Кое-что по секрету

Люси Даймонд, 2018

Люси Даймонд – автор бестселлеров Sunday Times. «Кое-что по секрету» – история о семейных тайнах, скандалах, любви и преданности. Секреты вскрываются один за другим, поэтому семье Мортимеров придется принять ряд непростых решений. Это лето навсегда изменит их жизнь. Семейная история, которая заставит вас смеяться, негодовать, сочувствовать героям. Фрэнки Карлайл едет в Йоркшир, чтобы познакомиться со своим биологическим отцом. Девушка и не подозревала, что выбрала для этого самый неудачный день – пятидесятилетний юбилей его свадьбы. Появление Фрэнки разделило жизнь дружной семьи Мортимеров на до и после. Но так ли все было идеально до ее появления? Оказывается, у всех есть свои скелеты в шкафу. «Блестящая история, в которой идеальная семья начинает распадаться на мелкие кусочки». – Goodreads «Многослойно, убедительно и красиво». – Daily Express «Поистине великолепная история от королевы семейных тайн. Как будто вы сидите со своими лучшими друзьями и делитесь секретами за кружкой горячего шоколада. Десять из десяти». – Victoria Fox «Обязательно к прочтению для всех, кто любит хорошие семейные драмы». – Woman's Weekly

Глава четвертая

Фрэнки жила в Западном Лондоне в квартире на четвертом этаже, и лифт, как это часто случалось, когда она была особенно уставшей, опять не работал. К тому времени, когда Фрэнки поднялась по лестнице с сумкой, в которой лежало все необходимое для поездки на выходные, на лбу у нее выступил пот, тяжелые, липкие волосы жгли шею. Воздух был влажным, облака зловеще нависли над городом, и чувствовалось, что гроза на горизонте готовится к большому эффектному выходу.

— Привет! — крикнула она, с трудом войдя в квартиру и бросая сумку на пол у ног. До нее донесся взволнованный голос Фергюса, за ним отозвался Крэйг:

— Привет!

Он звонил накануне вечером, но ей не хотелось обсуждать по телефону неловкое воссоединение с отцом. Поэтому она переключила телефон на голосовую почту и отправила сообщение: «Валюсь с ног! Завтра тебе все расскажу».

— Мамуля! — завопил Фергюс, выбегая из гостиной и бросаясь к ней. Он обхватил руками ее ноги, прижался к ней. Фрэнки опустила руку, погладила его кудрявую голову, успокоенная его присутствием. Фергюсу было четыре года, и это было маленькое толстенькое существо, которое ужасно хотелось потискать, с копной черных кудрявых волос вокруг сияющего пухлощекого личика.

— Осторожно, ты меня уронишь! — со смехом воскликнула Фрэнки и едва не потеряла равновесие, наклонившись, чтобы обнять его. Ее дорогой маленький мальчик с шаловливым, воркующим смехом и ручонками, которые теперь крепко обнимали ее за шею, — вот кто был ей сейчас нужнее всех. — Я скучала по тебе, — сказала она ему, прижимаясь к нему носом.

— Сильно? Очень сильно?

— Очень, очень сильно. Так сильно, что даже и представить нельзя!

Явно довольный таким ответом, малыш поцеловал мать в щеку, вывернулся из ее рук и побежал обратно по коридору.

— Папочка! Это мамуля, — радостно сообщил он выходившему из комнаты Крэйгу.

— Добро пожаловать домой. — Крэйг вглядывался в лицо Фрэнки, пытаясь понять ее настроение. — Ты в порядке? Как все прошло?

Он поцеловал ее, и она прижалась к нему. Они были вместе три года. Крэйг был добрым, хорошим и надежным. Он был именно таким, каким следует быть любимому человеку.

— Я в порядке, — ответила Фрэнки. Это, по крайней мере, было правдой. Она была жива, дышала и не рассыпалась на части. Потом она вздохнула, потому что Крэйг ждал продолжения истории, а ей было больно ее рассказывать. — Все прошло не совсем так, как я надеялась, — в конце концов призналась она.

