Времена года. О времени и о себе

Мара Паулини, 2017

Эта книга, заново отредактированная и дополненная, впервые была опубликована в 2017 году, но до сих пор остаётся актуальной. Жанр этого сочинения сложно определить, но основная идея заключается в том, что в сложившихся реалиях люди вынуждены посвящать значительную часть своей жизни не тому, чтобы наслаждаться всеми её красками и получать удовольствие от творческой деятельности с использованием навыков, приобретённых или подаренных им природой. Основным смыслом и первоочередной задачей короткого человеческого века в России стало обеспечение пожизненного прожиточного минимума.

ОСЕНЬ

1

За окном растет липа, одного возраста с огромным девятиэтажным домом, в котором я живу, и уже тридцать лет пытается дотянуться до верхних этажей. Весной она благоухает нежным ароматом и всегда усыпана множеством пернатых, которые просыпаясь вместе с солнцем, будят всё живое вокруг. А осенью птицы заявляют о себе по утрам не только громким гомоном, но и стуком клювов, разбивающих деревянную раму окна в поисках свежего мяса. Перекрывая все остальные звуки, по-хозяйски громко и бесцеремонно выбрасываются на свободу выхлопные газы, насыщая воздух свежими порциями азота и настойчиво сигнализируя о необходимости пополнить для успешного продолжения нового дня истощённые энергетические запасы просыпающегося человеческого организма. Я вынуждена подчиниться, чтобы начать очередной бег по привычному кругу в соответствие с особенностями натуры, в одних случаях осторожно обходя препятствия, а в других — бросаться напролом, нарываясь на очередной скандал.

Любоваться осенью лучше по утрам, пока смог отработанного топлива не успел вытеснить из свежего прохладного воздуха живительный кислород. И я привычно выхожу из подъезда в заставленный автомобилями двор, где война с машинами в самом разгаре, и как бы это не раздражало, понимаю неизбежность такого неудобства. Машины подолгу пердят в ожидании своих хозяев, разогреваясь и отравляя всё вокруг, и уже понятно, кто победит в этой войне, пока множество гаражей, построенных для них на окраинах города ещё в советское время, заброшены и разрушаются. Новые хозяева жизни, запросив с автовладельцев непомерную плату за право пользования ими по новым правилам, и сами не смогли на этом заработать, и бывших владельцев разогнали. Теперь гораздо дешевле оставлять свои автомобили на любом свободном пространстве, поэтому их ряды плотным кольцом обступили детский сад во дворе дома и захватили даже тротуары. Пешеходы вынуждены двигаться по проезжей части, нарываясь на скандалы с водителями, которые особенно спешат по утрам, и я уже слышу сзади раздражённое:

— Ты чё, давно на бампере не каталась?

Я никогда там не каталась, да и не собираюсь, но что делать, если моя законная территория, предназначенная для безопасного передвижения, теперь пешеходам не принадлежит. А утренний кортеж, выезжая со двора, притормаживает возле переполненных мусорных баков, чтобы разгрузиться от тяжёлых разноцветных пакетов, пока в тени домов в ожидании свежей добычи притаились страждущие без определённых занятий и места жительства.

Двор детского сада наполнился весёлым беззаботным щебетом готовящихся к утренней зарядке.

— Каждый бежит по своей дорожке, — кричит вслед построенным и сорвавшимся с места в беге шеренгам бодрая воспитательница. — Вернись на своё место, Денис! Я что сказала?

Яркие и звонкие представители подрастающего поколения ещё даже не подозревают о том, что этот навык в числе прочих других не менее полезных, приобретённых в детских учреждениях, станет в их жизни одним из основополагающих.

Обитатели моего дома по своей численности вполне могли бы составить население целой деревни, если допустить, что такие деревни где-то в Росси ещё сохранились. И как в каждой деревне, и здесь обитает свой блаженный, каждое утро устремляющийся навстречу всякому, выходящему из своего подъезда, чтобы приветствовать его неизменными фразами:

— Привет. С праздником тебя.

Привычный чёрного цвета наряд Раиля, несмотря на ежедневные праздники, неизменен и состоит из спортивного костюма и резиновых шлёпанцев поверх грязных носков, которые в дождливую погоду меняются на старые поношенные ботинки. Каждый зазевавшийся рискует оказаться задержанным вежливыми стандартными вопросами сумасшедшего и выслушать очередную историю его незамысловатой жизни. Завидя Раиля издалека, я делаю по двору небольшой круг, избегая нежелательной встречи, и чувствую спиной устремлённый мне вслед потерянный взгляд соседа. Но заметив присевшую на скамейку старушку, Раиль устремляется к ней, и я с облегчением вздыхаю.

Сегодня у него в руках большая коричневая папка и переложив её из руки под мышку, Раиль с удовольствием присаживается рядом с очередной жертвой, традиционно громко и весело начиная свой монолог:

— Привет. С праздником тебя, — гремит на весь двор. — Как дела? Как здоровье?

И не дождавшись ответа, торопливо сообщает:

— Иду искать работу. Сейчас выхожу из квартиры, а там соседка стоит и матерится.

Он возбуждённо вскакивает и в продолжении рассказа размахивает руками, не замечая упавшей на землю папки.

— Совсем молодая, а матерится, как мужик! У неё совсем мозгов нету. Ей в больницу надо, — возмущается неизлечимо больной.

«Нормальный же мужик», — заключаю я, продолжая движение вдоль длинного дома мимо соседних подъездов, — и все мы во многом похожи на этого Раиля».

Ведь редко кто в состоянии удержаться и упустить подходящий из предоставленных жизнью моментов, чтобы уличить любого в том, что он хоть в чём-то проигрывает на его фоне. Но мне ближе по духу другой мой сосед, который возвращаясь откуда-то напролом через заросли колючего кустарника, медленно вразвалочку продвигается к своему подъезду, активно жестикулируя и что-то терпеливо доказывая своему, только ему видимому, собеседнику. Он присаживается на скамейку, закуривает и продолжает начатый монолог-диалог:

— Не спорь со мной. Ты ничего не знаешь. Не прогоняй его, а научи. Он же ещё совсем молодой!

