Записки бывшего афериста, или Витязь в еврейской шкуре. Том 4

Максим Камерер

Жанр «novela picaresca» (плутовской роман) появился в противовес «рыцарскому роману». Но что же подразумевается под этим жанром? Ответ лежит в самом названии – это история жизни «пикаро», или же жулика, авантюриста, проходимца, плута и мошенника Книга содержит нецензурную брань.

© Максим Камерер, 2023

ISBN 978-5-0059-6102-0 (т. 4)

ISBN 978-5-0059-5969-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Татарам даром дам

Пару лет назад позвонила знакомая. Из разряда «расставаться с тобою мне жаль». Есть такая категория любимых, так и не ставших бывшими. Уж больно хороши.

С Никой мы каждый раз впадаем в блуд, независимо от семейного положения, уровня алкоголя в крови и места встречи.

Собственно, я даже изменой-то это не считаю. Традиция-с.

Тем более, ну невозможно ж оторваться от такой оторвы. Типаж «Лара Крофт», но сама Лара нервно курит папирус в углу.

— Салют, хороший мой..

— Что голос хмурый?

— Да тут…

— Говори.

— Рассталась намедни с одним… достал.

— Давно?

— Два месяца.

— Однако. И что?

— Звонит, грозит. Дверь изрезал. Сегодня на машине «Сука» нацарапал гвоздем.

— Детский сад. Азият, что ли?

— Татарин.

— Еб… Ник, ну что за все флаги в гости к нам?

— Да он клевый. Был. Поначалу.

— Поначалу все мы клевые.

— Макс, что делать? Я боюсь.

— Трахаться похуже. Лежи бревном, лущи семечки. Зевай. Чешись внезапно с собачьей истовостью в пиковые моменты. Тогда не будут так фанатеть.

— Не ну серьезно…

— Куда серьезней то. Знаешь, как по татарски будет «роковая женщина»?

–?

— Кирдык-манда.

— Тебе все весело?

— Он совсем ебанат?

— Видимо, да.

— Ебанаты терроризируют только нормальных. С братьями по безумию они стараются не связываться. Убеди его, что ты ебанутей — отвяжется.

— Но как?

— Да мало ли… Под дверь ему нагадь…

— Ты прикалываешься? Мне не до шуток.

— Ладно. Диктуй адрес.

— Люблю тебя. Ты лучший.

— Знаю. Дай образ.

— 36 лет, на стиле, в образе, костюмы, экономист в банке, Бмв, подкачан, умен, начитан, истерик, но с выдержкой, убежден в своей крутизне. Постоянно думает, как выглядит со стороны. Он вообще из богатой семьи, отец из Татнефти, но рулит всем мать-деспот. Водит, как сумасшедший. Вечно всех «учит» на дороге.

Но всерьез, кажется, не получал ни разу.

— Истероид или паранояльный?

— Ближе к истероиду. Но там и от эпилептоидного много. Педант, болезненно чистоплотен.

— Возбудимый или застревающий?

— Первое.

— Мда. Ты не ищешь себе легких путей. Наркотики?

— Кокаин. Но это, скорее, для понта.

— Скинь его данные.

— Только не…

— Не учи ученого.

Сижу перед компьютером, размышляю. Я б не вписался, но азият… Двоих моих знакомых черноглазые порезали. А ведь поначалу тоже… манеры, образование. А как поковыряешь ногтем-кочевник вылезет. И давай Отеллу включать.

Сижу, размышляю, как нагадить чингизиду. Понятно, что лучший способ отвлечь его от надуманных проблем-создать ему проблемы реальные. Когда Кхултху начинает заниматься твоей задницей, тебе не до уязвленного самолюбия брошенного альфача.

Как говорят наши меньшие братья: «Коли свиню палять, їй не до поросят»

Оппа. Большой брат наблюдает за тобой. Объявление в Авито вылезло.

«Нагажу вашему врагу под дверь» С фото… Мда. Внушает. Добросовестный исполнитель. Ответственный.

