Сказки старого Вильнюса VII

Макс Фрай, 2018

В Старом городе Вильнюса, как выяснилось, сто сорок семь улиц, переулков, площадей, рынков и мостов; зная характер нашего города, мы не сомневаемся, что это число еще не раз изменится, здесь у нас чуть ли не каждый день что-нибудь появляется и исчезает, а всем кажется, всегда так и было – это одно из правил нашей тайной повседневной игры. Тем не менее, это последний, седьмой том «Сказок старого Вильнюса»; будем считать, в большой небесной лотерее нам с городом выпало случайное число сто сорок семь, и мы, конечно, сорвали джекпот. И твердо намерены кутить.

Улица Добужинскё

(Dobužinskio g.)

Демон и Зверь

Труп был сиреневый. Он лежал на полу, голый, в зеленых носках. В его блестящем бритом черепе отражались мигающие огоньки подвешенной под потолком новогодней гирлянды. Возле трупа на корточках сидела Люцина и внимательно его разглядывала.

— Такой красивый! — сказала она, услышав Милины шаги.

— Не совсем в моем вкусе, — честно ответила Мила. И еще более честно осела на кухонный диван, потому что ноги отказывались ее держать.

Люцина наконец обернулась — на скорбный скрежет диванных пружин. Некоторое время внимательно смотрела на мать. Наконец сказала:

— Мама. Это же просто манекен. Я вообще думала, он твой подарок.

Мила отрицательно помотала головой.

— Но мне приятно, что ты настолько в меня веришь, — добавила она.

— Но кроме тебя никто не… Ну, то есть Сашка знал, что я хочу манекен, и девчонки знали; предположим, кто-то, или все вместе решили сделать мне такой подарок. Но как бы они его сюда занесли без ключей? Дома весь день никого не было. Ты на работе, Элька рано утром с подружками куда-то поехала. Я сама только пришла. Захожу в кухню, а тут он. Такой прекрасный! Сбылась моя мечта.

— Ты мечтала о сиреневом манекене? — переспросила Мила.

— Да не то чтобы именно о сиреневом, — улыбнулась Люцина. — О любом манекене. Я же тебе говорила, не помнишь? Спрашивала, вдруг кто-нибудь из твоих подружек знает, где можно старый манекен раздобыть. Потому что они, как выяснилось, безумно дорогие — если не обрубки, а в полный рост, с головой, ногами и всем остальным. Самые плохонькие под двести евро. А подержанные почему-то никто не продает.

— Ну, двести евро как-то можно было бы наскрести, — нерешительно сказала Мила.

На самом деле жалко тратить такие деньги на дурость. Сама ни за что не стала бы и дочку постаралась бы отговорить. Но сейчас, когда манекен уже лежал здесь, рассуждать о теоретической возможности его купить было легко и приятно.

— Да ну, — нахмурилась Люцина. — Слишком дорого. Мне же не для работы, а просто так. Для интерьера и настроения. Как-нибудь интересно его раскрасить и поставить в комнате. Чтобы всегда под рукой был вымышленный друг.

— Сиреневый вымышленный друг, — уточнила Мила.

— Никогда не знаешь, какого цвета твой вымышленный друг, пока не застукаешь его у себя в кухне, — кивнула Люцина. И села на диван рядом с матерью.

— Зато его даже красить не надо, — сказала она. — И так хорош.

— Все-таки интересно, откуда он взялся, — вздохнула Мила.

— Мне тоже. Будем проводить следствие. У нас с тобой как раз есть серые клеточки. У меня на юбке, у тебя на шарфе. В сумме не меньше, чем у Пуаро.

— Я должна вам что-то сказать… — на этом месте Эляна предсказуемо умолкла и застыла в дверном проеме — ни туда, ни сюда.

Выглядела она одновременно решительно, испугано и вызывающе; с таким видом юные девицы обычно объявляют о намерении бросить школу, или немедленно выйти замуж, или и то и другое сразу, полным пакетом. Но не в двенадцать же лет!

— Что слу?.. — начала было Мила, но в этот момент раздался такой пронзительный визг, что у нее заложило уши.

— Что за?.. — присоединилась к ней Люцина; окончание фразы было поглощено визгом.

Пока Люцина и Мила бессмысленно таращились на Эльку, а она на них, сиреневый манекен вскочил с пола так резво, словно был не просто живым, а живым акробатом. И метнулся к Люцине. Та отпрянула, но не успела увернуться. Миг спустя манекен уже сидел у нее на коленях, обнимал пластмассовыми руками и, подвывая от ужаса, умолял тоненьким детским голоском:

— Защити меня! Не отдавай!