— Ох! — Крэйг погладил ее по волосам точно так же, как она гладила Фергюса.

— Мне кажется, я все испортила. Ты был прав, мне не следовало ехать туда без предупреждения. Оказалось, что я выбрала самое неудачное время. — В горле набух ком. Крэйг всегда был готов принять ее сторону, но трудно было признаться кому-то еще, что тебя отвергли. Что ты выставила себя дурой.

— Я собрал ПОЕЗДА, мамуля. Я собрал ПОЕЗДА! — К ним вернулся Фергюс, торжествующе схватил ее за руку, пытаясь потащить за собой в маленькую гостиную, которая в любой момент времени воспринималась на восемьдесят процентов как место сборки поездов.

— Круто! — воскликнула Фрэнки, позволяя сыну отвести ее в гостиную и продемонстрировать его последнее достижение. Фергюс обожал поезда. А еще динозавров, астронавтов, животных из зоопарка, мусоровозы, белок и водяные пистолеты. Но все же поезда возглавляли этот список.

— Потом мне все расскажешь, — сказал Крэйг, и Фрэнки кивнула. — Послушай… — Он замялся. И Фрэнки повернулась к нему. — Теперь, когда ты вернулась, ты не будешь возражать, если я возьмусь за работу, чтобы наверстать? Мне нужен час или около того. А потом я приготовлю нам что-нибудь поесть. Ты не против?

— Нет, все в порядке, — сказала Фрэнки, потому что она слишком устала, чтобы заниматься чем-то еще. И мысль о том, чтобы играть в поезда, строить мосты и станции, изображать ужас, когда Фергюс с энтузиазмом разыгрывает аварию, казалась по-настоящему успокаивающей. Что угодно, только бы отвлечься. И потом, так всегда и бывает, если в семье два самозанятых человека и один непоседливый ребенок. Час тут, двадцать минут там, чтобы все было сделано.

Крэйг был журналистом. Фрэнки прочитала о них с Фергюсом в колонке Крэйга «Папа дома» в воскресной газете еще до того, как познакомилась с ними. Крэйг начал вести беззаботную и невероятно трогательную колонку, чтобы подробно рассказать о взлетах и падениях в жизни одинокого отца и о тех испытаниях, которые выпадали на его долю. У Фергюса было не самое легкое начало жизни. Он родился с заячьей губой и первые несколько месяцев страдал от инфекции уха. У него были проблемы с кормлением, он практически не вылезал из больниц: то операция, то консультации. Понятно, что все это стало неожиданной и неприятной новостью для Крэйга и его тогдашней партнерши Джулии. У нее началась депрессия, она винила себя в проблемах Фергюса и не чувствовала связи с ребенком. Несмотря на все попытки Крэйга вести нормальную жизнь, Джулия сбежала, когда Фергюсу было всего шесть недель. Она оставила записку, что не справляется и поэтому уходит.

Крэйг остался один, недосыпающий, снедаемый тревогами о будущем сына. Он с трудом преодолел первые несколько месяцев: операция, неприятности, проблемы, но вместе с тем и радость. Сначала Крэйг описывал все это, чтобы справиться со своими сложными эмоциями. А потом предложил редактору идею еженедельной колонки, и тот его поддержал. По чистой случайности, Фрэнки, иллюстратору-фрилансеру, предложили оформлять его страницу, и так начались их отношения. Поначалу это были просто два человека, выполняющие свою работу — один писал текст, другая рисовала картинки. Но Фрэнки, как и миллионы других женщин по всей стране, быстро влюбилась в веселого, талантливого, замечательного Крэйга, так преданного своему сыну. Она с нетерпением ждала нового задания и подбадривала Крэйга, иллюстрируя каждую статью. Они встретились на рождественской вечеринке в газете и в пьяной искренности одновременно воскликнули: «Мне нравится твоя работа!» Потом они оказались в баре по соседству, где пили виски и рассказывали друг другу истории своей жизни. Спустя полгода Фрэнки переехала к Крэйгу, а когда Фергюс заговорил, он начал называть ее «мамуля», и они его не остановили. Учитывая все обстоятельства, это был счастливейший конец.