Для мутных дел у меня всегда под рукой телефон с симкой на сгинувшего киргиза. И карта Сбера к нему привязана.

— Алло? Я по объявлению вас беспокою.

Отвечает на удивление интеллигентный баритон.

— Добрый вечер. Что вас интересует?

— А у вас что — ассортимент услуг имеется? С прайслистом можно ознакомиться?

— Вы по делу звоните или позубоскалить изволите?

— По делу. По большому. У меня комплексный заказ.

— Я вас слушаю.

— Записывайте.

Собеседник внемлет. Пару раз одобрительно хмыкает. Иногда перебивает.

— Олименты? — но почему через «О»?

— Потому же, почему скАтина, через А.

— Желание клиента-закон.

— Итак. Во сколько мне это обойдется?

— Минуточку… 30000. Но для вас я пятерку скину. Вы мне тут идей накидали-я, пожалуй, использую.

— Десятку. Оплата револьверная. Поэтапно. 5, 5 и 10. А то вдруг у вас запор случится.

— Разумно. Установочные данные жертвы скиньте на вотсап.

— Извольте. Номер карты к телефону привязан?

— Разумеется.

— Держите оплату. Когда…?

— Сегодня и начнем, благословясь, Быгымбай Турдбекович.

— Ну, ни пука, не пера…

Утром получаю фотоотчет. Минут через 10 звонок. Ника.

— Ты что наделал?

— Это не я.

— А кто?

— Неважно. И как?

— Это писец. Он визжал как резаный. Я так ничего и не поняла. Истерика. Все, что я услышала из его воплей — что то про какое я говно. И причем тут анализы?

— Это не ты. Это буквально.

–?

— Ему насрали под дверь. Положили сверху газету и подожгли. И в дверь позвонили.

— Макс, ты сдурел?

— Подожди, это не все. Под окнами написали крупно-краской.

«РАВИЛЬ! У ТЕБЯ СИФИЛИС! ПОЗВОНИ БАБУШКЕ!»

— Бгг… он же помешан на здоровья… А почему бабушке?

— Так трогательней.

— Макс, хорош. Он меня убьет.

— А ты свали ненадолго в закат. Ты ж в Питер собиралась, вроде? Вот и кочуй туда. Пакуй манатки, кирдык-манда, и айда в шайтан-арбу. Пока я твоему саксаул-батыру мала-мала сыктым-башка буду делать.

Проходит пара дней.

Опять Ника.

— Ты как умудрился?

— Это не я.

— И как?

— Клизма, трубка, моча. Замочная скважина. И провод с 220 под дверь. Из щитка. Соляной раствор, понимаешь. Проводимость. Хорошо его тряхнуло?

— Видимо, да. Я и не знала, что у него контральто. Вопил голосом Монсеррат Кабалье. Чуть хуже. Он опять в дерьмо наступил…

— Какой забывчивый.

— Слушай, а это не слишком?

— Вполне. По Лермонтову. Помнишь:

«Под ним струя светлей лазури,

Над ним луч солнца золотой…

А он, мятежный, просит бури,

Как будто в бурях есть покой!»

Просил бурю-пожал ветер. Все ровно.

— Хррр… Не перебор?

— Неа. Надо создать твоему татарину новую реальность. Внести некую непредсказуемость в бытие. Что б, знаешь, поменьше на приключения тянуло.

Ему ж еще на двери написали. «Хорэ бодяжить кокос!»

— А менты?

— А вот про кокос как раз, что б ментов не тревожил. Зачем их от дела отрывать?

Третий акт.

Отзвонился мой засранец. В голосе-нотки уважения.

— Проект завершен.

— Клиент впечатлен?

— Не то слово. Стоял полчаса, руку грыз. Потом по земле туда-сюда катался.

— Красиво получилось?

— Новаторски, я б сказал. Пурпурное на белом… Позвольте осведомиться, уважаемый Быгымбай Турдбекович…

— Зовите меня просто — хозяин.

— Поделитесь, хозяин, все же, почему с ошибками? «ГДЕ ОЛИМЕНТЫ СКАТИНА!!!» — на новом БМВ? Мне прям заставлять себя пришлось.

