Забытый целитель. Роман-трагедия

Людвиг Герхард

Роман «Забытый целитель» о чрезвычайно необычном явлении, о целительных способностях Иешуа га-Ноцри. Это – совершенно неизведанный естественными науками мир, в тайны которого до сих пор не решаются проникнуть учёные. У автора есть свой взгляд на произошедшее два тысячелетия тому назад. Роман не является биографией, но вероятной версией, основанной на четырёх Евангелиях и летописях того времени. В сюжете переплетены вероятные с вполне реальными событиями и героями тех времён старины глубокой.

Глава 3. Бегство

Беглец, не ведая, что будет,

Покинул дом, ушёл один.

Его багаж покуда скуден,

И путь земной совсем не длин.

День разгорался. Жарило огнём с небес безжалостное Солнце, ниспосланное Богом, как будто в наказание. Беглец ушёл от дома далеко, от города всё дальше удалялся. Дорога уводила в даль и не давала парню изменить своё решение. Ни разу он не оглянулся. Всё для него осталось в прошлом. Свободы чувство и чувство избавления от гнёта обязательств родовых расправило самоуверенные плечи, открыло смелое лицо, подняло гордо голову, и задышалось парню полной грудью. Уверенность несла его вперёд. Он знал, с чем справится и что преодолеет. Казалось, ноги и дорога подружились, не принуждают наземь опуститься. Редко проплывает мимо тень деревьев с зеленью травы. Но наш беглец к покою равнодушен. Шагами быстро ферма пронеслась близ мелкого селения. Иешуа боялся остановиться, опасался расспросов. Здесь знают плотника Йосефа га-Ноцри, могут узнать и его как юного помощника. Он торопился. Пустынная дорога несла его всё дальше. В глазах раскачивались каждым шагом тенистых рощиц островки. Шаги отсчитывали время торопливо, а Солнце двигало свои часы по небосводу постепенно, пытаясь сжечь всё под собой.

Задумался Иешуа, как обычно. Оставил ноги топать по дороге без контроля. Сквозь мысли он услышал шум издалека, стал приходить в себя и слышать позади всё приближающийся топот конницы. Иешуа оглянулся. Пять всадников быстро приближались. Иешуа отстранился с дороги в ожидании, что кавалерия пронесётся мимо. Первый всадник, как видно, командир поднял руку и отряд остановился совсем близко от Иешуа. Командир выкрикнул в сторону путника:

— Эй, ты! Подойди!

Иешуа, молча, подошёл. Командир слегка склонился к Иешуа, глянул пристально и строго спросил:

— Ты был в Тиберии? По описанию, похоже, ты, — самоуверенно глянул в глаза Иешуа всадник.

— Да, я был в Тиберии…

— Взять его! — тут же рявкнул начальник, ткнув плёткой в сторону Иешуа.

Иешуа остался стоять. Его сразу обошли два всадника на лошадях, быстро наклонились к нему, схватив за плечи, оторвали от земли и бросили к третьему на круп лошади.

— Ну, наконец-то мы его поймали! — самодовольно рявкнул командир стражников. — Теперь доставим. Там разберутся.

— Я ни в чём не виновен! — успел выкрикнуть Иешуа с большим трудом. Живот придавлен, дыхание сжимало. Ему быстро связали руки и ноги.

— Куда вы меня везёте? Почему со мной нужно разобраться? Я могу и сейчас всё рассказать. — заговорил Иешуа со стражником, который связывал ему руки.

— Командир! — выкрикнул стражник. — Парень хочет говорить.

— Нам некогда. Допрос вести я не уполномочен. В Иерушалàиме заговорит и всё там скажет. Там и немые говорят. Отряд!.. Тронулись! — скомандовал начальник стражников и рванул уздцы.

«Отряд! Четыре стражника у него отряд!» — подумал Иешуа и опустил бессильно голову. В голодном животе, прижатом к лошадиному хребту, всё сжалось. Трясло и било тело. Не знавший никогда насилия, пыток и унижений, юноша не мог понять, что это всё с ним не во сне, а наяву произошло.

Отряд пустился дальше в путь.

