малорадостной.

— Лиза! — послышалось сзади и запыхавшаяся Ракитина догнала свою бывшую соседку. — Лиза, я хотела сказать… Ты не расстраивайся, что так получилось… Хочешь совет? — Чувство вины читалось в каждом Варином слове и, казалось, что она действительно хочет помочь. — Садись завтра на свободную парту и постарайся поменьше высовываться. А там, глядишь — Снежана и сменит «гнев на милость». Она отходчивая, если ее не злить. Месяц-полтора — и ты вернешься ко мне, а?

— Вернусь? — Лиза с сомнением посмотрела на Варю и отрицательно мотнула головой. — Вот это уж — вряд ли!

В дверь позвонили, и Ольга Михайловна пошла открывать. На пороге стоял парнишка примерно одного возраста с ее старшей дочерью. Поздоровавшись, он спросил:

— Лиза дома?

Ольга Михайловна, давно привыкшая к таким визитерам, улыбнулась:

— Лиза ушла в магазин, но скоро будет. Проходи.

Она открыла дверь пошире, пропуская его, а потом проводила в комнату дочерей.

— Катя, Аня! Займите гостя, — попросила она двух девочек, которые сидели за столом и делали уроки. — А у меня суп на плите «убегает».

Лизина мама ушла, и Сашка в недоумении уставился на девчонок: и о чем, интересно, с ними можно разговаривать? Малявкам лет по семь-восемь!

Та, что сидела к нему боком, выглядела очень мило: широко распахнутые голубые глаза, светлые, вьющиеся волосы, забранные в «конский хвостик» большим синим бантом. Бант другой девочки, той, что сидела спиной и повернулась, был коричневым, под цвет глаз, а волосы — темные и прямые. Она выглядела гораздо серьезнее, чем первая. Несмотря на все различия, девчонки были поразительно похожи друг на друга… и на Лизу.

— Вы, что — двойняшки? — ляпнул Задорин первое, что пришло ему в голову.

— Какой оригинальный вопрос! — фыркнула строгая брюнетка. — И почему все спрашивают именно об этом?

Голубоглазая приветливо улыбнулась:

— Конечно, двойняшки. Мы недавно в первый класс пошли.

«Кто бы сомневался!» — Задорин мысленно возвел глаза к небесам, но вслух вежливо поинтересовался:

— И как же учатся сестренки Лизы? Вам нравится в шко…

— Мы не только ее сестры! — прервала его на полуслове сердитая кареглазка. — У нас и собственные имена есть!

Сашка чуть не поперхнулся. Вот это характерец у девчонки! Покруче, чем у Лизы! «Синий бантик» попыталась сгладить неловкую ситуацию:

— Меня зовут Аня, а это — Катя, — она снова улыбнулась и поведала ему семейную тайну. — Нас назвали в честь русских цариц: Елизавета, Екатерина и Анна. Ну, или английских королев… Тоже подходит.

Ответить Сашка не успел, потому что в комнату вошла Лиза, и Катя поймала выражение облегчения, которое тут же нарисовалось на его лице.

— Что, мои сестры снова потчуют всех подряд уроками истории? — иронично спросила гостя старшая.

— Я — нет, — буркнула Катя из чувства противоречия, но внимания на это никто не обратил.

Лиза потянула Задорина за руку:

— Пойдем в гостиную, там и поговорим.

Катя состроила рожицу им вслед, на что Аня укоризненно покачала головой:

— Зачем ты такая ершистая?

— Просто мне надоело быть всего лишь ее сестрой!

Сашка пару раз прошелся по гостиной Лучинских прежде чем решился.

— Я знаю про бойкот, — коротко сказал он, присаживаясь на диван рядом с Лизой.

Она удивилась.

— Откуда?

— Карнаухов примчался к нам сообщить потрясающую новость раньше, чем мы с Олегом успели с доски вытереть, — Задорин болезненно поморщился. — Просто герольд короля Артема!

Лиза вздохнула:

— Саша, ну ты же сам говорил: это все ерунда…

Но Задорин увидел, что ей небезразлично.