Мне так же сложно бывает договориться со своими виртуальными оппонентами, а сложнее всего — помирить всех своих «тараканов» и найти очередной компромисс в бесконечных противоречивых спорах с самой собой. Но это не мешает окончательно разобраться с тем, кто он, интроверт — проклятый или счастливчик.

Каждое утро на дворовых скамейках я наблюдаю мужичков, много повидавших и много потерявших в многолетней кровопролитной борьбе за свою свободу и независимость. Но по достижении определённого возраста становится очевидно, что вся каждодневная домашняя работа, которая вокруг как-то сама по себе благополучно выполнялась без их участия, требует огромных затрат времени и сил. Устоявшиеся взгляды приходится пересматривать, и теперь бывшие дон жуаны и альфа самцы солидарны со всеми сторонниками известной истины о том, что затянувшееся одиночество опасно для человека. У одних из них в руках — пластиковые бутылки с водой, другие застыли в ожидании чего-нибудь покрепче, но и те, и другие пытаются по-своему со мной заигрывать. И всё, что нас объединяет, это всего лишь возраст, и мне не составляет труда в очередной раз выбрать между скучным однообразным общением с потрёпанными жизнью, стареющими соседями и привычным, гораздо более комфортным, одиночеством.

Большинство из нас, как говорится, мечтая об океане, чаще всего довольствуется лужей, но стоит ли списывать этих заурядных представителей народных масс в число самых несчастных, если финальные аккорды жизни уравнивают всех? И когда мне вдруг встречается какой-нибудь образец азартных смельчаков из тех, кто молодым и здоровым «шёл по трупам», благодаря чему многих обогнал и во многом преуспел, очевидно, что он не выглядит здоровее и счастливее многих других, осторожно и бережно ступающих по жизни, во многом себе отказывая, а чаще всего совсем наоборот.

Большинство из тех, кто ещё молод и полон сил, уже с утра заняты хлопотами по обеспечению своего пожизненного прожиточного минимума, и во время утренних прогулок можно встретить лишь счастливцев, уже заработавших возможность свободного передвижения в пространстве в любое время суток. Приятные сюжеты скромной провинциальной жизни можно наблюдать не часто, но я замедляю шаг и с умилением провожаю взглядом сгорбленную супружескую пару, с трудом преодолевающую самый тяжёлый отрезок жизни на пути к своей последней осени. Только самым толерантным, терпеливым и снисходительным по силам дождаться такого финала и, каждый раз откладывая очередную попытку расстаться, прожить весь век вместе. Две согбенные фигуры, всю жизнь подпирающие друг друга, и привыкшие полагаться только на себя, образуя прочный монолит, застрахованный от всех несчастных случаев, боятся теперь только одного — доживать свои последние дни в полном одиночестве.

Ко мне присоединяется стайка бездомных собак, которая уже издалека приметила одинокого путника и устремилась навстречу в надежде поживиться. Отдельные сердобольные старушки регулярно подкармливают их, поэтому они бросаются к каждому прохожему и настойчиво требуют подачки. Погружаясь в чёрный удушающий дым шашлычных и шаурмичных, сквозь сизый смог выхлопных автомобильных газов наша компания устремляется на свежий зов живительного водного источника.

Пляж на берегу озера уже отдыхает в ожидании тёплого зимнего покрова, но я вдруг замечаю мужчину, выходящего из кабинки для переодевания. Он доходит до кромки воды, останавливается и мечтательно смотрит вдаль, бросая в песок докуренную сигарету, а вслед за ним из кабинки устремляется свежеприготовленный солёный ручеек.

Стаи ворон, аплодирующие огромными крыльями осеннему реквиему, густо застелили весь берег, оглашая окрестности тревожными позывными, и я невольно замедляю шаг, заметив страшную картину убийства.

«Ворон ворону глаз не выклюет», — вспомнила я известную истину, наблюдая за тем, как огромный ворон добивает раненого голубя, спокойно и монотонно пробивая ему голову длинным острым клювом. Голубь, старательно уворачиваясь и отползая от него в сторону, лишь усугублял свои страдания, а ворон, сделав очередную пару шагов следом за ним, деловито продолжал начатое, пока не свалил жертву в воду.

Я, как и многие другие, не испытываю большой симпатии к этим неряшливым пернатым, возможно самым неприхотливым в своём скромном быту и, видимо не случайно, появление голубя на подоконнике считается дурной приметой.

«А если голубь прилетел не просто так, а оставил под окном свои экскременты, это можно считать приметой скорой прибыли?» — продолжила я свои нехитрые рассуждения.

Спохватившись нелепости этих логических изысканий, я вдруг задумалась о том, что раньше никогда не приходило мне в голову, и, задействовав все ресурсы своего воображения, так и не смогла представить себе так называемую естественную смерть птиц. Я вспомнила других — смелых, независимых, готовых бесстрашно покорять любые вершины и вести за собой целые стаи, и ассоциируя их с отдельными человеческими личностями, заключила, что птицы не умирают, они всегда погибают.

Я не стала дожидаться финальной сцены закономерной победы более сильного и поспешила привычным маршрутом к городскому скверу по так называемой аллее славы, похожей на множество аналогичных в разных населенных пунктах России. Обязательная центральная фигура скорбящего солдата над вечным огнем обставлена набором бюстов и мемориальных досок со списками погибших героев. Все атрибуты увековечивания памяти о военных подвигах далёких предков, в том числе тротуарная плитка, которой покрыта аллея, и мраморная на памятниках, изготавливаются на местном заводе, приносящем его владельцу стабильный доход благодаря отработанной технологии. Несколько раз в год, особенно по весне, аллея героев тщательно реставрируется с заменой значительных её составляющих, даже если они не имеют видимых повреждений. Герои войны с высот своих бронзовых изваяний молча наблюдают за происходящим вместе с живыми потомками, понимающими истинное назначение всех этих, довольно распространённых по всей России, процедур.

Но во избежание любых недоразумений по поводу основного назначения аллеи, она открывается аркой с крупной пояснительной вывеской «АЛЛЕЯ СЛАВЫ», к которой пристроен теремок с официально запрещёнными, но круглосуточно функционирующими, игровыми автоматами и тотализатором, финансово подпитывающими патриотическую деятельность «СЛАВЫ и К^о». Кто скрывается под этим условным псевдонимом, жителям города тоже известно, и ещё одна мемориальная доска с конкретными фамилиями кавалеров своеобразного ордена Славы здесь тоже была бы уместна.