— Что это у вас? — почти беззвучно спросила Элька, пятясь обратно в коридор. — Кто оно?

— Мама, сними с меня это, пожалуйста, — чужим, незнакомым, очень спокойным голосом попросила Люцина. — Убери его куда-нибудь.

— Не отдавай меня Зверю! — взвыл манекен.

— Мяу! — тоненько пискнула Элька. И зачем-то повторила: — Мяу, мяу!

К этому моменту Мила окончательно перестала понимать, что происходит. Но мяуканье младшей дочери оказалось последней каплей, и она закричала:

— Немедленно прекрати мяукать! И без тебя…

Хотела сказать: «И без тебя черт знает что творится», но не успела, потому что Люцина наконец как-то стряхнула с себя манекен, и он с грохотом упал на пол, а Эляна объяснила:

— Он маленький. И испугался.

— Кто маленький?!

— Мама, давай уберем это, — все тем же чужим незнакомым голосом попросила Люцина.

— Пожалуйста, не отдавайте меня Зверю. Мне страшно! — жалобно твердил сиреневый манекен. Но по крайней мере, смирно лежал на полу, не пытаясь снова взгромоздиться на колени Люцине. Уже молодец.

— Котенок, — сказала Элька. — У меня котенок. Он маленький. Очень хороший. Увязался за мной аж на Добужинского, возле Илонки, я его только перед светофором на руки взяла, чтобы машина не сбила. И он сразу так замурлыкал, что я не смогла отпустить. Я хотела сначала спросить разрешения, но не дозвонилась. И… в общем, я его принесла. Он не блохастый, здоровый, чистенький, видно, что домашний, людей совсем не боится, наверное потерялся. Пусть это будет подарок на Новый год и на день рождения вместе, мне больше ничего не надо, даже самокат. Я сама буду за ним убирать, честно! Я хотела все объяснить, но у вас… а что тут у вас? Это такая игрушка?

— Это какой-то ужас, — выдохнула Мила. Сразу про все.

— Мама, помоги мне его убрать, — снова попросила Люцина.

— Не отдавайте меня! Не-е-е-ет! — истошно верещал манекен.

— Он мальчик, — сказала Элька, расстегивая молнию пуховика. — С ним не будет проблем. В смысле когда вырастет, никого нам не родит.

Из-под пуховика наконец выглянула полосатая морда с мохнатыми бакенбардами. И разразилась длинной прочувствованной речью:

— Мяу-мяу-мяу!

— Нет, пожалуйста! Только не это! — воскликнул сиреневый манекен. И вдруг исчез. А на плече Люцины образовалось невесомое черное облачко. И пропищало совсем уж жалобно, куда там котенку: — Не отдавай меня Зверю! Не отдавай!

Стены снова сотряс визг, но теперь уже родной и знакомый. На Милиной памяти Люцина так визжала всего дважды в жизни: когда у нее впервые брали из пальца кровь на анализ, и когда соседский мальчишка бросил в нее паука. И попал.

«Даже хорошо, что она кричит, — подумала Мила. — Значит, не такой уж сильный шок. Интересно, а у меня — сильный? Я вообще это все хоть как-то переживу?»

Пока Милин разум панически метался по черепной коробке, на помощь пришел материнский инстинкт: она крепко обняла дочку, прижала к себе, утешительно забормотала:

— Не бойся, моя девочка, не бойся, ничего страшного не случилось, я с тобой, все будет хорошо.

Визг постепенно перешел в рыдания; по опыту Мила знала, что это неплохой признак: поплачет, устанет, пойдет умоется и успокоится. А уже потом будем думать, как и что.

— Лю, ты чего? — удивилась Элька, никогда прежде не видевшая старшую сестру в слезах. — Ты так сильно не хочешь котенка? Но ты же любишь кошек, ты сама говорила…

— Мяу, — укоризненно вставил котенок. И повторил, видимо, для полной ясности: — Мяу!

— Помолчите пока оба, — строго сказала им Мила. — Дайте человеку успокоиться. Обсудим все потом.

— А что это за сиреневая кукла?.. — спросила Элька. И после некоторой паузы добавила: — …тут только что была. Она что, заводная? И куда она подевалась?

Хороший, черт побери, вопрос.

