Хроники Нового Вавилона

Любовь {Leo} Паршина

Новый Вавилон – колосс из металла, выросший на пепелище погибшего мира. Империалистическая война практически уничтожила жизнь на Земле, а в искусственно созданном оазисе продолжает благоденствовать горстка богачей и знати. Их существование зиждется на огромной массе простого народа: рабочих и слуг, без которых жизнь господ невозможна. Кажется, время застыло в этой циклопической оранжерее.Но время не останавливается. Его не обмануть. Оно, подобно реке, вернется в русло. И падет Вавилон…

Книга 2. Зверь об одной голове

И так многие двери оказались замурованы, на долгие мили не стало пути наверх.

Там, в глубине, теперь все сделано так, чтобы держать людей, как скот.

Что сотворили с моим детищем?

Из откровения Эдварда МакКлелана, создателя Нового Вавилона

(Записано фонографически. Валик 2; дорожка 5)

1. В гостях у старушки

Хрум-хрум-хрум-хрум…

Впервые за долгие-долгие годы такой громкий и неестественный звук потревожил затянутое душными туманами пепелище. Громадный, пузатый паук, размером с небольшой домик, полз по былому полю брани. В брюхе «паука» сидели люди — они то и дело тянули за рычаги, поворачивали вентили, заставляя «паука» то бежать быстрее, то приостанавливаться, то поворачивать. Но главное, что интересовало людей, это окружающий мир — его они разглядывали во все глаза сквозь прозрачные стенки стеклянного брюха.

Людей было трое — лорд Джереми Блейк, его верный валет и блестящий механик Брукс, а также приятель и единомышленник лорда русский дворянин Николай Дурново.

Они покинули Альфа-Вавилон, чтобы в течение нескольких дней вариться в тесном брюхе паука, шагающего по землям старушки Европы.

— Поразительно! — выдохнул, едва обретя дар речи, Николай. — Никакие фотографии не сравнятся…

— О, мой друг, мы с вами сами сделали такие снимки, от которых весь Вавилон будет в восторге, — пообещал Джереми Блейк. — Брукс, поддай-ка пару!

— Слушаюсь, сэр! — радостно отозвался Брукс и потянул за один из рычагов.

В самом нутре паука что-то заклокотало, и он бодрее понесся вперед.

Вавилон они покинули ровно в 7.30 утра, но лишь к вечеру, наконец, вырвались из-под его сени. Теперь он был не над ними — он остался позади. Николай даже испугался в тот момент, когда впервые обернулся назад.

Все, что он знал, осталось там, в Элизиуме наверху. А эта костлявая, закоптелая махина, затмевающая собой небо, такое теперь далекое, была чужой, совсем непонятной. Лес ржавых мачт, похожих на остовы виселиц, а среди этих косточек — гигантские столбы-шахты, пронзающие и Альфа-Вавилон, и Землю.

Последний такой столб, увиденный ими, был давно заброшен и почти насквозь проржавел.

«Непременно сообщить инженерам, когда вернемся! — отметил Николай. — Нельзя это так оставлять». И лишь затем он вспомнил, что нет в этом деле никакой срочности — одна колонна для такого колосса это лишь винтик.

Итак, они оставили Альфа-Вавилон позади и двигались теперь на Север по пустошам, некогда бывшим полями сражений, по высохшим ядовитым болотам.

На следующий день в три часа пополудни они вошли в пустой Париж. Остановившись на одной из его площадей, «паук» затих — впервые после отбытия. Тогда люди услышали ветер.

В Вавилоне, с его заслонками, барьерами, вентиляцией, ветер метался лишь по самой окраине, да и там вел себя неприметно. Но здесь…

Да, если бы Земля была жива, то прохожие должны были бы предусмотрительно придерживать свои шляпы. Облака мелкой пыли неслись мимо вездехода, как привидения. В стенах полуразрушенных домов, в узких улочках слышался тихий, угасающий стон.

— Ветер воет! — восторженно прошептал Николай.

— Так пойдем, встретимся с ним! — предложил Джереми.

Все трое перебрались из своих кресел в верхний отсек, тесный и служивший одновременно и кладовкой, и спальней, и столовой. В центре отсека стоял небольшой круглый стол с тремя табуретками, а вокруг, изголовьями к стенам, находились три узких походных кровати. Над ними на крючьях висели защитные костюмы для выхода на поверхность: длинные, прорезиненные двубортные плащи, фуражки с плотным, широким козырьком, очки-окуляры и респираторы.

Облачившись в эти латы новой эпохи, путешественники стали по одному выбираться в последний отсек (крохотный тамбур, где можно было уместиться только сидя) и лишь затем — наружу. Последним на спину «паука» вылез Брукс. С собой он притащил два саквояжа разного размера.

Откинув лестницу, люди спустились, наконец, на Землю. В первую секунду у Николая закружилась голова и похолодели ноги — ему не верилось, что под подошвами тяжелых ботинок не полая оболочка с сотами жилых этажей, а настоящая плоть небесной сферы.

«Земля… — подумалось Николаю. Он вдруг присел на корточки и погладил затянутой в перчатку рукой темный, пыльный булыжник. — Мостовая Парижа… Возможно, никто не ступал по ней со времени Переселения. Или с ночи, когда все живое здесь, на берегах Сены оказалось выжжено германской авиацией…»

— Николас, друг мой! — окликнул его Джереми. — Идите же сюда — надо запечатлеть сей замечательный момент!

Николай подошел к нему и к Бруксу, который в эту минуту как раз открывал принесенные саквояжи. Из того, что был поменьше, он извлек, к изумлению Николая, бутыль шампанского и коробку с двумя бокалами.

— Шампанское?! Но мы ведь все равно не сможем… — Николай указал на свой респиратор.

Джереми махнул рукой.

— Важен сам ритуал, а нам совершенно ни к чему дурманить свой разум алкоголем. Мы в Париже, друг мой — в Париже, чёрт побери!

Тем временем, Брукс достал из второго саквояжа, побольше, фотокамеру, а с ней — набор сверхмощных ламп, недавно заменивших собою обычные пороховые вспышки. Хотя, хватало такой лампы на один снимок, зато получался он более четким. К тому же, лампы были незаменимы в условиях, где любая искра была нежелательна — например, во всё еще насыщенной ядовитыми газами атмосфере Земли.

Путешественники встали на фоне самого живописно разрушенного фасада на площади, и Брукс запечатлел на фотопластинах торжественное открытие бутылки шампанского, а затем — обоих господ с бокалами в руках.

Игристое вино они затем просто вылили на землю, — будто совершая ритуальное возлияние предкам и богине Гее — а бокалы от души разбили вдребезги. Початую бутылку оставили на ступенях парадной.

Николай вышел на середину площади и еще раз огляделся кругом. В полуразрушенной мансарде одного из домов ему вдруг почудилось движение. Затаив дыхание, он протер окуляры очков и подошел ближе к дому, но движущимся объектом оказалась истерзанная ветром, грязная занавеска, каким-то чудом удержавшаяся на сломанной раме окна.

2. На берегу

Поджав лапы, «паук» отдыхал на берегу Ла-Манша. Наверное, в сотне метров от него дремал в тумане проржавевший остов гигантского танка-вездехода, будто Левиафан, выползший погреться на берегу.

Наступала последняя ночь перед возвращением в Альфа-Вавилон.

Породистый русский дворянин, истинный английский джентльмен и простой добряк-механик сидели за круглым столом в жилом отсеке вездехода и, вкушая скромный походный ужин, делились впечатлениями от проведенных на Земле дней. Джереми Блейк уже строил планы на будущее — как они усовершенствуют вездеход и в следующий раз переберутся через пролив на Альбион.

