Русалка и гламурный пират

Лина Филимонова, 2023

По условиям пари их беззаботный курортный роман должен продлиться ровно семь дней. Много это или мало? Время покажет… А мы посмотрим, смогут ли эти двое придерживаться первоначального плана.Она не боится морских глубин и высоких волн, поэтому все зовут ее Русалкой.А он… может, он – прекрасный принц? Ну нет, на принца не похож, да и недолюбливает она принцев. Ей больше по душе пираты. Правда, этот слишком стильный и приглаженный – гламурный пират.

Глава 6

— Чего пригорюнилась? — спросил Аркадий.

Мы стояли на смотровой площадке рядом с подъемником, я думала о маме и игнорировала чудесный вид на город, горы и море, который раскинулся перед нами.

— Да так, — отмахнулась я. — Задумалась.

— О смысле жизни?

— Вроде того. А ты как считаешь, в чем ее смысл?

Я повернулась и посмотрела ему в глаза. Аркадий пожал плечами.

— Нет у нее никакого смысла.

— Вот и мне так кажется, — вздохнула я.

— Но, когда видишь такую красоту, с этим можно смириться, — продолжил Аркадий.

— Да, — я посмотрела по сторонам.

Все это я видела много-много раз, но все равно дух захватывает от масштабов и великолепия. И еще — от тишины. В горах всегда на удивлении тихо, даже если ветер шумит или идет дождь. Все равно обволакивает какая-то величественная торжественная тишина.

Я посмотрела на Аркадия, потому что почувствовала его взгляд.

— Не туда смотришь, — сказала я.

— Как раз туда, — ответил он.

Неожиданный приступ смущения заставил меня опустить глаза и отвернуться. Ну чего он сверлит меня взглядом? Мурашки прямо-таки табунами по коже бегают.

— Мы пойдем вон туда, — я показала на вершину, покрытую низким зеленым кустарником и каменными валунами, которые отсюда казались мелкими булыжниками.

— Отлично. Совсем недалеко. И не высоко. Я опасался, что придется по отвесным скалам карабкаться.

— Боишься высоты?

— Ну, вообще-то, да.

— И на канатке было страшно?

— А я об этом не думал. Ты меня все время отвлекала.

Ну надо же. У всех свои насекомые в голове.

— Я тоже боюсь высоты, — вещала я, пока мы шли по грунтовой дороге, проложенной по горному хребту.

— Правда? — обрадовался Аркадий.

— Но только в некоторых обстоятельствах. Меня пугают низкие бортики. Лучше уж совсем без них.

— Удивительное утверждение.

— Ты когда-нибудь катался на старом колесе обозрения? У нас в парке такое стоит.

— В детстве, кажется, катался.

— Страшно было?

— Ага. Хоть оно и не очень высокое.

— Вот. Невысокое. И бортики у него низкие. Это мне не нравится.

Аркадий хмыкнул.

— Если я стою на высоте рядом с бортиком высотой чуть выше колена, мне страшно, — объяснила я. — Хочется перешагнуть и упасть вниз.

— Так ты что, на этом колесе стоя каталась?

— Было дело.

— Да ты хулиганка.

— Есть немного.

Именно так, помнится, меня назвала билетерша. А еще она обещала вызвать милицию, но не вызвала, хотя мне этого даже хотелось. Может быть, тогда мама вернулась бы домой. Чтобы заняться моим воспитанием.

— А ты в детстве, наверное, был примерным мальчиком, — произнесла я.

— Ага. Учился на одни пятерки, слушался старших и постоянно переводил бабушек через дорогу.

— Врешь!

— Вру. Я тоже любил похулиганить. Самую уравновешенную гувернантку мог довести до истерики за пятнадцать минут.

— У тебя в детстве были гувернантки?

— Ага. Родители работали по двадцать часов в сутки.

Я вдруг поняла, что прямо сейчас происходит то, чего я хотела избежать. Мы рассказываем друг другу о себе. То, есть становимся ближе. Мне уже интересно, каким он был в детстве, что любил, что ненавидел, и как именно изводил гувернанток.

Гувернантки! Надо же. Может, у них и дворецкий был. Вместе с мажордомом. Не знаю точно, кто это такой, но из той же оперы. Так, пора это прекращать.

— Подожди-ка.

Я залезла в свой рюкзак, который болтался у Аркадия на спине, и достала солнцезащитный крем. Надо нанести его на все незакрытые одеждой участки тела. Не хочется потом ходить обугленной, как головешка.

