Жестокие слова

Луиза Пенни, 2009

Роман «Жестокие слова» продолжает серию расследований блистательного старшего инспектора Армана Гамаша – нового персонажа, созданного пером Луизы Пенни, единственного в мире пятикратного лауреата премии Агаты Кристи. Ночью в уединенной хижине в глуши леса сидят и разговаривают двое людей. Спустя короткое время один из них умирает, унося в могилу все свои тайны. Его убийство – очередная загадка, которую предстоит разгадать старшему инспектору Арману Гамашу и его команде. Поначалу у них нет ни орудия убийства, ни мотива, одни лишь подозрения. Очевидно одно: этот человек предательски убит кем-то, кого хорошо знал. И даже после его смерти паутина предательства продолжает плестись…

Глава седьмая

Оливье и Габри прошли по деревне. Было около семи, и в домах уже зажигался свет. Но в бистро было темно и пусто.

— Боже, — раздался из темноты чей-то хриплый голос. — Педики на прогулке.

— Merde,^[25] — сказал Габри. — Деревенская сумасшедшая сбежала со своего чердака.

Рут Зардо в сопровождении Розы похромала к ним навстречу.

— Говорят, ты наконец-то убил кого-то своим остроумием, — сказала Рут Габри, шагая с ними в ногу.

— Вообще-то, я слышал, что он прочел одно из твоих стихотворений и его мозг взорвался, — ответил Габри.

— Хотела бы я, чтобы так оно и было, — сказала Рут, взяла их обоих под руки, и они бок о бок зашагали к Питеру и Кларе. — Как у вас дела? — тихо спросила она.

— Нормально, — ответил Оливье, не глядя на темное бистро, мимо которого они как раз проходили.

Это бистро было его детищем, его творением. Все, что было у него хорошего, он вложил в это бистро. Все свои лучшие старинные вещи, самые удачные рецепты, великолепные вина. Иногда вечерами он стоял за стойкой бара, делая вид, что протирает стаканы. На самом же деле он просто слушал смех и смотрел на людей, пришедших в его бистро. Они были рады ходить сюда. Это было их место. И его тоже.

До сего дня.

Кто захочет приходить туда, где произошло убийство?

А если людям станет известно, что он знал Отшельника? Если они узнают, что сделал он, Оливье? Лучше ничего не говорить и ждать развития событий. Все и без того было плохо.

Перед домом Питера и Клары они замедлили шаг. Внутри они увидели Мирну, которая расставляла яркие цветочные композиции на кухонном столе, уже накрытом к ужину. Клара выражала восторг красотой и изяществом букетов. Слов они не слышали, но ее восторг был очевиден. В гостиной Питер подкладывал еще одно полено в камин.

Рут отвела взгляд от этой идиллической картинки и посмотрела на мужчину рядом с ней. Старая поэтесса шепнула ему на ухо так тихо, что даже Габри не услышал:

— Не спеши. Все будет хорошо, ты это знаешь, верно?

Она снова повернулась и посмотрела на Клару, которая обнимала Мирну, на Питера, который вошел в кухню и тоже восхитился цветами. Оливье нагнулся, поцеловал Рут в морщинистую холодную щеку и поблагодарил ее. Но он знал, что она ошибается. Она не знала того, что знал он.

Хаос нашел Три Сосны. Он опускался на них, и вскоре они лишатся всего, что было безопасным, теплым и добрым.

* * *

Питер налил им всем выпивку — всем, кроме Рут, которая уже успела налить себе и уселась перед огнем посреди дивана, прихлебывая виски из стакана. Роза, переваливаясь, прошла по комнате — на нее больше никто не обращал внимания. Даже Люси, золотой ретривер Питера и Клары, почти не смотрела на Розу. Когда поэтесса в первый раз пришла со своей уткой, хозяева потребовали, чтобы утка осталась за дверью, но Роза так раскрякалась, что они были вынуждены открыть ей дверь — только тогда утка успокоилась.

— Bonjour, — раздался из прихожей знакомый низкий голос.

— Боже, неужели вы пригласили Клузо?^[26] — спросила Рут, обращаясь к пустой комнате. Пустой, за исключением Розы, которая устремилась к хозяйке и встала рядом с ней.

— Очень мило, — заметила Изабель Лакост, когда они прошли из прихожей в просторную кухню.