— Лелею мечту, — признавался он, — побывать в фамильном поместье. Увидеть настоящее, старинное кладбище, а не стеллажи с урнами.

Брукс закивал:

— Если в Англии такие же туманы, как мы видели тут, все кладбища сейчас выглядят краше прежнего.

Николаю вспомнились иллюстрации к готическим романам и пейзажи с покосившимися, замшелыми надгробиями. Старое кладбище, где век за веком находили покой представители одного древнего рода… Хотя, теперь вся Земля представляла собою колоссальное кладбище.

Николай даже вздрогнул. Вся Земля — это значит до последнего островка с тремя папуасами и одной пальмой.

Воевали Европа, Азия, Япония, за ними — Китай и Соединенные Штаты. Повоевали, потравились и, как тараканы, поползли на Альфа-Вавилон. А эти три папуаса — может, так и сидят вокруг своей пальмы? Разве что кашляют почаще. А что если?..

Тут Николаю пришла на ум и вовсе крамольная мысль — что если и тут еще кто-то живет? Да, казалось бы, все знают, что вода и воздух Европы отравлены. Но не могла же ненависть, разлившаяся по Северному полушарию, отравить всю оставшуюся Землю! Это ведь невозможно. Мир слишком велик, слишком сложен…

Что если кто-то сумел тут выжить, приспособиться? Или, положим, не прямо здесь, а в той же Австралии, на островах Океании, на Огненной Земле или в глухой тайге, в Сибири.

«Нет, полно! Полно! — одернул себя Николай. — Разве мы бы тогда о них не знали? Даже если бы власти и скрывали, то люди бы узнали рано или поздно».

Но как Николай ни успокаивал себя, навязчивая мысль о возможности жизни на Земле никак не шла у него из головы.

Спать ему уже совершенно не хотелось, и он с охотой согласился дежурить первым (каждую ночь они бодрствовали по очереди на случай возможных непредвиденных обстоятельств). Однако, стоило Джереми Блейку и Бруксу уснуть, Николай едва не пожалел о своем выборе: теперь его начало глодать желание взять да и проверить, выйти во внешний мир без защитного костюма.

Ко всему прочему, еще и крышка верхнего люка была проложена резиной, при желании ее можно было открыть практически бесшумно.

Надеясь отогнать странные, почти бредовые мысли, Николай стал прохаживаться вокруг стола, но, проходя мимо спящих спутников, видел, что сон их безмятежен и крепок.

Николай спустился в брюхо «паука» (А что такого? Он решил проверить, все ли в порядке в отсеке управления…). Первым ему попался на глаза наружный термометр: он показывал +18 по Цельсию. На берегу Ла-Манша стоял теплый вечер. Нет, преодолеть дьявольское наваждение было решительно невозможно! Николай вернулся в жилой отсек. Там он тихо достал из аптечки целое полотнище марли и смочил его водой из графина, гнездившегося в лунке в центре стола. Затем отстегнул от фуражки и надел защитные очки. Эксперимент экспериментом, а рисковать зрением он не собирался.

Закончив приготовления и чувствуя себя совершенным безумцем, Николай взобрался по лесенке к самому люку и стал медленно поворачивать ручку клапана.

Перебравшись в тамбур, Николай закрыл за собой крышку люка и выждал с минуту. Наконец, стараясь не раздумывать, он приложил марлю к лицу и открыл верхний люк, ведущий наружу.

Тепло.

Так, что-то он позабыл.

Ах да, дышать!

Убедившись, что влажная марля плотно прилегает к лицу, Николай сделал вдох. Медленно выдохнул, а затем вдохнул. Да, теперь он ощущал горьковатый запах паров и пыли, но дышать мог! На радостях он попытался сделать неглубокий вдох без марли, но его горло тут же перехватило, а легкие сдавило приступом кашля. Снова прижав к лицу марлю, Николай немного отдышался и вернулся в вездеход. Тут же достал из шкафчика флягу с коньяком, нацедил половину ее серебряной крышечки и залпом выпил.

Его утомленные спутники спали и ничего не слышали. С одной стороны, хорошо, что никто не задавал вопросов, не говорил, какой он сумасшедший, но с другой — он остался один на один со своей безумной вылазкой.

3. Старые планы

Наутро, за завтраком Николай между делом поведал спутникам о своей вылазке.

— Осмелюсь спросить, сэр, в своем ли вы были уме? — покачал головой Брукс.

— В каком своем уме? — махнул рукой Джереми. — Он же русский! И все же, Николас, нельзя было так рисковать. Неужели ты плохо учился в школе и не запомнил, что воздух Земли — ядовит?

— Захотел проверить сам. И потом — мне показалось, что это я не вполне приспособлен…

— Бежавших с заводов рабочих очень скоро находят в пустынях под Вавилоном. И если верить патологоанатомам, умирают они довольно мучительной смертью. Но скажи мне, что было бы, если бы ты потерял сознание и остался лежать в тамбуре? Как бы мы с Бруксом смогли выбраться и забрать тебя?

Николай сник. Наконец-то до него дошел весь подлинный ужас его затеи. Как он мог так рисковать своей жизнью и безопасностью товарищей?

Однако Джереми продолжил:

— И все же, на приеме в честь нашего возвращения обязательно расскажи об этом. Такой опыт любопытен настолько же, насколько и безумен.

В последние часы их путешествия, когда казалось, что они уже почти были дома, вдруг произошло непредвиденное.

Пыльный холм, по которому взбирался «паук», оказался заметенной песком и прахом крышей какого-то ветхого строения. Крыша, разумеется, рухнула, и «паук» повалился на бок, окруженный взметнувшейся черной тучей. Раздался неприятный хруст и жалобное скрипение.

Через несколько минут, поняв, что сами они в порядке, путешественники решились вновь надеть защитные костюмы и выйти наружу. К общему ужасу, оказалось, что у «паука» сломана одна из шести его ног. Да и повалился он крайне неудачно — так, что без помощи подъемников или, по крайней мере, десятка крепких мужчин, вряд ли смог бы теперь подняться.

Какое-то время все трое стояли и с горечью и совершенным бессилием взирали на своего искалеченного монстра. Им ничего не оставалось, кроме как продолжить путь своим ходом. Конечно, о том чтобы в назначенный срок достичь нужного подъемника, не могло быть и речи — надо было хотя бы подняться на Вавилон до темноты. К счастью, они уже находились под жилой частью полиса, и главной целью становились поиски действующего подъемника, предназначенного для остановки на поверхности Земли.

С собой взяли только необходимое: фляги с водой, фонарь, карты и фотопластины в герметичном ящике.

— За остальным, может быть, вернемся в следующий раз, — вздохнул Джереми, запирая вездеход.

Судя по имевшимся у них сведениям, ближайший подходящий им подъемник находился более чем в десяти километрах от места аварии. Успеть надо было до заката, и мешкать не стоило, тем более что под Вавилоном и без того было сумрачно круглые сутки.

Николаю казалось, что они, как дети, идут по огромному чердаку — по ровному пыльному полу, на котором взрослые строители позабыли всяческие мусор и ветошь.

Цель своего пути они заметили задолго до того, как достигли ее. Подъемник с выходом на поверхность имелся при угольном заводе. Вентиляция завода была проведена не только наверх, но и вниз, под днище полиса: клубы пара и дыма, окрашенные отблесками пламени, манили лучше любого путеводного маяка.