— Тебе руки намазать? — спросила я Аркадия.

— А что, надо? Вроде солнце не очень печет.

— Сам смотри. Может, тебе идет красный цвет. Мне лично не очень.

— Мажь, — он вытянул руки вперед.

Оказывается, нанесение крема на мужские руки и плечи — довольно опасная с точки зрения целомудрия процедура. Я старалась воспринимать его руки просто как человеческие конечности и не думать о том, какими они могут быть нежными, сильными, страстными… Но запретные мысли так и лезли в мою глупую голову.

— Может, я тебе тоже что-нибудь намажу? — предложил Аркадий с лукавой усмешкой.

Догадался. Конечно, догадался. У меня щеки горят и это, наверное, заметно.

Я немедленно выразила свое презрение к его предложению громким фырканьем. Аркадий заржал. Ну прямо как в конюшне!

Мы дошли до развилки. Здесь грунтовая дорога, по которой инструкторы катают желающих на квадроциклах, разделяется на две. Одна, накатанная и утоптанная, ведет к пологому подъему. Там совершает восхождение большая часть туристов, стремящихся оказаться на самой высокой точке местной горной гряды. Другая, заросшая травой, тоже устремляется вверх, но к более крутому подъему с другой стороны горы.

— Предлагаю пойти налево, — сказала я.

— Налево я всегда готов, — отозвался Аркадий.

Умеет же он вложить пошлый смысл даже в самое безобидное высказывание!

— Налево идти дальше и подъем круче, — объяснила я. — Но там не натыкаешься на каждом шагу на туриста, делающего селфи.

— Селфи — это пошло, — заявил Аркадий. — Пошли налево.

И повернул свои стопы в названном направлении.

Дорога шла то вверх, то вниз, ноги уже начинали тосковать по ровной поверхности. Вершина, которую мы собирались штурмовать, вроде бы, была совсем рядом, но мы никак не могли добраться до начальной точки восхождения. Солнце палило нещадно, прохладный ветерок, охлаждавший нас в начале пути, где-то заблудился. Тем не менее, я чувствовала себя прекрасно. В трегинговых ботинках мои ноги шагали легко, как на пружинах, а высокогорная тишина наполняла мое сердце блаженным покоем, который не могло нарушить даже присутствие Аркадия.

Он, кажется, тоже чувствовал себя неплохо. Во всяком случае, шагал бодро и не жаловался. Еще один поворот — и дорога стала тропинкой с довольно крутым углом наклона. Через пару десятков метров подъема перед нами откроется один из самых замечательных видов, какие только есть на нашем побережье. Я пропустила Аркадия вперед, мне хотелось, чтобы он первым это увидел, я-то бывала здесь много раз.

— Вот это да! — вырвалось у него, когда он остановился на небольшой каменистой площадке. — Обалдеть!

Да, вид, действительно, обалденный. Когда мы шли, его закрывала гора, но сейчас мы ее обогнули и немного поднялись, поэтому ничто не мешает созерцать бесконечную череду горных вершин, уходящих вдаль. С этой стороны не видно моря и города, только горы до самого горизонта — и это потрясающе.

Я села на пятачок зеленой травы между камнями и подставила лицо свежему ветру, который снова появился, когда мы завернули за гору. Аркадий разместился рядом. Я взяла у него рюкзак и достала бутылку воды.

— Много не пей, — предупредила я его. — Это неэффективно, да и запас ограничен.

— Как скажешь, командир, — отозвался Аркадий и сделал несколько глотков.

— Сейчас будет самый трудный участок пути. Так что надо набраться сил. Ты устал?

— Ни капли.

— Во время подъема у некоторых кружится голова, — сообщила я. — Все-таки высота над уровнем моря тут приличная.

— У меня не закружится, — самоуверенно заявил Аркадий.

Что ж, надеюсь так и будет. Лично у меня в горах бывают моменты, когда все плывет перед глазами.

Аркадий отодвинул рюкзак и упал на траву, потянув меня за собой.

— Отдыхать так отдыхать, — сказал он.

Я не возражала.

Моей голове было очень удобно на его плече, теплое дыхание грело макушку, а руки как будто закрывали от всего неприятного, что только есть на свете. По небу резво бежали белые пушистые облака, похожие на взбитые сливки, ветер тихонько шевелил мелкие листочки низкорослого кустарника. Этот еле слышный шелест убаюкивал лучше любой колыбельной.