«В Иерушалàим! Но я в тюрьму не собирался. Наверное, там разберутся и отпустят. Ни в чём я не виновен. Меня отпустят. Бог свидетель.»

Иешуа хотел ещё задать вопросы всаднику, но так трясло и било в живот, и стук копыт так громыхал в ушах, что говорить не получалось. Повиснув вниз головой, Иешуа потерял сознание…

В тени деревьев был родник. Солдаты стащили пленника с лошади у самой воды, обрызгали прохладой и оставили связанным лежать в тени. Иешуа постепенно приходил в сознание, но был совершенно обессилен. Рядом сидел на камне командир стражников. Он, поглядывая на Иешуа, что-то ел и запивал водой.

«Где я?.. Сколько же времени прошло?..» — с вопросами очнулся Иешуа. Сквозь звон в ушах стал слышим голос офицера:

— Всё мало вам, бездельники и бездари! — жуя свою еду, неспешно с паузами говорил офицер. — Что ж вы так на чужое падки? По виду ты не выброшенный из семьи, холёный, вскормленный. Что заставило тебя отнимать чужое? Зачем было старушку убивать? Теперь тебя распнут. Я бы сам тебя казнил! У меня у самого старушка мать. Если бы это было с ней, тебя бы лично я пытал.

— Господин… в Тиберии в последний раз с друзьями…

— С друзьями, говоришь? Вот-вот! Тебя об этом на допросе спросят. Там, как на исповеди, всё расскажешь. Раввина, правда, там не будет, но кошерный завтрак перед распятием получишь.

— В последний раз с Друзьями… — вновь попытался что-то рассказать Иешуа.

Вдруг за кустами раздались крики стражников:

— Вот он!

— Держи его! Вяжи чёрта!

— Ай! Больно! Гады!

— Здòрово! Ещё один! Наверное, подельник.

Командир вскочил и побежал на крики.

— Я не подельник! Я один! Я ничего не совершал! Развяжите меня! — раздался громкий крик парня и возгласы борьбы. Его, наверное, били при задержании, потому что он всё время страшно вскрикивал при глухих ударах. Связанным притащили его волоком за ноги к роднику. Это был такой же парень, как Иешуа. Отчаянно он выл, ругался и шипел, всем телом бился и брыкàлся, как рыба на сковородке. Глаза метались в ненависти к окружению. Попытки освободиться от верёвок были только мукой. Подошёл командир с двумя вещевыми мешками.

— Чей это мешок?

— Это мой мешок, — прямо и просто ответил Иешуа.

— А этот чей?

Ответа не было.

— Открыть мешки, — скомандовал командир.

В мешке Иешуа оказался почти пустой кувшинчик с водой и остаток лепёшки. Потом был извлечён маленький свиток папируса.

— Что это — командир протянул свиток к лицу лежащего и связанного Иешуа.

— Десять заповедей от Моше и молитва. Писано моей рукой — ответил Иешуа, не глядя на свиток, но глядя офицеру в глаза.

Командир развернул свиток и пробежался глазами по тексту.

— Верно, заповеди и молитва. Помарки есть, но ни одной ошибки. Закончил ли ты школу?

— Мне этой школы мало. Хочу учиться в высшей школе при Храме.

— Ого! Какой запрос! Сперва докажешь на допросе, что невиновен.

— Я на допросе то же самое скажу. В Тиберии я был в последний раз год назад с друзьями, соучениками. Мы брали свитки и учились. А ты, командир, мучаешься по ночам от боли в животе. Днём страдаешь от голода и часто вынужден есть.

— А это ты откуда… А что мне делать? Ничего не помогает! — пожал беспомощно плечами командир. Вдруг спохватился и грозно скомандовал:

— Что во втором мешке?

Во втором мешке обнаружен был сосуд из синего стекла в золотой плетёной оболочке. В руках стражника сосуд восточной формы сверкнул золотом в солнечном луче, пробившемся сквозь сень листвы, как будто Солнце тоже захотело видеть краем глаза. Так был прекрасен сине-золотой сосуд. Извлекли и нож, он был испачкан засохшей кровью, хотя было видно, что кровь пытались смыть. Один из стражников доложил:

— Этот мешок был при нём, — он указал на второго парня.

