Одинокая птица

Людмила Андреева

…Через несколько дней Света узнала, что Сергея арестовали. Ей рассказали, что он встретился с братьями бывшей жены. Те завязали драку, а Сергей, как было написано в протоколе, превысил правила самообороны и применил запрещенные приемы – братья с увечьями оказались в больнице…

1

Деревья тянули свои голые ветви к небу, и чудилось, будто они молят о пощаде у суровой матушки-зимы. Вокруг все было укрыто белым покрывалом снега… Белое безмолвие, казалось, окутывало не только окружающее пространство, но и душу зябко кутавшейся в старый пуховый платок Гали. Она стояла у зарешеченного окна, держа на руках крошечный сверток — месячную дочь, которую она назвала именем своей матери…

Все произошедшее с ней за последний год ей казалось настоящим кошмаром. Иной раз Гале хотелось ущипнуть себя, чтоб очнуться. Думалось: откроешь глаза, и вокруг все будет по-прежнему, и нет этой жестокой действительности, что стягивала Галю. Часто очень хотелось вернуться в детство… Точнее, в ее счастливое раннее детство, где все было прекрасно. Ее молодые счастливые родители и она, маленькая Галинка-Калинка, как бывало звал ее отец…

Галинка-Калинка… «Эх, папа, папа…» пронеслось, в который раз, в ее голове. Галя тяжело и с горечью вздохнула. Нет, ей уже никогда не почувствовать детской и наивной легкости на душе, на которой лежала тяжелая печать греха. И этот грех был отцеубийство…

«Господи, — думала она, — где же проходит грань человеческого терпения, где?..» Тяжелые детские воспоминания душили, не давая оправиться от горечи содеянного… Отец начал пить, когда Гале было лет семь. Он приходил с работы навеселе и частенько не один. Когда его товарищи уходили, начиналось самое страшное — родительские скандалы, которые чуть позже переходили в драки. Он бил мать жестоко, до крови… На следующий день, на коленях просил прощения, плача и клянясь, что такого больше не повторится. Недели две-три после этого в доме было жуткое для Гали затишье, а потом все шло по новому кругу.

Угнетал страх ожидания, неуверенность в завтрашнем дне и ощущение, что из этого замкнутого круга не выбраться, что это стало трагической закономерностью.

Мать все терпела молча, родственники даже не знали, что она с мужем жила плохо. Как-то, когда Галя спросила у матери, почему она терпит издевательства отца, мать ответила дочери:

— Раз поженились, надо быть вместе… Даже моя мама — твоя бабушка, когда я со слезами пришла домой, вывела меня за руку и сказала: ступай к мужу. Мы перед богом венчаны, доченька.

— Но мама, это же жестоко!

— Мы — женщины, а женская доля такова… Бог терпел и нам велел.

Если б знать будущее! Если б не жить с оглядкой на других, на «общественное» мнение в лице всезнающих сплетниц-старушек, которым наплевать на то, что у тебя на душе!.. Не дай бог попасть к ним на язык, они все вывернут наизнанку, извратят, переиначат. Галя не понимала, как эти верующие старушки, бывающие регулярно в церкви, постоянно осуждают других, ведь в книге книг Библии сказано: не судите, да и не судимы будете, — какой мерою мерите, такой и воздастся!.. Галя не понимала и не принимала такой веры… Но свою мать считала истинной верующей, ибо никогда не слышала от нее ни одного слова осуждения в адрес других. Даже в отношении отца, который немилосердно измывался над ними. Только и стойкому терпению, оказывается, приходит конец, и тут даже вера не поможет. Однажды Галя пришла из школы, дома было полно народу… Оказалось, что отец, придя, домой на обед, нашел свою жену повесившейся в сарае. Это отца так потрясло, что года четыре потом он спиртного вообще в рот не брал… Галя за это время окончила школу и поступила в техникум.

Жила у отца она тихо и спокойно, пока он снова не начал пить. Гале ужасно не хотелось идти домой после занятий в техникуме, но как ни оттягивала она момент возвращения, ей приходилось это делать. Дома же Галю ждала либо веселая разнузданная компания друзей отца, или хорошо подвыпивший папаша с нравоучениями, а бывало и с ремнем. В пьяной уверенности он орал, что она его дочь и должна слушаться, начинал придираться к ней из-за того, что она молчит, ничего не отвечает.

— Я тебя выкормил, вырастил, а ты меня презираешь, не хочешь даже говорить со мной?! Нос еще не дорос, чтобы воротить его от меня! Ты должна уважать меня, ведь я тебя породил!..

— Ты и маму довел до самоубийства! И меня хочешь вывести из себя! Изверг! — вся в слезах, не выдержав, выкрикивала тихо плакавшая Галя.

— Ах, вон ты как заговорила! Голосок у нее прорезался! А на чьей шее ты живешь?.. Не на отцовской ли?.. Дожил до того, что родная дочь мне говорит такое! Мало тебе доставалось видать, надо было лупить тебя как сидорову козу вместе с матерью!.. — и он опять брал в руки ремень.

