Дети Золотого Неба. Сны Дракона

Лина Лау, 2023

С тех пор как великий Драконий Владыка занял свой законный трон Аксаанской Империи минуло уже много лет, но все его попытки объединить разрозненный драконий народ оказались безуспешными – королевства шесс'ен были разобщены, Кланы преследовали собственную выгоду, а простой народ страдал от нападок темных тварей, порожденных Бездной.За ошибки богов отвечать всегда приходится простым смертным, но ошибки ставшего богом для своего народа Императора губительны вдвойне.Детям Владыки придется столкнуться с последствиями решений своего отца и узнать правду о событиях далёкого прошлого, пока Великие Кланы плетут интриги, в жажде свергнуть императорскую семью и самим занять трон.И да помогут Боги заблудшим Детям Золотого Неба!

Глава 4. Веарди Талэ

Это была обычная ночь. Совершенно такая же, как и сотни, тысячи других до неё. Равнодушная Иса давно скрылась за багровым горизонтом. Только мерцающие точки звёзд, слишком далёких, слишком крохотных, наблюдали за Ледой с беспокойством и беспомощностью — они не могли никак помочь своей заблудшей дочери.

…Было тихо.

Слишком тихо.

Неестественно тихо.

Он настороженно замер в своей постели, неспособный заснуть из-за сжавшей сердце тревоги, скованный собственными плохими предчувствиями. Они, увы, всегда сбывались.

Ему было безумно страшно, хотя матушка, заснувшая, пока рассказывала ему сказку, никаких признаков беспокойства не выказывала. Сон её был безмятежен и крепок.

Стелившаяся по полу вместе с темнотой, клубившаяся в углах, насмешливо притаившаяся за окном тишина была абсолютно противоестественной.

Леда не умела молчать.

Ночные создания всегда подавали свой голос — в затяжном ли волчьем вое вышедших на охоту стай, в песнях ли цикад и уханье сов, в хлопании ли крыльев всех иных птиц и истошном писке пойманных хищниками зверей…

Но их не было.

Ничего не было.

Ни-че-го.

И он потянулся было к матушке, желая разбудить её, попросить обнять себя, спрятаться от всего мира в кольце её нежных рук. Может быть слыша стук её сердца он сумеет успокоиться и отогнать собственные дурные предчувствия…

Как всё-таки хорошо, что отец задержался сегодня на Совете. Будь он дома, матушка непременно была бы с ним, и уже нельзя было бы прижаться к её теплому боку, считать её дыхание — несмотря на свои юные годы, он уже был обучен счёту, правда! Матушка научила…

А вот своего сурового отца он побаивался. Все про него говорили, что он замечательный человек и сильный лидер, который вел их народ в светлое будущее. Он ещё не понимал до конца, что именно значили эти слова, но матушка говорила так же, а ей он верил.

Всегда верил.

Всегда…

…Вдруг на улице послышался громкий крик. Воинственный звук сигнального рога пробудил безмятежно спавший до этого город.

Нападение.

Но как?

Как?!

Зоркоглазые дозорные не могли пропустить чужих кораблей, они замечали даже мелкие лодочки, и полная темнота им помехой не была.

Матушка встрепенулась, проморгалась.

— Итэш, что случилось?

Его короткого ответа было достаточно, чтобы она сбросила с себя остатки сна и вскочила на ноги, бросившись узнавать подробности происходящего и помогать защитникам города.

— Рог.

…Они налетели на город из ниоткуда — иноземные колдуны в черных масках.

Они не грабили дома и продовольственные склады, не требовали чего-то — они просто убивали, резали всех без разбора, словно бы весь город был одной большой кровавой жертвой какому-то злобному богу этих колдунов.

Не зря так ныло от тревоги и дурных предчувствий его юное сердце.

Он услышал растерянный, испуганный вскрик и узнал его — матушка, там, в коридоре.

Плюнув на здравый смысл, на собственный страх и понимание того, как глупо поступал, он бросился к ней, к самому светлому, самому любящему его существу своей короткой детской жизни.

Колдун почти сливался со тьмой коридора, Итэш даже не сразу его заметил — он сразу бросился к матери, увидев, как по светлой ткани её платья расползалось тёмное пятно.

