Глава 5
После ремонта мельницы и мышиной интермедии жизнь в поместье Боровиковых вошла в более спокойное русло, однако до полной идиллии было еще далеко. Афанасий Степанович, вдохновленный примером графа Григория, решил заняться своим физическим развитием и предложил устроить охоту.
— Григорий Иванович, — заявил он, натягивая свой старый охотничий тулуп, — пора нам развеяться и показать свою удаль! Давно я не держал в руках ружье.
— Охота — дело хорошее, — ответил граф, — но боюсь, что ваше ружье скорее напугает дичь, чем поразит ее. Да и навык, судя по вашим рассказам, немного под растерялся.
— Навык не пропьешь! — гордо ответил Афанасий Степанович. — Я в молодости медведя одним выстрелом валил!
Акулина Петровна, услышав о предстоящей охоте, закатила глаза.
— Ох, и натворите вы дел! — проворчала она. — Лучше бы дрова на зиму заготовили, чем по лесу шататься.
Но Афанасия Степановича было не остановить. Он вооружился старым ружьем, взял с собой Евлампия в качестве помощника и, в сопровождении графа Григория, отправился в лес. Пантелеймона, желающего приобщиться к благородному занятию, Афанасий Степанович решил оставить дома, опасаясь, что тот перепутает зайца.
Охота началась довольно вяло. Афанасий Степанович постоянно спотыкался, ронял ружье и пугал всех окрестных птиц своими громкими разговорами. Евлампий, мечтавший о героических подвигах, разочарованно бродил по лесу, не видя никакой дичи.
— Отец, — вздохнул он, — что-то охота совсем не задалась. Может, пойдем домой?
— Не унывай, Евлампий! — ответил Афанасий Степанович. — Сейчас мы им покажем! Вон, смотри, заяц!
Афанасий Степанович, прицелившись, выстрелил. Ружье, отдав сильную отдачу, выбило его из рук. Заяц, испугавшись, скрылся в кустах.
— Эх, промазал! — сокрушенно произнес Афанасий Степанович. — Ну ничего, в следующий раз повезет.
Пока Афанасий Степанович и Евлампий безуспешно пытались поймать хоть какую-нибудь дичь, граф Григорий, отойдя в сторону, наслаждался тишиной и красотой леса. Вдруг он услышал тихий плач. Оглядевшись, он увидел Лукерью, сидящую под деревом.
— Что случилось, Лукерья? — спросил граф Григорий. — Почему ты плачешь?
Лукерья, вытирая слезы, ответила:
— Я… я люблю!
— Любишь? — удивился граф Григорий. — И кто же покорил твое сердце?
— Да никого тут нет! — ответила Лукерья, покраснев. — Я просто люблю… любовь! Мечтаю о прекрасном рыцаре, о страстных чувствах, о приключениях… А тут… охота, огород, мельница… Скука!
Граф Григорий улыбнулся:
— Любовь — это прекрасное чувство, Лукерья. Но не стоит ждать рыцаря на белом коне. Любовь можно найти и рядом, в простых вещах, в добрых людях, в красоте природы.
Лукерья задумалась над словами графа Григория. Она впервые посмотрела на мир другими глазами.
Тем временем в поместье разгорался нешуточный конфликт. Акулина Петровна, обнаружив, что запасы соленых огурцов уменьшились вдвое, пришла в ярость.
— Пантелеймон! — кричала она, метая громы и молнии. — Куда делись мои огурцы?! Ты опять все сожрал?!
Пантелеймон, кланяясь и божась, отрицал свою вину.
— Акулина Петровна, — лебезил он, — я к огурцам даже не прикасался! Клянусь всем святым!
— Врешь! — кричала Акулина Петровна. — Я знаю тебя, как облупленного! Ты готов продать душу за соленый огурец!
В разгар перепалки во двор вошел Митрофан, неся в руках полную корзину… соленых огурцов.
— Акулина Петровна, — заикаясь, произнес он, — я… это… хотел вам сюрприз сделать. Собрал огурцы с дальней грядки, чтобы они у вас всегда были под рукой…
Акулина Петровна, увидев Митрофана с огурцами, замерла. Она поняла, что зря обвинила Пантелеймона.
— Пантелеймон… — пробормотала она, покраснев, — прости меня… Я… погорячилась.
Пантелеймон, воспользовавшись замешательством Акулины Петровны, незаметно вытащил из корзины Митрофана несколько огурцов и скрылся в кладовой.
Вечером, за ужином, Афанасий Степанович хвастался своими охотничьими подвигами, Акулина Петровна извинялась перед Пантелеймоном, Евлампий рассказывал о красоте леса, а Лукерья, глядя на графа Григория, улыбалась и писала стихи о настоящей любви.
