Война, блокада, я и другие… Мемуары ребенка войны

Людмила Пожедаева, 2013

Блокада Ленинграда – одна из самых трагических страниц в истории человеческой цивилизации – и это есть в книге. Такого примера высокой стойкости духа, мужества, трагических последствий не знала человеческая история – и это есть в книге. Школьница в 16 лет в душевном порыве написала мемуары о том, как в 7 лет оказалась в адском хаосе войны, в страхе и боли, в ужасе, голоде, холоде блокады Ленинграда, а затем в Сталинграде; написала о том, как война калечит тела и души побежденных и победителей. Прочитайте! Еще долго будет трудиться душа! В формате [b]a4.pdf[/b] сохранён «издательский.pdf»

В книге использованы рисунки автора и фотографии из домашнего архива, а также материалы из обнародованных произведений и документов.

© Пожедаева Л. В., 2013

© КАРО, 2013

* * *

Книга обжигает и потрясает… Горе и радость, мужество и трусость, верность и предательство, жизнь и смерть, голод, одиночество, жгучий холод были «блокадными подружками» маленькой девочки Милы…

Город и люди, живые и мертвые, 900 дней и ночей вопреки всему противостояли разрушению, голоду, смерти… И в этом аду самыми верными и самыми хрупкими солдатами были дети…

Она должна была погибнуть в той страшной бомбежке, ее должны были раздавить железные гусеницы прорвавшихся немецких танков, она должна была умереть еще много раз, потому что такого не может вынести даже взрослый и сильный человек. Но, наверное, души и судьбы маленьких, таких же, как она, девочек и мальчиков оставили ее жить, чтобы она могла нам сегодня рассказать о той страшной войне, которую вели блокадные дети, большие и маленькие, как могли… и часто без взрослых, закрывая и спасая своими худенькими тщедушными тельцами нас, сегодняшних…

Эта книга — укор о забытом долге перед ними, детьми Ленинградской блокады, умершими, замерзшими, раздавленными фашистской танковой атакой, разорванными самолетной бомбежкой… И нам нужно этот долг отдать и живым, и мертвым…

Александр Конюшин, директор «ДОМА сотрудничества с ЮНЕСКО в Санкт-Петербурге и Ленинградской области»

Страничка из рукописи

Великая война на планете Земля

1941–1945 гг

Слово о мемуарах

Мемуары написаны непредвиденно. Вероятнее всего, я их никогда бы не написала, если бы не случай.

Летом 1950 г. я случайно услышала откровения пожилой женщины, как они жили в блокадном городе. Этот рассказ и послужил поводом написать эти «Мемуары». Мне тогда только исполнилось 16 лет. Я училась в школе. И в те годы мне не доводилось что-либо читать или слышать о трагедии такого огромного города и его жителей в ужасающих условиях блокады. И вдруг я узнаю, не в виде версий, а из первых уст, что в умирающем городе, где голод правил свой жестокий бал, было много достаточно сытых, ни в чем не нуждавшихся людей. Именно это вопиющее откровение случайного человека и заставило меня схватиться за перо и написать все, как было у нас с мамой и как все было лично у меня — ребенка, встретившего войну в семь лет и прошедшего сквозь войну до Победы. Тогда все еще было слишком близко и слишком больно. Я не знала, что об этом писать нельзя. Именно поэтому в «Мемуарах» все предельно откровенно, как было на самом деле… Да и писала только для себя, для собственной памяти и никого не собиралась посвящать в свои обнаженные детские откровения. Тогда мне потребовалась острая необходимость выплеснуть, хоть на бумагу, всю боль и горечь ребенка, оказавшегося в эпицентре событий, и хоть чуть-чуть освободиться от давящей памяти.

Первый урок за мою откровенность мне преподал отец, когда к нему в руки попала моя тетрадь с записями. Он ее просто растерзал. «За такие художества могут посадить», — сказал он. Он много чего еще говорил… Потом я собрала обрывки страниц, что-то склеила, что-то отутюжила, что-то подшила. Многое пришлось переписать и заново нарисовать некоторые рисунки.

Переписывать пришлось в школе после уроков. Мне уже из принципа хотелось восстановить свои записи и обязательно сохранить их.