— Именно потому, что на БМВ. Для контрасту. И что б стыдно стало. И за неуплаченные олименты, и за обрюхаченную им Дуньку с мыльного заводу. На БМВ денег хватило, а бабе на букварь, да робятенку на агушу — нет. Жадина. Кстати-коли вы наблюдали эту пантомиму, кто же ему на коврик то-гадил?

— Я не один работаю.

— Уфф. Я уж заволновался. Понимаете, у человека нелегкая пора.

— Кто б спорил.

— Не перебивайте. Все вокруг него становится зыбким, неопределенным, устои рушатся, привычное становится непривычным, а непривычное-привычным. И единственное, что должно быть незыблемым в этом урагане перемен — это обосранный порог. Всегда, всюду, неизменно. Должны же мы дать его мятущемуся духу хоть одну точку опоры?

Хоть одну неизменную константу!

— Благодарю, Учитель, за то, что внесли в мою работу столь глубокий сакральный смысл.

— Дело здесь скорее в желании возвысить до искусства даже самую далекую от него деятельность. Понимаете ли, если вы просто гадите под дверь, а в ответ получаете невесть как заработанные деньги, то вы не сильно отличаетесь от канализационной трубы. Но если вы срете под дверь людям, про которых вам известно, что после вас они никогда не станут такими, как прежде, то простой акт дефекации возвышается до искусства и приобретает совсем другое качество. Не для них, конечно, — для вас.

— Глубоко. Это все?

— А вы как считаете? Достиг наш мальчик Самадхи? Вступил ли он розовой пяткой на последнюю ступень восьмеричного пути, подводящую человека вплотную к нирване?

— Боюсь, что вряд ли, Учитель. В нем еще слишком много земного. Страсти не дают юнцу узреть истину. Вы бы слышали, какую он изрыгал хулу, когда смог разверзнуть уста! Ай-яй-яй. А какое кощунство он озвучивал у своей двери, как вернулся от машины!

— Вы и это слышали?

— Весь двор это слышал.

— Тогда надо еще раз наставить неразумного на верный Путь. Прочистить ему кундалини.

Обратимся к помощи коллектива. Я всегда верил в групповые медитации.

— Внемлю.

— Вы в детстве в казаки-разбойники играли?

— Имею представление.

— Так вот…

…

— Знаете, Быгымбай Турдбекович, у меня такое впечатление, что вы мне сейчас душу продать предложите.

— Полноте, голубчик, мне от вас и задницы довольно. Не поймите превратно.

Наутро.

— Все прошло по плану? Я же догадываюсь, что любопытство вас погнало на место преступления.

— Даже лучше!

— Рассказывайте.

— Когда весь подъезд обнаружил под своими дверями наши подарки, а потом увидел эти стрелки, ведущие к его квартире…

— Под все удалось?

— Почти.

— А как?

— Сядь да покак. У нас свои профессиональные секреты.

— Хорошо. Вернемся к соседям. Они удивились?

— Это не то слово!

— И все понесли дары волхвов нашему мальчику?

— Практически и стар и млад!

— А что наш лучезарный вьюнош? Владел ли он собой среди толпы смятенной,

его клянущей за смятенье всех?

— Боюсь, что нет, учитель. Он, разве что был, честен, говоря с толпою…

— Был прям и тверд c врагами и друзьями?

— Боюсь, что да.

— Это он зря.

— Не то слово! Они швырнули ему свои ковры в лицо! А потом долго били дерзкого, хохоча, как Боги!

— Прекрасно. Дело сделано. Извольте принять премию.

— Премного благодарен. Однако, позвольте полюбопытствовать-за что вы его — ТАК?

— За Рязань. Евпатий Коловрат ему в жопу…

— Аааа, за поруганы святыни?

— И за это тоже.

Больше мы о Равиле ничего не слышали. Он исчез в поволжских ковылях. Наверное где то там, в дымной мгле степей, он рассказывает на курултаях багатурам о коварстве и жестокости проклятых урусов.