Длинный кухонный стол был подготовлен к трапезе, на нем стояли корзиночки с нарезанными батонами, масло, кувшины с водой и бутылки с вином. Здесь пахло чесноком, розмарином и базиликом — все свежее, только что с огорода.

А в середине стола красовались поразительные букетики алтея, белой плетистой розы, клематиса, душистого горошка и ароматных розовых флоксов.

Налили еще выпивку, и гости переместились в гостиную, где переходили с одного места на другое, то пощипывая сыр, то попивая апельсиновый сок, то грызя фисташковые орешки.

В другом конце комнаты Рут допрашивала старшего инспектора:

— И вы даже не подозреваете, кто такой этот убитый?

— К сожалению, — ровным голосом ответил Гамаш. — Пока.

— А вы знаете, чем его убили?

— Non.^[27]

— Есть какое-то представление о том, кто это сделал?

Гамаш отрицательно покачал головой.

— Есть какое-то представление, почему это случилось в бистро?

— Ни малейшего, — ответил Гамаш.

Рут сердито посмотрела на него:

— Хотела убедиться, что вы, как и всегда, некомпетентны. Приятно, что можно хоть в чем-то быть уверенным.

— Благодарю вас за одобрение.

Гамаш слегка поклонился Рут и направился к камину. Он взял кочергу и принялся ее изучать.

— Это кочерга, — сказала Клара, возникнув у его локтя. — Чтобы шуровать в топке.

Она улыбалась, глядя на него. Гамаш понял, что вид у него, должно быть, странный: разглядывает кусок металла, словно никогда не видел кочергу прежде. Он положил кочергу. Крови на ней не было. К его облегчению.

— Я слышал, что через несколько месяцев у вас будет выставка. — Он повернулся к Кларе с улыбкой на губах. — Вероятно, это будет захватывающее зрелище.

— Ну, если вас захватывает, когда к вашему носу подносят сверло бормашины, то да.

— Так плохо?

— О, вы же понимаете. Это пытка.

— Вы закончили все картины?

— Они все готовы. Дерьмо, конечно, но, по крайней мере, они закончены. Обсудить, как их развешивать в галерее, приедет сам Дени Фортен. У меня в голове уже выстроился определенный порядок. Если он не согласится, у меня есть план. Я начну плакать.

Гамаш рассмеялся:

— Именно так я стал старшим инспектором.

— Я же тебе говорила, — прошипела Рут, обращаясь к Розе.

— Ваша живопись великолепна, Клара. И вам это известно, — сказал Гамаш, уводя Клару в сторону.

— Откуда вы знаете? Вы видели только одну вещь. Может быть, другие — полный провал. Не знаю, не ошиблась ли я, подбирая краски по номерам.

Гамаш скорчил шутливую гримасу.

— Хотите их увидеть? — спросила Клара.

— Очень.

— Отлично. Давайте после обеда. Так у вас будет около часа, чтобы попрактиковаться говорить: «Боже мой, Клара, ничего лучше этого в истории живописи не было!»

— Толкаете меня на подхалимство? — улыбнулся Гамаш. — Именно так я и стал инспектором.

— Вы настоящий человек эпохи Просвещения.

— Я смотрю, у вас это тоже неплохо получается.

— Merci. Кстати, о вашей работе: вы так и не знаете, кто этот убитый? — Она понизила голос: — Вы сказали Рут, что не знаете. Но так ли это на самом деле?

— Думаете, я стал бы ей лгать? — спросил Гамаш. Впрочем, почему бы и нет, ведь все остальные лгут. — Вы хотите узнать, насколько близко мы подошли к раскрытию преступления?

Клара кивнула.

— Трудно сказать. У нас есть некоторые наводки, некоторые идеи. Наша задача осложняется тем, что мы не знаем, кем был убитый.

— А что, если так и не узнаете?

Гамаш посмотрел на Клару. Послышалось ли ему, или в ее голосе действительно прозвучала какая-то нотка? Недостаточно хорошо скрытое желание, чтобы они никогда не выяснили, кем был убитый?

— Это затрудняет нашу работу, — согласился он, — однако не делает ее невыполнимой.

В его голосе, звучавшем до этого расслабленно, появилась жесткость. Он хотел, чтобы Клара знала: так или иначе, но они раскроют это преступление.

— Вы были вчера в бистро?

— Нет, мы ездили с Мирной на ярмарку. Обед там был ужасный — картошка фри, бургеры, сахарная вата. Покатались немного на лошадях, посмотрели выступление местных талантов и вернулись сюда. Мирна, наверное, потом пошла в бистро, но мы устали.

