Сильнее ветра

Лия Аструм (2024)

Способна ли я на измену? Я всегда считала, что нет… Ещё подростком Эйден Райс заселился в соседний дом, подарил свободу и научил любить. Мне всегда было его мало, и я хотела остановить мгновение и покорить неподвластный никому ресурс — время с ним. И вот спустя годы, на моём пальце красуется помолвочное кольцо, а впереди меня ждёт свадьба с самым лучшим мужчиной на свете. Но судьба та ещё стерва, и одно непредвиденное знакомство в Городе Ветров с Максвеллом Уайтом переворачивает всю мою жизнь с ног на голову. Заставляет испытывать противоречивые чувства. И запускает цепочку событий, в один день заканчивающихся шокирующей правдой, после которой я ощущаю себя так, словно вскрыла вены… Меня не успели спасти… А я забыла умереть… ПЕРВАЯ КНИГА ДИЛОГИИ

Глава 1

Майами. Пригород Авентура. Семь лет назад

Эмили

Не решаясь сделать шаг вперёд, я нервно переминалась с ноги на ногу перед раздвижными стеклянными дверями, смотря на идеально подстриженный газон, расставленные и накрытые белыми скатертями столы и развешенные по всему периметру одного цвета шарики. В глаза бросилась ярко-розовая надпись: «С Днём Рождения, Эмили!». Я недовольно сморщила нос. Что за отстой?! Терпеть не могла розовый. Почему, если я девочка, всё обязательно должно быть, как у куклы Барби? Мне что, пять?!

С превеликим удовольствием оторвав взгляд от рвотного цвета, я принялась выискивать взглядом свою лучшую подругу. Я раздражённо рыскала глазами по собравшимся гостям, половину из которых знать не знала, и с каждой секундой сердилась всё больше. Они тут на конкурс красоты пришли? Что за наряды принцесс? Раздутые цветастые платья, локоны, перевязанные лентами, странные блестящие ободки. И что больше всего бесило — вежливые натянутые улыбки. Никакого веселья. Ожидаемая унылая демонстрация своих лучших нарядов и показная порядочность перед людьми старшего круга. Одна половина из них блевала после вечеринок, щедро устраиваемых королём нашего класса, а вторая лечилась от венерических заболеваний после тех же вечеринок, на которые, к сожалению, мне ни разу не удалось попасть. Заболевания меня, конечно, не привлекали, но будь моя воля, я бы лучше запоминающе отожгла на одной из них со Стеф, чем всё вот это вот.

Взгляд невольно замер на самой, пожалуй, выделяющейся из всей этой массы женщине. Оливия Майерс — организатор этого дивного вечера и по совместительству моя мама. Как бы я к ней не относилась, не признать то, что она безумно красива, я не могла. Высокая, с идеальной фигурой и причёской.

Но и в красивом саду водятся змеи.

Сейчас на ней была надета белая лёгкая юбка до колен и застёгнутая на все пуговицы блузка того же цвета. Она вежливо улыбалась, слушая незнакомую мне полноватую женщину в странном фиолетовом платье, и периодически кивала, выражая свою полную заинтересованность в разговоре, что, скорее всего, было напускным. Не успеют гости покинуть дом, как она разнесёт внешний вид и манеры каждой из них.

Эта женщина всегда до идеального безобразия элегантна и невозмутима, не считая её нервно дёргающегося века при виде оголённых пупков и слишком коротких платьев. Она до сих пор восхищалась внешностью Кейт Мосс, стремилась к такой же худобе и в то же время презирала её стиль в одежде, называя одну из известных супермоделей шлюхастой рок-н-рольщицей. Ну да, ей же виднее. На людях она никогда не озвучит подобное, но вот дома эту женщину было не остановить. Для моей матери её мнение единственно верное, и оспорить его мог лишь мой отец Джон Майерс, пылко излучающий сейчас светскую доброжелательность в кругу тучных мужчин.

Я снова переступила с ноги на ногу. Большие пальцы стали ощутимо ныть из-за до ужаса неудобных туфель. Они были очень узкие, но мама решила, что это не повод пренебрегать мнением известного дизайнера, называющего их самыми модными в этом сезоне, и всё равно купила, не смотря на мои слабые, жалобные протесты.

Тёплые ладони неожиданно закрыли мне весь обзор на праздник века.

— Угадай, кто! — раздался знакомый игривый голос возле самого уха.

— Даже не знаю, — хмыкнув, протянула я. — Кто-то с очень потными и неприятными руками.

— Ах, ты! — чуть не оглушив меня, взвизгнула Стефани и, убрав ладони от лица, больно ущипнула меня за щеку. — На улице, кажется, все сорок. Я умираю.

Я повернулась, яростно потирая горящее место.

— Хотела попить газировки, а лучше пиво. Но на твоей вечеринке подают только противные кислые морсы и соки. Такой отстой! — продолжала показательно вздыхать она, пока я рассматривала её внешний вид: лёгкий белый сарафан, открытые бежевые сандалии, собранные в хвост светлые густые волосы с вразнобой выгоревшими от солнца прядями, и никакого макияжа, за исключением прозрачного блеска на губах.

Мило. Но непривычно. Лишь шальные, карамельного цвета глаза выдавали в ней то, что она тоже не прочь выбрать вариант с алкоголем и безумными танцами. Моя бровь заинтересованно дёрнулась вверх.