— Я все объясню, — теперь жалобный тоненький голосок звучал откуда-то чуть ли не из Милиной подмышки. — Я вам честно все-все объясню. Открою все тайны. Только не отдавайте меня ему!

Мила и Люцина вздрогнули и инстинктивно отшатнулись друг от друга. Между ними висело все то же черное облачко. Оно взмыло к потолку, но тут же вернулось и жалобно попросило:

— Возьмите меня на ручки, пожалуйста. Клянусь, я никому ничего плохого не сделаю. Я совсем безвредный. Не опасный ни капельки. И очень его боюсь.

— Кого — «его»? — спросила Мила.

— Зверя!

— Мяу! — снова пискнул котенок.

— А-а-а-а-а! — в ужасе взвыло облачко.

Люцина вдруг рассмеялась, так и не прекратив плакать:

— Слушайте, — сказала она, заикаясь от смеха и слез одновременно: — Слушайте, по-моему, оно боится котенка!

— Я боюсь Зверя! — подтвердило черное облачко. — Зверь имеет законное право меня растерзать. Я вторгся на его территорию. Нарушил договор. Пожалуйста, спрячьте меня от Зверя. Если можно, лучше в карман.

— Ладно, — внезапно решила Мила. — Если так страшно, полезай в карман моей кофты. Но только не брюк, туда даже не вздумай…

Черное облачко метнулось к ней.

— Спасибо! — сказало оно уже из кармана. — Ты моя спасительница, благородное сердце, добрая душа. Хочешь, я теперь буду твоим слугой, а не ее?

— А не чьим? — переспросила Мила.

— Не ее! — повторило облачко.

— Видимо, не моим, — пояснила Люцина. — Оно же сначала ко мне липло. А теперь к тебе. Спасибо, мама. Я знала, что ты у нас храбрая, но что настолько…

Мила только горько вздохнула. Храброй она себя совсем не чувствовала. Но куда деваться, когда ты — самая старшая, и тебе не положено рыдать и орать, по крайней мере, при детях. Поневоле приходится откладывать панику на потом.

— Держи пока своего котенка, — сказала она Эльке. — Не отпускай. А то вдруг действительно захочет растерзать этого… это не пойми что. И порвет мне кофту.

— Он аккуратный! — заверила ее младшая дочка. — И осторожный. И самый ласковый в мире. Всю дорогу мурлыкал. А теперь испугался криков…

— Мяу! — подтвердил котенок.

— Аккуратный он или нет, потом посмотрим, — отмахнулась Мила. — Главное, не вздумай его сейчас отпускать. Сначала давайте разберемся… попробуем разобраться. — И похлопала себя по карману: — Давай, объясняй. По порядку. Ты кто?

— Вообще-то я в другом кармане, — ответило облачко. И поспешно добавило: — Но это совершенно неважно. Не беспокойтесь, я все расскажу. Я… — только не поймите меня неправильно! — как бы немножечко демон…

— Немножечко?! — хором переспросили Мила и Лю. — Это как?

Котенок снова высунул морду из-под Элькиного пуховика и выдал вполне взрослое, увесистое, басовитое «Мяу!»

Ответом ему был жалобный писк из Милиного кармана и строгое напоминание самой Милы:

— Держи его. Крепко держи!

— Да держу я, держу, — скривилась младшая дочь. — Он и не рвется особо.

— Спасибо, — поблагодарил ее голос из кармана. — Вы все, наверное, думаете, я преувеличиваю грозящую мне опасность. Но Зверь действительно может в любой момент меня растерзать. По крайней мере, имеет на это полное право. Я нарушил договор, вторгся на его территорию…

— Это не его территория, а мой дом! — возмутилась Мила.

— Но он здесь, а значит…

— Стоп, так не пойдет. Рассказывай по порядку, как договаривались, — строго сказала Люцина. — «Немножечко демон» — это вообще как?

Теперь, когда неведомо что обосновалось в кармане матери, она быстро успокоилась, и в голосе появились привычные командные нотки, всегда удивлявшие Милу: в кого она у нас такая удалась?