— Конечно, ерунда, — согласился он с преувеличенной беспечностью. — Для нас ведь это ничего не меняет, правда? Я имею в виду тебя, меня и Олега.

Она благодарно улыбнулась и положила ладонь на его запястье.

— Спасибо, ты настоящий друг!

Сашкина рука напряглась, но Лиза ничего не заметила.

— А знаешь, я пришел предложить тебе… — Он неловко кашлянул и, высвободив руку, выпалил на одном дыхании. — Садись завтра за мою парту?

Ее брови изогнулись домиком.

— А Олег?

— Олег не против, — заверил ее Александр, ободренный отсутствием отказа. — Он тоже понимает, что тебе сейчас нельзя одной оставаться. Да, не волнуйся, — опередил он возможные возражения. — Клементьев сядет позади нас, за последнюю парту. В этом, кстати, есть и свои преимущества: мне будет удобнее у него списывать. До сих пор-то на контрольных у нас были разные варианты.

Лиза рассмеялась:

— Вот уж, нет! Списывать никто ни у кого не будет!

— Это почему еще? — обескуражено поинтересовался Сашка.

— Потому что теперь вы будете решать все задачи сами.

— Интересно: как?

Задорин с недоверием посмотрел на Лизу. В ее глазах запрыгали веселые искорки уже знакомого азарта.

— Раз я поняла — как, значит и вам смогу объяснить. Кстати, о математике: как мы сможем уговорить Евгению Юрьевну на нашу «рокировку»?

Помрачневший Сашка почесал затылок.

— Да, это проблема… Она меня почти ненавидит!

— Тебя нельзя ненавидеть, — отвергла эту гипотезу Лиза. — Хочешь я сама с ней поговорю?

Но Александр вдруг уперся:

— Нет, я должен сделать это сам! — и выразил робкую надежду. — Может быть, она, наконец, объелась «сладкого» — и подобрела?

Евгения Юрьевна нашла журнал 7 «В» и вышла из учительской, мысленно прикидывая, какой бы неординарной задачей «порадовать» класс «на сладкое».

В коридоре она едва не врезалась в Задорина, который караулил ее всю перемену перед кабинетом математики.

— Господи! Что ж вы все под ноги-то лезете? — недовольно проворчала Леднева, поправляя жакет.

Сашка отреагировал очень мирно:

— Здравствуйте, Евгения Юрьевна! У меня к Вам серьезный разговор есть.

— А у меня — нет, Задорин! — Евгения Юрьевна была, как всегда, категорична, она не любила опаздывать. — Звонок на урок уже прозвенел, ты разве не слышал?

— Но, Евгения Юрьевна! — сегодняшняя решительность Сашки заставила его обойтись без предисловия. — Я насчет Лучинской… Пусть Лиза со мной за парту сядет?

— Нет, не «пусть», — отрезала математичка, стараясь обойти назойливого ученика стороной, но мальчишка упрямо преградил ей дорогу.

— Ей девчонки бойкот объявили, Вы же знаете, какие они вредные бывают… — Евгения Юрьевна усмехнулась, потому что знала, и ободренный Сашка поспешил закончить. — Пересадите нас, это очень важно!

— Важно! — Леднева раздраженно фыркнула. — Задорин, что может быть важнее математики? А у тебя одни «двойки»!

И тут Сашку осенило!

— Евгения Юрьевна! — хитро прищурился он. — А ведь Лиза мне и в математике могла бы помочь разобраться. Если она со мною сидеть рядом будет…

Леднева задумчиво посмотрела на ученика и в ее взгляде мелькнул интерес.

— Хм… А, ведь, мысль не так уж и плоха. Может, хотя бы Лучинская сдвинет с мертвой точки твои математические познания, потому что лично я, Задорин, уже отчаялась…

— Да я… — перебил ее Сашка от переизбытка чувств. — Если Вы разрешите — я хоть отличником стану!

Евгения Юрьевна рассмеялась.

— Ну-ну, что ты! — успокоила она не в меру разошедшегося ученика. — Успеваемость ведь — не заразная болезнь: пятерки из тетради в тетрадь не прыгают!