— А ты, смотрю, приоделась.

Она фыркнула, словно я сморозила полнейшую глупость.

— Не хотела злить миссис Майерс. Она и так меня недолюбливает.

На это мне совсем нечего было возразить. Чистая правда. По необъяснимым для меня причинам мама вбила себе в голову, что Стефани очень распущенная и дурно на меня влияющая личность. Хотя, почему по необъяснимым? Её злило, что она обычный подросток с нормальными родителями, не требующими от неё способностей супергероя. Она — моя лучшая и единственная подруга, и даже если меня запрут на год дома без возможности увидеть белый свет, я ни за что от неё не откажусь.

С такой, как я, дружить тяжело. Так сказала одна из моих бывших подруг. Раньше у нас была небольшая компания девчонок. Точнее, она есть до сих пор. Просто за минус одной. Меня.

«Время нужно тратить с пользой, Эмили. А в твоих гуляниях с людьми непонятного статуса я её не вижу».

Вероятно, вы уже догадались чьи это слова. Правда, я никогда не понимала о каком статусе речь. Да, семья Стефани жила скромнее нашей, но это вовсе не означало, что они хуже. По моим личным наблюдениям, они были в разы лучше, и прямо сейчас я, не задумываясь, собрала бы свои чемоданы и переехала к ним навсегда.

На телефон, который я держала всё это время в руке, пришло уведомление, и я, быстро пробежавшись глазами по дисплею, с облегчением убедилась, что это всего лишь обновления в новостной ленте Twitter, а не очередные поздравления вперемешку с извинениями от моего неугомонного поклонника. Я убрала сотовый в маленькую, бежевого цвета сумочку и, не желая таскаться с ней весь день, повесила её за ремешок на спинку близстоящего стула.

— Эмили Джози Майерс! — торжественно начала подруга, показательно размахивая руками. — Я от всей своей огромной души поздравляю тебя с днём рождения! Безумно горжусь тобой, моя самая красивая, потрясающая, великолепная, крутая, клёвая…

— Ой, всё, заткнись, — беззлобно прервала я её, сдувая с лица мешающую прядь волос.

— Согласна. Перебор, — широко улыбнулась она, ничуть не обидевшись. — А если честно, выглядишь, как тюльпан. — Она пробежалась скептическим взглядом по пышной юбке светло-зелёного платья с короткими кружевными рукавами и остановилась на ступнях. — Какие туфли! — наигранно воскликнула она, еле сдерживая смех. — Ты что, украла их у своей бабушки?

Я состроила рожу.

— У прабабушки! Это писк моды.

— Ага, — поддакнула она. — Я так и подумала. Что тебе подарили предки?

Я тяжело вздохнула.

— Смотрю на твоё унылое лицо и понимаю, что не билет в один конец в Чикаго.

Ага. Разбежались. Они не смогут пережить, если хоть на секунду решат, что я счастлива.

— «Это не смешно, Эмили. Какие сейчас могут быть поездки? У тебя нет на это времени», — очень правдоподобно спародировала я свою ближайшую родственницу. — И правда! Я ещё не выучила от корки до корки «Римское право», не изучила причины опиумных войн между Китаем и Великобританией, и в конце концов, — я театрально всплеснула руками, — как я смогу жить дальше, если не узнаю, как «Реставрация Мэйдзи» изменила политический и социальный ландшафт Японии?!

— Э-э-э…

Не будь я так раздражена, я бы посмеялась над ошалелым лицом Стефани.

— Откуда вообще этому времени взяться?! — продолжала выступать я. — У меня школа, ворох домашки, курсы французского и английского, а ещё эта премерзкая йога, на которой я чудом держусь, чтобы не захрапеть. Вот скажи, зачем мне французский?! Я уже ненавижу всех французов, а я их даже в глаза не видела! И вообще! Франция — не моя страна! В древности там существовал закон, запрещающий женщинам носить брюки! И этот наполеоновский сексизм официально отменили только в 2013 году! Ты представляешь?! В 2013!

— А что там про опиум?..

Я зыркнула на неё таким взглядом, что она не рискнула закончить вопрос.

— В итоге, они подарили мне какую-то космически дорогую, безумно редкую коллекционную книгу. Слава богу, на английском.

Стеф недовольно скривила губы.

— Гадость.

— Вот и я о том же. — Кстати о гадостях. — Что там на этих столах? — спросила я её, мысленно представляя тонны крабов. Мама не ела мясо и считала калории даже в воде. Поэтому надеяться на то, что на столе вдруг чудесным образом обнаружится пицца — бесполезная трата времени.

— Не всё так плохо, я видела что-то мясное.

Ну прям утешила.

— Торт же будет?

— Да! — Мои глаза сразу загорелись.

Мама считала сладкое самым великим злом на планете. Я была уверена, что маньяки и убийцы в её личном списке тяжких преступлений располагались строчкой ниже. Но именно в день рождения мне снисходительно разрешали съесть пару кусочков моего самого любимого лакомства.

— Будет торт с карамелью и грецким орехом!

— Боже, Джо, — фыркнула Стеф. — Я каждый раз поражаюсь твоей радости от простого куска торта. По десятибалльной шкале странностей это потянет на все девять. Но потом вспоминаю твою мать и думаю, что на твоём месте радовалась бы и чайной ложке сахара.

Вывалить всё, что взбредёт в голову — в этом вся Стеф.