— Что-то вроде небольшого демона, совершенно безобидного и безопасного для людей, — смущенно ответил голос. — Но это не означает, будто мы какие-нибудь проклятые негодяи, творящие зло. Просто «демонами» у людей называются все «сверхъестественные», по вашему мнению, существа. А мы как раз вполне сверхъестественные: состоим из иной материи, вследствие чего не имеем постоянной формы и умеем совершать так называемые «чудеса». Когда-то нас было много, и мы прекрасно ладили с людьми, к обоюдному удовольствию, но после того, как мы проиграли войну Зверям, которых вы называете «котами», большинство моих сородичей предпочли покинуть эту реальность, чтобы не выполнять унизительные условия мирного договора. Я сперва остался, из сентиментальной привязанности к одному… ладно, неважно, это никого не касается. А теперь очень об этом жалею, совсем трудно стало здесь жить. Но последовать за своими при всем желании сейчас не могу: очень уж оголодал…

— Что? — звенящим от волнения голоса переспросила Элька. — Что вы такое сейчас сказали? Демоны проиграли войну котам?! А когда это было? Недавно? Давно?

— Боюсь, в подобных вопросах нам будет непросто достичь взаимопонимания, — уклончиво ответил демон. — Слишком разное чувство времени. С моей точки зрения, катастрофа случилась буквально позавчера, а с вашей — давным-давно; по крайней мере, вас тогда еще и на свете не было. Всех трех, включая хозяйку этого дома, при всем моем уважении, вынужден это признать. Надеюсь, вы проявите такт и не станете выпытывать у меня подробности страшной битвы, величайшей трагедии с начала времен…

— Ну надо же! — восхищенно вздохнула Элька. — Котики победили демонов! Всегда знала, что котики круче всех!.. Ой, извините, пожалуйста, я не хотела вас обидеть. Просто так вышло, что я очень люблю котиков. А о вас я до сих пор вообще не знала. И просто еще не успела полюбить.

Ответом ей стали торжествующее мяуканье котенка и горестный вздох демона:

— Ничего страшного. К такому отношению я привык. Человек не в силах противостоять ослепительным чарам Зверя. Не за что вас винить.

— Но зачем демонам воевать с котами? — спросила Люцина. — Что вам было делить?

— Вашу любовь, — едва различимым шепотом ответил голос из Милиного кармана. И уточнил: — Не лично вашу, а человеческую… Хотя я наверное недостаточно точно выразился. Не столько любовь, сколько внимание. И Зверям от вас нужно то же самое. Пока мы были в силе, им доставалось гораздо меньше любви и внимания, вот Звери и ополчились на нас. Их, к сожалению, было гораздо больше. К тому же они безжалостны. И самое главное, война для них — не трагедия, как для нас, а всего лишь игра. Таким легко побеждать. С тех пор мы не имеем права войти в человеческое жилье, где обитает Зверь, без его согласия. А нарушителя договора Зверь может легко и безнаказанно убить. Им это обычно нравится. Еще одна игра.

— Мяу! — подтвердил котенок. В его голосе явственно звучали нотки нескрываемого торжества.

— Наше внимание, значит, демоны с кошками не поделили, — задумчиво сказала Мила. — Это подозрительно похоже на правду. Интересные дела.

— Только не подумайте, что мы какие-нибудь вампиры! — спохватился демон. — Мы никому не вредим. И никогда не вредили. Ваше внимание и без нашего вмешательства постоянно расходуется — на все подряд. Так почему бы не уделить его небольшую часть именно нам? Оно нам нужно — ну, примерно, как солнце растениям. Без человеческого внимания мы чахнем, зато с ним счастливы и полны сил. Ради него мой народ с незапамятных времен научился угадывать ваши желания и превращаться в предметы, которые вы хотели бы заполучить, чтобы вы нами любовались…

— Так ты поэтому превратился в манекен? — ахнула Люцина. — Подкрался, прочитал мои мысли, узнал, что я хочу манекен, и превратился, чтобы… А, собственно, чтобы — что?

— Чтобы ты мною любовалась и радовалась, — объяснил демон. — И тебе приятно, и мне утешение, кров и еда. А что касается чтения твоих мыслей — ну, извини. Я не нарочно. Мне для этого даже ничего специально делать не надо. Просто человеческие желания очень громко звучат.

— А почему ты не превратился в пирог? — спросила Люцина. — Я сегодня с утра мечтала о яблочном пироге. Очень громко мечтала, на весь квартал. Но печь его было некогда. И что? И где?

— Мы никогда не превращаемся в пищу, — обиженно ответил демон. — Мы не любим, когда нас едят. Да и людям от демона в брюхе большой пользы не будет, одна маета.

