Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти

Луис Броули, 2011

Юджи (У. Г.) Кришнамурти – наиболее радикальный и шокирующий учитель, не вписывающийся ни в одни существующие духовные и светские рамки и представления. В 49 лет с ним произошла грандиозная мутация, впечатляюще изменившая его восприятие, работу всех органов чувств и физиологию тела. Все накопленное знание было полностью выметено из него, в том числе и представление о независимом «я» и противостоящем ему обществе. Автор этой книги описывает «парадоксальную истину», ярким воплощением которой был Юджи (У. Г.) Кришнамурти, во всей ее беспощадности, рассказывая о событиях и своих переживаниях, происходивших в присутствии этого учителя с 2002 года и вплоть до оставления им тела в 2007 году. Это честное описание человеческого существа, которому действительно удалось выйти за рамки как обычного человека, так и святого – за пределы царства диктата мысли.

Глава 15

«Вы думаете, что чем больше вы слушаете, тем более для вас это становится понятным; но ясность мысли еще более затрудняет понимание того, о чем я говорю».

В течение трех месяцев я каждый день сидел рядом с ним на полу. О том, чтобы сделать перерыв, не могло быть и речи. Я сидел, прислонившись спиной к телевизионной тумбочке, пока тело не начинало ныть. Почти каждый вечер он заставлял меня пародировать, и ему это никогда не надоедало. Даже когда я уже был сыт по горло, он хотел еще. Я переживал из-за того, что мои пародии могут сказаться на отношениях с окружающими, но его это не волновало. Он мог выбрать кого-либо из присутствующих и настаивать, чтобы я изобразил его, до тех пор, пока я не сдавался.

— Он очень наблюдательный! — одобрительно повторял он раз за разом, в то время как у людей с каждым представлением в глазах появлялось все больше и больше настороженности.

«Только не меня!» — говорили их умоляющие взгляды, но выбора у меня не было.

Ни за что на свете я не хотел бы оказаться на их месте. Дело набирало обороты, и скоро я уже готов был делать что угодно, лишь бы все смеялись. К счастью, к тому моменту, когда начинался беспредел, народ уже катался по полу. Разрешено было все. Однажды я имитировал секс с большим круглым столом для иллюстрации «крутых тантрических техник». Его смех был невероятно заразительным, он утверждал, что никогда раньше так не смеялся. Конечно, я не верил, но мне бы хотелось, чтобы это было так.

Прекратить это представление можно было только одним способом — выйти из комнаты.

Не знаю, зачем ему это было нужно. Когда Махеш появился тем летом, он все время повторял: «Юджи тебя подталкивает!»

Подталкивает к чему? Я думал об этом. Возможно, таким образом он хотел подвести меня к новой профессии. Мои картины не приносили мне дохода. Так может, я мог бы стать комедиантом? Плохо, что я такой ленивый. Меня не привлекала идея двигаться в этом направлении. В шоу-бизнесе у меня была подруга, но она была серьезной бизнесвумен со всеми регалиями. А у меня ничего не было.

Он же продолжал толкать и толкать. Возможно, таким способом он хотел показать людям их образ себя. Но меня он явно использовал. Йогиня считала, что с моей помощью он раскручивал энергетику в комнате. Я никогда не понимал, что означает этот нью-эйджевский вздор.

Его улыбка была настолько лучезарной, что дурное настроение, периодически возникающее как гром среди ясного неба, казалось еще более страшным на ее фоне. В то лето он однажды спустил на меня собак, и это было похуже пощечины. Не помню вопрос, который вызвал его реакцию, но ни с того ни с сего он вдруг повернулся ко мне и с яростью сказал: «Если ты действительно хочешь знать все о жизни после смерти, спрыгни с крыши и разбейся насмерть!»

Он сказал это с такой злостью, что я покраснел и слегка подался назад. Не успел я прийти в себя, как он голосом, острым как мясницкий нож, начал разделывать меня: он говорил, что мне нужно перестать тратить его время, болтаясь тут, объедая его друзей и занимая место. Я чувствовал себя цыпленком на вертеле, жарящимся в шипящем тоне его голоса.

Я снова стал перебирать имеющиеся у меня варианты. Куда мне идти? Что делать оставшуюся часть лета? Что теперь? Я мысленно пробегался по списку вещей, которые я сделал или не сделал для того, чтобы обидеть его, навлечь на себя его гнев. Вина католика расцветала во мне, но я не мог позволить себе застрять в этом состоянии. Было ощущение, что сила его слов физически толкнула меня в мешанину вины и стыда. Мне понадобилось несколько минут, чтобы взять себя в руки, — это было похоже на попытку устоять в грязной скользкой ванне.

Если у кого-то и был к вам вопрос, так это у него. У него был вопрос, над которым можно было думать всю жизнь: «Чего ты хочешь?»