Колонна подъемника была в обхвате шире древнего баобаба. Дверца, ведущая внутрь, проржавела и оказалась на треть занесена песком, из-за кромки бархана выглядывал тонко вычеканенный герб Нового Вавилона, который использовался еще при стройке — грузы, отмеченные этим гербом, были неприкосновенны, их кража или порча карались с особой жестокостью. Две шестеренки — маленькая, прицепившаяся к большой, скрывающей в себе слившиеся, словно в поцелуе, лики Луны и Солнца — стали когда-то символами нового мира и новой жизни…

Снаружи открыть дверь, разумеется, было невозможно, так что Джереми поднял с земли крупный камень и стал ритмично стучать по стальной стене. Стук раздавался внутри колонны гулким эхом, и вскоре, будто в ответ на него, сверху послышался скрежет механизмов. Ошибки быть не могло — с Вавилона за ними спускались люди.

Наконец, скрежет прекратился — подъемник замер на уровне поверхности — и дверь открылась. Открылась, чтобы затем мгновенно захлопнуться, едва впустив троих путешественников.

Рабочие, пара здоровых ребят, смотрели на них, как на привидений, и в первые мгновения даже не знали, что сказать. Правда, то, что под респираторами оказались обычные человеческие лица, их немного успокоило.

— Я — лорд Джереми Блейк, — кратко представился Джереми. — Со мной мои спутники — Николай Дурново и Джонатан Брукс, мой механик. Мы совершали путешествие на вездеходе, но он, к сожалению, вышел из строя. Так что ваш подъемник — наш единственный путь домой. Благодарю вас, господа.

Рабочие, похоже, не поняли и половины того, что им сказали (в Нижнем городе, в отличие от Верхнего, народ все еще говорил на разных языках), но двух господ и их механика наверх отвезли. Вопросы задавать не решались.

Поднимаясь к пятнышку багрового света по темной шахте, Николай стянул с головы фуражку и вздохнул:

— Ну, почти дома.

Как оказалось, он жестоко ошибался.

Из одного завода они попали в другой, затем — в следующий. Тут Джереми Блейк впервые недоуменно тряхнул головой — судя по картам Вавилона, что имелись у него, здесь должны были начаться жилые кварталы рабочих. Но там, где по бумагам значилась зона отдыха с искусственной лужайкой, стояла закоптелая проходная.

— Ничего не понимаю. Точнее этих планов в Вавилоне нету! Почти полная копия планов Эдварда МакКлелана с внесенными им же корректировками.

Поскольку друзья лорда Блейка ждали их в совершенно ином месте, надо было, если не добраться до них как можно скорее, то хотя бы сообщить о сложившемся положении. Когда они отправились на поиски телефонного аппарата, на заводах начался пересменок — после дневной смены наступала ночная. Бесконечные коридоры, ведущие неведомо куда, наполнились невероятным количеством народа. Заплутавшим путешественникам не оставалось ничего другого, кроме как встать на высокий выступ у самой стены и ждать, пока людской поток иссякнет. А поток этот в какой-то момент показался вовсе бесконечным… Здесь, в Нижнем городе вообще было очень скудное освещение. Электрические лампы имелись только в нескольких виденных цехах, в основном же помещения освещались при помощи газа, а кое-где и вовсе — масляных фонарей. Здесь, в переходе добрая половина таких фонарей погасла или разбилась, уступив место привычной для рабочего люда темноте, и толпа людей двигалась однородной массой от одной светлой прорехи до другой. Затем все закончилось, и путники отправились на поиски управляющего хотя бы одного завода. Однако дальше надзирателей они пробиться не смогли, да и те, похоже, вовсе не понимали, с кем говорят, и чего странным господам надо.

Когда же они в третий раз наткнулись на крайне нелюбезного надзирателя, Николай понял — заблудились. Тут уже никакие карты и планы не могли помочь. Связи с Верхним городом у них не было, а точной дороги туда не знал ни один из окружавших их жителей подземелий — на слишком большой глубине они находились.

Наконец, когда время перевалило уже за полночь, они вышли к тоннелю, по которому пролегала железная дорога. На платформе толпились рабочие, ожидавшие поезда.

— Доберемся ли мы по этой дороге к выходу из Нижнего города? — поспешил спросить Джереми.

— Доберетесь, — отвечали рабочие. — Если до конца доедете.

Решив, что альтернативы все равно нет, путешественники сели в подошедший поезд вместе с рабочими. Скамьи были жесткими, вместо стекол в окнах — деревянные решетки, зато и проезд оказался бесплатным.

— Откровенно говоря, я чувствую себя бесконечно виноватым за то, что втянул вас в эту авантюру, друг мой, — признался Джереми, когда поезд тронулся.

Николай поморщился.

— Бросьте! Зато мы увидели поистине все сферы мира. Верно, Брукс?

Механик в ответ на это лишь передернул плечами и еще раз опасливо огляделся по сторонам. Он не разделял восторгов Николая и не видел ничего интересного в окружающей их экзотике.

4. Край

Проснулся Николай от яркого света. Вначале он решил, что просто видит следующий сон — поезд стоял у платформы, залитой солнечным светом. В вагоне, кроме него и его спутников, не оставалось никого.

— Что ж… Нам не соврали хотя бы насчет того, что из Нижнего города так можно выбраться, — слегка раздосадовано произнес Джереми Блейк.

— Где мы? — спросил Николай.

— Мы на краю Вавилона. Перед нами — промышленное полотно Транссибирского тоннеля. Зато отсюда мы можем выбраться наверх, к Транспортному узлу. Идемте, пока нас не повезли обратно в адское пекло.

Все трое вышли из вагона и, не успели они дойти до конца платформы, как поезд действительно дал задний ход и вновь скрылся в тоннеле. Пройдя по открытой галерее, состоявшей, казалось, из сплошной, скрученной в трубу решетки, нависавшей над земным смогом, усталые путники попали на средний уровень, в промышленное депо.

Тут все выглядело уже более привычно и пристойно — все-таки сюда время от времени спускались деловые люди из Верхнего города. Под уже ставшими привычными изумленными взглядами путешественники прошли в административное здание. Имевшийся в тамошнем холле (и в общем доступе!) телефонный аппарат показался им и божественным даром, и вершиной развития цивилизации. Никого не спрашивая, Джереми тут же кинулся к нему, сорвал трубку и принялся взывать к телефонному узлу. Брукс, видя, что дела налаживаются, остался у дверей покурить вместе с компанией грузчиков.

Николай, таким образом, оказался в одиночестве. Он прошелся по холлу, разглядывая окружающую обстановку. Проходящим мимо него людям он просто улыбался — ну не объяснять же всем и каждому, кто он, откуда и почему так одет.

И вдруг ему улыбнулись в ответ. Вернее, даже не ему лично — он просто встретился взглядом с человеком, который так же, как и он, дежурно всем улыбался. Этим человеком оказался совсем молодой юноша в очень опрятном костюме, пальто и блестящем цилиндре. Он как раз выходил из дверей вокзального медицинского кабинета. На вид ему было не больше двадцати, нижняя губа то ли растрескалась, то ли была искусана совершенно по-детски, а на лбу у правого виска от брови до светлой шевелюры белел грубый шрам.

— Извините, мсье, — пролепетал юноша, едва не налетев на Николая. Все так же, с улыбкой, но теперь немного виноватой.

— О, право, ничего страшного! — ответил Николай. Он мог бы просто вежливо кивнуть, но, распознав в юноше жителя Верхнего города, отчего-то захотел завести с ним разговор. — Николай Дурново, — представился он.

— Чарльз Беккер, — с охотой представился юноша в ответ. — Но, позвольте спросить, какими же судьбами вы оказались здесь? Да еще в таком причудливом облачении.

— Боюсь, вы не поверите!

— Если расскажете, то, может быть, и поверю.

— Мы с друзьями спускались на поверхность Земли.

— Невероятно! Мсье, неужели вы не шутите?

— Нет. Сами в этом убедитесь, когда все газеты опубликуют наши снимки. Сделанные в Париже — в Париже! Представляете?

— Бог ты мой! Это, должно быть, было незабываемо.