Я постепенно выбиралась из состояния полудремы, навалившейся внезапно и вероломно. Глаза не хотели открываться, голова была тяжелой и как будто набитой сладкой ватой. Аркадий пошевелился, повернулся и прижался ко мне всем телом. Его рука медленно заскользила вдоль моей спины, воспламеняя под кожей крошечные очаги трепещущего пламени. Огонь быстро разрастался, грозя занять все доступное пространство. Дремота мгновенно исчезла, вместо нее меня охватило сильное, просто невыносимое желание. Открывать глаза не хотелось. Хотелось, наоборот, закрыть их еще плотнее и, выбросив из головы все благоразумные мысли, нырнуть вместе с Аркадием в пучину страсти и даже, не побоюсь этого слова, похоти.

Но я же кремень. Поэтому и смогла вспомнить о своем дурацком правиле и все же открыть глаза навстречу суровой реальности. Аркадий был на пороге погружения в пучину: глаза закрыты, на лице застыло блаженно-предвкушающее выражение. Пора вернуть его на грешную землю. Я заняла удобную позицию и укусила его за нос. Не очень сильно, но вполне чувствительно. Он ойкнул и вперил в меня возмущенный взор.

— Больно? — спросила я.

— Ага.

— Зато сладострастный туман сразу развеялся. Да?

— Ну ты… акула, — проворчал Аркадий, но из объятий меня не выпустил. — Я раньше думал, что у русалок только хвост рыбий. А, оказывается, и зубы тоже от самых кусачих морских хищников.

— На счет «три» вскакиваем на ноги и бодро шагаем в гору, — сказала я. — Раз, два… три!

Не знаю, как у него это получилось, но он уже был на ногах. А я все еще сидела на земле. Аркадий подал мне руку, закинул на плечи рюкзак и жестом пропустил меня вперед, на крутую извилистую тропинку.

Вершина была совсем недалеко, мы ее видел, и и, казалось, могли достичь в мгновение ока. На самом деле подъем занял около часа. Мы карабкались почти вертикально вверх, то и дело сбивая дыхание и время от времени давая отдых трясущимся от напряжения ногам. Мы цеплялись за кустарник, но иногда все же скользили вниз, особенно Аркадий, ведь на его ногах были самые обычные кроссовки, а не ботинки со специальной рифленой подошвой. Головокружения меня на этот раз, к счастью, не одолевали.

Спасатели вбили вдоль края тропинки альпинистские колышки и натянули красный трос с флажками, предупреждающими об опасности, — потому что местами тропинка проходила по самому краю отвесного каменистого склона. Мы карабкались вверх, обрыв был справа, так что упасть было весьма затруднительно. Но, наверное, человеку, боящемуся высоты, в этом месте не по себе. Лично мне очень нравился этот склон. Я чувствовала азарт и желание покорить его, причем немедленно. Можно было бы не торопиться, но я лезла вверх все быстрее и быстрее, и Аркадию волей-неволей приходилось придерживаться того же бешеного темпа.

Этот феномен происходит не только со мной, я не раз наблюдала, как, казалось бы, полностью выдохшиеся туристы, по мере приближения к вершине обретают второе дыхание и начинают неистово карабкаться к конечной точке своего путешествия. Ника называет это высокогорным бешенством и считает, что я крайне подвержена приступам данной болезни. Когда мы ходим в горы вдвоем, я всегда забираюсь на вершину первой и потом с видом царя горы сижу и жду Нику.

Мне и сейчас почему-то очень хотелось опередить Аркадия, но он постоянно наступал мне на пятки. Когда до деревянной смотровой площадки, где установлен указатель «высшая точка», оставалось не больше тридцати метров, он обошел меня на повороте и резво устремился вверх. Я задохнулась от возмущения. Это моя вершина я и должна достичь ее первой! Но Аркадия, который всю дорогу плелся в хвосте, похоже, сразил более жестокий, чем меня, приступ высокогорного бешенства. Он ловко цеплялся за кусты и камни, как какая-нибудь мартышка, я никак не могла его догнать.

Все. Он на площадке, протягивает мне руку, я хватаюсь, тоже оказываюсь наверху и мы, обессиленные, падаем ничком.

— Ты победил, — задыхаясь, произнесла я.

— А мы, что, соревновались?

— А ты не заметил?

— Не-а.