У нас была душевная и мудрая классная дама — Роза Менделеевна Сумецкая. Долгая и светлая ей память! Мы всегда могли прийти к ней с любой проблемой. Когда она застала меня в классе за перепиской изуродованных листов и узнала, что произошло, попросила ознакомить ее с записями. А потом у нас был долгий и ошеломляющий разговор. Она мне многое объяснила, о чем я даже не подозревала. Затем она сказала, что, если я не хочу неприятностей себе, своим родным и близким, у меня все же есть два выхода. Один — я действительно должна уничтожить свои записи. Лучший вариант — сделать копию и спрятать оба экземпляра в разных, но очень надежных местах и забыть о них до лучших времен, если таковые наступят. «А до той поры больше никому не показывай и никому ничего не говори», — сказала она. Я предпочла второе.

С тех пор прошло почти сорок лет. Жизнь преподносила множество разных сюрпризов, и я действительно забыла о своих спрятанных «Мемуарах». К тому же, к сожалению, я уже сидела в инвалидной коляске — последствие травмы позвоночника в июле 1941 г., когда детей Ленинграда город отправлял к линии фронта прямо навстречу наступающему врагу. Это безрассудство называлось эвакуацией. По рассекреченным данным, за период с 29.06.1941 г. по 27.08.1941 г. было эвакуировано из Ленинграда:

а) ДЕТЕЙ 395 091, из них возвращено в Ленинград 175 400. («Ленинград в осаде». Сборник документов о героической обороне Ленинграда в годы ВОВ 1941–1944 гг. Документ № 142, с. 301. Лики России. СПб., 1995.)

И гибель детского эшелона на станции Лычково, и немецкий танковый прорыв в Демянске, где было много эвакуированных из Ленинграда детей, — все шло под грифом «бои местного значения». Они в историю не входят. К тому же надо учесть, что Демянск июля 1941 г. и «Демянский котел» 1942–1943 гг. — разные по срокам и значимости события. Но о детской трагедии нигде, никогда, ничего не сообщалось, кроме «сарафанного радио». Узнав о трагедии, родители бросились в те места на поиски своих детей. А город молчал. Молчит практически и по сей день. А мы, выжившие в той бойне, помнили и помним, но долгие годы молчали, как молчали и о блокаде, и о ее последствиях. И как-то неожиданно в 1988–1989 гг. вдруг активно заговорили о блокаде и блокадниках. И я вспомнила и извлекла из небытия свои детские «Мемуары». Моя сохранившаяся пухлая тетрадь заговорила недетской болью. Для меня самой через сорок лет молчания рукопись стала новым потрясением. Нет, я и без нее ничего не забыла, но приглушилась боль, оставленная войной. Теперь все это молча кричало со страниц школьной тетради. Стихи, рисунки, рассказы — все из той прошедшей жизни ребенка периода войны. Стихи — это не стихи, как таковые, это зарифмованные подлинные события, размышления и восприятие тех событий. Очевидно, тогда, в мои 16 лет, когда это было написано, мне казалось, что зарифмованные факты более точно, образно и емко рассказывали о происходивших и пережитых событиях. В основном на рифму легли самые кульминационные события и моменты. Это те же, но зарифмованные рассказы. Мои «Мемуары» — «маленькие трагедии» маленького человека в большой войне больших людей. Это весь путь войны ребенка с самых первых ее дней до последних. И это всего лишь одна история маленького человека. А если бы записанных детских историй было больше, тогда и лицо войны можно было бы увидеть и осознать в полном объеме, а не в усеченном, как нам ее представляют. Война — это не только «человек с ружьем». Это весь народ, попавший под ее молох, в том числе и дети, самая незащищенная и беспомощная его категория.

С трагических событий войны прошло более 60 лет. И было это в XX веке. И жили мы тогда в другой стране, которая называлась СССР — Союз Советских Социалистических Республик. Многое изменилось с тех пор. Распался «Союз нерушимый республик свободных», как пелось в нашем бывшем гимне. Союз оказался не таким уж и «нерушимым», да и та «свобода» была ущербной, и мало кого устраивала, и все республики разбежались в разные стороны от тирании «старшего брата», загубившего страну-победительницу. И живем мы теперь в совсем другой стране, в другом государстве, при другом правительстве, другом строе, другой политике. Да и век на дворе уже XXI. Стали ли мы жить лучше? Увы! Побежденные в войне живут и процветают. Мы же как жили в режиме постоянного тревожного ожидания, так и живем. Стали ли мы более свободными? Если разнузданность, бесстыдство и аморальность во всем — это свобода, то да. Мы стали более агрессивными, беззастенчивыми, безжалостными даже к самим себе. А лично для меня самое огорчительное и абсолютно непонятное — что перегрызлись и постоянно грызутся между собой блокадники — люди, пережившие клиническую смерть вместе со своим городом. И основным раздражителем для них и для города, как ни странно, стали дети блокады. Уже более десятка лет идет самое настоящее моральное «избиение младенцев». Их оголтело, хором «предают за тридцать сребреников». Нашли с кем воевать! Мы откровенно расче-ловечились! Война и бездарное государство со своими двойными стандартами и политикой разрушают души и разум людей. Дети и старики — тот оселок, на котором проверяется благонадежность государства, его порядочность. У нас — это самые запущенные и практически выброшенные из жизни граждане.