Стараясь не запрыгать от радости, Сашка клятвенно прижал руку к груди.

— Да я… Честное слово!

— Ладно, так и быть, — сдалась, наконец, на его невнятные уговоры Леднева и, уже взявшись за ручку двери класса, вдруг обернулась. — Ох, и настырный ты, Задорин! Молодец!

И Сашка мог бы поклясться чем угодно, что математичка ему подмигнула!

Теплым октябрьским вечером к дому Лучинских подъехало желтое такси, и из него вышел бородатый моряк в капитанском кителе и фуражке с «крабом». Он с наслаждением вдохнул воздух родного города и начал выгружать из багажника машины многочисленные коробки и чемоданы.

«Дома… Наконец-то я дома!» — улыбнулся Валентин Сергеевич Лучинский, предвкушая встречу, о которой мечтал больше восьми месяцев. И, хотя он никогда еще не жил в квартире на восьмом этаже, куда собирался сейчас подняться, там был его дом, потому что там ждала его семья.

Ордер на квартиру Валентин Сергеевич получил как раз перед уходом в очередной рейс, а в конце августа радист передал ему телеграмму: «Переехали, все в порядке. Возвращайся по новому адресу. Целуем. Оля и девочки».

«Оленька! Ты просто героиня! — вздохнул тогда Лучинский, сокрушаясь, что не смог быть рядом с нею. — Справиться с переездом без мужчины — за это медаль надо давать! Хотя… лучше бы они меня подождали…»

В который раз размышляя, каким организаторским талантом следует обладать женщине, чтобы командовать бригадой грузчиков, Валентин Сергеевич расплатился и отпустил такси. Он уже взялся за два чемодана и тут понял, что попал впросак: внести все привезенные вещи домой за один прием не смог бы и сам Геракл.

Капитан Лучинский с тоской взглянул на гору багажа, отдалявшую его встречу с семьей, и хотел было бросить все это на улице на свой страх и риск, как вдруг увидел двух ребят, гонявших футбольный мяч на площадке напротив подъезда.

— Альбатросы! — окликнул их Валентин Сергеевич и, когда мальчишки обернулись, спросил. — Лучинских из 45-й квартиры знаете?

Парни перелезли через бортик площадки.

— Знаем, — кивнул один, а у другого сразу возникло предположение:

— Вы, наверное, отец Лизы? Здравствуйте!

— Я отец еще двух дочерей, но Лиза, как я вижу, здесь более популярна, — усмехнулся капитан и обратился к ним с просьбой. — Ребята! Приглядите за вещами? А я пока домой поднимусь, к девочкам.

Получив согласие, Лучинский перемахнул через три ступени крыльца и скрылся в подъезде. Минут десять было тихо, а потом вся семья, гомоня и обнимаясь на ходу, высыпала на улицу. Лиза приветливо помахала ребятам:

— Саша, Олег! Мой папа приехал! — она отпустила рукав отца и, представив мужчин друг другу, отправилась к сестрам, которые уже успели распотрошить ящик с «Колой».

Валентин Сергеевич пожал руки приятелям старшей дочери и вдруг поднял брови, услышав фамилию Сашки.

— Задорин? То-то я смотрю — лицо знакомое! Мы же с твоим отцом много лет в одном экипаже работаем! — И он дружески похлопал Александра по плечу. — Гордись отцом, парень, он у тебя — мировой мужик, к тому же, лучший «дед» в пароходстве!

— Угу, — довольно зарделся Сашка. — Я, в общем-то, его у подъезда и ждал. А почему папа с Вами не приехал?

Валентин Сергеевич загадочно улыбнулся.

— Какое у тебя самое заветное желание было?

— Ну, не знаю, — Сашка задумался, перебирая в памяти свои заказы отцу перед рейсом, и, вдруг вспомнив, с недоверием посмотрел на Лучинского. — Не может быть… Неужели папа машину купил?

— Еще как может! — рассмеялся Валентин Сергеевич, став свидетелем бурного мальчишеского восторга. — Да не просто машину, а спортивную! И пробег небольшой. Там, правда, что-то в моторе барахлит, но твой отец это быстро поправит, руки у него — золото! Он сейчас документы в таможне оформляет, задержится немного.

