День, когда я научился жить

Лоран Гунель, 2014

Лоран Гунель входит в пятерку самых популярных беллетристов Франции. Его новая книга называется «День, когда я научился жить». Представьте, что в один прекрасный день цыганка, посмотрев на вашу ладонь, испуганно замолкает. И лишь после настойчивых просьб вы добиваетесь от нее ответа. Звучит он довольно страшно: «Ты скоро умрешь». Для Джонатана, героя романа Гунеля, мир совершенно меняется. И хотя никаких болезней врачи у него не находят, он решает провести несколько недель среди гор и холмов на берегу океана. Впервые он никуда не спешит. В поисках ответа на вечные вопросы о смысле жизни Джонатан заново знакомится с самим собой. Встречи, странствия, приключения и самопознание в корне меняют и его видение жизни, и саму жизнь… Эта книга проливает новый свет на наше существование и отношения с другими людьми, кажется, будто кто-то отворил окно и в затхлую атмосферу ворвался свежий ветер. Впервые на русском!

9

— А не хочешь побродить пешком?

Предложение Марджи застало Джонатана врасплох.

— Ну да, тут вокруг полно всяких тропинок. По ним редко кто ходит, но, знаешь, места там очень красивые.

Мысль была хороша, и он с удивлением принялся заново открывать те уголки побережья, которые видел, сидя за рулем «триумфа». Скорость притупляет ощущения, а когда все видишь вблизи — совсем другое дело.

Природа здесь была удивительная, богатая и благоухающая. Одни склоны покрывали ярко-зеленые кустарники, и сквозь их гущу порой проглядывали дикие орхидеи. Другие поросли хвойными деревьями, с их благотворной тенью. А ближе к океану попадались секвойи с красными, словно изваянными стволами. Каждую прогулку сопровождал птичий гомон, а однажды к вечеру Джонатан увидел величаво парящего в небе кондора.

Гора сменяла гору, пологие спуски, изнурительные, захватывающие дух подъемы — и так без конца. Стоило только подняться по склону, как открывался совершенно другой вид, а порой в горловине ущелья появлялось море. Пейзаж все время менялся, каждый раз вызывая у Джонатана неподдельное изумление. Одна и та же панорама после опасного восхождения выглядела еще грандиознее, чем с автомобильной площадки. Может, то была гордость преодоления? Или природа приберегала лучшие красоты для тех, кто платил за них силой и отвагой?

Но тут, на фоне всей этой полноты жизни, Джонатан пережил настоящий шок: однажды во время долгого перехода у него перестал брать мобильник! Поначалу чувство оборвавшейся нити, прекратившейся связи вызвало протест и даже настолько встревожило, что после очередного подъема он всякий раз доставал мобильник и поднимал его вверх, к небу, словно хотел получить сообщение из космоса. Так Моисей вздымал свой жезл. Но все было напрасно.

Вначале у него возникло ощущение, что он изолирован, отрезан от мира, а потом он вдруг осознал, что никогда еще не был так тесно с ним связан. Не было больше СМИ, которые выбирали для него худшие из всех событий, происходивших на земном шаре, не было писем и эсэмэсок, которые знакомые могли прислать ему в любое время дня и ночи, и каждое сообщение служило доказательством, что о нем помнят. Нет, то, что он испытывал сейчас, было ощущением иного порядка, абсолютно новым: он ощутил связь с самим собой — со своим телом, чувствами, с внутренним миром. И при этом он был удивительно связан с Землей, с миром зверей и растений.

Каждый час пути оживлял в нем это пламя, открывал доселе неизвестное богатство. А может, это богатство просто долго дремало внутри с тех самых пор, как Джонатан позабыл о его существовании.

Душевный подъем нарастал день ото дня. Горечь и хандра, некогда обитавшие внутри, исчезли бесследно. Все больше и больше эти пешие походы наполняли его совершенно новым чувством — чувством благодарности. Благодарности по отношению к красоте мира, к жизни, которая наконец-то приносила радость и спокойствие, доселе неизведанные. И ему, привыкшему злиться и ворчать на все на свете, теперь хотелось сказать «спасибо». Он и сам не понимал, кого и за что он благодарит. Он посылал свою благодарность вселенной, словно бросал в море бутылку с запиской. Благодарность за то, что живет, за то, что дышит, видит, слышит, чувствует… А все эти цыганские предсказания скорой смерти не в счет. Он жив здесь и сейчас — вот что действительно важно.

У тетушки Марджи были свои мысли на этот счет, и однажды вечером, когда они сидели в саду в уютных ротанговых креслах на мягких подушках, она ими поделилась. Она принесла дымящийся чайник, куда, по обыкновению, добавила ложечку меда и… каплю водки.