2

Осень призывает к созерцанию, и я опять с удовольствием любуюсь полувековыми разноцветными обитателями городского сквера. Пора прощания с ласковым летним солнцем гордо демонстрирует свои прелести, и увядающие цветы, как и стареющие женщины, по-своему прекрасны. Палитра разнообразных красок с каждым днем смывается, но не становится менее привлекательной, а ярко жёлтые и оранжевые плоды диких яблонь блестят и сияют на солнце, как лампочки уже заждавшихся предстоящего праздника новогодних гирлянд.

Солнце ещё в силе, и я прислоняюсь к мощному берёзовому стволу, опрокинув лицо навстречу тёплым лучам, которые пробиваются внутрь тела даже через закрытые глаза, пока осень предательски подсматривает за мной сквозь полуобнажённые ветви деревьев. Хриплый гнусавый голос разбивает настроенную медитацию, и через щели приподнятых век я вижу сгорбленного старичка, опирающегося на деревянную клюшку прямо напротив меня. Он максимально плотно приложил мобильный телефон к уху и так громко, как когда-то приходилось кричать в трубку стационарного телефона во время междугороднего разговора, что-то старательно пытается донести до своего слушателя. Закончив важное дело, он вплотную подходит ко мне и кричит в самое ухо:

— Вам плохо?

«Неужели так скверно выгляжу?», — спохватываюсь я.

Он загородил от меня солнце, которое уже не мешает мне широко открыть глаза, и я так же громко кричу ему в ответ:

— Мне хорошо!

Старик испуганно отпрыгивает, а я отлипаю от дерева, чтобы продолжить прогулку, но на миг опустив глаза, вдруг упираюсь взглядом в белое бумажное объявление на жёлтой металлической урне, которому судя по содержанию здесь самое подходящее место: «Увеличение грудей (груди) за две недели, тайский крем, звоните…». Просто пройти мимо невозможно, и я останавливаюсь, чтобы поразмыслить, что означает это пояснение в скобках, если не возможность выбора, и сколько желающих захотят стать аналогами современных таек, если выживут после использования этого чудотворного средства. На столбах и деревьях — не менее полезная информация под заголовком «Бесплатная помощь наркозависимым», ну а на какую бесплатную первоочередную помощь всегда рассчитывают эти страждущие, всем известно.

Здесь — свои памятники, отражающие историю города, рядом с некоторыми из которых хочется задержаться, а мимо других — спешно пройти мимо. В тени берёз — всё, что осталось от памятника участникам «локальных конфликтов», в кратчайшие сроки слепленного по одному из распространённых шаблонов, и адресованного в основном воевавшим в Афганистане. Простоял он недолго, и теперь на месте молодого солдата с автоматом наперевес, возвышающегося над надписью «Время выбрало нас», — лишь его бетонные останки в виде бесформенной обожжённой глыбы. Население города с каждым годом пополняется всё новыми представителями бывших братских республик со своим отношением к причинам и исходам межнациональных конфликтов, и что такое «ordnung», каждый из них понимает по-своему.

В толпе прохожих я всё чаще замечаю давно забытых своих бывших одноклассников, сокурсников, коллег, но в порыве сразу броситься к ним и напомнить о себе вовремя спохватываюсь, понимая, что по истечении стольких лет они не могли так хорошо сохраниться. Вряд ли их можно теперь так легко узнать, а встречные молодые мужчины и мамаши с колясками — их потомки, и я всё острее осознаю стремительное течение времени. Но один из молодых мужчин с лицом, которое принято называть простым и добрым, сам теперь торопился мне навстречу, щедро раскинув свои объятия так, что мне пришлось несколько отступить назад, чтобы не столкнуться с ним.

С учётом того, что в процессе своей педагогической деятельности мне пришлось знакомиться с тысячами молодых людей, далеко не сразу удавалось за приятной внешность рассмотреть маленького злобного зверька, и я была не в состоянии запомнить всех по именам, но помнила почти все лица и сразу узнавала при встрече. Внутри колледжа я обращалась к студентам по фамилиям, а теперь в неформальной обстановке это было не очень вежливо и осложняло общение, но имена самых ярких персонажей остались незабываемыми, и вот теперь один из них спешил поделиться своими новостями со своей бывшей училкой.

Анвар, посвятивший значительную часть своей юности поискам себя, поступил в колледж с уже богатым жизненным багажом. Отслужив в армии после погашения условного срока, он оказался в своей группе не только старше, но и крупнее всех остальных, с удовольствием щёлкая по носу каждого, кто не пришёлся ему по вкусу. Не отличаясь большим интеллектом, Анвар с трудом получил диплом в возрасте двадцати пяти лет, чтобы продолжить поиски своего истинного назначения.

Во время учёбы он мог остаться в кабинете и убалтать меня в течение любого перерыва до полного изнеможения, с удовольствием обсуждая любую из наболевших тем и теперь, случайно встретившись на улице, подвыпивший бывший студент готовился надолго задержать меня неожиданным диалогом.

— Как жизнь? Как работа? — начал он с традиционных вежливых вопросов.

И узнав, что я уже на пенсии, счёл необходимым выяснить причины.

— Выгнали за совращение малолетних, — отшутилась я.

— Вы поосторожнее с такими шуточками, — огласив окрестности раскатистым хохотом, предостерёг меня Анвар.

Он была прав — эта тема для российского общества становится всё более актуальной, а гибель на взлёте, с чем можно было сравнить моё увольнение, всегда считалось явлением закономерным.

— Я имею ввиду интеллектуальное совращение, которое моим начальникам тоже не понравилось, — поторопилась я смягчить свою двусмысленную фразу.

И уже никуда не торопясь, готовая выслушать его, я первым делом поинтересовалась, нашёл ли наконец Анвар своё место в жизни.

— Да меня двоюродный брательник обещает устроить в ФСБ, — с готовностью сообщил он.

— А твоего образования достаточно для такой работы? — удивилась я.

— А чё не так? Нормальный пацан, с головой, — и в доказательство Анвар постучал указательным пальцем по выпуклому лбу большой чёрной головы, разрядившись очередью коротких колючих смешков. — И в армии уже отслужил.