И ей этого достаточно, подумала Фрэнки, усаживаясь на ковер и слушая Фергюса, который принялся рассказывать ей о том, какую сложную дорогу построил, и выбирал, какой поезд она может взять (разумеется, самый плохой, со сломанными колесами). «Забудь о Гарри Мортимере и его изумленном лице, забудь о его жене с глазами-кинжалами, к чертям их всех», — с яростью сказала себе Фрэнки. Маленькой любящей семьи вполне достаточно. Это очень много.

А в Йоркшире все Мортимеры пытались справиться с шоком, который произвело признание Гарри. Стивен вез родителей в аэропорт. В машине стояла леденящая тишина, несмотря на его титанические усилия завязать разговор. Отец, сидевший рядом на пассажирском сиденье, казался ему незнакомцем. Как он мог так поступить с мамой?

Пола тем временем чистила картошку на ужин, и ее голова кружилась. У нее есть сестра. Эта мысль не оставляла ее. Сводная сестра, существовавшая все это время, сестра, о которой никто в семье не знал. Как сложилась ее жизнь? Может быть, она росла, ощущая непроходящее чувство обиды на отца? И как она выглядит? Пальцы Полы задрожали, и мокрая картофелина выскользнула у нее из руки и упала на пол. Оскар, ее длинношерстная такса, мгновенно бросился за добычей.

— Нет! — сурово сказала собаке Пола, но ее голос дрогнул. Она опустилась на колени на линолеум и внезапно расплакалась. Ну почему все так ужасно? Ей хотелось, чтобы ничего этого не было, чтобы отец ничего не говорил, чтобы жизнь снова стала такой, какой она была еще день назад. — Ох, Оскар! — прорыдала она, когда пес потерял интерес к картошке и ткнулся носом ей в руку, выражая свое собачье сочувствие. — Что мы будем делать?

На другом конце города Дэйв смотрел в пространство. Мыслями он явно был далеко и время от времени озадаченно проводил рукой по волосам.

— Не могу поверить, — бормотал он. — Я просто не могу в это поверить.

Банни знала, как выглядит человек, получивший травму. Она отвела его на диван, включила радио — успокаивающее бормотание комментатора крикетного матча на минимальной громкости — и принесла Дэйву пива.

— Не волнуйся, — продолжала она повторять своим самым спокойным голосом. — Все с этим справятся. Все само собой образуется.

Джон тоже пытался свыкнуться с ситуацией. Как только Робин и дети вернулись от его тещи, он кратко пересказал жене всю историю. Но когда она начала задавать вопросы, он замкнулся и сказал, что больше не хочет об этом говорить. Его телефон все время звонил, но Джон переключил звонки на голосовую почту. Расшифровать выражение его лица было невозможно. Казалось, в доме поселился раненый лев. Он рявкал на детей, ссорившихся друг с другом, рычал при любой попытке завести разговор о пустяках. Робин не удержалась от вздоха облегчения, когда муж наконец отправился на долгую пробежку.

Но, как только он ушел, Робин поняла, насколько она сама шокирована и расстроена этой драмой. Гарри и Джини были главным двигателем машины Мортимеров, они были крепкими и надежными, давали силы всем остальным. Теперь, когда их отношения испортились, как это скажется на всей остальной семье?

В аэропорту, попрощавшись со Стивеном и поблагодарив его за то, что он их довез — он был по-настоящему отличным парнем, — Джини покатила свой чемодан к стойке регистрации, не оглянувшись назад. В ее голове звучала драматическая музыка, зловещее крещендо нарастало, пока она принимала решение.

— К сожалению, мои планы изменились, — объявила Джини сотруднику за стойкой регистрации, показывая ему билет. — Мой муж не может со мной лететь.

Гарри ахнул.

— Я? Джини! — изумленно воскликнул он.