— Врешь!

— Ну ладно, вру. Я всю дорогу тебе поддавался, но в конце решил взять реванш.

— Опять врешь. Ты еле полз, пока не заболел бешенством.

— Чем?

Я вкратце объяснила ему теорию Ники.

— Да! Точно! А я думаю — что это со мной такое, как будто крылья выросли.

Оглядевшись, я увидела, что мы на площадке не одни. С другой стороны поднялась группа туристов, они были такими же запыхавшимися как мы, а ведь поднимались по пологой стороне. Мы герои!

Как это обычно бывает, члены группы рассредоточились по площадке и защелкали телефонами и фотоаппаратами, пытаясь сфотографироваться на фоне гор в одиночестве. Аркадий тоже достал телефон и навел его на горные вершины.

— Все равно ничего путного не получится, — вздохнул он.

— Да, — кивнула я. — Даже самый крутой фотоаппарат не передаст впечатления.

А потом он повернул свой телефон на меня. Я протянула руку и закрыла экран рукой.

— Никаких фоток.

— Вот как?

— У нас все мимолетно, помнишь? Ни фоток, ни воспоминаний, ни сожалений.

Он молча посмотрел на меня и убрал телефон в карман.

Мы переместились на самый край площадки, свободный от туристов, уселись, свесив ноги вниз, и жадно припали к бутылкам с водой. Потом я достала из рюкзака яблоки и батончики мюсли, и мы закатили настоящий пир.

— Я бы сейчас слона съел, — сказал Аркадий, запихивая в рот целый батончик.

— Ну и зря бы ты это сделал. Нам еще обратно идти, а тяжесть в желудке очень мешает. Мюсли и яблоки — самая правильная еда в походе.

— Ерунда. Я бы съел целого барана и никакой тяжести не почувствовал бы.

Я протянула ему последний батончик.

— Это твой, — сказал он.

— Я вообще голода не чувствую. Горы заряжают меня энергией.

— Ну как хочешь.

Он проглотил батончик, запил его водой, придвинулся ко мне и обнял за плечи. Сидеть вот так, обнявшись, на вершине мира, было очень уютно.

— Как твой страх высоты? — спросила я Аркадия.

— Вообще я обычно его игнорирую. Как-то я даже прыгнул с парашютом. Пришлось, правда, памперс надеть во избежание эксцессов…

— Правда?

— Насчет памперса — нет. Обошелся.

— Ты очень смелый, раз вот так наступаешь на горло своим страхам.

— Нет, — произнес Аркадий каким-то странным, слишком серьезным тоном.

— Что — нет?

— Я не смелый. Я трус.

— Трусы не прыгают с парашютом.

Он ничего не ответил, но по тому, как он сжал мое плечо, я поняла, что его что-то всерьез гложет. Я бы могла спросить, о чем он думает, но он вряд ли стал бы со мной делиться. Да и не нужно мне знать о нем слишком много. Чем меньше, тем лучше. Поэтому я просто положила голову ему на плечо. Сейчас мы сидим рядом, нам хорошо вместе, но это скоро закончится. Хорошие моменты всегда заканчиваются, но обычно это бывает болезненной неожиданностью. В этот раз все будет по-другому. Сроки определены заранее, никаких неожиданностей, никакой привязанности и никакой боли. Мне нравится, когда все под контролем.

Ветровка мне понадобилась на обратном пути, во время спуска на канатке. Солнце к тому моменту почти погрузилось в море, перестав обогревать земную поверхность, в свои права вступила вечерняя свежесть. Внизу она приятна, а здесь, на высоте, вызывает легкий озноб. Натянув вышеупомянутый предмет одежды, я посмотрела на Аркадия взглядом «я же говорила», но на него мой взгляд не подействовал.

— Наконец-то я остыну, — обрадовался он. — Ветер приятный, как из кондиционера.

Я застегнула молнию на куртке и подумала, не надеть ли мне капюшон.

— Тебе, правда, холодно?

— У меня кожа не как у крокодила.

— Да, — Аркадий повернулся ко мне, — кожа у тебя нежная, шелковая. Как лепесток розы.

Я фыркнула.

— Рекламы насмотрелся?

— Ага.

Он продолжал сверлить на меня своими пронзительными серыми глазищами. Я тоже не желала отводить взгляд. Обычно подобные поединки я выигрываю на раз, но сейчас оставаться холодной и невозмутимой было очень трудно. В глазах Аркадия я видела то же, что чувствовала сама, хотя и тщательно скрывала, — непреодолимое влечение. Но мало ли куда меня влечет. Я же не животное, могу обуздывать свои инстинкты.