Все качества будущего бойца были очевидны, а мне пришлось спешно зажёвывать неизбежную в подобных случаях усмешку.

— Правда, зарплата там небольшая, — продолжал Анвар. — Но они с ларьков неплохо сшибают, так что на жизнь хватает.

— А ты уверен, что это про ФСБ? — уточнила я.

— Обижаете, — сморщился он, поджав губы.

На этот раз спешил по делам сам Анвар, а мне осталась лишь вежливо пожелать ему успехов:

— В следующий раз расскажешь о своих достижениях.

Городской рынок давно стал постоянным местом недорогих продовольственных покупок, и каждый раз наблюдая за его «смотрящими», я больше сочувствовала им, чем себе. Молодые здоровые молодцы, посвятившие свою жизнь тому, чтобы ежедневно фиксировать чужие доходы и обкладывать соответствующей данью здешних торговцев, целыми днями скучали за нардами. Но наверняка где-то в дальних ящиках домашних шкафов этих «специалистов» пылились невостребованные дипломы об окончании того же колледжа.

За пределами досягаемости хозяев рынка вдоль его ограды на бордюрах дороги ежедневно томилась череда пенсионеров с продуктами своих садов и огородов, у которых я в основном и отоваривалась. Я приметила среди них высокую, на вид ещё достаточно крепкую, пожилую женщину, у которой часто покупала недорогие свежие овощи, но проигнорировать однажды огромный свежий синяк под её глазом не смогла:

— А сдачи давать не пробовала? — отреагировала я на увиденное, но, заметив, как смутилась и потерялась продавщица, пожалела о своей несдержанности.

Автором живописного произведения мог оказаться не только муж или сожитель, но и собственный сын, так и не нашедший себе применения на огромных российских просторах, и оставшийся пожизненным иждивенцем своей исконной кормилицы.

3

Теперь предстоит привыкать к ограниченному контингенту тех, с кем я могу свободно на равных общаться, чтобы в очередной раз, выслушав их скорбные монологи о никчёмных мужьях, неблагодарных детях и ненавистных снохах, брезгливо попрощаться и опять в полной мере оценить определённые преимущества одиночества. А Нормальные Пацаны скоро совсем потеряют ко мне всякий интерес и, чтобы окончательно успокоить, судьба посылает мне встречу с давней знакомой, и я обрадованно приветствую пенсионерку, одну из тех, кто так и не смирился с возрастом и полон новых желаний и надежд.

Марина, с которой всегда найдётся, о чём поговорить и что обсудить, как всегда облачена в короткое облегающее платьице и яркий макияж. Во время уже совместной прогулки она рассказывает об очередном подвиге «Почты России», работники которой аккуратно изъяли из её посылки с одеждой, оправленной из Крыма по окончании отпуска, любимое платье. Я давно не рискую расставаться с вещами во время поездок и обхожусь небольшой дорожной сумкой с минимальным набором необходимого, не обременяя багажное отделение самолёта, а уж тем более работников почты. Но всё определяется основными целями поездки, и такой в любом возрасте уверенной в своей неотразимости и неувядающей с годами привлекательности женщине, как Марина, закономерно необходим более объёмный и содержательный багаж.

Чтобы отвлечься от грустных воспоминаний, мы переключаемся на обсуждение героев многочисленных телевизионных шоу, проживающих свои скандальные жизни на экранах уже не одно десятилетие. Пережив процесс, так красиво называющийся апеллятивацией, имена ведущих этих представлений давно стали нарицательными, а тематика программ — всё более пустой и нелепой для всех, умеющих самостоятельно думать и критически оценивать происходящее вокруг.

— А малаховцы-то чё вчера учидили! — вспоминает моя попутчица события прошедшего вечернего шоу.

— Это было великолепно! Согнали тот же традиционный разнополый хоровод силиконовых шлюх, который под гомон пьяного цыганского табора целый час оценивал степень нравственности сожительства своей старой соплеменницы с несовершеннолетним парнем, — поторопилась я закончить обсуждение скользкой темы, как всегда слишком увлекаясь сложными фигурами речи.

— Но ведь она детей от него рожает! — возмущается подруга.

— Без таких бесшабашных цыганок малаховское шоу быстро завянет. Как и многие другие. А эти влюблённые ещё и неплохие гонорары отхватят. Так что бурная студийная жизнь продолжается!

— А «Битвы экстрасенсов» ещё интереснее! — подхватывает собеседница. — Ты смотришь?

И, получив отрицательный ответ, она с удовольствием и трепетом пересказывает самые понравившиеся эпизоды. В одном из них женщина, страдающая после самоубийства мужа-алкоголика чувством постоянного страха и беспокойства, призывает на помощь экстрасенсов. Специалисты диагностируют, что повесившийся муж вселился, а по выражению рассказчицы «вошёл» в женщину и не давал ей покоя.

— Как входил, показали? — уточняю я. — Нет? А жаль. Самое интересное, как всегда, вырезали. Ну и ничего страшного. Хоть после смерти у него это получилось, при жизни наверняка было не до того.

Слушая эту историю, я вдруг вспомнила свою, не менее драматичную, основными героями которой стали другие, официальные служители добра и милосердия. Пришлось мне однажды волею судьбы обратиться в полицию, и пока следователь составлял с моих слов протокол, между делом спросил:

— А вы к экстрасенсам обращались?

И для убедительности рассказал пару «правдоподобных» случаев реальной помощи магов при расследовании уголовных дел из своей практики. Так случайные совпадения, преумноженные и приукрашенные многочисленными ведущими и слушателями сарафанного радио, становятся вескими доказательствами влияния на человеческие судьбы обстоятельств непреодолимой силы. И бывает достаточным бросить горсть обычной земли под дверь какого-нибудь соседа, чтобы убедить в колдовском заговоре против него с использование кладбищенского перегноя.

Чтобы не разочаровывать следователя, мне пришлось при подготовке к очередному свиданию с ним для стимуляции его собственной деятельности сочинить подробный отчет о моём посещении рекомендованного специалиста узкого профиля и неудачной попытке его магического ритуала.