— Так. Вы двое отвезёте сосуд обратно хозяину. Отвечаете за сохранность головой! Возьмёте у него папирус в подтверждение. Этого с мешком и кровавым ножом везём в Иерушалàим. А этого… Куда ты шёл, парень? — Начальник ткнул в сторону Иешуа кнутом.

— Я, собственно, уже пришёл. Вон там моя община, за холмом. Ещё две мили и я дома. — Иешуа указал в сторону от дороги.

— Развязать невинного! Отдать вещи! Все по коням! А ты держись, паренёк. Ещё не так бывает. Бог видит всё. Он справедлив. Верь и молись.

— Я принимаю всё в смирении. Воля Господа неоспорима. Молюсь я только во славу Его. Аллилуйя! Амен! — Иешуа сложил в покорности посиневшие от верёвки руки, спокойно и открыто глядя на командира.

Командир остановил взгляд на Иешуа, всмотрелся в его открытое лицо.

— Я вижу, ты с судьбой смирился.

— Да. Нам кажется, что сами мы судьбой управляем. Самоуверенность нам силы придаёт осуществлять задуманное Богом.

Конь вдруг заволновался под командиром и в нетерпении на месте стал вертеться, готовый встать на дыбы, и громко заржал над головой Иешуа, и глянув на него огромным глазом. Командир рванул уздцы и героически скомандовал:

— Вперёд, стража! Нас ждут в столице! — и первым поскакал на юг. За ним поскакали двое. Другие двое поскакали на север. Настала тишина. Иешуа услышал над головой перешёптывание листьев с полуденным ветерком. Попил воды, промыл кувшинчик, наполнил его снова. Задумался:

«Смириться… Смириться с тем, что окружает? Или перед Богом? С тем, что вокруг — это смирение овец, червей. Смирение перед Богом доступно только людям.»

Иешуа быстро встал и двинулся решительно навстречу Солнцу, светившему уже с юга. Прошёл ещё пару тройку миль. Прошло и Солнце свой путь по небосводу, отсчитывая час за часом, и расположилось уже справа от дороги. Всё чаще стали подниматься вихри пыли, окутывая путника колючей сухостью, въедаясь в тело, познабливало. Рубаха стала жёсткой из-за смешения пота с пылью, и стала тело раздражать.

Дорога потянулась кверху. С трудом взойдя на холм, увидел путник вдали, у горизонта белую полоску.

«Миль пять до поселения. Туда бы мне добраться до заката. Там заночую» — решил не опытный беглец. — Пора глотнуть воды.»

Шуа извлёк глиняный кувшинчик и отпил. Идти стало полегче. Уже его не так качало, но усталость подкашивала ноги и помутила взор.

«Нет, не дойду. Пройду не больше полумили. Мне кажется, там дерево стоит. Под ним прилягу. Мне бы вытянуть ноги на минуту.»

Себя уже не помнил, как доплёлся и как под деревом уснул. Проснулся. Солнце глядело на него всё так же прямо и сурово из-под кроны, оно и разбудило, припекая и раздражая ярким светом. Иешуа отпил воды и уверенно зашагал по дороге.

Наконец подошёл к селению из нескольких десятков домов. Дорога вела мимо кладбища.

«Здесь и остановлюсь. — решил Иешуа. Прошёл среди могил: — Вот свежая, ещё не покрыта каменной плитой. При ней и потружусь. А если повезёт, то заночую.»

Иешуа опустился наземь, отпил воды и начал петь молитву, совершая в движениях знакомый ему обряд:

— Да возвысится и освятится Имя Всевышнего!

Да будет благословенно Его великое Имя

Вовеки и во веки веков…

Голос молитвы креп и звучал уверенно, становясь громче и слышнее не только в кругу могил, но и за пределами кладбища. Пришла процессия для захоронения усопшего. Иешуа умолк, оставаясь у могилы. К нему подошла пожилая женщина в чёрном со сложенными в прошении руками и обратилась к поднявшемуся Иешуа:

— Шалом алейхем, юноша.

