По дороге к солнцу. Документальная повесть

Людмила Алексеевна Смильская

Эта книга написана для тех, кто вынужден изо дня в день терпеть пьянство близкого человека, выслушивать его бредни, чудовищные оскорбления. И если бы только это. Агрессия и рукоприкладство алкоголиков – не редкость.Надо ли тратить на это своё здоровье, подвергать себя опасности, изо всех сил пытаясь спасти пьющего? В каждом из нас дремлют большие силы, мы многое можем преодолеть, изменить в своей жизни, но для сомнительных, затяжных экспериментов наша жизнь слишком коротка.

Глава 5. Чудодейственный рецепт — это иллюзия

После развода с мужем меня долго мучила депрессия. Мы с ним прожили вмести около 20 лет. По гороскопу он — Водолей, о котором говорят, что он держит в одной руке «мёртвую», а в другой — «живую» воду. Так оно и было на самом деле. Мой муж — добрый, открытый, хлебосольный человек страдал алкогольной зависимостью, осложнённой патологическим опьянением. Выпив лишнего, он становился агрессивным и неуправляемым.

Плохое в нашей жизни с ним сменялось кратковременно хорошим, но это хорошее всегда омрачалось тяжёлым предчувствием его следующего опьянения. С мужем ничего нельзя было планировать. Радужные надежды на совместный труд или отдых безнадёжно рушились. После благостного перерыва он снова напивался, наступал запой, тяжёлый, изнуряющий и мужа, и нас, близких ему людей, и все планы шли прахом.

Муж управлял настроением семьи. Если был пьян, а значит, агрессивен, тут уж не избавиться от плохого настроения, подавленности. Приходилось выслушивать его самые дикие, незаслуженные оскорбления. Грязный словесный поток, выливаясь из него пьяного, оставлял надолго в душе близких людей тяжёлый осадок и обиду. Если же он был трезв, в семье появлялись оживление и радость.

Алкоголик бессилен перед алкоголем, перед своей неодолимой тягой к нему. И что может быть печальнее, чем зависимость от состояния супруга-алкоголика, когда твои собственные мысли, чувства, желания не берутся в расчёт?

Я с горечью обнаруживала бутылки с водкой, спрятанные им, то за холодильником, то в цветах на балконе, то в сливном бачке унитаза… Порой он сам забывал о каком-либо из своих тайников. Прятал, таился не только из опасения, что ему не удастся выпить открыто. Трезвый он понимал, стыдился, что делает плохо; губит себя, мучает семью, ущемляет её бюджет. Понимать-то понимал, а справиться с собой не мог. Родной человек, напиваясь, превращался в опасное животное. Можно представить себе, каково было жить с ним, при этом работая в большом школьном коллективе и воспитывая сына.

***

Дикий храп. Распластанное на полу, большое мужнино тело издаёт резкий, тошнотворный запах перегара. Не дошёл до кровати, рухнул. Благо пол тёплый, деревянный. Пока спит, надо успеть подготовиться к завтрашним занятиям, закончить домашние дела. Когда проснётся, ничего уже сделать не удастся. Всё моё существо наполняется мучительным животным страхом. Любимого человека начинаешь бояться и ненавидеть вплоть до мысли о его физическом уничтожении.

И вот «оно» проснулось. Фыркает, мычит, издаёт нечленораздельные звуки. С громкими падениями, грохотом разбитого горшка с цветком, звоном разлетевшейся вдребезги пепельницы, делает попытки подняться. Встало, шатаясь, пошло, явилось на глаза.

Торчащие в разные стороны волосы, заплывшее, красно-фиолетовое от длительного запоя лицо, злобные, полные ненависти, чужие глаза.

─ Хочу есть!