Он не хотел верить глазам, но запах, тяжёлый, металлический, подтвердил увиденное — матушка ранена, матушке нужна помощь.

Но его ли помощь?

Сможет ли он , справится ли?

Он попытался зажать её рану, чтобы она смогла продержаться до прибытия целителей, но тёплая, густая, драгоценная, почти чёрная кровь продолжала толчками выходить из раны, давая чётко понять — надежды нет.

Нет.

Нет!

Итэш заплакал, ему можно, он — маленький мальчик, едва встретивший своё шестое лето, и он умолял матушку продержаться, дождаться помощи, просто не умереть! Не умирать! Не умирать…

Бесполезно.

Бесполезно…

И тогда он увидел колдуна.

Тот держал в руках окровавленный кинжал, его лицо скрывала черная маска, и весь он в своих черных одеждах сливался с тенями, растворялся в них.

Убийца…

Убийца.

Убийца!

Убийца его матушки…

Итэш с криком бросился на колдуна, принялся бить его кулаками, прекрасно понимая бессмысленность своих действий, но яростно желая выплеснуть собственное отчаянье, собственное горе, собственное нежелание жить в этом мире без матушки.

Без своей замечательной, доброй, светлой, милой матушки.

Колдун даже не сопротивлялся, только смотрел на него как-то задумчиво, насмешливо.

А потом схватил за подбородок, поднял на себя его лицо и посмотрел ему в глаза, словно ища в них что-то.

Вероятно, нашёл.

Но что…?

Что…?!

Колдун усмехнулся и произнес что-то на неизвестном ему наречии.

— Мы ещё встретимся, маленький Алори, но тебе сначала нужно подрасти.

Итэш , сбитый с толку, даже плакать перестал, в недоумении смотря на чужака, что-то сказавшего на своём языке.

Он ничего не понял, но — запомнил.

Колдун исчез в предрассветных тенях.

Всё они — исчезли.

С рассветом.

Словно бы свет Исы был им чужд, словно бы они боялись его.

Они растворились в темноте так же быстро, как и появились, оставив после себя залитые кровью улицы и воющих от ужаса и горя людей.

Итэш не выл.

Не плакал.

Он не чувствовал ничего.

Совсем.

Веарди тоже ничего не чувствовал.

Совсем.

Чувствовать было слишком больно, слишком некогда сейчас — во всём том хаосе, что творился вокруг уже которую неделю подряд, и ни конца, ни края этом не предвиделось.

Веарди невероятно устал, но даже во сне не удавалось найти покоя.

Сны про мальчика Итэша и его незатейливую детскую жизнь на удивление сильно выматывали. Нелёгкая судьба ребенка, так отчаянно любившего свою красавицу-мать, и потерявшего её в одночасье выбивала из колеи. Мать мальчика, зеленоглазая, темноволосая, чем-то была похожа на Ареку, но к шесс'ен вряд ли имела отношения — иначе он бы точно была бы родственницей Талэ и тогда бы Веарди знал и эту даму, и её ребёнка.

А он — не знал.

Да и вообще, все эти переживания были сейчас совершенно неуместны.

Веарди не мог понять, кем был этот ребёнок и его родители — незнакомые интерьеры и знамёна, незнакомые названия и имена. Ясно было только то, что мальчик этот был-таки человеком, судя по его матери, и жил на Леде.

И судьба у него тяжела.

Странным, конечно, было то, как отчетливо отпечатывались в памяти события снов — обычно ночные грезы оставались там, в предрассветных сумерках, но, смотревший на мир в своих видениях глазами мальчика Итэша, он запоминал всё происходившее столь четко, как если бы это происходило с ним самим когда-то, словно бы его собственные то были воспоминания.

Но этого не могло быть.

Не могло!

Он — не Дракон, как дядюшка Руни, помнивший своё прошлое воплощение, и живущий где-то под синими небесами Леды осиротевший мальчишка — не он. Веарди крайне хотел в это верить.

Как и верить в то, что произошедшее в видениях и в реальности — не связано.

Но не заметить сходства между нападением тех «колдунов» с резнёй в Хэлиссе было невозможно.