— Мы знаем, что убитый не из местных. Он чужак. Вы не видели в деревне посторонних?

— Появляются тут туристы с рюкзаками, велосипедисты, — задумчиво сказала Клара, прихлебывая красное вино. — Но большинство из них моложе. Насколько я понимаю, убитый был довольно пожилым человеком.

Гамаш не сказал ей о том, что сообщила ему сегодня утром коронер.

— Рор Парра поведал агенту Лакост, что видел кого-то этим летом — человек скрывался в лесу. Вы что-нибудь об этом знаете? — Он внимательно посмотрел на нее.

— Скрывался? Это звучит как-то мелодраматично, верно? Нет, ни я, ни Питер никого не видели. Он бы мне сказал, случись что-то такое. Мы проводим много времени в своем саду. Если бы кто-то появился, мы бы увидели.

Она махнула в сторону заднего двора, сейчас погруженного в темноту, но Гамаш знал, что он большой и уходит слегка под уклон к реке Белла-Белле.

— Мистер Парра видел его не там, — возразил Гамаш. — Он видел его там. — Он показал в сторону старого дома Хадли на холме.

Они взяли свои стаканы и вышли на веранду. На Гамаше были брюки из шерстяной ткани, рубашка, пиджак, галстук. На Кларе — свитер, очень кстати. В начале сентября ночи становились длиннее и холоднее. Во всех домах деревни горел свет. Даже в доме на холме.

Несколько секунд они молча смотрели на дом.

— Говорят, его продали, — сказал наконец Гамаш.

Клара кивнула. До них доносился гул разговора из гостиной. В свете из окна Гамаш видел профиль Клары.

— Несколько месяцев назад, — сказала она. — Что у нас сегодня? День труда? Кажется, они купили дом в июле, и с тех пор там ведутся работы. Молодая пара. По крайней мере, моих лет. А мне это кажется молодостью.

Она рассмеялась.

Гамашу трудно было представить, что старый дом Хадли в Трех Соснах обретет хозяев. Прежде всего, этот дом вроде никогда и не был частью деревни. Он казался обвинителем, наблюдателем, расположившимся на холме и смотревшим оттуда на них. Он осуждал. Он требовал жертв и иногда забирал кого-нибудь из обитателей деревни и убивал их.

Страшные события происходили там.

Ранее в этом году Гамаш приезжал сюда со своей женой Рейн-Мари и помогал местным жителям перекрасить и отремонтировать дом. Он верил, что все должно получить хотя бы еще один шанс. Даже дом. Была надежда, что кто-нибудь все же его купит.

И вот кто-то его купил.

— Я знаю, что они наняли Рора для работы в саду, — сказала Клара. — Хотят привести его в порядок. Рор построил там сарай и даже стал расчищать тропинки. В лесу во времена Тиммера Хадли было километров пятьдесят дорожек для верховой езды. Все они, конечно, заросли. Рору там предстоит много работы.

— Он рассказывал, что во время работы видел в лесу какого-то незнакомого человека. Сказал, что некоторое время чувствовал, будто за ним наблюдают, но лишь один раз вроде бы увидел кого-то. Попытался за ним бежать, но тот исчез.

Гамаш перевел взгляд со старого дома Хадли на деревню Три Сосны. На лугу мальчишки играли в американский футбол, используя последние минуты летних каникул. До Гамаша доносились голоса жителей, сидящих на своих террасах и наслаждающихся ранним вечером. Но главной темой разговоров было не созревание помидоров, не похолодание и не запас дров на зиму.

В тихую деревеньку приползло что-то нехорошее. В воздухе висели такие слова, как «убийца», «кровь», «труп». И что-то еще. Слабый запах розовой воды и сандалового дерева, исходивший от человека рядом с Кларой.

Внутри дома Изабель Лакост наливала себе разбавленный водой виски, взяв бутылку с подноса, стоящего на пианино. Она оглядела комнату. Одна стена была целиком закрыта книжными стеллажами, за исключением окна и двери на веранду, через которую она видела Клару и своего начальника.

В другом конце комнаты Мирна разговаривала с Оливье и Габри. Питер тем временем хозяйничал в кухне, а Рут выпивала перед камином. Лакост уже приходила в дом Морроу, но только для того, чтобы допросить хозяев. Не как гостья.