— Как раз сейчас лучше смотреть не на меня, а по сторонам, — произнесла я, не отводя взгляд. — Здесь очень красиво.

— С тобой ни один пейзаж не сравнится.

— А ты все же попробуй сравнить.

— Твои ямочки мне нравятся гораздо больше, чем все эти горы.

Я очень обиделась за горы. Я их нежно люблю, а он даже смотреть не хочет!

— Я тебе говорил, что ты прекрасна, как волшебный сон?

Это еще что? Ироничный комплимент или попытка сбить меня с толку и заставить отвести глаза? Посмотрим еще, кто кого собьет.

— Эй, расслабься. Меня больше не нужно очаровывать. Я уже очарована и на все согласна.

Я победила. Он моргнул и отвел глаза.

— Но не сегодня, — добавила я.

Сегодня я могу перемещаться только на четвереньках. Икры ноют, даже когда я просто лежу в кровати, в бедрах болят все сорок (или сколько их там) мышц, но самые болезненные места обнаружились, когда я залезала в ванну. При попытке поднять ногу и перекинуть ее через бортик резкая боль пронзила глубокие слои ягодиц. Оказывается, там тоже есть мышцы и они, видимо, в обычной жизни не работают, а включаются только при покорении вершин.

У меня и раньше после походов в горы все болело, но все же не настолько сильно. Вообще мои мышцы в тонусе, в течение всего года я бегаю, гоняю по набережной на роликах или велосипеде, иногда даже хожу в спортзал, хотя в целом больше люблю занятия на свежем воздухе. Но летом, в жару, все виды активности, кроме плавания, отваливаются сами собой. Чтобы покататься на велосипеде, нужно вставать часов в шесть утра, не только потому, что в это время прохладно, главное — набережная пуста. В остальные часы, вплоть до трех ночи, кататься придется по головам. Хуже всего даже не расслабленные пешеходы, с грацией медуз дефилирующие от кафешки к кафешке, а велосипедисты-камикадзе, севшие на двухколесного друга впервые за тридцать лет и напрочь забывшие, как поворачивать руль и жать на тормоз.

В нынешнем июне одна такая велосипедистка, позаимствовавшая средство передвижения у сына-подростка, устроила мне лобовую атаку. Разогнавшись на спуске, она впала в ступор, не в силах затормозить. Я пыталась объехать ее, как положено, справа — она повернула в ту же сторону, я влево — она, с упорством маньяка, снова за мной. Избежать столкновения было невозможно, мне, правда, удалось смягчить удар, направив велосипед по касательной.

К чему это я? После данного случая пришлось закрыть велосипедный и, заодно, роликовый сезон до сентября. С бегом немного по-другому. Обычно я летом не бегаю, слишком жарко. А вот вчера пришлось. Видимо, как раз от этой дополнительной нагрузки так сильно болят мои мышцы.

Вчера мы доехали домой на такси, идти пешком не было никакой возможности — ноги подкашивались от усталости. По дороге я объяснила своему временному любовнику принципы нашего общения. В отеле мы делаем вид, что едва знакомы, особенно, если где-то поблизости околачивается мой дед. Максимум, что позволено Аркадию — поздороваться и вежливо улыбнуться. И никаких многозначительных взглядов или, не дай бог, подмигиваний! Дед такие вещи сразу просекает, да и у администраторов с горничными глаз наметанный.

Пока я пыталась вбить в голову Аркадия правила поведения в обстановке строжайшей секретности, он пытался превысить допустимые пределы приличий. Его руки то и дело проникали под мою футболку или, как бы невзначай, скользили вверх по бедру, заставляя меня спотыкаться на полуслове и мучительно вспоминать, о чем я веду речь. Отбиваться, не устраивая жестокую бойню и не привлекая внимания таксиста, было сложно. Но я мужественно пыталась. С каждой секундой мужества оставалось все меньше и меньше, и, когда Аркадий умудрился прижать меня к себе провести губами от шеи до ключицы, я крикнула водителю:

— Остановите, пожалуйста, здесь!

— Эй, ты куда?

От неожиданности Аркадий ослабил хватку, я выскользнула из машины. Высунувшемуся вслед за мной Аркадию я объяснила, что нам не стоит подъезжать к отелю вместе. Осталось всего два квартала, я дойду пешком.

