Испанская дочь

Лорена Хьюс, 2022

Кто не мечтает об огромной вилле в экзотическом Эквадоре? Пусть даже в наследство от отца, которого почти не знаешь. Мария Пурификасьон вместе с мужем Кристобалем решают воспользоваться шансом и отправляются на корабле через весь Атлантический океан в новую жизнь. Однако уже в пути становится понятно, что другие наследники совсем не рады ее появлению. Наемник, посланный убить Пури на борту корабля, случайно смертельно ранит Кристобаля. Девушка решает вычислить, кто желает ей смерти, и приезжает на виллу, притворившись… своим погибшим мужем. Ее ждут темные тайны покойного отца, интриги и соперничество сводных брата и сестер, новые знакомства, а также неожиданно нахлынувшее влечение к загадочному мужчине. И кажется, у каждого на плантации есть мотив убийства… «Увлекательно. Вызывает привыкание, как и вкусный шоколад». Publishers Weekly «Потрясающе элегантный исторический роман». Ms. Magazine «Захватывающая, напряженная семейная сага, наполненная непредсказуемыми сюжетными поворотами». Шанель Клитон автор бестселлера New York Times «Следующий год в Гаване» «Роскошная плантация какао в Эквадоре – место действия этой исторической драмы, наполненной соперничеством братьев и сестер и предательствами. Драматическая семейная сага прекрасно дополнена соблазнительными описаниями приготовления какао, после которых вам точно захочется сладкого». The Washington Post

Глава 10

Пури

Апрель 1920 года

Каждый мой шаг по лестнице сопровождался поскрипыванием кедровых половиц. Ориентируясь на голоса, что доносились от одной из комнат, я открыла дверь. Все семейство сидело вокруг овального стола. На стене напротив висела прекрасная итальянская шпалера. Среди собравшихся был также и Мартин. Еще один новый для меня человек (быть может, мой брат?) сидел на одном из концов стола. Здесь был даже белый какаду, выбравший себе местечко на спинке стула позади Анхелики.

— Дон Кристобаль, я так рада, что вы смогли к нам присоединиться, — сказала Анхелика с противоположного конца стола. Она переоделась в черное с блестками платье и в такую же шляпку с длинным пером, которое особенно привлекало внимание птицы.

— Добрый вечер, — поздоровалась я со всеми. У меня уже лучше получалось понижать тембр голоса, не откашливаясь при этом каждые две минуты.

Вечер был теплым, и комаров приходилось постоянно отгонять от подноса с крабовыми ножками и вареными креветками. Сестры неутомимо шевелили запястьями, помахивая веерами. Я уже сейчас могла точно сказать, что не смогу уснуть при такой жаре. Воздух был таким душным и плотным, что его, казалось, можно было потрогать пальцами, и рубашка Кристобаля почти сразу прилипла у меня к спине. Хорошо хоть, я так коротко обрезала волосы!

— Дон Кристобаль, — молвила Анхелика, — это мой брат, падре Альберто.

— Приятно познакомиться, — произнес тот, опуская на стол стакан с водой.

Я в ответ кивнула. Он внимательно уставился на меня. Даже слишком, пожалуй, внимательно. Это был худощавый молодой мужчина с длинными, прямо как у меня, руками и глубоко посаженными карими глазами. От него исходила этакая аура непринужденности и покоя, сильно контрастировавшая с постоянной неугомонностью Анхелики.

Я заняла свободное место напротив Каталины и Мартина. Слева от меня сидел муж Анхелики Лоран, справа — священник. Лоран налил для меня стакан вина. У меня было такое чувство, будто я прервала их разговор, и воцарившееся теперь в комнате молчание действовало мне на нервы. Я непроизвольно коснулась пальцами низа лица, убеждаясь, что бородка по-прежнему на месте.

Мартин тоже на меня глядел изучающе (он что, тоже здесь живет?). Я поймала себя на мысли, что его присутствие — и осознание того, что у него при себе пистолет, — меня пугает. Единственным человеком, от которого, казалось, не исходило никакой угрозы, была Каталина, что глядела на меня с доброй и тихой улыбкой, промакивая салфеткой рот.

Может, мне все же стоило остановиться в Винсесе? Или, быть может, следовало нанять кого-нибудь, способного меня защитить, когда я нагряну на асьенду, требуя свою часть наследства? Вот только где в этом далеком краю я могу кого-нибудь найти? Уж точно не по объявлению в газете!

— Quiere cacao^[26], quiere cacao, — громко высказался попугай.

В первую минуту я даже не смогла разобрать, что эта птица говорит.

— На, Рамона, только не шуми, моя радость, у нас гости. — Из маленькой розетки, что стояла возле ее тарелки, Анхелика взяла нечто похожее на темную фасоль и угостила попугаиху.

— Quiere cacao, quiere cacao.

«Что? Она хочет какао?!»

Ну да, именно это и повторяла какаду. То есть… Анхелика скармливала ей какао-бобы?! В Испании их так трудно было найти, и они стоили таких баснословных денег — а эта женщина тратила их на какую-то птицу!