— Плевать на торт. Есть новости поважнее, — отмахнулась она, словно эта тема изжила себя ещё год назад. — Как тебе новый сосед? О нём уже вся улица трещит. Он такой красавчик! — Сложив ладони вместе на уровне груди, она восторженно подняла глаза к потолку. Для полного набора не хватало струйки красных сердечек вверх.

На моём лице отразилось недоумение.

— Какой сосед?

— Как, какой?! — поражённо всплеснула она руками. — Твой, конечно! Они переехали пару дней назад в соседний дом.

— Слышала что-то, — пробормотала я, вспоминая, как вчера мы с мамой подъехали к дому, и какие-то молодые ребята таскали коробки и громко ругались. Она смерила их таким взглядом, словно перед ней не люди, а мерзкие насекомые. — Что, прям красавчик?

Стеф часто неоднозначно реагировала на противоположный пол, восхищалась тем или иным парнем, через пару дней напрочь забывая, что он ей приглянулся. Мне было всё равно. Мне никто не нравился. Никогда.

— Сама сейчас увидишь, — она понизила голос, будто нас кто-то мог подслушать и ткнула пальцем в сторону праздника, который чудесно проходил без меня. — Он там. Его родители какие-то шишки, и твои их пригласили.

— Ну пойдём, посмотрим на этого красавчика, — только, чтобы поддержать подругу проговорила я и, тщательно разгладив невидимые складки на платье, наверное, больше для того, чтобы отложить момент моего появления, отодвинула дверь в сторону.

Из колонок доносилась незнакомая весёлая песня, пока я с натянутой на лицо гримасой радости шефствовала по выстриженному травяному полотну. Две нанятые официантки, одетые в белые рубашки и чёрные до колена юбки, с доброжелательными улыбками ходили между гостями, держа в руках подносы, заставленные закусками и напитками. Как и предполагалось, приглашённые гости разбились по небольшим группам по интересам и оживлённо переговаривались. Я знала многих и всё же видела незнакомые лица. Кто-то из ближайшей к нам группы крикнул: «С Днём Рождения, Эмили!», и я улыбнулась в ответ, толком не понимая, кому именно. Стеф следовала за мной по пятам, и чем ближе мы подходили, тем острее становился взгляд Оливии Майерс. Сейчас точно что-то будет.

— Почему так долго, Эмили? — Строгий тон матери тут же поднял внутри целую бурю протеста. И если мерить её по шкале Стефани, то набиралось сразу семь баллов. — Тебя уже все заждались.

Ага, конечно. Заждались.

Я молча смотрела в её идеальное лицо с неброским макияжем. Волосы были собраны в тугой пучок на затылке, и ни одного выбивающегося волоска я не смогла найти, как бы тщательно не искала. Безупречна. Безупречна и холодна.

— Почему на тебе эти туфли? — тихо возмутилась она, кидая на Стеф быстрый и полный неприязни взгляд. — Я сказала надеть тебе другие.

Сказала она. Я так и знала, что из-за такой мелочи она устроит трагедию. Но дело в том, что туфли, которые выбрала она, были с открытым носом. А я назло непонятно кому покрасила ногти в чёрный цвет. Небольшой, никому неизвестный, а потому и глупый бунт на корабле. У неё случится инсульт, если она их увидит.

Сдержаться и не состроить гримасу максимальной неприязни далось с трудом.

— Прости, мам, — игнорируя вопрос про туфли, я изобразила виноватую улыбку на лице. Только вслух я называла родителей так, как положено. В то время как мысленно, вместо принятых «мама» и «папа», всё чаще и чаще стали звучать их имена. — Стефани помогала мне с причёской, поэтому мы задержались.

С причёской под названием: «Прямые волосы». Гениально.

Оливия недовольно поджала губы, но промолчала.

— Мы пойдём поедим, — быстро сообразила я, чтобы, не дай бог, не получить ещё целый список выговоров. — Заодно, поприветствую гостей.

А с некоторыми придётся даже познакомиться. Мою мать не сильно волновал тот факт, что на моём празднике были неизвестные мне личности.

— Хорошо, — на её лицо налезла маска снисходительного одобрения. — Только много не ешь, ты и так поправилась на полтора фунта.

Абсолютно не удивлённая её дополнительными комментариями, я нехотя кивнула и, взяв Стеф за руку, потащила к столу с закусками.

— Полтора фунта! — с ужасом на лице прошептала подруга, когда мы отошли на безопасное расстояние. — Твоя мать — монстр.

— Монстр — это комплимент. Поверь, она гораздо хуже.

Сморщив нос, я с плохо скрытой неприязнью рассматривала еду.

— Сейчас бы колу, бургер и картошку с соусом, — мечтательно вздохнула Стеф, видимо вспоминая свой собственный день рождения. У неё не было шикарного праздника. Всё было по-домашнему: семья, близкие друзья и вредная еда. В тот день нам даже разрешили выпить по бокалу шампанского. Её родителей я обожала. Они всегда учитывали пожелания дочери и ругали за действительно серьёзные проступки, а не кусок пиццы.

— Будем есть то, что есть, — буркнула я, беря рукой кусочек сыра.

