Расцветая подо льдом

Максим Форост

Когда посреди лета ложится снег, когда нежданно являются ратники, когда слышны пророчащие войну удары бича Волчьего Пастыря, тогда ближний становится чужим, чужак — врагом, а ты — изгоем. От Пучая-реки до Смородины, от Шеломяня до Сорочинских гор каждый знает, что мир стоит лишь до новой войны. Города и посады, рудники и степи, русальи и берегини, лесовики и алконосты — где тут свои, ты не знаешь. Ты — полукровка, ты — Цветослав по прозвищу Грач…

© Максим Форост, 2021

ISBN 978-5-0053-0267-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Трудная и неверная выдалась в этом году весна. Весна — всегда труд. Земля и лес возрождаются в муках. С немым стоном пускает лес соки по жилам, с натугой разворачивает почки из очерствевшей за зиму кожи. Почки прорастут листвой, бутоны лопнут, жизнь вырвется наружу — все силы уйдут на то.

Труд и стоны естественны, как сама природа. Как жизнь и оживание. С ними рвётся на волю восторг, пьянящий дурман и головокружение, но не теперь… Теперь с восторгом возрождения срослась тревога. Точно лес не пробудился, а грубо разбужен — толчком, окриком.

Снег не растаял с весенней истомой, он растоптан подкованными сапогами. Не гроза, а железо гремело над Смородиной. Лес и река проснулись под крики, под жалобы, под тяжкие вздохи людей — усталых, бегущих и падающих в бессилии.

— Затаись! — в панике велит желтоволосый вожак.

Полтора десятка бойцов упали замертво и вжались в землю. Лежали долго. Вслушивались в скрипящий лес, в выдохи ветра и в шорохи трав. Далеко, очень далеко за их спинами, едва-едва различались возгласы — то ли людские, то ли звериные, то ли лешачьи. Не возгласы — победный вой.

Люди вглядывались в чёрные, мокрые от талой воды деревья, в немятую серо-зелёную траву, в нетоптаный остаток снега на тенистом склоне. Впереди лежал луг — широкий, просторный, а потому опасный, как всякая открытая местность. Перелесок за ним чреват возможной засадой.

— Да нет, тут безопасно, — со свистом выдохнул ратник в затёртой кольчуге и в мокром, с прилипшей тиной, всадничьем плаще.

— Лежать, Верига, — зашипел желтоволосый. — Безопасно будет, если я так скажу.

Вожак лежал и считал бешеные удары сердца. За лугом, за перелеском текла речка Смородина — она была бы спасением. Текла она медленно, неповоротливо, едва перемещая свои воды. Желтоволосый вздрогнул. Рядом с ним старый рыжебородый ратник, подняв голову, глядел на далёкие холмы справа.

Там на холмах сгибались в дугу берёзы: некто тянул к земле высоченные деревья. Донёсся крик, деревья распрямились, что-то пронеслось в воздухе.

— Долюшка-Судьбинушка, спаси-пронеси, Долюшка-Судьбинушка, спаси-пронеси, — молодой воин зачастил ратничью молитву.

— Добеслав, язык отрежу, — пригрозил Верига. Он смолк. Деревья распрямлялись ещё и ещё.

— Там был Ярец? — спросил желтоволосый вожак.

— Ярца в той стороне видели, — подтвердил рыжебородый. — Он уводил сотню через болота.

— Их отряд больше нашего, потому и попались, — успокоил желтоволосый. — А нас не увидят.

Берёзы снова, скрипя, разогнулись. Вожак задрал голову.

— Это Путьша, клянусь вам, Путьша Кривонос! — он уцепился глазами в то, что летело над лесом.

— Брось, — передёрнулся Верига, — отсюда не разглядишь.

— Да Путьша это! — стонал вожак. — Путьша и все, кто с ним был.

А рыжебородый ратник вдруг поднялся и, не сгибаясь, пошёл вперёд. Вожак очнулся:

— Эй, Скурат, — окликнул он. — Вернись!

Скурат замер на краю леса:

— Смотри, — сказал он. — На луг выходить нельзя, луг с холмов просматривается. А слева обойти можно.

Один за другим ратники перебрались к Скурату. Долго глядели на луг и на перелесок над речкой. Стояли изнурённые и досадливо скалились. Все — в грязных всадничьих плащах, но без коней, все с луками на спинах, но луки размокли в воде. Люди пропахли болотом, гнилью, поражением. Желтоволосый вожак, глядя на них, сморщился как от боли.

— Здесь не переправиться, — за всех сказал Верига. Люди сгорбились и отошли на прежнее место. Кто-то злобно сплюнул. Добеслав клацал зубами, будто на кого-то огрызался.

Желтоволосый тянул шею и искал переправу. Река текла здесь не по-людски: она то останавливалась без ветра, то с ветром неслась быстрее быстрого. Точно ратник, она перемещалась короткими перебежками. Вожак был молод, очень молод, лет двадцати с небольшим. Сейчас бы ему струсить, накрыть голову плащом и заскулить.