— Ни на что не похоже. Ну а вы — что делаете на этом вокзале? Сопровождаете ценный груз?

— Нет. Я делал прививки некоторым рабочим. В Нижнем городе, знаете ли, столько различных заболеваний.

— Воображаю. Так вы — врач?

— Да. Ах нет, простите! Простите. Что я такое говорю? Я фельдшер! Я служу при вавилонской Академии наук. В общем-то, почти врач.

— Часто бываете в Нижнем городе с профессиональными визитами?

— Иногда. Когда во мне есть необходимость. А знаете, я ведь, кажется, о вас слышал…

— Да? Мир Альфа-Вавилона тесен, — развел Николай руками.

Тут к ним подошел невероятно довольный Джереми Блейк. Николай представил обоих друг другу и спросил, удалось ли сообщить об аварии и их нынешнем месте пребывания.

— Да, все улажено, — ответил Джереми. — Через каких-то полчаса за нами прибудут. А пока мне дьявольски хочется кофе. Мистер Беккер, где здесь буфет? Только не говорите, что его нет на этом вокзале!

Чарли рассмеялся и любезно объяснил, как пройти к буфету для начальства и гостей из Верхнего города. От предложения присоединиться он отказался, сославшись на неотложные дела, и, пожелав новым знакомым удачи, ушел.

5. Кружево и кровь

На третий день после возвращения в Вавилон, лорд Блейк запланировал торжественный прием с небольшой экспозицией: «Хроники путешествия по Европе». Публике должны были представить снимки, которые путешественники сделали за время пути. Хотели также похвастаться и вездеходом, но, коль скоро тот оказался утерян, пришлось довольствоваться экспериментальным образцом, рассчитанным на одного водителя и без жилого отсека.

Джереми Блейк и Брукс с головой ушли в подготовку. Николай помогал им по мере сил, но непосредственно накануне приема отправился на ужин к князьям Гагариным. Отказать этому семейству у него не было никакой возможности, ибо матушка его имела серьезные виды на брак племянника с младшей дочерью Гагариных — Машей. А Николай не имел ничего против ни этих видов, ни самой Маши. Вот перспектива союза с ее сестрой Ириной заставила бы его задуматься о принятии пострига. Красавица с лазоревыми глазами и коралловыми губками, Ирина Гагарина очаровывала новых друзей, но очень скоро теряла большую их часть.

— Скверная девка, — заметил как-то Николаю по секрету его дядюшка. И Николай не мог не согласиться.

Он в жизни не встречал более расчетливой и себялюбивой натуры, чем княжна Ирина. Ей многие прочили унылую долю старой девы, но ее саму такой исход либо вовсе не тревожил, либо не представлялся возможным.

Около полугода назад в доме Гагариных произошел скандал, так и не вышедший, правда, за его порог. Причиной стала, как всем и каждому было ясно, очередная любовная связь Ирины. С кем — так и осталось тайной. Зато довольно долго ходили слухи, что князь Дмитрий Аполлонович Гагарин, отец Ирины, готов был отречься от дочери и едва не проклял ее. Одному Богу известно, как супруга князя, Ольга Сергеевна, умолила тогда мужа простить Ирину. Та повинилась перед отцом, страсти улеглись, и какое-то время княжна вела себя вполне пристойно… Правда, в последние недели по салонам и страницам желтой прессы вновь поползли ядовитые слухи.

Но, коль скоро Николай не пал жертвой этого ясноглазого чудовища, присутствие Ирины на ужине его мало волновало. Главное, что там он увидится с Машей.

Николай позволил себе явиться с небольшим опозданием, подготовив оправдание, что он-де еще не привык к режиму Вавилона. Впрочем, объяснений у него никто не стал спрашивать — в доме князей Гагариных он считался уже практически зятем.

В трехэтажном особняке, перенесенном когда-то с одной из набережных Петербурга, было, как обычно, по-семейному шумно и уютно. Хозяйка дома, Ольга Сергеевна, первая встретила гостя, едва он вошел в просторную залу.

— Николай Константинович, вот и вы! Ох, как мы все переживали за вас — как вы там в этих дебрях, в этой пустыне! А эти кошмарные слухи о еще неразорвавшихся снарядах!..

— Ольга Сергеевна, к вам я бы выбрался из любых дебрей.

— Пойдемте же к остальным — все хотят посмотреть на героя, узнать подробности приключения из первых уст. Девочки, как всегда, задержались, вы уж простите их. Но они вот-вот спустятся!

Ольга Сергеевна подвела гостя к Дмитрию Аполлоновичу, сидевшему в кресле возле камина. Он часто проводил вечера именно так — все друзья и близкие знали, что у старика больные ноги и он не может ходить по залам, привечая гостей. Так что изрядная часть их собиралась вокруг хозяина — выглядело это даже несколько торжественно, особенно учитывая, что князь был очень высок ростом, статен, а его худой лик с большими внимательными глазами казался сошедшим со старинных икон.

— Николай Константинович, — протянул он, увидав будущего зятя, и улыбнулся. — Ну, подойдите же, дорогой мой. А мне все про вас утром доложили!

— Кто же доложил? — искренне удивился Николай.

— Управляющий с моего завода сегодня телеграфировал. Его надзиратели, мол, известили, что трое странных личностей по округе блуждали и спрашивали выхода. Скажете, не вы с лордом Блейком и его лакеем то были?

Гости, стоящие вокруг, рассмеялись.

— Где ж он был, ваш администратор, когда мы там метались, как Данте с Вергилием? — вздохнул Николай, посмеявшись вместе с остальными.

Тут все гости в зале смолкли, насторожившись. Никто не мог понять, действительно ли сверху только что раздался полный ужаса женский крик. Быть может, им всего лишь померещилось?

Но второй крик, еще более отчаянный и громкий, развеял их сомнения.

Несколько человек из мужской прислуги, что была в залах, тут же бросились наверх. Николай с Ольгой Сергеевной поспешили следом.

— Ах, должно быть, это какая-то дурная шутка Ирины, — нервно пробормотала Ольга Сергеевна.

Николай, конечно, понимал, что она сама ни на грош не верит собственным словам. Ведь кричала явно Маша…

Но, стоило им подняться на второй этаж, как сама Маша бросилась к ним навстречу. Бледная, перепуганная, она лишилась чувств на руках у матери. Девушку сразу уложили на кушетку тут же, в коридоре. Убедившись, что с невестой все в порядке, Николай поспешил в комнату, из дверей которой та выбежала в таком ужасе — в комнату Ирины.

Николай остолбенел на пороге, увидав кровать, буквально залитую кровью. Кровавые следы и отметины были и повсюду в комнате — на коврах, на светлой обивке стен, на занавесках, колышущихся у распахнутой балконной двери. На маленький балкончик с низкими витыми перилами вышли прибежавшие на крики лакеи. Одного, самого юного, товарищи еле успели подхватить, прежде чем он упал в обморок — его ввели в комнату и усадили на табурет у окна. Другой лакей тут же побежал прочь, причитая: «Полицию! Полицию!»

Николай отступил, пропуская его, а сам поспешил к опустевшему балкону. Он не сразу осознал то, что увидел внизу, на гравиевой дорожке внутреннего двора.

— Что там? Что там?! — услышал он встревоженный голос Ольги Сергеевны.

Николай едва успел остановить ее на пороге балкона, не дав ей выйти — не дав увидеть, что там!

6. Новое дело Антуана Грево

Детективу Антуану Грево позвонили из Нового Скотленд-Ярда в начале первого часа ночи. И, хотя ему довольно часто звонили из Нового Скотленд-Ярда, и в эту ночь он все равно не спал (в кои-то веки сел за чтение свежих трудов по антропологии), он все же счел такой поздний звонок бестактностью. Но едва услышав, в чем дело, тут же позабыл о нормах этикета и собственном недовольстве.