Пока я, стараясь не поморщиться, жевала мягкий, почти безвкусный сыр, ко мне подошли несколько ребят с соседней улицы. Я с ними не общалась, просто здоровалась при встрече, поэтому пришлось поднапрячься: принимать поздравления и перебирать в памяти их имена. Одновременно. С первым получилось, со вторым пошло труднее. На третьем я решила закончить истязать свой мозг и улыбаться так широко, словно ничего прекраснее, чем встреча с ними, со мной не случалось и не случится никогда.

Стандартная процедура. Никаких удивлений. Список гостей составлялся не мной.

— Вот он, — шепнула мне Стеф, кивая куда-то в сторону, когда мы остались одни. Я тут же прошлась взглядом по указанной траектории.

В нескольких десятков футов от стола спиной к нам стоял светловолосый парень в окружении трёх ребят из моего класса. Он был среднего телосложения и немного выше остальных. С этого ракурса я совсем не видела лица и потому не могла дать какую-либо оценку его внешности. Но даже со спины я могла сказать, что держался он вполне уверенно и явно заинтересовал моих напыщенных одноклассников. Ещё бы, в частной школе деньги играли немаловажную роль.

— Какое красивое платье, Майерс! — раздался за спиной самый неприятный голос на планете Земля. Нет, пожалуй, на всех восьми планетах Солнечной системы не было голоса противнее этого.

Прежде чем развернуться, я сделала глубокий вдох… Пара секунд, и перед моим взором предстала стерва года в окружении своих двух подпевал подружек.

Карла Томпсон. Неприятное существо. Моя одноклассница и мой личный враг. Наше противостояние началось ещё с начальной школы, когда один из мальчиков сказал, что у меня причёска красивее, чем у неё. Полный бред. А дальше последовала бесконечная борьба: за лучшие оценки, за право вести спортивную колонку в школьной газете и, наконец, за Дина Уилсона. Мне он не нравился, но иногда, когда Карла перегибала палку, я специально строила ему глазки, чтобы увидеть её пылающее от ярости лицо. Это приносило мне удовольствие.

— Тебе оно очень идёт, — продолжала издеваться Карла, с ехидной улыбкой рассматривая мой наряд, который я бы никогда не надела, будь сиротой. На фоне моей белой кожи светло-зелёный смотрелся как неизлечимая болезнь. Честно сказать, это нонсенс. Жить в Майами и ни разу нормально не загореть. Перед выходом на солнце я тратила целое ведро солнцезащитного крема, иначе моё тело покрывалось красными пятнами, которые проходили ещё несколько недель. Загар ложился, но лёгкий, еле заметный, и на фоне других я всегда выглядела болезненно-бледной.

— Спасибо, Карла, — бесстрастно ответила я, успокаивая себя тем, что начинать ссору на виду у родителей — непроходимая тупость, совсем несвойственная мне.

Рассматривая её в ответ, я пыталась сохранить невозмутимый вид. Выше меня почти на пол головы. Стройная и загорелая. В коротком летнем платье на бретелях ярко-красного цвета и с длинными, чёрными как смоль волосами. Так и хотелось вцепиться в них и опустить её идеальное лицо в ближайшую тарелку с креветками. Она выглядела сногсшибательно и, беря во внимание нашу с ней конкуренцию, это довольно часто било по моей самооценке. И у меня не было желания одеваться, как она. У меня было желание иметь возможность одеваться, как я хочу. Такая мелочь, но и её я не могла себе позволить.

— Мой подарок там. — Она указала пальцем, покрытым ярко-сочным красным лаком, в сторону стола, заваленного разноцветными коробками. — Ты сразу поймёшь, что он от меня, — невинно хлопая ресницами, продолжала напевать эта стерва.

Почему это существо вообще находилось здесь? Ах, да. Её отец — партнёр моего отца по бизнесу. Моё мнение никто не спрашивал. Никого не интересовали подростковые войны.

— Не сомневаюсь, — стараясь не поддаваться эмоциям и не представлять, как ломаю ей нос, сухо ответила я и окинула быстрым взглядом её, так называемых, подруг. Меган и Сидни. Две ухмыляющиеся дуры. Терпеть их не могла. Если Карла вызывала хоть какое-то уважение, то бесхребетные одноклеточные идиотки — только жалость.

— Стерва ты заносчивая, — буднично одарила её комплиментом Стеф, не прекращая уплетать бутерброд с рыбой неизвестного происхождения. Подруга никогда не упускала возможности задеть эту королеву красоты, и ей практически всегда это удавалось.

— Таннер, — противно протянула в ответ «королева», расплываясь в фальшивой улыбке. — Ты, как всегда, без манер. До сих поражаюсь, как ты попала в наш класс. — Её глаза насмешливо сверкнули. — В класс лучших.

Подруга издевательски фыркнула:

— Ты, что ли, лучшая? Обычная выскочка!

Улыбка моментально слетела с лица Томпсон. Но она ничего не ответила, лишь перевела взгляд обратно на меня, словно Стефани была недостойна её внимания.

— Твой сосед — само очарование, Эмили, — вкрадчиво проговорила она с хищным блеском в глазах. — Он будет учиться в нашем классе.

«Вот это новости! Почему я всё узнаю последней?!».

— Надеюсь, в этот раз ты не будешь стоять на моём пути. Так и быть, я отдаю тебе Дина. Мне он больше не интересен. Можешь забирать. Считай, это приятным бонусом к моему сегодняшнему подарку.

Она дура?

