Замуж за незнакомца

Лина Манило, 2021

В мире, где полно врагов, желающих моей смерти, единственное спасение – выйти замуж за Кирилла Раевского. Одно его имя способно защитить меня, а брак с ним станет гарантией моей безопасности. Но так ли просто существовать под одной крышей с человеком, которого я совсем не знаю? Засыпать каждую ночь рядом с опасным незнакомцем, чьё единственное желание – обладать мной целиком и полностью? Содержит нецензурную брань.

Глава 7

Кирилл.

Оказавшись в машине, я нажимаю кнопку на дверце, и специально спроектированная перегородка медленно опускается, отсекая нас от водителя. Это очень удобно, когда нужно обсудить что-то, не предназначенное для чужих ушей.

Тина подаётся вперёд, касается стекла пальцами, стучит костяшками и удивлённо головой качает.

— Вот это да… даже мой отец не такой параноик.

— Безопасность превыше всего, — повторяю излюбленную фразу, ставшую девизом по жизни. — Конфиденциальность моих разговоров ещё важнее.

— Ты никому не доверяешь?

— Практически, — пожимаю плечами. — Разве что брату. Но тоже не так чтобы очень. Он ещё слишком молодой, потому пока что на подхвате.

— Значит, и ему не доверяешь, — выносит вердикт, и я в чём-то склонен с ней согласиться.

— Скорее опасаюсь, что дерьма наворотит, а я потом его не вытащу.

— Надо же, — удивляется. — Кирилл Раевский, не только зверь и преступник, но ещё и заботливый брат.

— Я просто сын своего отца, — постукиваю пальцами по подлокотнику. Скажем, мой отец — не самая любимая тема для разговора. Не самая приятная.

— Это что-то объясняет?

— В моём случае почти всё. Мне пришлось научиться показывать зубы, иначе папочка сломал мне позвоночник и даже не чихнул. У него был свой кодекс чести и свои понятия о том, какими качествами должен обладать его наследник.

— Ты же мог, я не знаю, уйти в сторону. Уехать. Не быть таким.

— Наверное, мог. Но отец очень рано начал вбивать мне в голову определённые… постулаты, скажем так. До того, как я начал хоть что-то соображать.

— Ты не шутишь, — говорит удивлённо, а я развожу руками.

— И не оправдываюсь. Поверь, мне нет смысла строить из себя радужного принца, в биографии которого ни одного тёмного пятна. А ещё во всём этом мало поводов для шуток. Олег Раевский все вопросы решал радикально. Хорошо, что ты не была с ним знакома.

Тина молчит. Нервно сглатывает, упавшие на лицо волосы поправляет, ощупывает меня внимательным взглядом. В нём слишком много вопросов, на которые опасно искать ответы.

Да, мой отец был ещё тем чудовищем, и временами я ненавидел его дико. Но я не могу переписать свою биографию и стать в один момент кем-то другим — добрым и пушистым. И отца нового у меня не будет. Я тот, кто есть и прятаться за выдуманными образами не буду.

— Они подумают, что мы убежали исполнять супружеский долг, — переводит опасную тему Тина.

— Тебя беспокоит, что подумают чужие тётки? — откидываюсь на спинку, развязываю галстук и сразу дышать легче становится. — Забей на них. Тем более, что такое поведение очень вписывается в образ влюблённых молодожёнов.

— Эти тётки — настоящие гиены, — горько усмехается и уплывает мыслями куда-то очень далеко.

Автомобиль плавно входит в повороты, за окнами сияет ночными огнями город, а я читаю отчёт своего помощника о пожертвованных этим вечером деньгах. Не обязательно присутствовать на подобных мероприятиях, чтобы сделать вклад в хорошее дело. И пусть картины модного маляра мне ни на одно место не упали, но цель сбора хорошая.

— Знаешь, мой отец не женился после смерти мамы, потому что не хотел приводить в дом подобную стерву, — Тина говорит тихо, задумчиво глядя в окно. — Он не хотел, чтобы я страдала от нелюбви чужой женщины.

Тина снова печально улыбается и сжимает пальцами переносицу. Я откладываю телефон и, уперевшись локтём в подголовник, сажусь вполоборота.

— Это кажется странным, учитывая, что замуж за человека, с которым у меня нет любви, он выпихнул меня с удовольствием.

— Это другое.

— Я знаю. С его стороны это тоже проявление любви. Найти мне мужчину, который сможет защитить. Передать в надёжные руки, просто… просто иногда мне кажется, что он избавился от меня. Выпихнул из дома, чтобы не видела… — Тина запрокидывает голову, шумно воздух втягивает, глаза закрывает. Ей нужно время, чтобы продолжить фразу. — Чтобы не видела, как будет умирать. Не знаю… это всё так трудно. Я стараюсь не думать, что его дни сочтены. Я ещё верю в чудо. Оно же случается? Хоть иногда, но случается?

Позабыв о макияже, Тина трёт ладошками щёки так настырно, что через несколько секунд кожа краснеет.