Сотрудник авиакомпании перевел взгляд с Джини на ее мужа.

— Гм…

— Да, так неудачно получилось, — продолжала Джини. — Сейчас он вернется домой и подумает о том, что он сделал. А я полечу в отпуск одна. — Гарри открыл было рот, но жена с неожиданной яростью добавила, тыча в него пальцем: — Не смей говорить ни слова. Ни единого слова.

Сотрудник за стойкой снова перевел взгляд с Джини на Гарри, на его лице читалось явное непонимание.

— Ладно, — сказал он после долгого молчания. — То есть я регистрирую на рейс только одного пассажира, так?

— Да, все верно, только вот этого. — Джини передала ему свой паспорт, потом повернулась к мужу. — Увидимся через неделю, — холодно сказала она. — Если я решу вернуться.

— Джини, — запротестовал Гарри. — Прошу тебя. Нам нужно поговорить. Это же наш второй медовый месяц!

Жена взглядом заставила его замолчать.

— Это больше не наш второй медовый месяц, — сказала она ему. — Теперь это мой отпуск. И если ты хочешь, чтобы я тебя когда-нибудь простила, то ты сейчас отправишься домой и позволишь мне успеть на рейс. Без тебя. Потому что ты мне не нужен.

Глаза регистратора стали круглыми. Он встревоженно посмотрел на Гарри, явно не зная, что сказать. Несколько секунд прошли в молчании.

— Гм… Могу я попросить вас поставить ваш чемодан на весы? — робко обратился он к Джини.

— Без проблем, — ответила она, и Гарри сделал шаг вперед, чтобы помочь ей. Она отмахнулась от него, как от надоедливой мухи. — Я сама справлюсь, спасибо. Пожалуйста, уходи. Увидимся через неделю.

Гарри и сотрудник авиакомпании переглянулись. Молодой человек боязливо пожал плечами, как будто говоря: «Не стоит с ней спорить, приятель». Гарри закусил губу, стараясь не думать о бассейне отеля с бирюзовой водой, которым они любовались в брошюре; о синих плавках, которые он купил специально для поездки; о новом триллере, который он собирался читать в самолете. Но Гарри умел признавать поражение. Он увидел решительный разворот плеч жены, этот ее взгляд, говоривший: «Только попробуй», — вспомнил, как она ткнула в него пальцем. Игра окончена, как сказали бы его внуки.

Он сглотнул.

— Ты уверена, что справишься одна? — спросил Гарри негромко, пока парень за стойкой отправлял чемодан Джини на ленту транспортера.

Джини фыркнула.

— Он еще спрашивает, справлюсь ли я одна. Что ж, давай на это надеяться. Пожалуй, мне стоит к этому привыкать. — Она сердито отвернулась от Гарри и переключила свое внимание на ошеломленного сотрудника за стойкой, награждая его самой очаровательной улыбкой. — Вы мне очень помогли, дорогой. Благодарю вас.

— Был рад помочь. Наслаждайтесь полетом, — ответил он, в последний раз метнув встревоженный взгляд на Гарри.

— Так и сделаю, — сказала Джини и ушла, не оглянувшись на мужа. В ее голове зазвучал мощный финал увертюры «1812 год», с пушками и всем прочим, пока она шагала к указателю «Вылет».

Гарри остался стоять, ошеломленно глядя ей вслед, пока люди, стоявшие в очереди на регистрацию, не произнесли вежливое «извините» у него за спиной. Ему пришлось отойти. Колесики его чемодана жалобно скрипели, пока он шел в противоположном направлении. Когда Гарри вышел из здания аэропорта, ему в голову пришла мысль, и он сунул руку в карман за телефоном.

— Стивен? Ты еще не уехал, верно? — спросил он, услышав голос сына в трубке. В аэропорту вокруг него все бурлило. Множество деловых, смеющихся людей толкали тележки и возбужденно переговаривались. А он стоял среди толпы, сгорбленная, одинокая фигура с чемоданом в руке. Он никуда не летел. — Понимаешь, планы слегка изменились.