— Анхелика, в самом деле, неужто Рамону так необходимо брать с собой и на обед? — возмутилась Каталина.

Анхелика нахмурилась.

— Твоего мнения не спросили, — огрызнулась она.

— Давайте-ка, hermanas, полюбезнее. Здесь же наш зять, — подал голос священник.

«Зять? Ах да. Это же я».

— Дон Кристобаль, — обратился ко мне Альберто, — мне не терпится побольше узнать о вашей стране. Мне всегда так хотелось побывать в Испании. Там все, должно быть, по-другому.

— Это верно, — ответила я. — В Андалусии воздух намного суше.

— А это правда, что там повсюду города-крепости?

— Есть и такие.

— И ветряные мельницы, как в «Дон Кихоте»?

— Да, а еще — бесконечные ряды оливковых деревьев.

— Восхитительно! — в восторге сказал Альберто.

— Если только любишь оливки, — вставила, поморщившись, Каталина.

— Отец их, помнится, очень любил, — каким-то отсутствующим голосом произнесла Анхелика. — И всегда поддразнивал Каталину: хорошо, мол, что она их не любит, потому что они слишком дорогие и их трудно доставлять в эту часть света. Обычно нам их привозили из Перу.

Я ничего на это не сказала. Не то чтобы мне не хотелось слушать рассказы о своем отце — но воспоминания об этих милых мгновениях чужого семейного уюта меня задевали. Они слишком напоминали мне обо всем, чего лишилась я.

Я оторвала от одной из ножек крабовое мясо. Еще одно преимущество быть мужчиной — никто не посмотрит на тебя косо, если ты станешь есть руками. Мои сестры, с другой стороны, вынуждены были использовать ножи и вилки, чтобы отделить хоть сколько-то мяса от панциря.

Мартин, между тем, заговорил о предстоящих в городе праздничных гуляниях.

— Вам непременно надо остаться, дон Кристобаль, — сказала Каталина. — На этой неделе в городе будет много чего интересного.

— А что будет праздноваться? — спросила я.

— День основания Винсеса, — ответил Мартин.

Сказать по правде, я была не в настроении участвовать в каких-либо гуляниях, но вот мой муж наверняка бы с удовольствием присоединился к этой народной традиции. К тому же это могло мне выиграть какое-то время.

— Что ж, это вполне может послужить источником вдохновения для моей книги, — ответила я.

— Не слишком обольщайтесь, — вставил Лоран. — Если хотите знать мое мнение — там все очень допотопно.

— Допотопно или нет, — возразил Мартин, — но это хорошая возможность пообщаться с иностранными покупателями.

— Согласен, — сказала я, не в силах сдержать свое мнение. Это ведь в скором времени должно было стать и моим бизнесом.

Мартин внимательно поглядел на меня.

— А знаешь, что могло бы добавить престижности этому городскому празднику? — обратился Лоран к своей жене. — Какая-нибудь регата.

— Регата? — переспросил Мартин. — Как это может быть связано с продажей какао-бобов?

— Не вы ли говорили, что хотите привлечь иностранных покупателей? В Европе регаты сейчас в моде.

— Кто сказал, что мы хотим уподобляться европейцам?

— Мартин, пожалуйста… — сказала Анхелика, потом пожала мужу руку: — Мне кажется, это замечательная идея, mon amour.

— Регата… — задумчиво произнес мой брат. — Мне эта мысль нравится. Возможно, нашей церкви следовало бы тоже завести собственную команду. Физические упражнения принесли бы много пользы наиболее весомым ее представителям, — подмигнул он мне, похлопывая свой плоский живот. — А отец Тельмо мог бы стать капитаном.

— Альберто! — осекла его Каталина. — Ты сейчас ведешь совсем не христианские речи.

— Расслабься, hermanita^[27]. Святая Дева тоже ценит шутки.

— Quiere cacao, quiere cacao!

— Хулия! — громко позвала Анхелика. — Еще какао для Рамоны, пожалуйста!

В столовую вошла Хулия, неся для всех маленькие чашечки с кофе.

— Больше какао не осталось, — ответила она.

— Вот еще вздор! — поднялась из-за стола Анхелика. — Мы ведь живем на плантации. Разумеется, где-то еще должно быть какао.

И сестра стремительно удалилась через дверь, ведущую на кухню.

— Quiere cacao, quiere cacao! — понеслось ей вслед.

Метнувшись к птице, Альберто накрыл ей голову длинной тканевой салфеткой:

— Ну вот. Поспи пока, Рамона.

Попугаиха, тихонько посвистывая, стала переминаться на спинке стула, подбирая лапками.

Когда Хулия поставила передо мною чашку с кофе, я с тоской вспомнила про мой любимый горячий шоколад. Я не пила его с тех пор, как покинула свою страну.

— Если Анхелике удастся найти какао-бобы, — сказала я, — то я мог бы приготовить для всех горячий напиток.

Присутствующие переглянулись. Что, я брякнула что-то не то? Ну да, конечно же! Здесь мужчины никогда и ничего не готовят для других (если только речь не идет об алкоголе). Они едва способны нарезать еду у себя в тарелке. Как же я сглупила! Я выдала себя с головой этим своим врожденным желанием услужить.