— А ещё я думаю: почему именно ты? Я понимаю, ты влиятельный, за тобой как за каменной стеной, всё такое. Но я знаю своего отца, он не пришёл бы к первому встречному. Значит, что-то есть. Какая-то тайна между вами?

— Между нами с твоим отцом никаких тайн, — я не вру, хотя в это и трудно поверить. — Но вот у наших отцов целый шкаф, забитый скелетами.

— Всё так мутно и загадочно, — хмыкает и отворачивается к окну.

За ним на тёмный в ночи асфальт падают первые капли дождя, и Тина утыкается в стекло носом и медленно ведёт пальцем, рисуя неразборчивые узоры.

— Кстати, на меня какая-то девица пялилась. Злобно так.

Кто бы сомневался.

— В коротком платье?

Тина оборачивается, смотрит на меня пристально и кивает.

— Ага, красивая такая, высокая, — теребит мочку уха, с любопытством на меня поглядывая. Пытаюсь найти признаки ревности или хотя бы уязвлённого самолюбия, но в тёмных глазах только прохладный интерес.

— Это Настя.

— Небось бывшая твоя?

— Ага, трахнулись нечаянно.

Тина удивлённо икает. Запрокидывает голову, взрывается смехом, слёзы утирает.

— Чёрт, Раевский. Это… это какой-то сюр. Нет, правда! А с другой стороны, я вот тут подумала сегодня. Может быть, то, что мы ни капельки друг друга не любим, хорошо? Так будет проще… ведь рано или поздно всё равно разведёмся.

Она верит в то, что говорит. Только целовалась в зале «Пизанской башни» на глазах у всех с упоением, а это уже кое-что.

— Совсем ни капельки? — уточняю и ловким движением пересаживаю Тину к себе на колени.

Она упирается ладонями в мою грудь, то ли отталкивает, то ли упасть боится. Мои руки на её бёдрах, гладят кожу сквозь тонкую ткань.

— Ни капельки, — кивает, серьёзная, а я смеюсь.

— Да и к чёрту эту любовь.

— К чёрту.

— От неё одни неприятности.

— Именно.

— То ли дело простой и понятный честный секс.

— Этого не будет.

— Почему?

— Потому что я без любви ни перед кем трусы не снимаю. Прости, Кирилл, но придётся тебе довольствоваться кем-то другим.

— Я сегодня не смог трахнуть на всё готовую бабу.

— Не может быть.

— Точно тебе говорю. Она лезла ко мне в штаны, а я её послал.

— Ничего. Найдёшь ту, которую не захочется посылать.

— Тебя не хочется.

— Ты ничего обо мне не знаешь, — говорит как-то по-детски упрямо и нос кверху задирает. — Ни-че-го, Кирилл Олегович.

И пальцем тычет меня в грудь, и в районе солнечного сплетения, куда несколько раз кряду упирается острый ноготь, разливается жгучее тепло. Оно стекает вниз, и, если Тина не слезет с моих колен, почувствует мой член даже через слои одежды.

И неважно, что это я усадил её сюда.

— Я знаю о тебе достаточно, — говорю, а Тина вдруг замирает. Мрачнеет, тонкие красивые брови сходятся к переносице, между ними образуется глубокая некрасивая складка.

Тина пытается слезть, ёрзает, шипит, когда держу её бёдра крепче. Тяну на себя, жду громкого крика, пощёчины, возмущения, и Тина оправдывает мои ожидания — бьёт наотмашь, со всей силы, да так, что моя голова дёргается назад.

— Отпусти меня, — резко, на выдохе, но в глазах мелькает нечто сумрачное, очень похожее на печаль. И вдруг бьёт кулачком в грудь и кричит: — Отпусти. Тебе секс нужен? Тупой механический трах? Этого хочешь?

Я обхватываю её лицо ладонями, надёжно фиксирую, чтобы не дёргалась, не вырывалась. Тина на грани истерики, её несёт куда-то, утаскивает в глубокие воды чего-то, о чём я действительно ничего не знаю.

— Вы все одинаковые, все! Ненавижу, — выплёвывает, и крупные слёзы текут по лицу. Ещё несколько мгновений назад идеальный макияж плывёт уродливыми пятнами, и тёмные дорожки, как воск со свечи, расплываются на щеках.

Тина что-то бормочет о похотливых мужиках, вспоминает какую-то Катю, но вопреки ожиданиям, не бьёт меня больше, не отстраняется, а наоборот, укладывается на грудь, в шею сопит. Ворот рубашки становится влажным от её слёз, и я неловко глажу Тину по спине.

Телефонный звонок врывается в исковерканную тихую идиллию. Велик соблазн не брать трубку, послать всё к чёрту и спокойно решить, что делать с рыдающей на моей груди женщиной, которая только что ударила меня и громко заявила, что ненавидит. От Тины моя голова точно когда-то лопнет.

На экране имя начальника охраны — Игорь не станет звонить по пустякам.

— Шеф, за нами хвост. Быстро влево! Через Очаковскую на третий спуск, там ребята подхватят.

И следом раздаётся приглушённых грохот и рёв чужих тормозов.