Он резко обернулся к своим:

— Вы же ничего другого не ждали, ага? Знали, что река разлилась, что холод сведёт ноги, что железо придётся бросить, а лошадей для переправы нет…

— Это ты нас завёл, — проговорил Добеслав, — загнал нас в ловушку.

— Если б ни я, вы были бы там, где теперь Ярец!

— Они повсюду рыщут. Если не уйдем немедленно, то нас зарубят.

— Ага, — согласился желтоволосый, — или как Путьшу разорвут на берёзах.

Он видел: бойцы недовольны, они злятся. С полдюжины думают так же, как Добеслав, и Верига в их числе — вот это плохо. Но рыжебородый Скурат пока молчит — и это хорошо. А со стороны болот, останавливаясь и прячась, сейчас пробирались шесть-семь бойцов, их не заметили. При них — лошади. На лошадях — раненые.

— Нет, мы не идём за Смородину, — решил желтоволосый.

— Что? — не поверил ратник.

— Да кто ты вообще? — задохнулся другой. — Кто такой? Мы что — тебя избирали?

— Меня избрал Вольх, — напомнил вожак. — Я — друг Вольха. А вы?

— Наши подошли, — ахнул молодой боец.

Подошедшие замахали им руками, зашипели сорванными голосами:

— Ну, скорее, там на холмах лешаки, их полсотни, секирщики и пращники. Кто здесь старшой? Ну, не теряй времени. Здесь есть переправа?

— Я здесь старший, — объявил вожак, — и мы не идём за Смородину.

— Как же это? — ужаснулся раненый с перебитой ногой, что лежал поперёк лошади.

— Мы идём вверх по реке, хоронимся в кустах и оврагах. Мы подберём лошадей, что отбились от сотни Ярца. Лошади теперь у реки, они долго бежали и сейчас пьют воду.

— А нельзя вверх по реке, нельзя, — взмолился раненый. — Верига, ну, скажи ему: на холмах лешаки, увидят.

Верига вспыхнул. Желтоволосый кусал губы и ждал.

— В конце-концов, кони у нас уже есть, — сказал Верига. — А ниже по реке подберем ещё, на них и переправимся.

— Это верховые лошади, — перебил желтоволосый, — а у Ярца в сотне были вьючные. Те самые, с трофеями.

Вожак видел, как у ратников вытянулись лица. Он сжал зубы и обвёл бойцов ледяным взглядом.

— С нами раненые, — заартачился Добеслав. — Да и вверх по реке — куда, до Плоскогорья? Они не выдержат.

— Я выдержу, выдержу, — заобещал другой раненый, с разрубленной топором ключицей. Он и бок лошади под ним были окровавлены. — Выдержу, выдержу.

Плохо, что за раненым волочился кровавый след. Лешаки учуют по нему весь отряд.

— Он слабее всех, — сказал вожак, — но даже он хочет в Плоскогорье… Братушки, нам по другому не жить, знаете это?

— Так всего-то — перейти здесь Смородину, — растерялся Добеслав. — Там нет облавы. Там живут люди, мы с ними смешаемся.

— Тогда Вольх велит всех повесить. Мы же поклялись служить ему.

— Эээ, пусть старые говорят, — заволновались воины. — Скурат! Скурат, скажи!

— Мы бросили в бою Гвездояра! — перекричал всех желтоволосый вожак. — Мы, его личная охрана, покинули в бою командира. Вольх называл его Правой рукой!

— Эээ, выбирать! Выбирать вожака! — огрызались грязные, пропахшие болотом ратники.

— Голоса подавать с младших. За Веригу!

— За Скурата! Верига, ну, скажи ему!

— Не надо Веригу! Пусть Скурат дело скажет!

Желтоволосый вожак оскалился и выдохнул сквозь зубы. Уцепился большими пальцами за пояс, а кисть руки положил на меч. На рукоять старинного дэвского палаша. Ещё только три вдоха и придётся рвать его из ножен. Пусть убивают.

Рыжебородый ратник поднял голову и разомкнул губы. Желтоволосый оцепенел и почувствовал, как холодная струйка гусеницей ползёт по спине.

— Он прав, — выговорил Скурат.

— Кто? — тихо спросил один ратник. Все напряглись и замолчали.

— Он плоскогорец. Пусть ведёт в Плоскогорье. За реку уходить нельзя: я слишком хорошо знал Гвездояра…

— Долюшка-Судьбинушка, — зашептал Добеслав.

–…и слишком хорошо знаю Вольха, — договорил Скурат.

— А если скрыться, а если в чужой отряд? — зачастил кто-то. — Может, никто не найдет…

Желтоволосый вскинулся найти того, кто это сказал, но тот смолк и спрятался за спины.

— Выступаем, ребятки, — приказал он. — Не шумим. Осторожно обходим луг — и вдоль реки мимо холмов. Возможно, мы с ними и разминёмся…

Желтоволосый вожак глядел на холмы. Ратники обернулись. С холмов, растянувшись длинной цепочкой, нарочно или случайно заходя бойцам в тыл, спускались рослые и кряжистые чужие воины с топорами, палицами и булавами.

Ещё оставалась возможность уйти от погони.