С любовью, мама

Людмила Максимова

Новая книга Людмилы Максимовой «С любовью, мама» содержит рассказы «Васька», «Соседи», «Покаяние», «Надоба», «Милочка», «Находка», «Нежадва», «А кто без греха?» и повесть «С любовью, мама».

© Людмила Максимова, 2020

ISBN 978-5-4498-5895-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Васька

Мой племянник Васька — добряк и балагур, каких ещё поискать надо. И рубаха-парень. А поначалу, помнится, рос неулыбчивым дичком. Мычит да ыкает. Мы уж думали, никогда не заговорит. Седьмой год шёл парню, а он если к кому и обращался, то только «баба, ы» и изъяснялся исключительно жестами. Да и то в случае острой необходимости. Невестка моя Клавка сочла сына умственно неполноценным и отправила на жительство к нам в деревню.

— Ну и хорошо, что внучок немтырь, — говорила соседям моя мать. — Хош в армию не возьмут. Живее будя.

Цинковые гробы шли из Афганистана на Псковщину десятками. Да и не всем свезло в последний раз взглянуть на сыночков и схоронить в родной земле. Соседка наша тётя Тоня сколько жила, столько металась меж отчаяньем и надеждой, получив извещение о гибели двоих сынов. А тел не видала. И не одна она.

Мы Ваньку нашего, Васькиного отца, дождались. Приехал он в звании капитана, с почерневшим лицом и седой волосами. В свои-то неполные тридцать. Накрыли во дворе для всех желающих, как водится, стол. Огромный, ещё дедом нашим сколоченный, хранимый частями в сараюшке для особых случаев. Выпили за помин погибших, потом за здравие живущих. Сидим, молчим. Только слышно жужжание мух. И вдруг — страшный удар в днище стола. Аж посуда запрыгала, рюмки наземь посыпались. И в полной тишине — голос, мужицкий, никому не знакомый:

— Во, бл… дь, больно.

Женщины от испуга креститься принялись. Мужики, как по команде, головы сунули под стол. А там наш Васька улыбается, потирая шишку на темечке:

— Еб..т твою мать, — добавляет внятно так, басовито.

Мой брат, не успев обрадоваться, что сын наконец заговорил, заорал:

— Сидеть, не двигаться! — и пополз к Ваське. — Плоскогубцы давайте, мать вашу!

Рядом с Васькиной головой торчал огромный ржавый гвоздь. Кто его знает, когда и как он там оказался? И какая сила отвела Ваську на миллиметр от смерти?

— Не х… ый ангел-хранитель пацану достался! — сказал, глубоко задумавшись, заведующий фермой Егор Кузьмич. И уважительно так добавил: — Работу свою знает.

С того дня заговорил наш парень на чистом русском языке и сразу сложными предложениями. Правда, выражаясь культурно, с обильным использованием ненормативной лексики. Так в нашей деревне все говорили. Ругательством это не считалось. Простые селяне, не утруждая себя подбором соответствующих литературных слов, в случае особо сильных эмоций обходились всего несколькими, нелитературными. Зато крепкими, ёмкими и всем понятными.

Через какое-то время брат в письме рассказал нам новую историю. И опять же не иначе как с участием ангела-хранителя. По прибытии на место очередного назначения предоставили семье Ивана пустующий после смерти старухи хозяйки ветхий домишко. Дня на два, до освобождения квартиры. Ваня с раннего утра ушёл на службу. Клавка побежала устраиваться на работу. Ваське наказала вести себя хорошо, из дома ни ногой. Парень уже взрослый, через месяц в школу пойдёт, утешила себя. Но для верности заперла на замок.

…Через пару часов вдруг вспыхнула кровля — замкнула старая электропроводка. Пожарная команда прибыла быстро. Под обвалившейся под потоками воды крышей Васьки не оказалось. Замок — на месте, окна заперты. Клавка уже выла и рыдала, когда вдруг из-под земли раздался голос. Мистически настроенные офицерские жёны и даже кое-кто из прибывших на расчистку пепелища новобранцев попадали в обморок. А очнувшись, увидели невредимого Ваську с огрызком яблока в руке. Оказывается, пацан, обследуя новое жилище, обнаружил прямо в центре комнатки подпол, плотно закрытый металлическим щитом. А в подполе — несметное богатство. Там он и пребывал, уплетая варенье и яблоки, пока не почувствовал запах дыма и не услышал шум наверху. Самостоятельно выбраться не получалось, щит захлопнулся, сделался ужасно горячим и тяжёлым, вот Васька и позвал маму с папой.