— Без колдунов теперь никуда, — вздохнула я безнадёжно, подытоживая анализ степени влияния сверхъестественного на нашу серую обыденность, — это раньше их сжигали на кострах, а теперь они вместе с политиками и теми, кто громко называют себя духовенством, государством управляют.

И как бы нелепо это не выглядело, приходится снисходительно мириться с желанием многих проживать жизнь с надеждой на чудо, тем более что в большинстве случаев полагаться на бога или дьявола оказывается гораздо более благоразумным, чем на помощь реальных людей, призванных по долгу службы оказывать помощь другим, более слабым и беззащитным. И никого не смущает тот факт, что новоявленные ведьмы, армия которых всё быстрее разрастается и множится, несмотря на свои таланты и способности, болеют и умирают так же, как и все остальные обыкновенные смертные.

Как ни странно, дворники в городе просыпаются последними и воодушевлённо разгоняют взлетающими мётлами прохожих с каждым часом всё более оживлённых улиц. Возбуждённые долгожданной встречей и разгорячённые свежими новостями, мы устало падаем на ближайшую запылённую ими скамейку, чтобы успеть подробно обсудить и другие «культурные» достижения российского телевидения, где политические пропагандистские шоу разбавляются дешёвыми американскими поделками со стрелялками и догонялками, а устрашающие шоу о случившихся когда-то и грядущих катаклизмах не оставляют никаких надежд на возможное спасение. С экрана в реальную жизнь тянутся щупальца «фантастических тварей», покемонов, хоббитов, роботов и трансформеров. Изобилие экстрасенсов, магов, колдунов и прочих хероманов на душу населения потрясает, но программы с их участием — самые рейтинговые. Захватив и официальные государственные каналы в том числе, бригады эти медиумов стали участниками даже кулинарных шоу, в которых также успешно рекламируют свои услуги.

Цель массового оболванивания стара, как мир — «чур меня, чур» и, если своевременно присмотреться к ближнему своему, всегда можно рассмотреть вселившегося в него дьявола, а в этом случае уже не до того, чтобы разбираться в тонкостях политического российского устройства. И отложенный в очередной раз апокалипсис — не повод расслабляться, а лишь отсрочка для более тщательной к нему подготовки.

То, что остаётся от прожиточного минимума после дорогостоящей процедуры очистки и восстановления кармы, можно так же успешно вложить в оздоровление тела, и добрая Елена Малышева готова помочь в этом каждому в своём супер интеллектуальном утреннем шоу. Но желание оздоровиться в очередной раз сопровождается риском разориться. Ведь скоро зима, когда кожа нуждается в особом уходе с помощью специальных кремов, но пересушенный воздух в квартирах из-за работы системы отопления сводит эту процедуру на нет, поэтому в придачу к здесь же рекламируемым кремам предлагается воздухоувлажнитель, без которого любые кремы бесполезны.

Зубы, как и кожа тоже нуждаются в защите, поэтому нельзя пропустить новейшую зубную пасту в купе с нежнейшей электрической щёткой и тоже по доступным ценам. Но и этого недостаточно, поэтому после каждого приема пищи необходимо тщательно промывать зубы специальным устройством, обеспечивающим подачу воды под давлением в узкие межзубные пространства.

Из этого же шоу я узнала, что высокое содержание железа в яблоках — устаревший стереотип, его там нет, и никогда не было, а для того, чтобы восполнить недостаток гемоглобина в организме, необходимо приобретать в аптеках тут же продемонстрированные лекарственные средства.

— Вы что, в средневековье живёте, что ли, чтобы травами лечиться? — презрительно подпевают ведущей малышовские ассистенты. — От всех болезней уже давно придуманы лекарства. И вот они!

На сладкое — реклама основанной на чудотворных современных препаратах диеты для желающих быстро похудеть, подкреплённая убедительными картинками «до и после».

Если вы уже похудели, оздоровились и остались платёжеспособными, то сразу после малышевой прекрасная эвелина заклеймит позором всех, кто экономит на самом святом и до сих пор позволяет себе носить колготки тёмно коричневого цвета, что никак недопустимо в этом сезоне, и что шокирует и оскорбляет вкусы приличных граждан. И продолжается движение по сказочному Зазеркалью, в котором качественное здравоохранение, образование, культура, правоохранение успешно имитируются.

4

— Я классику люблю, — отбиваюсь я от назойливых «доброжелателей» и новоявленных мудрых советчиков, торопливо углубляясь в осень, которая всегда успокаивает и хоть ненадолго примиряет с грубой действительностью.

Отношение к осени противоречивое — хоть и «очей очарованье», но и «унылая пора», а неизбежно наступает ещё и последняя, в ожидании которой приходится переживать так называемое «время собирать камни». Накопилось их предостаточно, но это не мешает мне всё так же критически обозревать всё происходящее вокруг, то с иронией, то с искренним сочувствием наблюдая за теми, кому только предстоит в будущем задуматься над соизмерением своих жизненных достижений и потерь.

С годами понятие «последней осени» все более минимизируется не только до последнего дня, но и до последнего часа и, принимая свой возраст, как объективную реальность, я уже имею точное представление о том, о чём в молодости могла только предполагать или догадываться. Когда тебе тридцать или сорок, шестидесятилетняя мать кажется древней старухой, но так раздражающая когда-то фраза «дожить сначала надо», которой моя мать заканчивала все разговоры по поводу планирования и обсуждения какого-либо события, стала абсолютно понятной и актуальной теперь уже и для меня.

Спустя полтора месяца после смерти матери, я встретилась с ней на перроне вокзала, откуда куда-то провожала, а она, плачущая, продолжала стоять, пристально всматриваясь в моё лицо, и никак не могла подняться в вагон уже трогающегося поезда.

— Не переживай, я скоро к тебе приеду, — успокаивала я мать, как могла.

Однозначная разгадка этого сна напрашивается сама собой, и я теперь невольно прислушиваюсь к каждому знаку судьбы, но чтобы не запаниковать, приходится успокаивать себя тем, что в масштабах вселенной «скоро» — понятие очень растяжимое. А настороженный взгляд матери, отражённый множеством стеклянных окон и витрин магазинов и кафе, до сих пор пристально наблюдает за мной.