— Алейхем шалом, госпожа!

— Наша община хоронит совершенно одинокого соседа. У него никого из близких не осталось. Некому даже прочесть кадùш. А ты так молод. Будь ему за сына, прочти кадùш у могилы. Мы все просим. Мы заплатим, не волнуйся… Честно признаться, наш раввин сам очень болен и обряда не совершил. Возможно, ты нам и в этом поможешь? — робким голосом спросила женщина, ища ответ в глазах Иешуа.

— Хорошо, госпожа. Я исполню обряд.

— Как твоё имя, добрый человек?

— Иешуа, уважаемая. — Иешуа поднял с земли камешек и положил на могилу. Постоял недолго, развернулся и последовал за женщиной.

Солнце опускалось, нужно было успеть до заката. Иешуа поздоровался с общиной и немедленно приступил к отправлению службы, став перед телом покойного и подняв, как положено, руки, он громко запел приятным юношеским баритоном:

— Да возвеличится и святится великое имя Его в мире,

Созданном Им по воле Его. И да явит Он царствование Своё,

Взрастит спасение Своё, и приблизит пришествие Мессии

При жизни вашей, во дни ваши, при жизни всего дома

Израиля, вскоре, в ближайшее время. И возгласите: Амен!

— Амен! — ответило присутствие.

— Да будет благословенно великое имя Его во веки вечные.

Да будет благословляемо и восхваляемо, чествуемо

И величаемо, превозносимо, и почитаемо, и возвеличено,

И прославляемо имя Святого, благословен Он, выше всех

Благословений, и песнопений, и восхвалений, и слов

Умиления, произносимых в мире. И возгласите: Амен!

— Амен!

— Да будут приняты молитвы и просьбы всего Израиля

Пред их Отцом Небесным. И возгласите: Амен!

Да будет с небес мир великий и жизнь благая нам

И всему Израилю. И возгласите: Амен!

Творящий мир на высотах Своих, Он да сотворит

В милосердии Своём мир нам и всему Израилю.

И возгласите: Амен!..

— Амен!

Иешуа закончил пение и поклонился. В полном молчании погрузили завёрнутое в саван тело покойного в могилу и засыпали землёй. Присутствующие по очереди подошли к могиле и каждый положил камень. Последним положил камень Иешуа и повернулся к выходу. Та же женщина подошла к нему, и они вместе вышли за ограду кладбища.

— Здесь благодарность наша, Иешуа, — женщина взяла руку Иешуа и вложила деньги.

Иешуа глянул в ладонь.

— Извини, госпожа, но здесь много больше, чем я заслужил.

— Дорогой Иешуа, ты это заслужил своим согласием нам помочь. Это — деньги покойного.

— Благодарю, госпожа.

— Постой, не уходи так быстро. Мы не знаем кто ты и откуда, куда направляешься. Конечно, это не наше дело, но…. Мы тут поговорили… Ты, похоже, издалека… Солнце завершает день… Вся наша молодёжь на заработках… Видишь ли, Иешуа, дом покойного остался пуст. Его оставить без мужского глаза на ночь нежелательно. Пойми нас, прошу… Не смог бы ты в нём заночевать, пока мы решение подыщем? Прошу, согласись!

— Я согласен, госпожа. Мне это предложение тоже кстати, благодарю. Я знаю, ты сама всё поняла и вошла в моё положение. Ты добрый человек.

— Мне, старой матери не трудно было догадаться. Тем боле, что мы видим на нашем кладбище совершенно незнакомого юношу, в молебне, к тому же у могилы моего супруга. Наверно, что-то произошло в твоей семье, что ты здесь, в дали отчего дома оказался.

— Всё уже в прошлом и я никому ничего не должен. Я просто начинаю свою жизнь. Прости, что совершал молебен без разрешения. Я думал, здесь у могилы и заночую.

— Пойдём, Иешуа. Благослови тебя Всевышний!

— Амен.

— Я познакомлю тебя с общиной ближе. Называй меня Серафима. Сейчас покормим. Уверена, ты ничего весь день не ел. Ты же бежал с самого утра. И что-то приключилось по дороге. После полудня ты обессиленный под деревом уснул.