— Очень великодушно, Карла. — Я изо всех сил старалась не рассмеяться ей в лицо. — Но чтобы что-то отдать, нужно для начала это «что-то» приобрести. А в нашей с тобой ситуации этим «что-то» является живой человек. А значит, его невозможно, как игрушку в магазине купить, а потом передарить, — старательно разжёвывала я каждое слово этой идиотке. — Соответственно, подводя итог всему вышесказанному, ты несёшь полнейший бред.

Стеф рядом громко присвистнула, а затем протянула мне ладонь, которую я с удовольствием отбила. Ставить эту стерву на место — определённый вид изощрённого удовольствия. Подруга терпеть не могла, когда я умничала, но в случае с этой напыщенной дурой никогда не была против.

В глазах Карлы загорелась ярость. Она столько лет сохла по Уилсону, хотя могла заполучить любого парня в школе. За ней чуть ли не толпами бегали поклонники, бесконечно приглашая на свидания. Но ей всегда нужен был только Дин. И я начала подозревать, что дело не в самом парне, а в его статусе. Его семья владела крупной корпорацией по торговле энергетических товаров для авиации, морского транспорта и так далее. Весь список и не упомнишь. Выходец из знатной семейки с очень напористым характером и внешностью атлета. Один из лучших учеников и спортсменов. В основном общался с парнями постарше и, несмотря на возраст, являлся мечтой каждой второй девчонки из нашей школы. Мне даже стало любопытно, чем так её зацепил новенький, если она решила убрать свои когти от Дина.

Не на шутку разозлившись, Томпсон, видимо, забыла, где находится. Она подошла ко мне настолько близко, что я почувствовала её дыхание на своём лице. Стало неприятно, но отступать я была не намерена. Стефани рядом тоже ощутимо напряглась. Она всегда мечтала оттаскать её за волосы. И даже всерьёз предлагала выловить королеву за углом. Но дальше взаимных оскорблений у нас дело не заходило. За такое можно с лёгкостью вылететь из школы, а для меня это равносильно мучительно долгой казни.

— Шутки закончились, Майерс, — прошипела она. Сейчас она напоминала мне гадюку, у которой закончился весь яд, и всё, что она может — это выпускать наружу свои бесполезные клыки. — Даже не вздумай строить ему свои невинные глазки.

Я уже говорила, что она дура? Точно, говорила.

Открыв рот, я собиралась ей высказать всё, что думаю о её жалком поведении. Но голос матери мгновенно остудил весь мой пыл.

— Эмили, подойди! — маскируя приказ вежливыми нотами, позвала она. А её ожидание, длительностью более тридцати секунд, принесёт мне намного больше проблем, чем созерцание раздутых ноздрей Карлы.

Поэтому, не посчитав нужным снизойти до ответа, я просто развернулась и пошла к родителям, слыша в спину глупую угрозу: «Мы ещё не закончили».

Когда до них оставалось около пяти шагов, Джон Майерс кинул в мою сторону раздражённый взгляд, словно я сама напросилась на эту аудиенцию, и нехотя прервал свою речь, чтобы представить меня незнакомым людям.

— Эмили, познакомься, — начал отец, кивая в сторону мужчины и женщины, стоящих рядом с ним. — Стив и Грейс Райс. Наши новые соседи. Переехали из Лос-Анджелеса.

Родители того самого красавчика? Я с ходу предположила, что он пошёл в мать, так как именно у неё были длинные светлые волосы. Довольно высокая, в обтягивающем стройную фигуру кремовом платье. Но я уже знала наперёд, что Оливия ни за что не упустит возможности прокомментировать её широковатые бедра.

Стив Райс оказался высокого и крепкого телосложения мужчиной с короткими тёмными волосами и внимательным взглядом. Одет был солидно: белая свободная рубашка и светлые брюки.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровалась я.

— Грейс — хирург, а Стив — адвокат по уголовным делам, — продолжил свой рассказ отец.

Разве Стеф не говорила, что они какие-то шишки? Я пока ничего не понимала.

— Я слышал, ты вытащил из тюрьмы самого де ла Торре? — с искренним интересом спросил отец. Кто такой этот Торре я понятия не имела, но вслушивалась так, словно была знакома с ним всю жизнь.

— Да, — чуть погодя ответил Стив. Было заметно, что ему не очень по душе эта тема. Но разве моего отца остановишь?

— Это впечатляет. Его поймали на горячем. Как ты это сделал?

— Газеты преувеличивают, Джон.

— И всё же, — настаивал отец. — Это было громкое дело.

— Думаю, не стоит обсуждать работу Стива при детях, — миролюбиво вклинилась в их разговор миссис Райс, смотря, как её муж недовольно поджимает губы. Отец слепой, что ли? Даже мне очевидно, что пора заткнуться. — Здравствуй, Эмили, — ласково улыбнулась она. — С днём рождения.

— Спасибо, — вежливо поблагодарила я, напрягаясь под требовательным взглядом матери. Мне что, в реверансе присесть нужно?

— Пройдём в мой кабинет? — предложил отец Стиву, явно не желая оставлять зацепившую его тему и переходить к общению с такой скромной персоной, как я. — Оставим дам посплетничать. Я угощу тебя отменным коньяком. — Дружески хлопнул он его по плечу.

Мистер Райс медленно перевёл взгляд на его руку, видимо, так же, как и я, посчитав это излишней фривольностью. Но, тем не менее, кивнул и пошёл вслед за отцом. Я была уверена, он ни за что не отцепится от бедного соседа, пока не выяснит всю правду об этом деле.