Когда Сашка умчался к Лизе, поделиться потрясающими известиями, Лучинский, кивнув в сторону дочери и младшего Задорина, вполголоса спросил у Олега:

— Они дружат?

— Даже за одной партой сидят, — подтвердил Клементьев догадку родителя.

Валентин Сергеевич одобрительно хмыкнул:

— Ну, тогда выпьем «Колы» за хорошие новости.

Он достал пару алюминиевых банок из открытого ящика и вручил одну собеседнику. Банки дружно хлопнули и зашипели газированным напитком.

— Скажите, — поинтересовался у капитана Олег. — А почему Вы назвали Сашкиного отца «дедом»? Ведь внуков-то Сашка родителям пока не преподнес!

— Еще чего! — чуть не поперхнулся «Колой» Лучинский. — Внуков рановато! «Дед» — это значит старший механик на пароходе. Морской язык это, понимаешь?

— А-а-а! — протянул Клементьев. — Не знал.

Валентин Сергеевич не удержался от вопроса:

— А твой отец — тоже моряк?

— Нет. Не всем же быть моряками, — философски пожал плечами Олег. — Мой папа — хирург, он в горбольнице работает.

— Тоже дело! — согласился Лучинский, отметив зазвучавшие в голосе мальчишки нотки гордости. — Ну, а теперь я должен переправить весь этот багаж в трюмы нашего корабля.

Он допил «Колу» и, выбросив смятую банку в урну, легко подхватил два ближайших чемодана.

— Девочки! Кто из вас заказывал мне аленький цветочек? — подмигнул капитан дочкам, подражая купцу из сказки.

Валентин Сергеевич исчез в подъезде в сопровождении Лизы и Кати, Сашка унес наверх какую-то коробку. Олег оглянулся по сторонам в поисках подходящей ноши.

Младшая сестренка Лизы, видимо, тоже хотела помочь и, задумчиво побродив среди вещей, взялась за сумку в половину своего роста. Девочка пару раз дернула за ручки сумки и почти оторвала ее от земли, потом вздохнула и потащила ее волоком. Тяжесть была ей явно «не по плечу».

— Эй-эй, погоди! — спохватился Олег. — Так и надорваться можно!

Девочка остановилась и подняла на него небесно-голубые глаза. Олег смутился.

— Ты знаешь, что девчонкам вредно поднимать тяжести? — отчитал он Лизину сестру преувеличенно сердитым тоном, чтобы скрыть собственную неловкость.

Она по-детски часто заморгала.

— Хорошо, я не буду.

Губы девочки задрожали, как будто она собиралась заплакать, и сердце Олега не выдержало.

— Тихо, тихо, ты только не реви! — засуетился он и, стараясь отвлечь, спросил. — Ты кто: Катя или Аня?

— Аня, — негромко всхлипнула она, удерживая хрустальные слезы в огромных, как море, глазищах.

— Вот что, Аня, — авторитетно заявил Олег. — Ты здесь вещи покарауль, а сумку я наверх отнесу, поняла?

— Поняла, — кивнула она, передумав плакать, и нерешительно улыбнулась.

Олег поднял сумку и, пробормотав себе под нос ворчливое: «Девчонки!», сбежал в подъезд дома от светловолосого ясноглазого существа, которое почему-то заставило его краснеть и волноваться.

— Вы себе не представляете, что это за машина! — сидя на парте, Задорин так активно размахивал руками, что был похож на ветряную мельницу. — Это же зверь на колесах! Не понимаю японца, который решил ее продать из-за сломанного прерывателя-распределителя! Хотя… там, наверное, еще карбюратор почистить придется… Но это же пустяки, на неделю работы! Мы из нее такую конфетку сделаем — закачаетесь!

Восторгу Сашки от покупки отца не было предела, и Лиза с Олегом слушали хвалебную песнь железному монстру уже третью перемену подряд. Лиза зевнула: вчера все легли спать далеко за полночь.