«Мемуары» — моя детская правда о войне, месте и положении в ней ребенка. Это моя правда, никем не санкционированная, не навязанная и не придуманная во имя эфемерной идеи или коллективной памяти — «как надо». У каждого из нас была своя война, своя блокада, свой Сталинград… в общем масштабе горя. Жаль, что детей вывели за рамки памяти о войне. А то ничтожно малое, что пробивается через сформированную общественную память, так ничтожно, что не дает представления о масштабах детских трагедий периода войны. Но МЫ БЫЛИ! И о нас помнят! Жаль, что далеко от Ленинграда-Петербурга, но помнят. И спасибо людям, которые помнят о маленьких мучениках Ленинграда и не склоняют их за то,

Что не работали для фронта…

Что даром ели Хлеб чужой…

На крышах вахту не стояли

Суровой, гибельной зимой…

В госпиталях не врачевали…

И… в несодеянных грехах…

Что серп и молот не держали

Мы в дистрофических руках…

В пустых квартирах вымирая,

Не знали мы, что в мирный час

Спустя полвека — так случится —

Восстанет город против нас!

А на станции Лычково Новгородской области, где 18 июля 1941 г. фашисты разбомбили эшелон с Ленинградскими Детьми, отправленными в эвакуацию к линии фронта, местные жители до сих пор бережно сохраняют нашу безымянную, детскую, братскую могилу погибших тогда детей. Вначале там была скромная солдатская пирамидка со звездочкой и с лаконичной надписью: «Ленинградские дети». Теперь там мраморная плита и мраморная стела. К сожалению, на ней указана ошибочная дата — «в августе». Но по официальным данным бомбежка была 18 июля 1941 г.

К 60-летию Победы ветераны с. Лычкова решили поставить на привокзальной площади Памятник погибшим детям. В 2002 г. они объявили акцию «Ленинградские Дети». Средства шли со всей России. 4 мая 2005 г. Памятник был открыт. Открытие было многолюдным и торжественным. Было много гостей «со всех волостей». Было несколько выживших после той бомбежки детей. Гостеприимство местных жителей было удивительно теплым и искренним. Нас встречали как родных. И все же лично меня огорчило посвящение на Памятнике. Акция была «Ленинградские Дети», но по каким-то непонятным соображениям Памятник переадресовали «Детям, погибшим в Великую Отечественную войну 1941–1945 гг.».

Непостижимо! У детей Ленинграда тихой сапой умыкнули Демянск, Лычково, блокаду и вот теперь — изначально посвященный им Памятник. А Памятник сталинградского скульптора В. Фетисова очень трогательный. В огромном языке пламени из красного гранита бронзовая девочка в коротеньком платьице с испугом смотрит в небо. По щеке катится слезинка. Одна рука прижата к сердечку, другая, с раскрытой ладошкой, отведена в сторону. И во всей ее подавшейся вперед фигурке — словно кричащий вопрос, обращенный ко всем: «За что?!» Но родной город не слышит голоса своих погибших и выживших детей… Жаль, что подобного Памятника нет в нашем городе, потерявшем огромное количество своих детей. И это парадокс.

Есть и еще один парадокс. В далеком Красноярске осевшие там после эвакуации блокадники 7 мая 2005 г., тоже к 60-летию Победы, открыли дивный, очень ленинградский Памятник «Детям войны — детям блокадного Ленинграда». На фоне решетки Летнего сада, в символически разорванном кольце две закутанные в шали детские фигурки — девочка с кусочками хлеба в ладошке и рядом маленький мальчик с бидончиком. За ними традиционный блокадный атрибут — детские саночки, на которых в блокаду возили воду и покойников.

Факты, что оба Памятника, посвященные детям Ленинграда — погибшим и блокадным, поставлены не в их родном городе, а далеко от него, говорят сами за себя. И теперь они будут напоминать всем беспамятным ханжам, что мы — дети фронтовых зон, дети войны — были! Мы были в ней и на ней не сторонними зрителями. Мы были самой беспомощной, самой страдательной стороной в этой бойне бездарных политиков…

А Памятники наши поставлены именно там, где вопреки всему выжили Душа и Совесть России.

Л. Пожедаева2005 г.

1950 г.