За вопросом следовало неоспоримое раздражающее разъяснение: «Вы хотите десять вещей! Если ваше желание будет сконцентрировано лишь на одной вещи в этом мире, вы получите ее гарантированно. Я вам говорю! Вы хотите все это и еще все то, у вас нет шанса!»

Мы с Йогиней оказались в тупике. Я залип на сексуальном желании: она всегда была там, удобно устроившись в другом конце комнаты, — эти вкусные ножки, соблазнительные изгибы и грустные, похожие на звезды глаза — все это находилось на диване часами и днями. Время от времени она совершала выстрелы по моей мнимой духовной дисциплине. Так, однажды, когда она раздавала шоколадные конфеты, а я сидел рядом с Юджи с закрытыми глазами, она толкнула меня ногой и насмешливо спросила: «Эй! Хочешь штучку?» Мне хотелось толкнуть ее в ответ, но вместо этого я поблагодарил ее и взял конфету.

Как-то вечером, когда некоторые из присутствующих стояли вокруг обеденного стола, она спросила, обращал ли кто-нибудь внимание на то, какие грязные у меня пародии. Никто не произнес ни слова. Она сама всегда смеялась вместе со всеми. Я редко пародировал ее, а когда делал это, старался быть особенно аккуратным. Вызвать смех, показывая ее движения балерины и исключительную йогическую гибкость, было очень просто, и она веселилась так же, как и все остальные. В чем-то она казалась очень сдержанной и хрупкой, а в чем-то — жесткой, как сталь. Она была постоянно меняющейся загадкой. В каждом ее движении присутствовал некий танец, тело выражало такую уверенность и победоносность, что это даже пугало. Ее ограниченный словарный запас был скомпенсирован набором рафинированных выражений лица, которые могли заставить любого почувствовать себя персоной на миллион баксов или же куском дерьма — достаточно было лишь одного ее мимолетного взгляда или недовольно надутых пухлых губешек.

В то лето приехал ее отец, и Юджи справился с ситуацией профессионально. Ее отец был бизнесменом с довольно консервативными взглядами, и то, что она осмелилась привести его к такому человеку, как Юджи, восхищало меня. Правда, иногда я сомневаюсь, была ли это смелость или расчет. Когда он вошел, Юджи вскочил и с распростертыми объятиями направился через комнату, чтобы поприветствовать его у двери. Он тут же сделал ход конем: «Она такая талантливая девушка! Как вы позволили ей оставить карьеру балерины? Посмотрите, она пришла к тому, что тратит свою жизнь на эту дурацкую йогу!»

Ее ошарашенный отец ничего не сказал и только улыбнулся, но Юджи произвел на него неизгладимое впечатление. Он тут же расслабился в этом театре абсурда, почувствовав себя среди абсолютно незнакомых людей так, словно воссоединился с семьей, и даже внес свой вклад в Максимы о деньгах, которые диктовал Юджи: «Скучен человек, который только и знает, как зарабатывать деньги», — весьма скромное заявление для человека, положившего жизнь на преумножение капитала с помощью одной лишь усердной работы и решимости.

Юджи тут же перевернул это утверждение с ног на голову: «Скучен человек, который не знает, как зарабатывать деньги».

Ее отец был вполне приличным человеком, но я несколько стеснялся знакомиться с ним. Он напоминал мне о моем отце, в том смысле, что вместе с его появлением здесь появилось все то американское, что заставляло меня чувствовать себя не в своей тарелке. Конечно же, я столкнулся с ними прямо на улице, в кафе, где они пили кофе. Заметив меня, Йогиня вскочила с места и представила своему отцу. Из-за нервозности я завел обычную нудную светскую беседу, описывая все красоты, которые можно увидеть, гуляя пешком по городу. Я болтал без умолку как идиот. Когда я закончил, она выдержала паузу и спросила с легкой улыбкой:

— Ты когда-нибудь сам совершал хоть одну из этих прогулок?

— Нет, конечно же, нет!

Мы все втроем рассмеялись, и он пригласил меня присоединиться к ним. Я собирался вернуться к Юджи, поэтому, пообещав составить им компанию в следующий раз, пошел назад, чувствуя себя как-то глупо.

Отец Йогини пробыл у нас выходные и в понедельник полетел назад. Он был настоящим тружеником.

В конце каждого дня, разминая затекшие после долгого сидения ноги, я подолгу бродил по городу вдоль реки Саанен. Проходя мимо квартиры Йогини, я обычно замечал ее на балконе, где она постоянно возилась с цветами, и она приветливо махала мне рукой. Бывало, прямо за углом ее дома, под уличным фонарем, я видел лису, мягко и грациозно исчезавшую в кустах, когда я подходил ближе.

Не только я не мог перестать думать о Йогине, хотя в то время я о других не знал. Она не была невзрачной серой мышкой, которую можно было не заметить.