— А мне папа ракетку привез, — вставила она словечко в Сашкину тираду. — Я теперь буду большим теннисом заниматься. Все лучше, чем часами бренчать на пианино.

— Угу, — кивнул Задорин, едва ли вникая в смысл слов. — А выкрасим ее в серебристо-серый. Мне нравится этот цвет, да и выглядит серебристая гонка замечательно. Как вам идея?

— Что-то мне этот серебристо-серый напоминает, — добродушно усмехнулся Олег, покосившись в сторону Лизы. Та пожала плечами, и Клементьев понял, что сходство с ее глазами очевидно только для него.

— А когда я получу водительские права — сразу попробую себя на спортивной трассе. Представляете? Александр Задорин — победитель шоссейно-кольцевых гонок края! — Сашка принял соответствующую позу и раскланялся воображаемым поклонникам. — Впрочем, можно и на ралли такую машину заявить… Кстати, я вам еще не рассказал, какие у нее амортизаторы! Хитрая система, там…

Договорить он не успел, потому что в кабинет вошла Снежана и, перекрывая гомон одноклассников, провозгласила:

— Контрольная по математике! Женечка только что проверила… Кажется, тут море двоек! — добавила она зловещим тоном.

Класс взволнованно зашевелился. Олег и Сашка напряглись, наблюдая, как Белянская раздает всем листы с результатами, и даже Лиза нервно потерла ладони.

— Ты-то чего беспокоишься? — хмыкнул Сашка. — Тебе меньше «пятака» не положено, а вот одна из двоек — точно моя.

Лиза укоризненно покачала головой:

— Это после того, как мы перерешали сотню примеров и задач? Да если у тебя будет меньше четверки — я съем свою новую ракетку! А вот мне и Олегу достались такие дополнительные задачи, что «слаще» не бывает. Хотела бы я взглянуть на результаты прямо сейчас!

Но Снежана, выкрикивая фамилии одноклассников, все никак не называла имен Лизы, Олега и Сашки. Листы с контрольными в ее руках закончились, а Белянская так и не приблизилась к их партам.

Лиза встала и сама подошла к Снежане.

— А где наши работы? — недоумевая, спросила она.

Белянская ехидно посмотрела на одноклассницу, потом подняла руку вверх, и из ее разжатого кулака посыпались мелко порванные кусочки исписанных клетчатых страниц.

— Лучинская, Клементьев, Задорин, — торжествующе произнесла Снежана, глядя, как пикируют на пол маленькие листики, похожие на снег.

Лиза задохнулась от возмущения:

— Ах, ты… Да как ты могла?

— Показать — как? — презрительно скривила губы Белянская и, засунув руку в карман, достала оттуда еще одну порцию рваной бумаги.

— Ну, и нахалка же ты! — Лучинская уже пришла в себя и мило улыбнулась сопернице. — Придется учить тебя хорошим манерам…

Схватив руку Снежаны, Лиза резко дернула ее вниз. Белянская охнула и выронила оставшиеся бумажные «снежинки».

— Ты знаешь, что чужие вещи брать нехорошо? — процедила Лучинская сквозь зубы. — Раньше за это руки отрубали, ты в курсе? Так вот, если еще хоть раз позволишь себе подобную глупость — то из блондинки быстро превратишься в седовласую. Скажи, Белянская, тебе нравится седина?

Улыбка Лизы стала угрожающей, и в доказательство своих слов она вонзила ногти в нежную кисть королевы класса. Снежана взвизгнула и, взмахнув свободной рукой, хотела дать Лучинской пощечину, но…

Олег подоспел как раз вовремя, чтобы перехватить занесенную ладонь. Вдруг заинтересовавшись пальцами Белянской, он задержал их в своей руке.

— Хм, я бы не советовал тебе использовать свои ногти, как Лиза, — задумчиво проговорил он опешившей Снежане.

— Это еще почему? — запальчиво крикнула она.

— Ногти у тебя ломкие и нездоровые. — Олег поморщился и ковырнул розовый лак. — Этого не скрывает даже твой жалкий маникюр. Лопай побольше кальция: ну, творожок там всякий, сметанка…

— Что за бред? — с досадой произнесла Снежана и, на всякий случай, вырвала обе руки.