Она долго и мучительно умирала от неизлечимой болезни, лишь на время успокаиваясь и засыпая после очередной дозы обезболивающего, и с каждым днём всё пристальнее вглядывалась куда-то, пытаясь рассмотреть что-то за моей спиной. Но однажды не удержалась и спросила:

— Что это за незнакомая женщина ходит по квартире?

Старательно сдерживая нервную дрожь, я не осмелилась выяснить, как выглядела эта невидимка — была такой же прекрасной, как Джо Блэк, или привиделась в привычном образе чёрной старухи с косой, терпеливо ожидающей рокового часа. И наступил тот самый день, накануне которого мать рассказала мне свой сон о том, как уже покойный муж отвозил её куда-то на деревянной телеге.

— Это значит, что я скоро умру, — уже непослушными губами выдавила мать свою последнюю фразу.

Но таинственная незнакомка не спешила покидать наше жилище в течение целого года после её ухода, разбивая мои тело и душу всё новыми недугами.

Остаётся лишь согласиться с тем, что «счастья нет, а есть покой и воля», и каждый в итоге независимо от общественного статуса, финансового благополучия, семейного положения остаётся, как в известной мудрой сказке, у своего разбитого корыта наедине с самим собой и своим прошлым, хотя, как правило, всю жизнь посвящает борьбе с одиночеством.

Но в одиночестве, особенно на склоне лет, есть свои преимущества, если у тебя есть крыша над головой и хотя бы прожиточный минимум, и не так опасно само одиночество, как страх перед ним. Ведь теперь в отсутствии свидетелей появилась реальная возможность по-мужски разбрасывать носки и другие многочисленные предметы женской одежды по квартире, а в перерывах между делами заниматься своими любимыми занятиями — грызть ногти или ковыряться в носу. Тем более после того, как выяснилось, что у меня множество сторонников, последователей и советчиков, уверенных в том, что обработка ногтей зубами укрепляет дёсны и стимулирует выработку дополнительного иммунитета ко многим инфекционным заболеваниям, человеческая слюна качественно промывает и дезинфицирует ногти и способствует их быстрому росту, а регулярный массаж пальцами внутренних носовых пазух — стимуляции качественного кровообращения. Ну и то, что тщательно облизывать после употребления свежей домашней еды столовые приборы и пальцы — святое дело для всех и каждого, не вызывает у меня ни малейших сомнений.

Иронизировать по этому поводу можно бесконечно, но нельзя просто отмахнуться от факта, что я оказалась в положении, когда рассчитывать можно только на себя, и приходится соответственно этому выстраивать с окружающим миром общение, которое становится всё более своеобразным. Теперь, подчас забывая самые распространённые слова и имена давних знакомых, лучше заранее составлять в уме целые предложения, чтобы без запинки выдавать их в готовом, понятном для всех варианте.

Сама с собой я разговариваю, пытаясь хоть как-то иногда договориться со своим двойником-оппонентом, уже давно, но теперь от этих монологов регулярно отвлекают реальные собеседники, и дебаты с телевизионными персонажами прерываются на выяснения отношений с бытовой техникой или домашней утварью. И если чашка с чаем вдруг неожиданно падает и расплёскивает своё содержимое, то приходится выяснять, по чьей вине. Наверняка, это ручка чашки своевременно не освободила указательный палец, с которым всегда следует считаться, из своего цепкого объятья, когда моей руке понадобилось поставить чашку на стол. Достаётся не только в очередной раз обожжённому указательному, но и всем остальным пальцам, особенно неприкаянному мизинцу, который может незаметно задеть или уколоть любой из окружающих предметов.

А может быть, это именно мои руки, оснащённые десятью одними из самых чувствительных и болезненных инструментов, перестают меня слушаться и всё чаще выражают недовольство моим неблагодарным отношением к ним, используя любую возможность отомстить. Десятилетиями они осваивали и отрабатывали на практике многочисленные, всё новые и новые навыки: по черчению и каллиграфии; рукоделию, кулинарии и домоводству; малярным и ремонтных работам; садовничеству и огородничеству; спортивных упражнений и оздоровительных процедур, но так и не дождались от меня ни качественной дорогостоящей косметики по уходу за кожей, ни приличного маникюра.

Ногам тоже есть, за что меня наказывать — ведь им приходится напрягаться ещё больше, чем рукам, участвуя вместе с ними во всех делах и начинаниях. В сговоре с паласами и коврами, которые совсем недавно в качестве основных предметов роскоши и произведений искусства украшали стены над изголовьями кроватей и диванов, а теперь нещадно попираются моими ногами, и которые всегда готовы на подножки в самый неподходящий момент. Они могут организовать падение и опрокидывание не только гораздо более наполненных жидкостями объёмов, чем чайные чашки и бокалы, но и всего моего тела. И всё чаще выходит из себя забытый на плите закипевший чайник.

Но случаются и роковые стечения обстоятельств и уже не знаешь, кого винить — пятницу под тринадцатым числом или полнолуние, когда всё моё окружение объединяется в едином порыве испортить настроение или даже покалечить, и их слаженная работа способна производить всеразрушающие фейерверки. Но приходится мириться с таким хулиганством моих сожителей и прощать их — ведь в ожидании последней осени мне ими ещё не раз придётся попользоваться.

5

В жизни, посвящённой ежедневной борьбе за выживание, не остаётся времени и сил на размышления по поводу того, как она должна пройти, «чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы». Если все рецепты на эту тему были понятны и наизусть заучены в советской школе, и оставалось лишь неукоснительно следовать мудрым указаниям вышестоящих, то со сменой власти несостоявшиеся строители коммунизма так и не смогли приспособиться к новым реалиям. Перед каждым новым предстоящим периодом своей жизни им приходится замирать перед выбором, как и в каком статусе его встретить — прислушаться к голосу совести или привычно не задумываясь следовать указаниям новых хозяев.