— Мы теперь будем часто общаться, — вновь заговорила со мной миссис Райс. — Поэтому будет неплохо познакомить нашего сына с тобой. Эйден! — громко позвала она, и тот самый парень, которого я рассматривала со спины, сразу же обернулся и двинулся в нашу сторону.

Я не могла объяснить то, что происходило дальше, но чем ближе он приближался, тем труднее становилось моё дыхание. Может, я заболела?

Уверенная и в тоже время расслабленная походка, будто он тысячу раз бывал в нашем доме. Растрёпанные ветром пшеничные волосы, довольно крепкие руки, обтянутые на контрасте с загорелой кожей белой тканью футболки, и мужественные черты лица, очень напоминающие черты мужчины, который только что нехотя ушёл с моим отцом. Но самое поразительное ждало меня впереди.

Его глаза. Ярко-зелёные. Ненормальные.

Ни у кого, ни разу в жизни я не видела таких насыщенных глаз. Живых, цепляющих с первого взгляда.

Он встал рядом со мной, и до меня донёсся аромат чего-то освежающе-приятного. Я не могла различить, что именно это было. Мята? Лайм?

— Эйден, познакомься с именинницей, — мягко сказала Грейс. — Будет здорово, если вы подружитесь.

Он повернулся в мою сторону, и наши взгляды столкнулись.

— С днём рождения, Эмили. — Лёгкая улыбка преобразила его лицо, и я зацепилась за две глубокие очаровательные ямочки на щеках. Божечки, ещё и ямочки! — Очень рад познакомиться.

Мой язык безнадёжно прилип к нёбу. Я впервые испытывала такое странное чувство. Я стеснялась мальчишку. Какой позор!

— Мне тоже очень приятно. — Прозвучало неуверенно и смущённо.

Уголки его губ еле заметно дрогнули. Он смеялся надо мной?

— Прекрасный праздник, миссис Майерс, — вежливо проговорил он, обращаясь к моей матери и давая мне время хоть немного прийти в себя. Неудивительно, что Карла в него вцепилась, как в последний шанс. Он и правда оказался очень привлекательным.

И только спустя пару секунд я осознала, что он сказал.

Прекрасный праздник?! Да здесь уснуть можно от скуки! Не то чтобы я была на многих праздниках. Меня вообще редко куда отпускали. Будь их воля, они бы мне вживили под кожу маячок слежения, чтобы по дороге в одну библиотеку, я не свернула в другую. Но если даже я, с маленьким опытом, это понимала, то что нёс он?! Вежливость? Действительно так считал? Если ответ под номером два, то мы никогда не поладим. Те, кому нравилась моя мать, не дружили с головой. А с больными не дружила я. Я вообще ни с кем не дружила, кроме Стеф.

— Спасибо, Эйден, — в голос пропела она. Угодил. — Мы всегда рады видеть тебя в нашем доме. Эмили выберет день и проведёт тебе экскурсию по городу. Как ты на это смотришь?

— Я буду очень рад.

А меня спросить не нужно?

— Эмили?

«Мне одной кажется, что её голос всегда меняется, когда она произносит моё имя? В нём сразу появляется что-то неприятно требовательное. То, что мгновенно вызывает внутреннее сопротивление».

— С удовольствием.

Это «с удовольствием» далось мне тяжелее, чем тот недельный перевод рассказа с французского языка, после которого мой репетитор остался очень недовольным и доложил Оливии. В качестве наказания — плюс ещё одно занятие в неделю.

Эйден благодарно мне улыбнулся и продолжил дальше ворковать с моей матерью, превращая обычный светский диалог в мучительную для меня пытку. Отвечал на её вопросы, делал комплименты, рассказывал про школу в Лос-Анджелесе и, в целом, притянул к себе не только моё, но и внимание двух взрослых женщин.

Я разглядывала его со стороны. Его мимику, жесты. Он держался очень расслаблено. Не махал во все стороны руками, как Стеф, а, спокойно сложив их за спиной, вёл диалог с моей матерью так, словно был знаком с ней тысячу лет.

Но когда после очередной реплики Оливии он рассмеялся, я чуть дышать не перестала, вслушиваясь в ласкающую до мурашек слух тональность. Тихий ненавязчивый звук с лёгкой мужской хрипотцой добавил ещё сотню баллов к его привлекательной внешности. Я пристально уставилась на его смешно подёргивающийся от смеха кончик носа. Там была какая-то точка. Родинка?

От этих размышлений я почувствовала себя очень неловко. Я даже не слышала, что конкретно он рассказывал, потому что изначально потеряла нить разговора. Эйден мне понравился, и это было очень сложно отрицать. Но то, что он стоял и любезничал с женщиной, ежедневно отравляющей мне жизнь, сразу же превращало все мысленно поставленные ему плюсики в нолики. Ощущая себя лишней на своём собственном празднике и одолеваемая совсем незнакомыми мне эмоциями по отношению к парню, я разозлилась.

–…поэтому я не в восторге от переезда, но надеюсь, что…

— Прошу меня извинить, — резко перебила я, и три пары глаз уставились на меня в ответ. Мать — с явным раздражением, Грейс — с понимающей улыбкой, а Эйден… а до анализа взгляда Эйдена я не дошла. Не решилась. — Мне нужно отойти. — И развернувшись, направилась в дом, чтобы позвонить самому главному человеку в моей жизни.