— И это тебе известно, Серафима.

Женщина усмехнулась:

— Ты весь в дорожной пыли и взгляд у тебя голодный. На руках и на ногах синие следы тугой верёвки. На рубахе сзади и по бокам притёрта зелень трав. Жизнь человека можно прочесть не только по его рассказу. Достаточно присмотреться. Пойдём, нас люди ждут.

На утро в дом покойного пришла Серафима. Она принесла поесть. Иешуа рад был посещению. Пока он ел, женщина его спросила:

— Не хочешь ли познакомиться с нашим раввином. Он уже знает о тебе и пожелал увидеть.

— Конечно! Буду рад. Хотя я тороплюсь.

— Уйти подальше? Чтобы труднее было возвращаться?

— Нет, не поэтому. Возвратиться — для меня это уже не вопрос. Мне бы добраться до столицы. Хочу больших общений, чтобы многому учиться.

— Так думает большинство людей, и в метрополию стремятся. Нет большего одиночества, чем одиночество в толпе. Там человек ничто и никому до него нет дела. Это особенно унижает и вгоняет в отчаяние. Рядом и вокруг столько людей, но друг к другу безразличны. Даже в пустыне человек не так одинок, как в толпе. В пустыне осознаётся неизбежность и неисправимость положения. В толпе как будто до всего рукою можно дотянуться. Но, кроме равнодушных взглядов, толпа тебя ничем не удостоит. В метрополии количество общений не больше, чем в глуши, как здесь. Знакомых по душе, для бесед и время провождения там будет столько же, никак не больше. У тебя не будет времени на всех. Чем больше вокруг людей, тем меньше знаешь каждого. Иерушалàим — моя родина, поэтому и знаю, — Серафима оглядела парня и добавила: — К тому же необходимо головную накидку и рубаху простирнуть, сандалии истоптаны… Глянь пока в вещах хозяина, возьми, что подойдёт. Потом пойдём к раввину. Он ждёт.

Бледный, исхудавший раввин лежал на высоких подушках и едва шевелил бесцветными губами. Тихим голосом, медленно и с паузами произнося слова при затруднённом дыхании, раввин заговорил:

— Так вот он каков… этот юноша!.. Познакомимся… Даниэль… раввин общины.

— Иешуа, в поисках себя, — представляясь, усмехнулся гость.

— Похвально… Начинать всегда нужно с себя… Никто нам не поверит…, что знаем что-то мы о людях…, если не знаем самих себя.

— Знания о людях мне помогут в себе разобраться, — с открытым взглядом ответил Иешуа.

— В себе разобраться может быть это и поможет, но владеть собой… можно за всю жизнь не научиться. Это как понять и проникнуться проблемами и болями другого человека, но помочь ему не суметь. А каковы твои намерения и планы? Впрочем, можешь не отвечать. Не трудно догадаться. Ты хочешь затеряться там, где множество людей. И там продолжить учиться. Не так ли?

— Да, точно так. Хочу поступить в ешиву и выучиться.

В ответ раввин сочувственно закивал головой:

— Поверь, там тебя никто не ждёт. Ты будешь очень долго там никем и никто. А телу с первого же дня необходимо ежедневно пропитание и кров над головой. Есть ли хоть грамота от вашего раввина?.. Впрочем, уверен, нет. Такая грамота очень бы понадобилась, чтобы избежать унизительной нищеты в цепких объятиях дна столицы.

— Рассчитываю представить себя полезным, заслужить доверие.

— Рассчитываешь на удачу… Тебе не дадут подняться. Тебя сделают рабом преступного мира дна столицы. Втянут в преступление, о чём ты знать не будешь, а потом умышленно сдадут властям, чтобы провести тебя кругами ада. Для этого бросят тебя в подвал тюрьмы на перевоспитание. Оттуда ты благочестивым уже никогда не выберешься. Прислушайся к моим словам. Впрочем, уйти всегда успеешь… Я чувствую, теряю силы. Недолго мне осталось. Давно болею, но всему конец приходит.

Конец ознакомительного фрагмента.