Буквально через четверть часа он уже был в морге при Новом Скотленд-Ярде.

— Подробности! — воскликнул он. — Как это случилось? Свидетели?

Начальник полиции Лефрой и главный медик, мистер Сэлз, уже ожидали его подле так взбудоражившего всех трупа.

— Княжна Ирина Гагарина, — мистер Сэлз указал на несчастную покойницу в розовом вечернем платье. — Погибла сегодня, упав с балкона своей собственной комнаты в особняке Гагариных.

— Лицо обезображено не в результате падения, как я понимаю? — уточнил Грево на всякий случай.

— Нет. Незадолго до оного.

— То есть она была еще жива?

— Да.

— Господь милосердный!

Грево подошел ближе, не вполне веря своим глазам. Лицо несчастной было изуродовано до неузнаваемости. Нос отсутствовал полностью — не только кожа и хрящи, но и мышцы, и ткани вокруг него, и даже центральная часть верхней губы. Жуткая гримаса обнажила аккуратные, белоснежные и такие бесполезные теперь зубки.

Грево быстро осмотрел ее руки и ноги.

— Она была связана, но не сильно и почти не вырывалась! Затем, похоже, путы ослабили, она смогла освободиться, но лишь чтобы… Несчастная! Невероятно. Должно быть, ее накачали наркотиками… Да, на шее след от укола. Кровь уже отправили в лабораторию на анализ?

— Разумеется. Сразу же! — сообщил Сэлз.

— Где отрезанная часть лица?

— Не найдена. Возможно, преступник унес ее с собой.

— Как и когда обнаружили тело?

— Сегодня у князей Гагариных был званый ужин, — отвечал Лефрой. — Ирина и ее сестра Мария задержались наверху и долго не выходили к гостям. Мария объяснила свою задержку тем, что у нее никак не проходила головная боль. Когда она почувствовала себя лучше, то отправилась к сестре. На стук никто не вышел и не открыл дверь, но Мария услышала какие-то странные звуки и решилась войти. Тогда она увидела свою сестру с изуродованным лицом, всю в крови, мечущуюся по комнате. Не понимая, что она делает, Ирина бросилась на балкон. Перила были низкие, и, не удержав равновесия, она упала и разбилась насмерть.

— Где теперь Мария? — спрашивал дальше Грево.

— Дома. За ней присматривает врач Гагариных. Разумеется, пришлось вколоть несчастной девушке морфий.

— Так-так. Значит, сегодня от нее вряд ли удастся чего-то добиться. Но мне надо как можно скорее увидеть место преступления. Еду немедля!

Николай сидел в малой гостиной особняка Гагариных с рюмкой коньяка. Он пил уже третью, но толку с них было, как с родниковой воды.

Ему пришлось взять на себя обязанности главы семьи, поскольку Дмитрий Аполлонович оказался не в состоянии общаться с полицией в силу возраста и пережитого ужаса. Николай только радовался, что ни он, ни Ольга Сергеевна так и не увидели лица Ирины. О, если бы только можно было оградить и Машу от этого ужаса!

Посреди ночи, когда полиция, казалось бы, заканчивала с осмотром дома, вдруг явились двое новых полисменов с неизвестным господином, одетым весьма небрежно.

— Антуан Грево, частный детектив, — представил его один из полицейских. — Здесь находится с разрешения начальника полиции господина Лефроя.

Николай пожал детективу руку.

— Добрый вечер, мсье Грево. Князь Гагарин, к сожалению, не может говорить с вами лично, но он позволил мне вести дела от его имени. Николай Дурново. Я помолвлен с его дочерью, Марией…

— Мсье Дурново, примите мои искренние соболезнования.

— Благодарю, мсье Грево.

— Вы позволите осмотреть дом?

— Он в вашем полном распоряжении. От меня потребуется еще что-то?

Грево на мгновение призадумался.

— Если вам угодно будет мне помочь, господин Дурново…

— Охотно! Если я не займу себя делом, то, верно, сойду с ума.

— Вы вхожи в этот дом и, более того, уполномочены вести дела от имени хозяина. Поэтому ваше содействие в этом деле будет бесценно. Вы не могли бы помочь мне с осмотром дома и в общении с семейством Гагариных?

— Буду счастлив, мсье.

— Насколько, я знаю, у князя сейчас врач.

— Да, Ольга Сергеевна… то есть — его супруга также при нем.

— Что ж, тогда пока займемся осмотром места преступления. Проводите меня, мсье Дурново?

— Конечно, идемте.

Отставив бокал с остатками коньяка, Николай подумал, что, хоть и запоздало, но тот все же ударил ему в голову. Залы, коридоры и лестница Гагаринского дома виделись ему, словно в тумане — словно через стекло иллюминатора там, на Земле…

— Вы слышали, мсье Грево, что мы с лордом Джереми Блейком спускались на Землю?

— Да, надеялся попасть на завтрашний прием в Ботаническом саду, но, похоже, не выйдет.

— Если желаете, позже я расскажу вам все.

— Охотно выслушаю.

— И о том, как я выглянул из вездехода без респиратора. В какую-то секунду мне показалось, что там можно жить. Хотя и не слишком хорошо…

— Подобные ностальгические эксперименты очень опасны, господин Дурново, и до добра не доводят, — заметил Грево.

Впрочем, Николай мигом забыл об эксперименте и о Земле — они подошли к дверям комнаты Ирины. Незапертая дверь распахнулась от легкого толчка и перепачканная кровью спальня предстала перед их взорами. Окончательно остывший ужас — печать на прошлом.

Туман спал с глаз, голова прояснилась. Николай стоял, словно налетев на прозрачную ледяную стену.

— Здесь… — вымолвил он севшим голосом. — Разрешите, я останусь в коридоре?

— Не только разрешаю, а даже настаиваю. Люди на месте преступления лишь мешают расследованию. Но если в вас еще есть силы, я бы попросил вас ответить на пару моих вопросов.

— Конечно, мсье.

— Прекрасно.

Грево вступил в спальню.

7. Ночной дом

Оказавшись в комнате княжны Ирины, Грево внутренне содрогнулся. Казалось, он давно привык ко всему. Но теперь, вспоминая, что сотворили с юной девушкой, видя залитую кровью кровать, он с трудом сдерживал злость и абсурдный животный ужас перед существом, способным на такое злодеяние. Хотя, как от первого, так и от второго теперь было мало толку.

Грево стал осматривать помещение. К счастью, никто не додумался прибраться. Так что оставалась надежда, что сквозь следы побывавшей здесь полиции, он все же увидит детали преступления.

— Во сколько вы прибыли в дом Гагариных, мсье Дурново?

— Около десяти вечера.

— Когда прибежали на крик вашей невесты?

— Вскоре после этого. Наверное, через четверть часа.

Итак, основное действие произошло на кровати. Княжна была привязана за руки к резному изголовью — привязана кушаками из собственной гардеробной. Именно там убийца, притаившись, выжидал удобного момента.

Так, стоп! — скомандовал сам себе детектив. Уже появляются поспешные и от этого, возможно, ложные выводы. Маньяк, с которым они имеют дело, — изощренный садист, но пока не убийца. И от этого все сложнее, страшнее и запутаннее.

— Осмелюсь спросить: те слухи о княжне Ирине, что ходили в свете и в желтой прессе, правдивы?

— Боюсь, что до последнего слова. Думаете, могла ее личная жизнь стать причиной ее гибели?

— Это более чем вероятно, мсье Дурново. Надо только выяснить, кто именно и почему совершил подобное. Враг, соперница, отвергнутый или брошенный любовник, а то и вовсе поборник морали. Хотя, такой рьяный в нашем Вавилоне вряд ли найдется.