Клементьев небрежно пожал плечами:

— Ну, бред — не бред, а врачи рекомендуют…

— Кто это там про врачей все время вякает?

Ленивой походкой к ним приблизился Золотов, он не мог оставить происходящее без внимания. Впрочем, драться из-за Снежаниных выходок ему тоже не хотелось.

— Так, Белянская, ты свободна! — возник среди ссорящейся компании Сашка и, схватив Белянскую за плечи, легко подтолкнул ее к Артему. — Забирай свою мегеру, Золотов, и катитесь… на свою парту!

Артем выпятил грудь, но придумать остроумный ответ, который мог бы заткнуть всех за пояс, не успел. Как всегда, точно по звонку, в классе появилась Евгения Юрьевна.

— Что это еще за сборище после начала урока? — гневно бросила она… И сборища не стало. Только Снежана замешкалась, отряхивая с юбки рваные кусочки клетчатых листов. Леднева удивленно подняла брови. — Белянская, откуда у тебя эти бумажки? Быстренько бери веник и все подмети!

Снежана скрипнула зубами, но, не посмев ослушаться, поплелась к шкафу за совком и веником. На ее руке были отчетливо видны ярко-красные отметины — следы пальцев Лучинской.

— Итак, все вы получили результаты контрольной, — приступила Евгения Юрьевна к очередному «разносу», и Лиза, которая до сих пор мучалась от неизвестности по поводу этих самых результатов, нетерпеливо заерзала на стуле. Леднева продолжила. — Неимоверное количество двоек удивило даже меня. Впрочем, кое-кто все же получил заслуженные четверки: спасибо, что заглянули в учебник хотя бы перед контрольной. Не подвели меня Ракитина и Клементьев. Но особое впечатление на меня произвела работа Задорина! — Сашка сжался под пронзительным взглядом математички, но та вдруг улыбнулась. — Лучинская, ты меня просто поражаешь! Без сомнения, его четверка — это твоя заслуга, так что после школы можешь смело идти в педагогический институт! Хотя нет, учитывая твою пятерку, лучше — в Университет, на матфак. Ты еще не решила, куда будешь поступать?

— В суворовское училище! — подбросила идею Снежана.

Евгения Юрьевна внимательно посмотрела на Белянскую и, оценив обстановку соперничества между ученицами, утвердительно кивнула, одарив присутствующих редкой шуткой:

— Ну, что ж, думаю, что суворовское училище Лизе тоже по силам.

Снежана фыркнула и злобно швырнула в шкаф совок и веник.

— Нет, вы только подумайте: порвать мою контрольную!

Негодуя, Лиза мерила шагами лестничную клетку пятого этажа вдоль и поперек. Ее возмущение и отчаянная жестикуляция от души забавляли Сашку и Олега, которые сидели, удобно примостившись на ящике перед квартирой Задориных.

— Зря вы меня остановили! — упрекнула она ребят и вдруг замерла, обнаружив, как ей показалось, единственно правильное решение. — А может, мне отлупить ее завтра по-настоящему?

— Не стоит, — поморщился Олег, отчаянно стараясь не рассмеяться: оставшееся неудовлетворенным чувство справедливости придавало Лучинской сходство с разъяренной амазонкой. — Ты и так изрядно подпортила шкурку Белянской — теперь ее ни в одну комиссионку не примут!

— Оставь ее, Лиза! — великодушно махнул рукой Сашка, как будто отменяя смертный приговор, объявленный врагам. — Снежана теперь и вякнуть при тебе не посмеет, а Артем… он всегда боялся замарать руки дракой. Мне кажется, что они больше не опасны.

Олег с сомнением покачал головой:

— Вряд ли они проглотят обиду, как сладкое. Если и не открытая — то партизанская война точно будет. Сплетни и мышиная возня… Белянская умеет это делать по-королевски!

— Нам-то что за дело? — беспечно пожал плечами Сашка. — Пусть болтают, что хотят! Пока мы вместе — это бесполезно.