Не смотря на очевидные же различия.

Однако, неизвестные фанатики, порезвившиеся в одном поселений на Леде, вряд ли могли быть как-то связаны с аксаанскими степными кочевниками. Слишком непреодолимой для них была преграда из границы миров — они и реку то были неспособны пересечь, хотя конкретно в этот раз это не стало для них проблемой…

…Да и делиться с кем-либо подробностями своих кошмаров Веарди не спешил — ментальная связь с разумом какого-то ледианского мальчишки недопустима для Наследника Юга. Позволять же отцовским стервятникам, Мастерам Разума, копаться в своих мозгах он не желал. Не после того, как их распрекрасный Владыка отбраковал его!

И за что? За цвет глаз!

Ну простите, что желтый, а не зеленый!

Небось, по мнению отца, даже в этом мальчишке Итэше больше крови Талэ, чем в нём, в его родном сыне!

Разве он виноват, что пошёл в мать?!

…Он понимал, что обида его мелочна и потенциально губительна, но у него тоже была гордость, и позволить тому, кто отверг его, копаться в своём разуме, в самом его «я» он не позволил бы.

Попросить отца о помощи — показать ему свою слабость, свою неспособность справиться самостоятельно, свою… уязвимость. Он, Веарди Талэ, был в первую очередь Наследником Юга, и плевать, что его отец — Владыка Аксаанской Империи, в первую очередь он — Король Запада.

И нечего ему знать о проблемах посторонних.

Правда, чтобы обратиться за помощью к старшему брату через уязвлённую гордость переступать не надо было — Девон не меньше самого Веарди пострадал от несправедливости их отца. Что за шутка — отправить вечно больного, боящегося холода сына на Север! Что за жесткость…

Старший брат всегда относился ко всем, кто не Арека или его обожаемый Джейа, с прохладцей, с недавних пор к числу любимчиков добавились Вакке и жена с дочерью, но обратись к нему за советом или помощью Веарди — не отказал бы. И даже не стал бы лукавить, просто напомнил бы, что теперь за ним долг, который рано или поздно придется вернуть.

Девон всегда взыскивал долги.

Веарди бы и обратился к брату, честно, он правда собирался, но завертевшийся круговорот событий ему просто не позволил это сделать! А теперь Девон снова на не определённое время покинул империю, и невесть когда ещё вернётся.

Впрочем, у Веарди были проблемы посерьёзнее своих снов.

Потому что прямо сейчас он шёл по улицам Хэлисса, и в его памяти воскресали картинки того, что он увидел здесь тогда, три недели назад. И даже посылаемая Цаишем поддержка не улучшала ситуацию. Дракон ощущал смятение своего всадника, но даже ему были непонятны человеческая злоба и жестокость, проявившиеся здесь во всей красе.

Улицы были завалены телами, уже начавшими разлагаться и отравлять воздух характерным сладковатым запахом.

Веарди чувствовал по связи испытываемое Цаишем отвращение.

И разделял его.

Нападавшие были беспредельно, беспричинно жестоки. Они, задавив защитников города числом, перебили всех до единого сайши, а потом принялись и за городскую стражу, а после — за жителей.

И не стали им преградой хоть сколько-то значимой высившиеся вокруг города толстые и высокие кирпичные стены, бывшие гордостью Хэлисса. Многие века назад именно клан Хэлисс догадался, что если нет поблизости гор и хорошего камня, то строить можно было и из глины, коей было вдоволь на берегах могучего Итарра.

…Выжившие, сумевшие спрятаться по углам и подвалам, говорили, что степняки напали после заката и исчезли с рассветом, растворившись в тенях, в бескрайних пустошах равнины, словно и не было их никогда.

Они не угоняли скот и женщин с детьми, не грабили продовольственные склады, ничего не требовали, даже не желали им чего-то — только резали.

Убивали.

И они не забрали своих погибших собратьев, оставив их гнить рядом с горожанами. Это, наверное, было самым страшным, самым неправильным — степняки так не поступали.

Никогда не бросали трупы своих.

Это был для них самый страшный грех — это знали все южане.