Антуан Грево несколько раз обошел комнату, всматриваясь в окружающие предметы. С таким же вниманием обычно вслушиваются в песню на малознакомом языке — с каждым новым разом понимая все больше.

«Вот здесь все началось», — понял он, подойдя к туалетному столику. Слева от него была дверь гардеробной: за ней чудовище и спряталось, пробравшись в дом, и стало поджидать свою жертву. На самом столике остались раскрытыми пудра и румяна, дорогие духи были вынуты из коробки — последние, не нанесенные штрихи.

Чудовище дождалось, пока служанка помогла княжне одеться, а затем вышло. Княжна Ирина не закричала и не попыталась бежать в этот момент. Она знала своего мучителя и не ощущала с его стороны никакой угрозы для себя. Быть может, лишь немного удивилась, увидев его, выходящим из гардеробной. А он, не теряя времени, вколол ей наркотик и поволок на кровать…

Со спинки кровати все еще стекал на смятые подушки длинный кушак из плотного кружева. Ноги жертвы чудовище, похоже, не зафиксировало — оно сидело на ней сверху. Сняв уже после путы со своей истерзанной жертвы, маньяк, коль скоро его никто более не заметил, выбрался из комнаты через балкон. Грево, следуя своим мыслям, вышел на балкон и сам. Да, казалось бы, лучше не придумаешь — вдоль стены по тонкой железной решетке стелилась упругая вязь дикого винограда.

— С чердака есть выход на крышу, мсье Дурново?

— Да. Но он, вероятно, закрыт.

— Пожалуйста, идите на чердак, откройте выход и ждите меня возле него.

— Понял вас, господин Грево.

— До встречи.

Взобраться на крышу, вопреки ожиданиям, оказалось довольно легко: решетка, на которой рос виноград, была крепкой, из эмалированного металла, да и густая вязь старых лоз уже обрела неплохую прочность.

А крышу, очень и очень пологую, с низким бортиком словно создавали для прогулок. Переводя дыхание, Антуан Грево выпрямился и огляделся по сторонам.

Перед ним простерся Вавилон. На секунду детектив забылся, всматриваясь в величественную и в то же время жутковатую картину. Свечение уличных фонарей пробивалось сквозь вуаль вечного смога, преломлялось и искрилось в ней. Начало и конец улицы терялись в тени и дымке, а дома соседних кварталов и дальние районы полиса казались сейчас мифическими, хмурыми горами и курганами. Будто споря с ними, поблескивал в сплетении улиц слиток золоченого купола православного собора…

Грево опомнился и приступил к осмотру крыши.

На жестяном краю, над виноградом, сохранились следы от окровавленных пальцев. Чудовище, несомненно, прошло здесь, а затем перебралось на крышу соседнего дома по обтянутому резиной жгуту сплетенных проводов, который тянулся над всеми домами. И так дальше и дальше. К тому моменту, когда княжна Мария увидела, что произошло с ее сестрой, оно было уже далеко. Наверняка, спустившись с крыш на мостовую, перешло в Нижний город, чтобы затеряться во тьме черни.

Антуан Грево снова взглянул на следы окровавленных ладоней и понял, что в них есть что-то неправильное. Он склонился пониже. Судя по следам — руки как руки, не слишком большие, с тонкими пальцами, могут принадлежать как молодому мужчине, так и крупной женщине.

«Ерунда какая-то! — осознал он. — Неужели этот зверь полз бы по зарослям винограда, хотя бы не вытерев руки? Не сняв перчатки? Он бы давно сорвался вниз. Это, конечно, было бы прекрасным исходом дела. Слишком…».

Грево приложил свои ладони к смазанным следам и усмехнулся — чудовище сидело на краю крыши и прислушивалось к тому, что происходит в доме! И лишь затем убежало.

И значит, на крышу оно вылезло через чердак! И значит там, на чердаке надо искать его след.

— Мсье Дурново, — позвал детектив отчетливо, но не слишком громко, чтобы не потревожить людей в доме.

Ответа не последовало.

Он пошел по крыше, то и дело замечая на ее пластинах бурые пятна.

Вскоре он набрел на открытое оконце и за ним — вернее, под ним — обнаружил Николая Дурново. Тот был бледнее прежнего, а на Грево воззрился, словно перед ним предстал маньяк собственной персоной.

— Что случилось? — поинтересовался Грево.

— Я кое-что нашел, — сообщил Николай, медленно переводя дыхание, словно справляясь с приступом рвоты.

Грево спрыгнул на пол чердака и посмотрел туда, куда указал Николай.

Чердак, обширный, но низкий и душный, был освещен язычками пламени, тающими в газовых рожках. Он повторял своими очертаниями и изгибами планировку дома, и через каждые несколько метров возвышались колонны дымоходов разной толщины.

На одну из таких труб — необъятную и неровную кирпичную глыбу — и указывал Николай. На полу у ее подножия стояла открытая фарфоровая шкатулка с жемчугом и отрезанным носом.

Антуан Грево зажег спичку и, сев на корточки, присмотрелся — да, это и была часть лица Ирины, отрезанная чудовищем.

А вместе с ней среди жемчуга лежала стеклянная ампула — размером с фалангу пальца, с горлышком со следами сургуча, без штампов и следов этикеток.

Такие ампулы часто поставляются пустыми во многие лаборатории и в весьма больших количествах. А раз ее запечатали сургучом, значит, намеревались длительное время хранить что-то важное, какой-то уже готовый препарат. Вероятнее всего — собственного производства. Возможно, этот маньяк имеет непосредственное отношение к медицине или химии.

Спичка погасла, Грево достал из коробка и зажег следующую. Что-то должно быть — что-то еще. Неспроста улики оставлены тут, словно на витрине. Выпрямившись в полный рост, чуть ниже уровня глаз он увидел два кирпича, отмеченные кровавыми мазками.

Они легко поддались нажатию и утонули в стене. Тут же часть кладки со скрипом просела — открылась потайная дверь.

— Мсье Дурново, у вас нет с собой револьвера?

— Нет, не имею привычки носить оружие.

— Я тоже. А жаль. Что ж — придется надеяться на удачу и собственные физические возможности. Если хотите подождать здесь, то я…

— Если вы считаете, что я позволю вам идти туда одному, то вы плохо себе представляете, что такое русский дворянин!

От собственных слов Николай обрел твердость духа и подошел к Грево, стараясь, впрочем, не глядеть на все еще стоящую на полу шкатулку.

При свете очередной спички они стали спускаться вниз по старой лестнице. На светлых деревянных ступенях виднелись кровавые отпечатки. Что там отпечатки — в своем воображении Грево ясно увидел, как чудовище ползло по этой лестнице (идти прямо оно не могло — его трясло от волнения).

Лестница закончилась, сделав единственный поворот. Прямо перед Грево оказалась завеса из легкой светлой газовой ткани.

Спичка погасла. Несколько секунд они простояли в полной темноте и тишине, внимательно прислушиваясь, и, лишь убедившись, что здесь кроме них никого нет, Грево отдернул завесу и зажег следующую спичку.

Они вошли в маленькую комнатку с потолком, низким настолько, что оба они — мужчины не самого высокого роста — почти касались его головой. Стена по левую руку от входа была скошенной и нависала над обширным низким диваном.

Первым делом Грево двинулся вдоль ровной стены, ища газовый рожок. Тот вскоре обнаружился, и, мгновение спустя, пламя радостно ожило под плафоном из розового стекла. Наконец, стало возможным как следует осмотреться.

Дверца напротив проема, затянутого сиреневым газом, вела прямо в гардеробную княжны Ирины, но с той стороны выглядела как одна из панелей на стене.