Здесь было очень уютно. Она представляла себе, как вернется в Монреаль и убедит мужа продать их дом, забрать детей из школы, бросить работу и переехать сюда. Найти коттедж на окраине деревни и устроиться на работу в бистро или в книжную лавку Мирны.

Лакост уселась в кресло. Из кухни вышел Бовуар с ломтиком хлеба с паштетом в одной руке и стаканом пива — в другой. Он направился к дивану. Но вдруг остановился, будто его толкнули, изменил курс и вышел из дома.

Рут поднялась и, прихрамывая, подошла к подносу с напитками. На ее лице гуляла злорадная ухмылка, словно морской монстр нырнул опять на дно в ожидании жертвы.

— Вы не скажете, когда мы сможем открыть бистро? — спросил Габри, когда он, Оливье и Мирна присоединились к Лакост.

— Габри! — раздраженно прикрикнул на него Оливье.

— А что? Я только спросил.

— Мы сделали все, что нужно, — сказала Лакост Оливье. — Можете открываться, когда захотите.

— Долго оставаться закрытыми вам нельзя, — подхватила Мирна. — Иначе мы все помрем с голоду.

Питер высунул голову из кухни и объявил:

— Обед!

— Хотя, может быть, и не прямо сейчас, — пробормотала Мирна, двигаясь в сторону кухни.

Рут поднялась с дивана и направилась к двери на веранду.

— Вы что, оглохли? — крикнула она Гамашу, Бовуару и Кларе. — Обед стынет. Заходите.

Бовуар, проходя мимо нее, ощутил спазм прямой кишки. Клара последовала за Бовуаром к обеденному столу. Но Гамаш задержался.

Он даже не сразу понял, что остался не один. Рядом с ним стояла Рут, высокая, негнущаяся, опираясь на трость. На ее лицо, изборожденное морщинами, падал свет из окна.

— Странный подарочек получил Оливье, вы не находите?

Старческий голос, пронзительный и неровный, прорезался сквозь смех, доносившийся с деревенского луга. Гамаш повернулся к ней:

— Что вы сказали?

— Покойник. Даже вы не можете быть настолько дремучим. Кто-то преподнес Оливье этот подарочек. Возможно, Оливье жадный и бестолковый парень. Возможно, еще и довольно слабый. Но он никого не убивал. Так почему кто-то выбрал для убийства именно его бистро?

Гамаш поднял брови:

— Вы думаете, кто-то выбрал бистро?

— Это произошло не случайно. Убийца намеренно сделал это в бистро Оливье. Он подарил Оливье этот труп.

— Чтобы убить не только человека, но и бизнес? — спросил Гамаш. — Это как дать белый хлеб золотой рыбке?

— Пошел ты в жопу, — сказала Рут.

— «Ничто из моих подарков не устраивало тебя, — процитировал Гамаш. — Это было как дать белый хлеб золотой рыбке».

Рут Зардо рядом с ним напряглась, потом низким хриплым голосом закончила собственное стихотворение:

Они толкутся и толкутся, убивая себя,

они плавают в пруду животами вверх,

с ошарашенными лицами,

играют на нашем чувстве вины,

словно и не были виноваты

в собственном убийственном обжорстве.

Гамаш выслушал стихотворение, одно из самых его любимых. Он посмотрел в сторону бистро, темного и пустого, хотя вечером оно должно быть наполнено местными жителями.

А что, если Рут права? И кто-то специально выбрал это бистро? Но это означает, что Оливье каким-то образом втянут в эту историю. Не сам ли он причина случившегося? Кто в деревне настолько ненавидел бродягу, что был готов его убить? И кто из них настолько ненавидел Оливье, чтобы сделать это в его бистро? Или бродяга был всего лишь удобным инструментом? Невезучий человек, оказавшийся не в том месте? Человек, которым воспользовались как оружием против Оливье.

— И у кого, по-вашему, могло возникнуть желание подбросить такой подарочек Оливье? — спросил Гамаш.

Рут пожала плечами, потом повернулась и ушла в дом. Гамаш проследил за тем, как она заняла место среди своих друзей, ведущих себя на знакомый друг другу манер, знакомый теперь и ему.

И убийце?

Примечания

25

Дерьмо (фр.).

26

Старший инспектор Жак Клузо — кинематографический комедийный персонаж, герой серии фильмов «Розовая пантера».

27

Нет (фр.).