Я скользнула в приоткрытую с террасы дверь, сразу попадая в остуженное от жары кондиционерами пространство. Моя сумка висела ровно там, где я её оставила. С некой нервозностью я достала телефон и, нажав цифру, запускающую быстрый вызов абонента, принялась отсчитывать длинные, тянущиеся гудки.

— Эмми? — раздалось долгожданное на том конце линии, и я крепче стиснула влажной от пота ладонью трубку.

— Это я.

Максимально тупое начало с подтверждением собственной личности.

— Что случилось?

Я молчала, но моё учащённое дыхание, видимо, было слышно и за тысячу миль.

— Наша мать опять испортила тебе праздник?

Кэтрин — моя старшая и очень догадливая сестра. Мой самый родной и близкий человек. Она училась в медицинском в Чикаго и, несмотря на нашу разницу в десять лет, мы с ней были очень близки. Кэти редко приезжала домой, так как её отношения с родителями оставляли желать лучшего. А если честно, она просто не могла находиться с нашей матерью на одной территории больше пяти минут. Поэтому виделись мы редко, но зато переписывались и созванивались почти каждый день.

— Я просто не чувствую, что это мой праздник, — вымученно призналась я. — Здесь всё не то. Платье, туфли… люди.

Я очень надеялась, что Кэти сможет приехать и провести этот день со мной, но у неё никак не получилось вырваться со своей резидентуры.

— Милая, — ласково позвала она. — Знай, что я всегда на твоей стороне. А все, кто тебя расстраивают, пусть катятся к чёрту. Не трать энергию. Через год ты и не вспомнишь о них. А если тебе не нравится наряд, то иди и надень новый костюм! — требовательно скомандовала сестра.

Кэти отправила мне посылкой подарок. Футболка небесно-голубого цвета с белой надписью: «Чикаго» и короткие шорты в тон. Вдобавок, крутые белые кроссовки с голубыми шнурками, которые я не смогу надеть, пока Оливия Майерс живёт через стенку от меня.

— Ты же знаешь, что если я покажусь в таком виде при её гостях, она запрёт меня дома до конца моих дней.

Её гостях. Не моих.

Кэти фыркнула.

— Наша мать — стерва! И я серьёзно думаю, что у неё проблемы с головой, — как всегда, не стала разводить церемонии сестра. — Жду не дождусь, когда ты свалишь из этого ада. Ко мне.

— Господи, ты не представляешь, как я жду этого момента. Один год, и я буду жить с тобой. По крайней мере, в одном городе.

— Осталось совсем немного! А теперь иди и поешь свой любимый торт, и не обращай внимание на всех этих заносчивых идиотов. Люблю тебя, Эмми.

— И я тебя люблю.

Отключив вызов, я тяжело вздохнула и пошла в ванную комнату, чтобы помыть вспотевшие от жары ладони. Намыливая их уже по второму кругу, я отказывалась признавать, что просто тяну время и не хочу выходить наружу. Но вариантов не было. Закрутив кран с холодной водой, я тщательно вытерла руки полотенцем и, кинув быстрый взгляд в зеркало, чтобы убедиться, что не выгляжу снаружи так же, как внутри, вышла к гостям.

По ощущениям на улице стало ещё жарче. Горячий воздух неприятно прилипал к коже, и уже через десять секунд мне захотелось вернуться в дом и прямо в одежде встать под холодный душ.

— Эта стерва сейчас выпрыгнет из трусов, — протягивая руку за очередным бутербродом, насмешливо подметила подруга, когда я остановилась рядом с ней.

Я проследила за её взглядом. У другого конца стола стоял Эйден. Засунув руки в карманы своих классических, песочного цвета брюк, он с вежливой улыбкой на лице слушал извивающуюся перед ним змеёй Карлу. Она постоянно трогала волосы, поправляла бретели платья и вообще вела себя как законченная идиотка. И мне это совсем не понравилось. Не понравилась его улыбка, адресованная ей. Он нацепил солнечные очки, и я не могла рассмотреть глаза, но почему-то мне казалось, что она просто не может не привлечь его внимание. От этих мыслей я в очередной раз почувствовала раздражение.

— Хотя вряд ли на ней есть трусы, — пришла к своим выводам Стеф.

— Плевать на него и на её трусы, — скривилась я, представляя Карлу без нижнего белья в объятиях Эйдена. — Могут хоть засосаться тут. Не такой уж он и красавчик!

Стеф перестала жевать и, прищурив глаза, тщательно выискивала что-то на моём лице, с разоблачающе пылающими, как светофор, щеками.

— Ты меня сейчас обманываешь, Джо, — таинственно понизила голос подруга. — Только слепой или мёртвый не скажет, как он красив.

— Или я! — непримиримо задрав подбородок, я отказывалась признавать вслух свою симпатию к нему. — Ты не объелась?

— Я могу съесть весь стол. Кстати, почему Дина нет? Ты могла бы побесить Карлу и пофлиртовать с ним.

— Он улетел с родителями в Вашингтон к сестре. Несколько раз звонил и извинялся.

— Он, конечно, тот ещё бабник, но его симпатия к тебе — это своего рода стабильность. Думаю, он бросит всех, если твоя ягодка наконец решится дать сок под этим богическим телом.