— Горячий напиток из какао? — произнесла Каталина. — Это как?

— Горячий шоколад, — стала объяснять я. — Тертое какао смешивается с молоком, сахаром и корицей. Заваривается и подается в горячем виде.

— Вы, верно, полагаете, что, имея вокруг столько какао, мы, разумеется, пробовали все эти вкусности, — сказала Каталина. — Но мы лишь экспортеры какао и никогда не видим все то, что получается из этих зерен дальше.

Я не верила своим ушам! Они ни разу не пробовали шоколад?!

— Я пробовал, — вставил Лоран. — Моя страна, можно сказать, изобрела шоколад.

— На самом деле, — возразила я, — как раз испанец привез с американского континента в Европу шоколад. И именно мы, испанцы, первыми стали добавлять к какао молоко и сахар.

— Дон Кристобаль прав, — произнес Мартин. Ну, естественно! Он готов был сказать что угодно, лишь бы наперекор Лорану.

Тут Рамона издала громкий пронзительный крик и стала неистово качать вверх-вниз головой.

— Рамона! Что это с тобой? — вернулась Анхелика с маленькой горсткой зерен в руке. Она тут же сняла с головы птицы салфетку. Рамона сразу вся распушилась, показав под крылышками желтый пух, и разразилась целой тирадой неразборчивых ругательств. — Несмешно, Альберто. И, если честно, я даже не представляю, как люди могут тебе поверять свои грехи!

— Ну, поверяют же. Притом с немалым удовольствием, — усмехнулся брат. — Да и тебе на самом деле не помешало бы исповедаться.

— Вот уж спасибо. — Анхелика заняла свое прежнее место и успокоила птицу, угостив ее зернами. — Меня полностью устраивает преподобный отец Тельмо.

— Это потому, что он от твоих речей засыпает.

— Альберто! — снова одернула его Каталина. — Хватит уже богохульствовать. Пожалуйста! Что подумает о нас дон Кристобаль? Что мы глумимся над верой?

Я же, если честно, не знала, что и думать. Я заставила себя допить свой кофе — он таким был горьким в сравнении с моим любимым шоколадом!

После ужина сестры принялись играть на музыкальных инструментах. Вместе они составляли потрясающий дуэт: Анхелика с арфой и Каталина со скрипкой. Сразу было видно, что у них настоящее музыкальное образование. Если б отец привез меня сюда много лет назад, я, возможно, тоже имела бы собственного наставника и тоже могла бы стать таким умелым исполнителем. Я всегда очень любила музыку!

Тем не менее я сдерживалась, чтобы не покачиваться в такт и не напевать, хотя меня и глубоко расшевелили эти чудесные звуки, исходившие от ловких пальчиков моих сестер. Мне бы так хотелось сопровождать их игру пением — но это явственно грозило катастрофой. Не в состоянии изобразить тенор или баритон, я бы точно сразу себя выдала. К тому же меня сдерживал и еще один неприятный фактор: с тех пор, как Кристобаль и ла Кордобеза взяли в привычку затыкать уши ватными шариками всякий раз, как только я принималась петь, я утратила уверенность в собственном голосе. Какая это была наглость со стороны той парочки! Я понимала, что я не ла Карамба^[28] и не какая-нибудь знаменитая певица zarzuela^[29], однако мне приятно было считать, что у меня есть к пению некий врожденный талант и чутье. И я часто пела — особенно когда у себя в кафе ворошила на жаровне какао-бобы.

Я вздохнула. Как же я тосковала порой по своей прошлой жизни! Однако все это теперь уплыло навсегда.

— Дон Кристобаль? — внезапно ворвался в мои размышления голос Мартина.

Сестры уже закончили исполнять музыку и теперь выжидающе глядели на меня.

— Да? — отозвалась я.

— Я спросил, не желаете ли вы составить нам с Альберто компанию, отправиться в город и пропустить по стаканчику-другому?

«Пропустить по стаканчику со священником?» Первым моим побуждением было отказаться. Мне не хотелось где-то болтаться допоздна, к тому же меня не особенно привлекало общество Мартина — и все же я вовремя себя остановила. Возможно, это будет хорошая возможность вытянуть какую-либо информацию из этих двух мужчин. Более того, если мне представится возможность провести эту ночь где-то в городе, то утром я первым делом могу наведаться с чеком в банк и выяснить, кто именно его подписал. Иначе мне придется потом искать попутную машину в Винсес или же взбираться снова на какую-нибудь ужасную лошадь и ехать на ней в банк самостоятельно. Последний вариант мои ноющие ягодицы нисколько не приветствовали.

— Да, разумеется, — ответила я.

И пока мой брат прощался с сестрами, я поспешила наверх в свою комнату и забрала чек.

Примечания

26

Хочет какао (исп.).

27

Сестренка (исп.).

28

Ла Карамба (1751–1787) — знаменитая испанская исполнительница фламенко, певица и танцовщица испанского музыкально-сатирического жанра тонадилья.

29

Сарсуэла — испанский музыкально-драматический жанр, близкий к оперетте.