Подхожу к плите, наливаю в тарелку его любимый борщ, кладу в него сметану, режу хлеб. Муж пытается усесться за стол. Садится близко к краю стула, не удержав равновесие, падает, уцепившись за край стола и, сильно дёрнув его на себя. Тарелка с борщом слетает со стола, и под сочное ругательство мужа борщ выливается ему за шиворот и растекается по полу. Кое-как муж поднимается, чавкая и скользя пухлыми босыми ступнями по разлившемуся борщу.

С ужасом замечаю, что не успела спрятать нож. Поздно. Угрожающая гримаса мужа, нож взвивается над моей головой, меня охватывает дикий, нечеловеческий страх. Резко подаюсь в сторону, к двери, судорожно прокручиваю в замке ключ и, в лёгком домашнем платье и комнатных тапочках, вмиг «слетаю» с пятого этажа на улицу. Поздняя осень, холодно. Двенадцать ночи, завтра — на работу. Одна надежда — допьёт остаток и опять упадёт в беспамятстве. Минут через двадцать, окоченевшая и совершенно разбитая, поднимаюсь домой. На полу — распластанное тело…

Наконец запой кончается. Водка уже не лезет, защитная рвотная реакция давно исчезла — ещё один признак хронического алкоголизма. Болеет, «лишку хватил», отравлен ядом с головы до пят. А коли больной — стоны, взывания о помощи, слёзы, сопли, одним словом, страдает человек по-настоящему. И представьте себе абсурд — его искренне жаль.

Еще день стонов, и передо мной, принявший ванну, побритый, причёсанный, в чистой одежде суетится над приготовлением плова мой муж, которого я ещё люблю. У него трясутся руки с тяжёлого похмелья, синюшный цвет лица, заметное недомогание. Но взгляд уже родной, нежный и любящий.

Вижу, готов разбиться в лепёшку, чтобы загладить вину. Предлагает съездить на природу, отдохнуть. Какая природа?! О, несчастье, отчего ты не всегда такой?! Как я люблю твои красивые трезвые глаза! Согласилась бы на многие лишения, только бы видеть тебя всегда трезвым. Я ещё «мёртвая». Муж начинает усердно «отливать» меня «живой водой». Медленно оживаю.

— Ты опять хватался за нож, я не успела убрать. Мне страшно.

— Ничего не помню, ничего, правда. Я больше не буду пить. Не буду и всё! Мне самому стыдно, противно и тяжело. Ты мне веришь?!

Я очень хочу верить ему, моему горькому запойному пьянице, но уже понимаю, что он не справится с этой трудной задачей, даже если я буду «золотой», и всё вокруг станет складываться самым лучшим образом. Бросить пить он смог бы только неимоверным усилием воли. Надежда на другие способы ─ иллюзия.

Во мне жестоким приговором звучат слова коллеги по работе, верующей: «Пьянство — верный признак вины перед богом, пьянство — смертный грех. Пьяница подлежит побиению камнями». Мне больно от этих слов. Какой-то вздор. Что плохого сделал мой муж, в чём провинился перед Богом этот добрый, открытый человек?

Он был атеистом. Он искал ответы на свои вопросы, которые мешали ему уверовать в Христа, и находил логичные, убедительные, соответствующие его миропониманию, ответы. Он смеялся над модой на религию, но ведь это и в самом деле смешно и подозрительно. Коммунист с большим партийным стажем в мгновение ока оборачивается в боголюбца. Возможно ли так легко и скоро менять свои коренные убеждения? Такие люди напоминают мне перебежчиков, быстро подстраивающихся под новые обстоятельства. И попробуй угадай, где они были искренними: там или здесь? «Что-то здесь не так, члены политбюро крестятся в церквях, ездят в Мекку на хадж, а Бога не смутил их партийный стаж» (А. Розенбаум)

Представь, говорил он, что христианство насадили на Руси всего 1000 лет назад, а возраст самой Руси — несколько десятков тысяч лет! Наши предки были язычниками. Они верили и поклонялись богу земледелия, богу любви, ветра, солнца и другим светлым богам. С этим они жили и процветали в веках. Но нашлись хитроумные, они насадили новую религию, где царя провозгласили наместником Бога. Такая религия, по своей сути, — удобный способ управления толпой.