— Какие тошнотворные метафоры, мисс Таннер. Поблюю позже. А пока, как истинная леди, сделаю вид, что оглохла и не слышала твой сумасшедший бред.

Стеф наигранно закатила глаза, закинула в рот остатки бутерброда и, быстро пережевав, уже с полной серьёзностью в голосе спросила:

— Почему бы тебе не попробовать с ним повстречаться?

Она задавала мне этот вопрос стандартно раз в неделю, и мне уже начало казаться, что она испытывала облегчение, когда слышала постоянный категоричный отказ с моей стороны. Я пару раз спрашивала о её симпатии к нему, но она всё время делала огромные глаза и говорила, что у меня не все дома.

— Ты издеваешься?! — не изменяя себе, стандартно возмутилась я. — Он мне не нравится! И у меня нет времени. Ты забыла, что моя мать составляет мне график занятий с дотошностью до секунды?

— Прости. Я иногда забываю, как тебе не повезло с родителями, — сочувственно проговорила она. — О, а вот и торт!

Все повернулись в сторону нашего дворецкого. Фредерик тоже приоделся. Облачился во всё белое и, напряжённо сведя к переносице тёмные густые брови, которые мне не раз хотелось проредить пинцетом, вышагивал по узкой дорожке, неся в руках мой долгожданный торт с зажжёнными свечами. В этом доме он был единственным, кто относился ко мне с добротой. А в этом наряде так и вовсе стал похож на католического священника, готового выслушать любую, даже самую страшную исповедь.

Фредерик всегда смотрел на меня с отеческой теплотой, поэтому еле уловимая тревога во взгляде мужских глаз, уже прилично обложенных со всех сторон возрастными морщинами, сразу вызвала во мне насторожённость. Я всячески старалась выветрить из головы любые нехорошие подозрения, пока радостно шагала ему навстречу, собираясь загадать желание, которое обязательно сбудется. Через год.

Всего четыре строчки глупой песни и улыбка потерялась на моем лице. Это был не тот торт. Совсем не тот. Какой-то пышно-розовый крем, свежие ягоды по кругу и ни единого намёка на карамель и орехи. Я вглядывалась подавленным взглядом в сладкую массу, ощущая на себе взгляды десятков гостей, обступивших меня по кругу.

— Ну же, Эмили, загадывай желание и задувай.

Я перевела взгляд на Оливию. Двумя пальцами одной руки она держала наполненный шампанским бокал на тонкой длинной ножке. Совсем не к месту я подумала, что этот бокал она будет цедить весь праздник, потому что потерять лицо и предстать перед гостями в недостойном свете для неё страшнее, чем увидеть плюс на весах. В ободряющем жесте она немного склонила голову вперёд. Но так должно было казаться со стороны. На самом деле её нервировала задержка. Её вообще нервировало всё, что было не по её плану.

Внутри снова начала нарастать злость и агрессия. Почему у меня такие родители?! Я согласилась на всё! На это платье! На дурацкие туфли! Даже на Карлу, которой вообще не должно здесь быть! Я все время безукоризненно следую всем их деспотичным правилам, а они не могут выполнить всего одно моё желание! Торт. Это же такой пустяк! Разве нет?!

— Это не тот торт.

Судя по лицу моей матери, произошёл ядерный взрыв, не меньше. На секунду на её лице отразился приятный шок. Что, не ожидала? Но она достаточно быстро взяла себя в руки и улыбнулась той очаровательной улыбкой, которая без проблем сможет разъесть железо. Может, все кругом и думали, что она очаровательна. Я видела лишь раздражение, хорошо скрытое от других под маской фальшивых ужимок.

— Ну что ты, милая.

От её наигранного скрипучего смеха мне свело челюсть.

— Конечно же, это тот торт. Ты, наверное, забыла, что решила в этом году попробовать что-то новое. Ты сама его выбрала.

— Я его не выбирала. Это не тот торт.

Откуда во мне взялось столько смелости, я сама не понимала. Но как только я сказала эту фразу, тут же пожалела. Вокруг воцарилась оглушающая тишина, разбавленная лишь этой идиотской музыкой, играющей из колонок. Даже плейлист был не мой. Здесь всё не моё. Вся моя жизнь будто принадлежало другому человеку.

Я скользнула взглядом по гостям. Нахмуренные брови и плотно сжатые губы отца, сожаление на лице Стеф, наглая улыбка Карлы, говорящая о том, что эта новость приукрасится в разы и разлетится по школе со скоростью метеорита. И наконец, Эйден.

Я не могла объяснить, почему мой взгляд остановился именно на нём.

Невозможно было понять, о чём он думал. Глаза всё так же закрывали очки, губы больше не улыбались, и вся остальная мимика лица была спокойной и нечитаемой. Мне стало стыдно за то, что не смогла сдержаться. Со стороны я сейчас выглядела, как избалованная принцесса, которой не угодили, и она решила устроить спектакль на ровном месте.

— Эмили, — натянуто выдавила моя мать, в душе, скорее всего, желая меня утопить. Она больше не притворялась хорошей. Глаза прищурено и зло смотрели на меня, требуя немедленно прекратить пререкаться и сделать так, как она хочет.

И я сделала. Закрыв глаза, я загадала абсолютно другое желание и, набрав в грудь побольше воздуха, махом задула все семнадцать свечей.

Пусть они все исчезнут.