На фоне этого даже вопрос, как же они-таки смогли преодолеть свои разногласия и конфликты за территорию, договориться меж собой и собрать столь значительную орду, а потом и переправить её через бурное течение Итарра, мерк и казался совсем незначительным.

Деталью.

Всего лишь деталью.

Но картины всегда состояли из сотен деталей, и всё они были важны.

Все они — способны дать ответ.

Или — помочь сформулировать правильный вопрос.

В таком, как известно, уже содержалась половина ответа.

…Несколько тысяч выживших, в основном стариков и детей, не успевали провести над каждым погибшим хотя бы малый погребальный обряд. Времени, прежде чем трупы начнут преображаться было слишком мало. Когда Веарди наконец добрался до Хэлисса, ещё не всех успели собрать в общую кучу.

Было принято решение провести погребальные ритуалы над всеми сразу.

Озлобленные мертвецы никому не были нужны.

Если бы все погибшие успели обратиться, то это стало бы катастрофой — на борьбу с таким количеством тварей пришлось бы привлечь слишком многих сайши, стягивая их к Хэлиссу, оставляя беззащитными другие города.

Это было недопустимо.

Тогда, в той суматохе, никто не обратил внимания, как нервно почёсывались и кашляли добровольцы, вызвавшиеся расчищать улицы.

Реальный масштаб проблемы осознали уже после — когда громадный погребальный костер, подожжённый от драконьего пламени, догорел, а прах был закопан глубоко под землю и надежно запечатан заклинаниями.

Так, на всякий случай.

А то мало ли…

…А дело было в том, что те немногочисленные счастливчики, сумевшие пережить нападение, отделавшись ранами различной степени тяжести, никак не желали идти на поправку.

Прибывшие из соседних городов целители разводили руками.

Никто сначала не понимал, почему люди, получившие небольшую царапину, которой понадобилось всего несколько швов, которая в обычных условиях заживала за пару недель, оставляя после себя аккуратный шрам, не выздоравливали, почему их раны продолжали гноиться и воспаляться, несмотря на все приложенные усилия.

Раненные метались в лихорадке, их плоть буквально гнила заживо, и дело было точно не в попавшей в кровь инфекции, как подумали изначально, хотя это и сомнительно — несколько бедолаг могли страдать именно от этого, но чтобы абсолютно все?

Вообще все?

Потом думали — яд.

Яд на оружии.

Дело грязное, непростительное, но, в общем-то, бесчестным и лишенным моральных терзаний дикарям вполне свойственное.

Но ими используемый яд убивал быстрее, увы — проверено не раз на практике.

…А потом со схожими симптомами лихорадки стали приходить к целителям люди, помогавшие с похоронами.

А потом — свалились сами люди-целители.

Только люди.

Не яд.

Не инфекция.

Эпидемия.

Неведомая колдовская болезнь, бившая только по старшему народу, но проходившая мимо шесс'ен.

Беспомощно наблюдая за гнившими заживо детьми и стариками, которым от мучительной боли не помогали избавиться ни дурманящие отвары, ни заклинания, ни артефакты, Веарди ощущал, как рушился его мир.

Не должно быть так.

Нельзя — так!

Почему — так?!

Веарди чувствовал собственное бессилие в сложившейся ситуации.

Все необходимые карантинные меры были предприняты, люди сидели по домам, раз в сутки им приносили воду и еду, но зараза продолжала стремительно распространяться по разоренному городу — всё бесполезно.

Всё бессмысленно.

Всё напрасно.

Всё — неправильно!

Неправильно — получать донесения о найденной орде нападавших, лежавшей в степи и разлагавшейся, ставшей жертвой все той же болезни.

Неправильно — осознавать, что выхода нет, что лекарства нет, и не было возможности хоть как-то помочь городу, потерявшему абсолютно всех своих защитников, надежду и шанс на будущее. Они были обречены. Каждый заразившийся — не жилец.

Кому они помешали?

Кого они разозлили?

Кого?!

Кто столь могущественный и темный решил им отомстить…?

Или… не им?

И кому — им?

Стражникам и сайши, то есть воинам и шесс'ен, в городе подарили относительно лёгкую, благородную смерть в бою. Они стали частью братской могилы, имена всех покоившихся в ней вряд ли будут до конца установлены, но тех, кого опознали, напишут на мемориале — чтобы помнить и чтить.