Убранство самой комнаты было довольно кокетливым: множество подушек, валиков, пледов, низкий столик в восточном стиле, комодик в стиле ампир, легкий, пушистый ковер на полу. Стены были почти полностью забраны все тем же сиреневым тюлем, а за ним проглядывала старая обивка стен — цвета слоновой кости, простая и без узоров, сохранившаяся со времен основания Вавилона и установки самого дома.

И повсюду кровавые отпечатки. Чудовище металось здесь, вытирало свои руки о тюль и покрывала, не знало, куда деть безжизненный, но еще, должно быть, теплый кусок плоти. Затем выбралось на чердак, на крышу (там оно подбежало к краю крыши и задержалось, слушая крики княжны Марии) и лишь после всего этого умчалось прочь. Да, просто-таки улица Морг.

Тут Грево заметил на одной из подушек мертвый цветок. Мертвый во всех смыслах: лишь искусственный стебель из точеного дерева, без листьев и лепестков. Они лежали тут же, на полу, изорванные в мелкие клочки, в конфетти. Сидя здесь, готовясь к своему страшному делу, чудовище нервничало.

У него наверняка тонкие пальцы, руки не привыкли к грубой работе и имеют высокую чувствительность. Слишком уж ровные и мелкие «конфетти» получились.

Физически сильный, явно не старый мужчина, явно житель Верхнего города, на сторонний взгляд, наверняка, интеллигентный и спокойный.

Итак, неплохо для наброска…

Разобравшись со следами чудовища, Грево приступил к следам Ирины. Для чего девушке с ее увлечениями служила эта комната, догадался бы и последний рабочий, не видавший в своей жизни ничего, кроме общежития и угольной печи. Но ведь это было и ее скрытое убежище…

В комодике, помимо запасов ликера, шоколада и кокаина, нашлись деньги и три пачки писем. В одной были письма от самых разных мужчин, поклонников княжны, во второй — письма от подруг, в которых те делились с ней подробностями своей приватной жизни. В этой пачке в основном встречались имена Кэролайн Вуд, молодой вдовы, и Анны Честер — совсем юной девицы, лишь недавно начавшей выходить в свет.

Однако наиболее любопытной Грево показалась третья — самая тонкая пачка. То было несколько коротких признаний в любви, напечатанных на машинке.

«Вы знаете, кто я…» — так начиналось каждое из них.

— Не следует ли нам сообщить полиции о том, что нашли? — спросил Николай, топтавшийся на месте и лишь наблюдавший за детективом. Присесть куда-либо он не решался.

— Разумеется, я сообщу, — заверил его Грево. — Когда зайду побеседовать с господином Лефроем. Скажите, господин Дурново, вы отправитесь ночевать домой или останетесь в этом доме?

— Останусь здесь. Мне уже приготовили комнату.

— Замечательно. Тогда, пожалуйста, позвоните мне завтра, когда господа Гагарины будут в состоянии побеседовать со мной.

— Да! Непременно.

— Благодарю, мсье. Я оставлю свой номер. Если не застанете меня дома, скажите моей квартирной хозяйке, что это вы — она сумеет меня найти. У нее восхитительный талант — находить меня, где бы я ни был…

Проводив детектива со всеми его находками, Николай вернулся в гостиную к недопитому коньяку, при виде которого теперь испытал легкую дурноту.

Но едва Николай опустился в кресло, как вошел доктор семейства Гагариных. Невысокого роста, уже лысеющий, хотя не старый еще человек. Почти во всех, кто его знал, он вызвал неизменное чувство приязни.

— Прошу прощения, что беспокою, — мягко заговорил он, — но я только теперь счел возможным оставить Марию одну.

— Она спит?

— Да, я сделал ей еще один укол успокоительного.

— А Дмитрий Аполлонович?

— Здоровье и его, и супруги теперь вне опасности. Они должны проспать до утра, — доктор замялся, тревожно подбирая слова. — Мне очень жаль, что так вышло… Прошу, примите мои искренние соболезнования. Я знаю, что вы уже практически член семьи…

— Спасибо, доктор Бейкер, — искренне поблагодарил Николай.

Доктор кивнул, пряча глаза, но все же решился тактично поправить:

— Беккер.

Николай нахмурился.

— Беккер… Где еще я мог о вас слышать?

Доктор нерешительно улыбнулся.

— Вы вряд ли вращаетесь в медицинских кругах. Думаю, вам вспомнился мой приемный сын — вы встретили его на окраине Нижнего города. Чарли — помните?

— Помню! Очень милый юноша. Удивительно, как тесен мир.

— Особенно, если этот мир состоит из одного города, пусть даже и очень большого. Но я вас, пожалуй, теперь оставлю.

— Разумеется, доктор. Всего доброго. И передавайте мой привет Чарли.

Доктор раскланялся и ушел, наконец-то оставив Николая в одиночестве.

8. Наброски

Остаток ночи детектив Грево провел без сна, изучая улики, собранные в доме Гагариных. Письма из будуара оказались, как он и ожидал, богатыми на фривольные подробности жизни, как самой Ирины, так и ее подруг. Однако он не нашел в них имен — всем кавалерам были даны забавные прозвища. В последних своих письмах, датированных прошлым месяцем, мисс Честер и миссис Вуд выражали свое согласие и горячее желание прийти в гости на рюмочку ликера. Эти письма были последними в переписке княжны.

Последняя рюмочка ликера…

А следы жидкости из ампулы детектива поразили — там обнаружилось вещество, со свойствами анестетика, но совершенно нового, неизвестного прежде.

В 6.30 утра Грево понял, что уже занимается заря нового дня. Возвращая себе ощущение реальности, Грево облился холодной водой и выпил кружку очень крепкого, сладкого кофе с долькой лимона.

Начальник полиции Лефрой заступал на службу в восемь утра и первый час посвящал работе с документами или встречам с особыми посетителями. Довольно часто таким посетителем оказывался Антуан Грево — человек знающий жителей города и его нутро не понаслышке, обладающий острым живым умом и талантом сыщика.

Явился он и в этот раз — и не с пустыми руками, а с целым саквояжем. В саквояже была россыпь сухого льда и пара улик. Заглянувший, согласно протоколу, в саквояж молодой офицер, секретарь Лефроя, невольно отшатнулся. Бледное, как у всех вавилонян, лицо его приобрело зеленоватый оттенок.

— Проходите, сэр, он вас ожидает.

Начальника полиции Грево застал за легким завтраком.

— Приятного аппетита, господин Лефрой.

— Благодарю. Присаживайтесь. Не желаете присоединиться?

— Нет, спасибо. Я уже завтракал. С вашего позволения, я перейду прямо к делу.

— Конечно, господин Грево. Я весь — внимание.

— Для начала, сэр, разрешите узнать, какова официальная версия. И над какой в данный момент работают ваши детективы.

— Официальная — убийство совершено маньяком-психопатом. Неофициальная… Если честно, мы подозреваем, что это сделал кто-то из оставшихся на свободе адептов Ложи Сераписа — завершил ритуал, начатый Вальтером Корфом. Учитывая репутацию жертвы…

Грево нахмурился.

— При всем уважении, сэр, нет. Тогда жертвой, скорее всего, стала бы Хэзер Эйл. Или, на худой конец, одна из дам ее профессии. Но никак не княжна. И потом тут совершенно иной метод и множество сопутствующих обстоятельств. Взгляните хотя бы на это…

Достав из бокового кармана саквояжа письма, Грево протянул их Лефрою.

— Обнаружил в тайном будуаре Ирины. У княжны была обширная переписка, но этого поклонника она выделяла среди прочих.