Всю человеческую жизнь можно разбить на определённые периоды, более или менее значимые, но между ними всегда существуют переходные, результаты которых могут быть самыми неожиданными в зависимости от того, какой из всех возможных вариантов дальнейшего развития событий выбирается. Каждый в поисках альтернативы привычным и доступным житейским радостям спасается, а вернее сходит с ума в свой последний переходный период по-своему, но у женщин, как правило, больше вариантов его разнообразить. Одни из них собирают бродячих кошек и собак; другие пытаются приручить молодых кавказских гастарбайтеров; третьи занимаются рассылкой «волшебных» писем, гарантирующих счастье и благосостояние, но теперь уже не бумажных, а по WhatsApp; другие просто спиваются. И мне предстоит на некоторое время зависнуть в этом в какой-то степени неопределенном состоянии, когда за интуицию всё чаще принимается излишняя мнительность и, наблюдая за более старшими, позаботиться о том, чтобы хотя бы на финишной прямой мне «не было мучительно больно».

Самое опасное в этом случае — потерять способность реально оценивать свой возраст и соответствующее ему состояние в попытках выяснить, есть ли жизнь после секса, несмотря на то, что нормальная для большинства температура тела в тридцать шесть градусов для многих из них уже считается повышенной. Вместе с молодостью умирают условности и предрассудки, а эротические фильмы возбуждают больше порнографических. Со стороны всегда виднее, и благодаря возможности наблюдать за своими стареющими знакомыми и оценивать степень этой способности у них, я могу примерять её и на себя. Но всё сложнее отличить кокетку от кокотки и то, что карикатурно проявляется в конце жизни, закладывается в самом начале, а изживается или развивается самим человеком на всём её протяжении.

Женщины, становясь свекровями, кардинально преображаются в тех же зловредных старух, которых они так ненавидели в молодости. Бывшие умницы и красавицы презрительно с проклятиями оборачиваются вслед яркой хохочущей компании молодых «недодранных мандовалок», окончательно забыв, что не так давно сами так же раздражали старух. Но не все сдаются сразу в настойчивом преодолении всё возрастающей амплитуды раскачивающихся между «хочу» и «могу» возрастных качелей. Седеющая вагина не сдаётся, и так же, как когда-то считался опасным избыток эстрогена и тестостерона, теперь роковым может оказаться их недостаток.

И забавнее всего выглядят дамы, привыкшие всю жизнь считать себя неотразимыми, а теперь прилагающие максимальные усилия для того, чтобы продлить это состояние и максимально растянуть во времени в поисках новой любви. Они холят и берегут себя так же, как в молодости, и ведут себя аналогично — носят мини-юбки и обильную косметику с полной уверенностью в том, что их формы прекрасно сохранились и по-прежнему соблазнительны. Но уже не всегда просто определить, что давит на рёбра и мешает дышать — уставшая от обильной жирной пищи печень или отработанные молочные железы, которые всё ещё преподносятся в качестве пышной обольстительной груди.

А толстый слой грима не в состоянии надолго зацементировать глубокие борозды морщин, которые предательски пробиваются через него и разбегаются по улыбающемуся лицу во время кокетливых заигрываний с молодыми мужчинами.

За моральной поддержкой некоторые из стареющих красавиц специально отправляются на продуктовые рынки, где можно поболтать с продавцами орехов и сухофруктов из кавказских республик, особенно учтивыми и всегда готовыми на комплименты, которые обнадёживают так же, как обманчивое солнце бабьего лета. И в очередной раз одна из них, уже не потаскуха, но всё ещё всеобщая любимица, нежно прислонясь ко мне где-нибудь на парковой скамейке, расскажет о том, как её до сих пор досаждают назойливые поклонники. Но современные дамы обладают определёнными техническими преимуществами и для того, чтобы удовлетворить потребности любой из них, или хотя подбодрить и поддержать, бывает достаточным просто войти в её чад.

Иронично наблюдая за этими многочисленными неуёмными попытками вскочить в последний вагон уходящего поезда, я уже начинаю сомневаться в своей половой принадлежности и задумываться над тем, что может быть уже перерождаюсь в мужчину, если с каждым годом меня всё больше раздражают женщины. И решаюсь опровергнуть категоричность оценок своих наблюдений по этому поводу, со слабой надеждой рассуждая о том, что может быть слишком рано тороплюсь закопать свою молодость. Но всё очевиднее факт того, что теперь уже точно «никто меня не любит так, как я», и всякий раз усаживаясь перед зеркалом, убеждаюсь, что хоть и выгляжу не хуже своих ровесников, тоже не молодею, и всегда найдется повод погрустить по этому поводу.

Волосы на голове уже не так активно пробиваются, зато уши через волосы — всё активнее, нос, и так занимающий значительное место на лице, выглядит ещё больше на фоне отвисших, усыхающих щёк. Я замечаю глубокую складку между левыми ноздрёй и уголком рта и в попытке выяснить причину появления, провоцирую ещё большее её углубление. На лице тут же появляется ехидная кривая усмешка и, испугавшись, я срочно максимально расслабляюсь и нежно чуть приоткрываю рот, возвращая лицу исходное спокойное выражение.

— Добрее надо быть, — укоряю я своего двойника, с удовольствием оценивая результат процедуры.

Понятно, что эта уродливая морщина возникла не случайно, и презрительная усмешка на лице появляется всё чаще в результате постоянного критического осмысления всего происходящего вокруг, но я так и не смогла возлюбить всех ближних своих и не научилась подставлять левую щёку, когда бьют по правой.

Заигравшись со своим любимым котом, я иногда доводила его до бешенства. Обид мой сожитель не прощал, и как бы я не пряталась и не пыталась его умаслить, успокаивался он лишь тогда, когда подкараулив, бросался из своего укрытия на мои ноги, впиваясь в них зубами. Так уж я устроена, что как тот кот далеко не всегда могу простить обидчика и забываю о нём лишь после того, как в качестве мести внушительно покусаю. Но если принять во внимание тот факт, что люди — тоже звери, это во многом оправдано, тем более, что люди в состоянии мстить гораздо изобретательнее и изящнее.

Продолжая «на зеркало пенять», я поднимаю глаза, чтобы встретиться взглядом с такими же и оценить качество и степень износа «зеркала души». Но глаза меняются меньше всего, они, можно сказать, вообще не меняются, меняется выражение глаз, а брови над ними — не просто брови, а бровиссимо какое-то. И вспоминая, как развлекая гостей когда-то, я могла без труда достать языком до кончика носа, попыталась проделать то же самое. Но то ли проворный шаловливый язычок потерял свою гибкость, то ли лицо максимально усохло и вытянулось, и попытка провалилась.