— Природа возвращает нам то, что отняло общество.

— Что?

— Нашу цельность.

— А точнее сказать можешь?

— Мы — существа цельные, и природа подводит нас к тому, чтобы мы это прочувствовали очень глубоко. А вот общество создает внутри нас нехватку этой цельности. Оно умеет заставить нас поверить в то, что нам чего-то все время не хватает для счастья. Оно мешает нам довольствоваться тем, что мы имеем, и тем, что мы есть, и без конца заставляет думать о нашей неполноте, о несовершенстве.

Эта мысль особенно сильно отозвалась в Джонатане. Состояние полноты, цельности, о котором говорила Марджи, целиком соответствовало тому, что он переживал наедине с природой. Это состояние души было далеко от бесцветных и, по сути, обманчивых удовольствий, в которые он с головой бросился в первую неделю. Все это он объяснил Марджи.

— Да, конечно, это совсем другое дело! — хитро улыбнулась она. — В первую неделю ты пустился во все тяжкие, предался греху!

— А ты не увлекаешься по части упреков за грехи? Это с бутылкой-то водки на столе? У самой было целых три мужа…

Марджи расхохоталась:

— Милый мой племянник, я же никогда не говорила, что грешить плохо!

— Тогда я тебя не понимаю…

— Если бы ты владел арамейским, ты бы понял…

— Ну и глупо: я в лицее изучал французский и испанский.

Она улыбнулась и налила ему еще чашку чая.

— Наши церковники долго старались внушить нам чувство вины и объявляли грех ужасной моральной виной… И все из-за ошибки в переводе…

— Из-за ошибки в переводе?

— Да, слово, которое произнес Иисус и которое перевели как «грех», звучит так: khtahayn, и означает оно скорее «ошибка», в том смысле, что деяние не соответствует цели. И то же самое происходит, когда Иисус говорит о том, что дурно, плохо: он пользуется словом bisha, которое скорее означает «неадекватно». Короче, «согрешить» не значит совершить зло, а значит ошибиться и удалиться от цели.

— От цели? Но… от какой цели?

— А… в этом-то все и дело, — сказал она, подливая в чашки еще чаю. — Христиане, иудеи и мусульмане ответят, без сомнения: «обрести Бога». Буддисты ответят: «обрести просветление». Индусы — «достигнуть освобождения». А остальные скажут: «обрести счастье»… Но, по сути дела, это одно и то же. Как написано в индийских Ведах: «Истина едина, многочисленны имена, которые дают ей мудрецы».

— Обрести счастье, — задумчиво повторил Джонатан.

Он отпил глоток теплого ароматного чая. Свет вокруг них постепенно мерк. Вдали поверхность океана отражала последние отсветы дня, которые переливались в небе красным и оранжевым. Сад, погруженный в покой, дышал безмятежностью. Даже птицы притихли, словно наслаждаясь в тишине красотой этого мига.

— То есть ты говоришь, что моя ленивая неделя повела меня не в том направлении, какое нужно?

— Да, и ты сам это почувствовал. Впрочем, все могут это почувствовать. Людей привлекают легко достижимые удовольствия, а как только они их получают, будь то удовольствия чувственные, плотские или просто вечер, проведенный у телевизора за переключением каналов, потом остается привкус разочарования — разве не так? Удовлетворения нет: эти удовольствия нас не насыщают. Это испытали все. Это прекрасно описал еще Спиноза в семнадцатом веке.

— Ну, если Спиноза описал…

— К тому же в этом нет ничего дурного. Правда, это не принесет тебе того, что ты ищешь, ведь наши поиски более или менее осознанны.

Джонатан задумался на несколько минут.

— А как… как ты сама это объясняешь?

Марджи воодушевилась:

— Всю ту ленивую неделю удовольствий ты искал то, что в какой-то мере могло сделать тебя счастливым, и искал это вне себя самого, так? В ресторанах, ночных пирушках, в магазинах — в общем, где попало.

— Так.

— Так вот, вне себя самого ты никогда счастья не найдешь. Ты можешь гоняться за кучей всякой всячины, но в этом направлении нечего ловить. Это все равно что искать гробницу Нефертити в Америке.

— Хм…

— И чем больше ты будешь искать радостей вовне, тем усерднее станешь приучать свой мозг к поиску внешнего источника этих радостей. При любых обстоятельствах наш мозг понуждает нас поступать так, как он считает наиболее полезным для нас. Но проблема в том, что он принимает решения, опираясь на наш жизненный опыт. И если ты все время «подсовываешь» ему внешние источники удовольствий, он примется уводить тебя в сторону от тебя самого.

Конец ознакомительного фрагмента.