— Письма не подписаны…

— Увы! Зато все начинаются со слов «Вы знаете, кто я…». Однако близких отношений с Ириной у него не было — судя по тому, что и как он писал. Как он писал… Странное сочетание личной робости и почти научной уверенности в том, что Ирина — исключительное существо. Можно сказать, что натура эта довольно романтичная. Но странная — вероятно, он привык себя сдерживать. Этот человек был влюблен безнадежно и не имел никаких шансов. Это житель Верхнего города, но физически сильный. Руки привыкли к тонкой работе… Если, конечно, он и есть наш убийца.

Лефрой усмехнулся.

— Житель Верхнего города, привычный к работе, но знакомый с Ириной Гагариной — это действительно сужает круг подозреваемых.

— Но я пока не уверен, что убийца именно он! Кстати, у нашего маньяка странная логика, которую я пока не вполне понимаю. Он указал мне путь в будуар Ирины, где он побывал до и после преступления, и где она хранила письма.

— Каким образом он это сделал?

— Оставил улику возле потайной двери на чердаке, — Грево кивнул на саквояж, устроившийся в кресле напротив. — Шкатулку с отрезанной частью лица Ирины и с пустой ампулой. Уверен, что остатки вещества в ампуле совпадут с тем, что нашли в крови жертвы. Как вам, мистер Лефрой?

— Если все так, то это похлеще подарка к Рождеству. Мы имеем дело с психом.

— Нам попался очень интересный псих. Такого еще не было в истории Альфа-Вавилона.

Грево поднялся в кресла, шагнул было к окну, но раздумал и приблизился к трехмерной модели города. Металлическая махина в человеческий рост стояла в центре кабинета начальника полиции и, мерцая маленькими огоньками, то засыпала, то вновь просыпалась, словно бы жила.

Грево решительно потянул на себя один из секторов, и модель покорно открылась, явив свое нутро.

— Иногда не задумываешься, насколько этот город огромен…

Лефрой, который все это время ожидал продолжения речи, опомнился:

— Я бы предпочел, чтобы этот «интересный псих» никогда бы не появлялся, — заметил он, деловито составляя блюдца и чашку на поднос и отодвигая его прочь от себя. Затем он щелкнул тумблером радиосвязи с секретарем: — Майлз, свяжитесь, пожалуйста, с лабораторией Академии…

— Пусть ваши люди, Лефрой, — продолжил детектив, — следят за домом Гагариных и за каждым его обитателем, если тому вздумается покинуть его пределы. И за Николаем Дурново в том числе — он уже практически член семьи и очень важный фигурант дела.

Спустившись в лабораторию вслед за уликами, Грево взглянул на результаты вскрытия и анализа крови Ирины. Обнаруженное в крови вещество, насколько он мог судить, действительно соответствовало тому, что он нашел в ампуле — оставалось только дождаться официальных результатов. Помимо собственных исследований, сотрудники Скотленд-Ярда намеревались передать ампулу и результаты работы в Академию наук — тамошние специалисты легко смогут воссоздать это вещество в большом объеме.

— Результаты будут готовы к вечеру, — пообещал мистер Сэлз. — Быть может, удастся подключить кое-кого из Академии наук. Думаю, это покажется им интересным.

— А возможно ли узнать в Академии, кто занимался исследованиями в области анестезиологии? — спросил Грево. — Вещество новое и не похоже ни на что, встречавшееся мне прежде. Вероятно, что имен в предполагаемом списке окажется немного…

— Я понял вас, сэр. Конечно, мы отправим в Академию официальный запрос.

Прямо из Скотленд-Ярда Грево позвонил домой. Миссис Тернер доложила ему, что не далее, как десять минут назад звонил джентльмен, представившийся Николаем Дурново и желавший поговорить с детективом, но решительно никакой информации более не сообщивший.

— Благодарю вас, миссис Тернер, за ценные сведения. Хорошего вам дня, буду поздно, — отрапортовал Грево.

Не мешкая, он отправился в дом Гагариных. Николая встретил буквально на пороге — осунувшегося, с темными кругами под глазами и в старомодной одежде. Похоже, смену гардероба ему достали из закромов старого князя.

Новый Вавилон, с его тягой к роскоши, казалось, вовсе забыл едва начавшийся двадцатый век — в его моде, и в искусстве царил кичливый пасынок века девятнадцатого.

Впрочем, серый костюм строгого довавилонского фасона и кроя был Николаю впору и к лицу.

— Господин Грево, доброе утро. Слава Богу, это вы! Заслышав механический экипаж, я решил, что снова явились эти стервятники.

— Журналисты?

— Если их можно так назвать. Все серьезные издания побывали у нас этой ночью. Теперь кругом шныряют шакалы из желтых газетенок.

— Как обстановка в доме?

— Плохо. Узнав, что Гагарины готовы поговорить с вами, доктор Беккер немедленно приехал.

— Князь настолько плох?

— Он хворал давно, но теперь его здоровье сильно пошатнулось.

За разговором они поднялись на второй этаж, где их поджидал доктор.

— Мсье Грево, здравствуйте.

— Здравствуйте, господин Беккер. Как самочувствие господ Гагариных?

— Дмитрия Аполлоновича — прескверно. Настоятельно вас прошу, если есть возможность, подождите с беседой день-другой.

— День-другой? Доктор, к сожалению, этого я сделать никак не могу.

— Тогда разрешите мне присутствовать?

— Пожалуйста. Если вы не станете вмешиваться в разговор.

— Даю вам слово.

— Тогда приступим.

Николая все-таки оставили за порогом. Грево был не слишком доволен даже тем, что со всей княжеской семьей придется говорить разом.

Спальня князя оказалась небольшой и сумрачной.

Когда Грево и доктор вошли, Дмитрий Аполлонович как раз усаживался в свое передвижное кресло под присмотром жены и дочери, но сам. Старик не хотел принимать посетителя, сидя среди подушек и перин — он отчаянно желал показать, что держит удар судьбы. Выглядел он также безупречно — одежда цивильная и опрятная, волосы и борода расчесаны и лежат мягкой снежной волной. Он сдерживал свои эмоции, но никак не мог скрыть того, что события прошедшей ночи состарили его на десять лет. Старая княгиня выглядела совершенно растерянной и подавленной, глаза ее были красны, руки терзали носовой платок. Княжна Мария была бледна, но держалась с невероятными спокойствием и достоинством, поддерживая старых родителей, наверное, одним своим примером.

Княгиня и княжна, поприветствовав детектива, сели в кресла поодаль от Дмитрия Аполлоновича. Доктор опустился на кровать сразу за его спиной, Грево указали на выставленный в центр ковра стул.

— Позвольте, прежде всего, выразить вам мои искренние соболезнования, — начал Грево. — Я сделаю все, чтобы найти и поймать этого… это чудовище.

— Прежде всего, могу ли я спросить вас? — проговорил князь.

— Разумеется.

— Этим делом занимается полиция. Зачем к расследованию привлекли вас?

— Меня привлекают в особых случаях. Без полиции наш славный город, разумеется, не смог бы существовать. Но у меня есть багаж практических знаний, приобретенных в ходе жизни, и знание психологии обычных людей. В том числе, жителей Нижнего города. Я часто оказываюсь ферзем в партии против преступника. Поверьте, я действительно хочу раскрыть это преступление. Это мой долг, как гражданина Нового Вавилона! Разрешите мне помочь…

— Что ж… — вздохнул князь, похоже, удовлетворенный ответом. — Можете рассчитывать на нас. Приступайте.

— Прежде всего, расскажите, когда и при каких обстоятельствах вы видели Ирину в последний раз.

— Я видел ее за завтраком. Потом она ушла в свою комнату и больше не появилась.

— Да, — подтвердила Ольга Сергеевна. — Я только заглянула к ней около восьми часов, напомнила, чтоб она поторопилась. Сказала, что гости скоро начнут прибывать…

Конец ознакомительного фрагмента.