…Мертвецы не любят быть забытыми…

Так кому же, «им», мстили неизвестные, стоявшие за степняками?

Не шесс'ен.

Страдали — люди.

Сгорали, гнили заживо в лихорадке — люди.

Так кто же так отчаянно ненавидел людей, заставляя их души искажаться в страдании, опасно приближаться к преображению в тварей…?

В тварей…

Твари.

А кто лучше всех иных умел создавать тварей и управлять ими? Не цав'ен ли им мстили за поражение в недавней войне? В свете близящейся его свадьбы с Цонорой, это имело смысл… Но — слишком очевидно, ответ не мог быть столь поверхностным. Было что-то ещё…

А может — в этом дело?

А может — в это их хотели ткнуть носом?

Как просто в их отравленном мраком и скверной Бездны мире создавать Искаженных. Что все они, шесс'ен, — дети Тьмы, родственной тому Мраку? Ведь создал их не просто победитель, но и брат того Мрака.

Может — в этом дело?

Или Веарди всё себе придумал, выдавая желаемое за действительное? Где же во всём этом бесконечном кошмаре находилась правда? Где же найти виновных, которых следует наказать?

Допевая десятый катрен погребальной молитвы, Веарди не знал.

Читая очередную цепочку печатей, упокаивающих начавших преображаться в тварей трупов, Веарди не знал.

Пытаясь успокоить восставших против шесс'ен, уставших от собственной беспомощности и больных, безнадежно, неизлечимо, смертельно больных людей, Веарди не знал.

Не знал он в тот момент, когда приказал всем шесс'ен покинуть стены города, запечатывая врата снаружи — чтобы никто не мог выйти и позволить распространиться эпидемии на другие города.

И стоя лагерем рядом с Хэлиссом, ожидая ответа дядюшки Магни и отца — не знал.

Не знал — даже получив ответ.

Ответом тем стала боевая тройка Всадников.

Когда они приземлялись, когда спешивались, Веарди ощущал обреченность — он с самого начала догадывался, какой приказ ему отдадут, но до последнего отказывался верить, что ему придется поступить именно так.

Что плачем быть — ему.

Убийцей.

Цаиш нервничал рядом, клокотал, свет Очей отражался в его золотистой чешуе, когда дракон приветствовал своих младших собратьев. Те почтительно склонили голову перед ним, признавая главенство. В конце концов, помимо статуса личного дракона принца, Цаиш обладал ещё одним перед ним преимуществом — он был старше, а значит опытнее и крупнее.

Веарди не обращал внимания на крылатых — те сами меж собой разберутся.

У него были проблемы поважнее.

— С каких пор Всадники выступают в роли почтовых соколов? — нервно улыбнулся он подошедшему лидеру всадников.

Что иронично — человеку.

Смешная шутка, отец. Отправить на убийство людей единственного всадника-человека… Неужто он хотел избавиться от него?

Тот был ему смутно знаком лицом. Всадник протянул тубус, в которых обычно транспортировали свёрнутые в свиток письма. На тубусе, сделанном в имперских цветах, чернел герб Дома Талэ — черный дракон.

— Когда на то воля Владыки.

Коротко и по делу.

Он уже нравился Веарди — сработаются.

…Развернув послание от отца и пробежавшись взглядом по ровным строчкам, написанным строгим, угловатым почерком, он прикрыл глаза, обдумывая прочитанное.

Всё же он не ошибся.

Какая жалость.

Какое безумие…

— Как вас зовут? — Веарди устало потер переносицу.

— Рик Феан, Ваше Императорское Высочество.

— Называйте короче, дае Феан.

— Да, милорд.

— Чудно… Вы знаете, с какой целю Владыка вас сюда направил?

— Нам приказано зачистить очаг эпидемии и предотвратить её распространение.

— Зачистить очаг… какая обтекаемая формулировка… Точно матушка придумала!

— Милорд?

— Очагами являются город Хэлисс и Великая Степь.

— Город…?

— Город.

— И степь?

— Вся степь.

— Которую мы должны…

— Сжечь.