Галя уворачивалась, как могла, иногда успевала закрыться в своей комнате, а иногда ей удавалось выскочить на улицу, где погуляв до часу ночи, тихо возвращалась домой. Отец, угомонившись, спал. Ей хотелось как можно скорее уехать подальше отсюда. Но для этого нужны были деньги. Да и бросать техникум было бы неразумно, ведь получив специальность, она могла устроиться на работу и жить самостоятельно. Учится оставалось чуть больше полугода. Надо было как-то продержаться это время, получить распределение и уехать. Она надеялась, что так и будет, но увы, жизнь внесла свои коррективы.

В один из таких дней, гуляя в городском парке, Галя познакомилась с симпатичным парнем. Разговорились, стали встречаться. После очередного «побега» из дома, он пригласил Галю к себе.

— Оставайся, живи сколько хочешь, я буду только рад!

И Галя осталась. Через несколько дней она решила сходить домой, чтобы забрать свои вещи. Пока она собирала сумку, явился пьяный отец со своим собутыльником, увидев ее, тут же стал скандалить. Галя, закрывшись в своей комнате, молча глотала слезы. Отец то и дело барабанил в дверь, распаляясь все больше и больше. Наконец дверь, не выдержав такой усиленной атаки, соскочила с петель. Что тут началось!.. Он набросился на нее с кулаками, вкладывая в удары всю силу пьяной ненависти… Галя, как могла, пыталась защититься, но в этот раз у нее ничего не получилось. Устав махать кулаками и излив свою ярость, отец вернулся к столу с бутылкой… Галя без сил осталась лежать на полу. Придя немного в себя, она встала, взяла сумку и пошатываясь, пошла к выходу.

— Куда?! — рявкнул отец. — Ну-ка, вернись обратно, с…!

Тут его собутыльник, до этого молча и с ухмылочкой наблюдавший за всем происходящим, вскочил со стула и ринулся ей наперерез. Схватив Галю за рассыпавшиеся волосы, он поволок ее к столу.

— Я тебя научу уважать отца, тварь подзаборная! — отец с размаху дал ей в лицо.

Завыв от резкой боли, Галя увидела на столе кухонный нож и, кое-как извернувшись, дала коленкой в пах держащему ее за волосы. Уже не отдавая отчет своим действиям, Галя схватила со стола нож и стала размахивать им, ничего не видя перед собой. Она в исступлении наносила и наносила удары, и ей казалось, что это дурной сон. Поскользнувшись, она упала у стола, выронив нож, затем, вскочив, пулей вылетела на улицу. Бегом туда, к нему, к единственному ее защитнику. Увидев Галины окровавленные руки и изодранную в клочья куртку, он понял, что произошло что-то ужасное.

— Что случилось?

Галя только разрыдалась в ответ, упав на стоящий у двери ящик для обуви… Немного успокоившись, она все ему рассказала.

— Тебе надо идти в милицию, — выслушав, сказал он. — Приведи себя в порядок, успокойся и пошли. Я буду рядом.

Галя больше его не видела. Проводив ее в милицию, он исчез, будто и вовсе не было его в Галиной жизни. Оказалось потом, что ту однокомнатную квартиру он снимал, и даже хозяин не знал, где искать своего квартиранта…

Приговор суда был суров: за убийство отца и его собутыльника, скончавшегося позже в больнице от полученных ран, Гале дали четырнадцать лет. И ей не удалось доказать ни то, что отец издевался над матерью, когда та была жива, ни то, что он пьяный постоянно избивал ее и унижал. По работе отца характеризовали как хорошего работника, но немного пьющего. А кто сегодня не пьет? Да и родственники, все как один, утверждали, что он не мог ни на кого даже руку поднять, а уж бить свою дочь… Получалось, что Галя лгала… Все было против нее. Ну, а кровоподтеки на теле, изорванная одежда — это уже говорило совсем о другом… Для судей Галя стала заблудшей овцой, которая хотела уйти из дома, чтобы жить вольной жизнью, поправ все моральные нормы общества. Отца, хотевшего воспрепятствовать такому падению дочери, она хладнокровно убила, как и свидетеля их скандала… Явка с повинной и откровенный рассказ ей не помогли, адвокат ничего не смог сделать. Но Галя смирилась с этим, считая, что за убийство надо нести наказание, ибо оправдания этому поступку быть не может.

Хуже всего было то, что сидя в камере предварительного заключения, она обнаружила, что ждет ребенка. Ребенка, отец которого так быстро исчез, не захотев подтвердить ее слова. Первые месяцы ее не покидало чувство безысходности и апатии. Галя не знала, как ей быть и что делать. Даже беременность ставили ей в укор, говоря, что Галя использует свое положение для смягчения приговора. Гале не хотелось жить, и она плыла по течению, попросту не замечая то, что ее окружает. Галя старалась не думать о плохом и о том, что ее ждало в будущем. Оно было таким туманным и смутным, таким далеким и бесперспективным, что не хотелось забивать свою голову. Время само все расставит по местам, внося свои коррективы. А пока ее крошечная дочурка Дашенька, единственное живое существо, которое нуждалось в ней, находилась рядом. А что еще нужно для материнского счастья?