Такси с Аркадием, вывернувшим, подобно филину, голову назад отъехало, я закинула рюкзак на плечи и зашагала по тротуару, выравнивая сбившееся дыхание и поправляя взъерошенную шевелюру. Надо еще придумать, как правдоподобно объяснить деду свое отсутствие. Хотя мы с ним давно договорились, что я взрослая, и делаю что хочу, я все же стараюсь держать его в курсе своих перемещений — просто, чтобы он лишний раз не волновался. Никаких подробностей, просто: ушла туда-то, вернусь во столько-то.

Я и сейчас планирую отделаться парой фраз, но, чтобы они звучали естественно, я сама должна верить в то, что говорю. Поэтому нужно нарисовать в голове трехмерную картинку. Итак, я вполне могла бы пойти в горы с компанией старых друзей и приехавших к ним в гости родственников (имена называть не буду, но представлю одноклассницу Ирку и ее мужа Федю). Неплохая легенда, правдоподобная. Я способна работать Штирлицем в тылу врага.

Я очень-очень устала и легла спать немыслимо рано — в десять часов, уверенная, что отключусь в тот самый момент, когда голова коснется подушки. Но моя родная уютная постель, всегда дарившая мне покой и отдых, неожиданно стала камерой пыток. Подушка то превращалась в сбившийся кирпичный комок, то, наоборот, растекалась по матрасу как плоский блин. Удобно расположить на ней голову не было никакой возможности. Одеяло, прежде казавшееся тонким и легким, сегодня давило, как могильная плита, а без него под струями кондиционированного воздуха я замерзала. Да что такое творится?

Признав поражение, я встала и переместилась из спальни в гостиную. Не включая свет, я села на пол у окна, распахнув одну створку. На улице было гораздо жарче, чем в комнате, правда, можно было почувствовать едва уловимый морской бриз. Я прижалась разгоряченным лбом к стеклу. Снотворного, что ли, выпить? Но у меня его нет. Никогда не чувствовала необходимости призывать сон искусственными средствами. Может, подойдет вино? В холодильнике должна быть початая бутылка сухого красного.

Вообще самое лучшее снотворное — это усталость. Но я и так уставшая, а спать не хочется совсем. Значит, у меня еще остались силы. Надо их израсходовать. Приняв решение, я вскочила, натянула спортивные шорты, топ, достала из шкафа запылившиеся беговые кроссовки и выскочила за дверь, зажав в руке ключи. Полночь — прекрасное время для пробежки, главное избегать людной набережной. Поэтому я побежала не вниз, к морю, а вверх, вглубь жилых кварталов.

Машин было немного, но все же на перекрестах приходилось притормаживать, чтобы осмотреться, и меня это раздражало. Не люблю терять темп. В конце концов, я приспособилась во время вынужденного ожидания бежать на месте, и все наладилось. Чем дальше я убегала от набережной, тем меньше прохожих мне попадалось. Вскоре, когда я оказалась в районе частных домов, прохожие исчезли вовсе, лишь собаки перегавкивались через заборы, провожая меня на всем пути следования.

Все, пора обратно. Я повернула назад и, сделав несколько шагов, невольно остановилась. Из калитки выходил человек, очень похожий на Аркадия. Уличный фонарь был далеко, лица я разглядеть не могла, но силуэт на удивление похож. Мужчина остановился, просунул руку между досками калитки и задвинул засов. Окна в доме, из которого он вышел, не горели, сам дом выглядел старым и заброшенным. Естественно, это не мог быть Аркадий. Что бы он стал делать в этой глуши, в полуразрушенном доме? В попытке отвлечься от жарких мыслей о нем, вызвавших жестокую бессонницу, я убежала за пять километров от дома, но и здесь он мерещится мне в каждом прохожем! Я тряхнула головой, чтобы избавиться от наваждения, и возобновила прерванную пробежку. Сейчас я догоню его и увижу, что он абсолютно ничем не похож на предмет моих запретных желаний.

Догнать прохожего мне так и не удалось, он шел очень быстро, а потом свернул в какой-то глухой переулок. Преследовать его мне показалось неразумным, и я помчалась в сторону дома, постепенно увеличивая темп. Я должна загнать свой похотливый организм до смерти, чтобы он еле дополз до кровати и больше не возобновлял эротические грезы, лишающие меня сна.