И месяца не проходило, чтобы не получали мы новые свидетельства присутствия в Васькиной жизни охранительной силы. Однажды поспорил наш оболтус, что прыгнет с крыши четырёхэтажной казармы. Заметим, сталинской постройки. В лётчики надумал готовиться, шельмец. Вместо парашюта решил использовать Клавкин зонтик. Произвёл строгие математические расчёты, было ему уже лет четырнадцать. И сиганул. Но зонтик с законами Васькиной аэродинамики знаком не был, произведён был на советском заводе, судя по всему, в конце квартала, и сложился в обратную сторону в первое же мгновение полёта. Не собрать бы нашему парашютисту костей, но ровно в момент его приземления между булыжной мостовой и Васькиным безвольным телом возник грузовик с сеном.

Предстал победитель предо лбом проигравшего друга, готового к принятию ста щелбанов, и толпой восхищённых зрителей только к вечеру. Ибо пришлось прокатиться ему до самого совхоза, а потом возвращаться пешим ходом в военный городок. Зато — живым и невредимым.

В начале девяностых получил мой брат звание полковника и назначение в Забайкалье, начальником части. Клавка, желая соответствовать высокой должности мужа, гордо расхаживала в китайских тряпках под Versace. Но ни ожидаемого восторга, ни зависти ни у кого не вызывала. Там, как и у нас на Псковщине, в чести женщины в теле. А Клавка наша, хоть и хороший человек, но, как припечатала её моя мама, увидев в первый раз, «ни кожи, ни рожи, и жопа с кулачок». А Васька в неё пошёл. Хилый, отцу — чуть выше плеча. Мама про таких говаривала: «Соплёй перешибёшь». Но девки его, кудрявого да синеглазого, любили.

Университет Васька так и не окончил. Затянули его компании весёлые. Пить начал. Помногу и подолгу. Ему, балагуру и душе компании, избежать этой участи не было никакой возможности.

И спился бы, как многие его ровесники, и сгинул бы. Но тут возникла Алевтина. Без ангела-хранителя, думаю, опять не обошлось. То ли призвал он её в помощницы, утомившись спасать своего подопечного, то ли наместницей своей назначил. Приехала Алевтина в далёкий Иркутск из наших мест проведать жениха своего, солдата Степана — богатыря, красавца, из одних только мускулов состоявшего. А вернулась с нашим «соплёй перешибёшь» Васькой. Вот бывает же такое! Любовь у них случилась великая, умом непостижимая. Месяц из постели не вылезали. Васька даже забыл про водку. Но, обзаведясь вскоре новыми друзьями, вспомнил. Алевтине это не понравилось. И она решила действовать методом кнута и пряника. В качестве пряника предлагалось её сдобное сладкое тело, до которого Васька оказался охочим до дрожи во всех членах. А кнут был реальный, доставшийся ей вместе с мужицкой силой и добротным домом от деда-коннозаводчика. Через несколько месяцев Васька думать о водке забыл. И можно было бы на том закончить нашу историю словами «и жили они долго и счастливо», но случилось с моим племянником ещё одно удивительное происшествие, без которого портрет его будет неполным. И обошлось оно на этот раз без участия ангела-хранителя. Хотя кто ж его знает…

По случаю двадцатилетнего трудового стажа наградило руководство завода нашего Ваську бесплатной путёвкой в Тунис. Самим, видать, по нескольку раз в год летать надоело.

— Спасибо, — сказал он, — в этой стране я, кажется, не был.

— А в каких странах вы были, уважаемый Василий Иванович? — поинтересовалось вежливо правление.

— Сами знаете, уважаемые, ни в каких.

— Но возможно, уважаемый, вы за свой счёт путешествовали.

— Моего счёта, уважаемые, хватает на путешествие до Пскова и не всегда обратно.

К сбору мужа в дальние края Алевтина отнеслась ответственно.

— Исключительно для лечебных целей, — сдвинув брови и показав кулак, сказала она и вложила в чемодан завёрнутую в несколько слоёв газеты бутылку водки «Путинка». — На самый крайний случай.