Что ж сокрушаются служители церкви по поводу того, что с ними так немилосердно обошлась новая власть в 1917 году и в последующие годы — громили церкви, убивали их служителей. Разве сами они не так же поступили с язычниками? Новые представители христианства на Руси жестоко убивали язычников, противящихся новой религии, жгли их дома, вырезали их целыми деревнями в том числе женщин, детей и стариков. Уничтожали изваяния богов, в которых верили и которым молились язычники, как врагов убивали служителей их веры.

«Я, — говорил муж, — против разрушений в принципе, будь то православная церковь, языческий храм или памятник человеку. Но справедливости ради надо знать, как обошлись на Руси представители Христа с теми, кто веровал в своих прежних богов и не смог от них отречься».

Он приводил слова Наполеона: «Религия — прекрасный инструмент для удержания бедных людей в покорности» и слова своего любимого писателя Эрнеста Хемингуэя: «Все думающие люди — атеисты», прочитывал мне слова учёного Докинза: «Зачем верить в Бога? Просто будь добрым ради победы добра! <…> Правда, которую открывает наука, так прекрасна и волнующа, что просто непристойно наполнять разум глупыми средневековыми альтернативами, не имеющими ничего общего с правдой».

Собственно, я и сама думала так же. Фейербаховский афоризм давно не отпускал меня: «Не Бог создал человека, а человек создал Бога». Слова моего мужа только глубже укрепляли меня в этой мысли. Я ведь, как и он, как миллионы советских детей, родилась и воспитывалась в семье атеистов и стою, хоть и маленьким хвостиком, но в одном строю с атеистами: Циолковским, Хемингуэйем, Макаренко… Это ведь не платье: сняла старое, надела новое. Это серьёзно. Это убеждение. «Не стоит прогибаться под изменчивый мир…», — как поёт Макаревич.

Не раз вспоминала я рассказ мужа о том, как его бабушка и мать хотели крестить его. Чтобы не обидеть родных, ломая себя, муж согласился пойти в церковь. Но когда, наконец, ритуал был завершён, ему вдруг стало невыносимо от собственного малодушия, от насилия, совершённого над собой. Выйдя из церкви, он сдёрнул крестик с груди и забросил его далеко, насколько хватило сил.

Но был у мужа свой Бог. Когда муж страдал после запоя, он неистово обращался к нему: «Боже, помоги! Мне больно! Я не хочу так жить, помоги, я прошу тебя! Прости меня за всё!» Но его Бог будто отвернулся от него.

***

Ещё нет ни сил, ни желания, чтобы снова начать разговор с мужем о нашей семье, но одно мне уже ясно — так дальше жить нельзя. Хочется быть спокойной за сына, отдаваться любимой работе, высыпаться, просто жить нормальной жизнью.

Муж, преодолевая недомогание от многодневного отравления алкоголем, пытается шутить, строить планы на будущее, навёрстывает упущенные дела. И через два-три дня становится нормальным, серьёзным человеком. В семью возвращается долгожданный покой. Очень не хочется, но снова осторожно завожу разговор о нашей с ним жизни, прошу мужа обратиться за помощью к наркологу, предлагаю вместе с ним сходить к врачу. На это следует бурный, раздражительный ответ мужа: «Я не алкоголик! Я больше не буду пить! Поверь мне! Я здоровый мужик!» Но ещё 6—7 дней семейного покоя и снова начинается запой, пропасть, «чёрная дыра».

Наблюдая за мужем, я поняла, что алкоголизм — это не что иное, как тяжёлая зависимость, а по сути — болезнь. Но муж сам должен принять решение — не пить. Это для него архитрудно, нужна огромная сила воли, но другого пути нет. Чудодейственных рецептов для излечения алкоголика не существует. Есть только три выхода из алкоголизма: морг, психлечебница и самостоятельный, решительный, полный отказ от алкоголя.