— В единстве — наша сила! — дурачась, продекламировал Клементьев. Впрочем, суть была отражена верно.

Выражение Лизиного гнева иссякло, и, как после тропического шторма, ветер ураганной силы сменился внезапным штилем. Мальчишки здорово ее поддержали сегодня! Если бы не они — при Лизиной эмоциональности все вообще могло закончиться банальной девчачьей потасовкой. Лиза вдруг улыбнулась, представив Снежану с порванным фартуком и поцарапанным носом, а себя… с синяком?

Интересно, что сказала бы мама, узнав, что мальчики впервые благотворно влияют на ее дочку-сорванца? Наверное, вздохнула бы с облегчением. Да, мужская защита — это все-таки приятно… А дружба — тем более! Это — настоящее, без притворства, навсегда… Чувство благодарности переполнило Лизу, и она взяла мальчишек за руки.

— Ребята, что бы я без вас делала? Вы — мои самые лучшие друзья! — она секунду подумала и, тряхнув кудрями, рассмеялась. — Нет, больше! Вы для меня — почти как братья!

Олег улыбнулся и подыграл ей:

— Ну, что ты, сестренка! Мы же одна семья!

— Да, что вы все заладили: братья, сестры! — неожиданно возмутился Сашка и вырвал у нее свою руку. — Я тебе вовсе не брат!

Он спрыгнул с ящика и, отойдя на несколько шагов, демонстративно повернулся к ребятам спиной. Лиза бросила вопросительный взгляд на Олега, но тот лишь недоуменно пожал плечами.

Лиза приблизилась к Александру и легко коснулась ладонью его плеча, не обратив внимания на налившийся напряжением бицепс.

— Саша, я ведь не обидеть тебя хотела, — осторожно начала она. — Просто я всегда мечтала о брате… Вот и обрадовалась, что теперь у меня есть вы с Олегом…

Сашка резко повернулся к ней.

— Я не брат тебе, понимаешь? И не хочу быть просто братом! Я даже просто другом тебе быть не хочу!

От такой горячности Лиза отступила на шаг и растерянно посмотрела на него.

— Что ты хочешь ска…

— Нравишься ты мне очень! — не стерпев, выпалил Сашка. — Поняла теперь?

Олег присвистнул, Лиза забыла, что ей нужно сделать следующий вздох. На лестничной клетке воцарилась тишина. Задорин с тяжелым сердцем наблюдал за смятением девушки и сто раз за эту минуту проклял собственную поспешность.

— Саша, ты… Ты мне тоже очень нравишься, — тихо проговорила Лучинская. Слова прыгали в голове, как шустрые белки, но она никак не могла ухватить нужные. — И ты, и Олег — вы оба замечательные, но если ты имеешь в виду… — Она снова запнулась, потом, набрав в легкие побольше воздуха, выложила всю правду. — Я не влюблена в тебя, если ты хотел спросить меня об этом. Я вообще пока ни в кого не влюблена, я даже еще не думала на эту тему. Мне просто хорошо с вами, и… давай, оставим все, как есть?..

Протянув Александру раскрытую ладонь, Лиза умоляюще заглянула в его глаза и успела поймать разочарование. Задорин долго, будто изучая, смотрел на нее и после неравной борьбы с собой все-таки принял рукопожатие. Лиза отпустила его не сразу.

— Друзья ведь это тоже важно, правда? — произнесла она, пытаясь справиться с чувством вины.

— Очень, — буркнул Сашка, и Лиза еще раз сжала его пальцы, прося о понимании.

Несколько минут спустя мальчишки напряженно прислушивались к ее удаляющимся вверх по лестнице шагам. Наконец, тремя этажами выше хлопнула дверь квартиры Лучинских, и цоканье каблучков стихло. Олег с сочувствием взглянул на друга, не зная, как нарушить неловкое молчание.

— Кажется, я об этом еще пожалею! — сказал Сашка Задорин, уставившись в далекую точку неизвестного пространства.

Примечания

1

Строки из песни Александра Розенбаума"Гоп-стоп"

2

Имеется в виду криминальный сериал Луиджи Перелли «Спрут-3»