Крайний случай наметился уже на третий вечер отдыха. Сосед по столику обратил внимание Васьки на стоявшего возле выхода из зала огромного африканца, не сводившего с них глаз. Васька отмахнулся, мол, парень ищет объект для любовных утех и глазеет на сидящую рядом даму. На следующий вечер новый друг частично согласился с Васькой, но предположил, что не дама, а именно Васька и есть тот самый объект. Васька глянул на африканца внимательнее. Тот оскалился, вращая белками, и подмигнул. Васька запаниковал. Он уже наслышан был о всякого рода извращенцах и стал серьёзно опасаться за свою в этом смысле честь. Новые его друзья страхи Васькины сочли вполне себе обоснованными: кто его знает, что от этих иностранцев ожидать. Во как живут, с жиру бесятся. Решили в одиночестве Василия не оставлять и для верности вооружиться. Выбрали в лавке за десять долларов (все, какие только были у Васьки деньги) длиннющий нож и посоветовали на ночь класть его под подушку. Но никаких поползновений со стороны африканца не последовало. Он лишь продолжал разглядывать Ваську и время от времени подмигивать. В вечер перед отъездом дошедший до лёгкой истерики «объект» под охраной новых друзей сбегал к себе в номер и принёс бутылку «Путинки». Исключительно для лечебных целей, как заповедала Алевтина. Водку сам разливал, от волнения не заметив подставленный пятый стакан.

— Ви позволяете? — прозвучало откуда-то сверху на русском языке с небольшим акцентом. И стакан исчез в огромной тёмнокожей лапе.

Васька с испугу заглотнул всё содержимое.

— Васья, друг, ты что, меня не узнаёшь? Я — Джамиль.

— Какой ещё, на х…й, Джамиль? — осмелел Васька.

— По ди-иким степям Забайка-а-лья, где зо-о-лото ро-о-ют в горах, — завопил африканец на весь зал. — Помнишь?

— Песню помню, тебя нет.

— Тохда дафай ещё випьем.

— Извини, у меня полный голяк. Завтра улетаю.

— Не ссы, Васья. Я хозяин этого отеля.

Джамиль вскинул руку, и на столе возникли две бутылки тунисской водки «Буха».

— Подходящее название. Но я не пью, — вспомнил Васька Алевтину.

— А что тут пить? — захохотал Джамиль. — Тохда ми мнохо пили.

— Так, короче, — влил в себя содержимое второго стакана Васька, — рассказывай, когда это тогда. И где?

И Джамиль рассказал. В начале девяностых он в числе других студентов Московского университета дружбы народов отдыхал в летнем лагере на Байкале. В Иркутск на экскурсию по городу приехал автобусом со всей группой. Но засмотрелся, заболтался со студентом-земляком. В общем, оба они отстали и потерялись. Холодно, денег нет, куда идти — не знают. Помнят лишь название лагеря и что ехать до него больше часа. Темнеет. Страшно. Стоят, грустят. И видят: идёт к ним от пивного ларька, что у железнодорожного вокзала, щупленький белокожий парень с тремя кружками пива в руках.

— Ну чё, дружба народов, бухать будем?

И радостно так улыбается, достаёт из кармана бутылку водки и доливает в кружки:

— У нас говорят: водка без пива — деньги на ветер.

Сразу сделалось тепло и весело. Разговорились.

— Не ссы, дружба народов, прорвёмся. Русские своих не бросают.

Вася сбегал к начальнику вокзала, и часа через два появился военный «козелок». До того он ещё куда-то бегал и притащил несколько бутылок водки:

— Это вам с собой для сугрева.

Прощаясь, они долго стояли обнявшись и орали на всю привокзальную площадь: «По ди-иким степям Забайка-а-лья…»

— Васья, — закончил свой рассказ Джамиль, — ты нам много смешил, раськазивал про… как это? Анхель-кранител? Как он сейчас?

— Ангел-хранитель, — поправил Джамиля Васька. — Нормально. Дома ждёт, пряник мой. И глянув на водку, добавил: — С кнутом, скорее всего.

Джамиль, Васька и его новые друзья встали в круг, обнялись, сдвинули головы и тихо запели: «По ди-иким степям Забайка-а-лья…»

К ним стали присоединяться туристы из других стран. Васька плохо различал их по национальности. Кажется, это были немцы, поляки, англичане и кто-то ещё.

До самой ночи над плоскими крышами Хаммамета разносилось не слишком стройное, но могучее разноголосье: «По ди-иким степям Забайка-а-лья, где зо-о-лото ро-о-ют в горах…»