«Вот это зря, — подумала Мила. — Все диетчицы были бы ваши. Где еще найдешь настолько бескалорийный пирог?» Чуть было вслух это не сказала, но тут демон в ее кармане как-то странно захрюкал; секунду спустя Мила поняла, что это он плачет, едва слышно бормоча сквозь всхлипы: «Ты мне обрадовалась, все было так хорошо, и вдруг появился Зверь, я испугался, выдал себя, утратил форму, ты меня больше не любишь, и как я теперь, и куда?..»

— Во-первых, еще не факт, что этот зверь тут останется, — сказала Мила.

Элька предсказуемо взвыла:

— Ну ма-а-а-а-а-а!

— Мя-я-я-я-я-я! — подхватил котенок.

— Во-вторых, у меня есть куча знакомых, которые не держат дома котов. И не планируют завести их в ближайшее время, — спокойно продолжила Мила. — У Фаины аллергия на шерсть, Марюс с Катькой постоянно в разъездах, у Тони квартирная хозяйка против любых животных, Иркин бывший муж кошек терпеть не может…

— Великая сила духа у этого человека! — от восхищения демон даже перестал рыдать.

— Он еще много кого терпеть не может, — усмехнулась Мила. — Такой, как бы поделикатней выразиться, сложный человек с богатым внутренним миром. Если хочешь, могу тебя ему подбросить. В смысле отнести и оставить. И превращайся на здоровье во что захочешь. В смысле во что он захочет. Ну, разберешься сам.

— Сложный человек? С богатым внутренним миром? — переспросил демон. И после некоторой паузы нерешительно добавил: — Спасибо за великодушное предложение. Но вдруг мне не удастся его полюбить?

— О боже! — изумилась Люцина. — А надо чтобы ты его полюбил?

— Естественно. А как иначе? Разве тебе самой понравится внимание неприятного человека?

— Так то я. Я без чужого внимания не голодаю.

— Ну, если говорить о еде, помоями ты питаться не станешь. И, скажем, даже обычной тыквой, хотя она считается подходящей человеку едой.

Люцина непроизвольно скривилась. Тыкву она ненавидела всем сердцем, с раннего детства; говорят, острая неприязнь к отдельным блюдам проходит с возрастом, но у нее пока не прошла.

— Ты мне очень понравилась, — сказал демон Люцине. — И старшая женщина тоже. Такая добрая, спрятала меня! И даже самая младшая у вас вполне ничего, хотя у нее Зверь за пазухой.

— Мя! — коротко подтвердил котенок. Дескать, да, вот он я.

— И я с ним теперь ни за что не расстанусь! Никогда! — твердо сказала Эляна, не столько для демона, сколько для матери. Его-то она совсем не хотела лишний раз огорчать. И уже прикидывала, как отлично было бы подружить котенка и демона, а потом уговорить последнего превратиться во что-нибудь по-настоящему классное. Например, в самокат, от покупки которого она только что добровольно отказалась и уже понемногу начала об этом жалеть.

— А почему вы сами не превращаетесь в кошек? — вдруг спросила Люцина. — Если уж можете превратиться во что угодно? Жили бы себе…

— Перестань! — возмутился демон. — Как ты можешь такое мне предлагать! Вы с ним как сговорились!..

— Мя-мя-мя! — взволнованно заверещал котенок. Похоже, идея превратить демона в кошку возмутила его до глубины души.

— С кем мы сговорились? — удивилась Люцина.

Ответом ей было молчание, столь явственно скорбное, что она уже приготовилась извиняться, но тут демон печально сказал:

— С Фурфуриилом. Он был моим лучшим другом. Я из-за него здесь остался, не хотел бросать в одиночестве. Он не мог смириться с нашим поражением в битве, искал способ взять реванш, а когда все наши отказались снова сражаться и стали покидать эту реальность, он совсем обезумел. Тоже предлагал мне превратиться в Зверя и насладиться плодами их победы, говорил: «Обхитрить врага означает его победить». Я наотрез отказался, и мы поссорились. А потом он куда-то пропал, и я остался один…

— Мяу!

— Ты куда? — закричала Элька, обеими руками вцепившись в куртку. — Сиди смирно! Пожалуйста, сиди!

Но вместо котенка у нее из-за пазухи вылетело небольшое облачко, очень похожее на демона, притаившегося в Милином кармане, только не черное, а серое.

— Ну наконец-то получилось! — сказало оно человеческим голосом. — Очень трудно развоплощаться, когда тебя так сильно любят. Шумшамиэль, дружище, ты что, правда, меня не узнал? Это был не спектакль, чтобы лишний раз показать, как ты обижен?

Конец ознакомительного фрагмента.