Но всё это мелочи в сравнении с глобальными химическими реакциями, протекающими в стареющем организме и диктующие свои условия мозгу. Игнорировать их невозможно, сдерживать сложно, а мне предстоит побороться со старостью и пережить ещё не один кризис, пока я добираюсь до последних дней моей последней осени. И я молю всевышнего на этой финишной прямой не лишать меня остатков разума и здравого смысла, чего заранее страшусь.

Только с возрастом становится понятно, что многое в человеческой жизни определяется набором физических и химических процессов, протекающих и сменяющих друг друга внутри каждого организма, и гораздо проще бороться с определёнными проблемами, если принять тот факт, что люди — тоже звери. А пока организм растёт и развивается, а мозг ещё не загружен всей необходимой информацией для безошибочного принятия важных жизненных решений, только кажется, что все человеческие поступки разумны и продиктованы логикой мышления. Но и разумного вдумчивого подхода к выбору своих партнеров и соратников не всегда достаточно, а у меня он часто определяется на уровне животных инстинктов, и немаловажную роль в нем играют запахи.

Их всегда много, самых разных, они не всегда явно слышны и понятны, но запоминаются, со временем приобретая определенное значение, а отношение к каждому конкретному запаху во многом определяется связанными с ним обстоятельствами. У каждого из людей — свой «Шанель номер пять», и одни запахи навсегда остались неприятными, а к другим отношение со временем изменилось, но тот период жизни, когда все одновременно запахли «Красной Москвой», сбил все наработанные настройки и приобретённые навыки.

Вместе с определённым жизненным опытом пришло понимание причин определённых ароматов, исходящих от моих приятельниц, совершеннолетних и не очень, каждый из них говорил сам за себя и выдавал особенности характеров их обладательниц. И до сих пор первозданные инстинкты вынуждают меня оценивать каждого нового знакомого по этому признаку, а к человеку, который не пахнет вообще, отношение долго остаётся настороженным — он, скорее всего, больной, или даже провокатор.

Возможно, именно поэтому дети часто повторяют судьбы своих родителей, что вынуждены расти и взрослеть в ауре определённых ароматов своих родителей, позднее выбирая своих спутников жизни по уже знакомому критерию. Однажды уже в зрелом возрасте я вдруг неожиданно ощутила давно забытый родной запах покойной матери и, охваченная суеверным страхом и паникой, невольно заметалась по квартире, спотыкаясь и озираясь по сторонам, пока не упёрлась в батарею одной из комнат, на которой сохли мои пропитанные потом вещи после лыжной пробежки.

— Нам нечего больше терять, — печально пропел зеркальный двойник под мою фонограмму.

А я вынуждена была согласиться с тем, что слишком поспешила столь категорично осудить своих сверстниц, и что нам уже можно всё, ну или почти всё. И, может быть, я слишком преувеличиваю опасность момента и тороплюсь ставить крест на своей жизни? Но чтобы нести его дальше, понадобится гораздо больше сил и сноровки, чем в молодости.

Как-то одна из моих давних приятельниц, знавшая наизусть все основные молитвы, и не пропускающая ни одной возможности приложиться губами к святым мощам, в ответ на мой отказ совершить неприемлемый для меня поступок и кардинально изменить стиль жизни, поведала мне в назидание притчу о важности этой процедуры, рассказав о том, как два человека по-разному отнеслись к этой священной обязанности. Один из двоих путников на пути к вожделенному раю страдал от непосильной ноши и выпросил у бога крест поменьше. Другой донёс свой тяжёлый до конца, и когда они остановились у глубокого рва, первый не смог его преодолеть, а второй использовал свой крест в качестве моста и благополучно перебрался по нему на другую сторону.

Мне пришлось согласиться с тем, что на фоне рассказчицы я выгляжу очень блекло, и мои жизненные достижения в сравнении с её многочисленными победами скромны и незаметны. Но искр божьих на всех не хватает, и кто, если не такие праведники, как она, помолятся и спасут нас, великих грешников!

— А ты и постишься регулярно? — осмелилась я спросить, невольно обозревая с каждым годом всё более настойчивое стремление её разрастающегося тела вырваться из тесных оков одежды на свободу.

— Нет, да это и необязательно. Главное — чистота души и помыслов.

Я согласно покивала, выслушав эти рекомендации, но в грешной голове вдруг созрела мысль о том, скольких более слабых и немощных эти правоверные своими «крестами» могут вольно или невольно посбивать на своём пути к райской жизни. И так уж однозначно звучат их заученные молитвенные фразы во спасение души, если в каждодневной земной суете им далеко не всегда удаётся устоять перед грешными соблазнами, а между строками очередной просьбы Господу о прощении скрыты тайные намёки на то, чтобы он не торопил встречу с ним, а обеспечил многолетнее и ещё более сытное существование на земле? И если Спаситель вдруг отвернулся и не слышит, посылая праведнику всё новые испытания, чаще всего звучит традиционное «Господи, за что мне всё это?».

Но стоит ли роптать, если все человеческие мучения — следствия осознанного выбора и просить у бога снисхождения, не зная, что он потребует взамен, всегда рискованно. Жизнь в любом случае рано или поздно всё расставляет по своим местам — одних проклинают при жизни, других чтят и славят после смерти, а бывает так, что и то, и другое достаётся одним и тем же. А многократное «Вечная память!» в молитве о всех новопреставленных перед их погребением — для большинства из нас лишь традиционная формальность.

Как бы то ни было, закономерный жизненный финиш моей «трассы 60» неизбежен и, рисуя в воображении последние дни своей жизни, я уже имею представление о возможных вариантах её окончания. Но каким бы болезненным не был уход из привычного бытия, это, как утешают мудрецы, можно пережить, если учесть, что случается это всего лишь раз. А самый идеальный вариант из всех возможных можно обозначить цитатой из известной советской песни — «если смерти, то мгновенной».

Возможно, идеальный вариант мне не предназначен, и как родителям, предстоит долго мучиться, страдая от продолжительных болезней, а пышнотелые здоровяки, прощаясь с моим уставшим и навсегда уснувшим телом, позлорадствуют:

— Надо же, не пила, не курила, спортом занималась, и не помогло. Как говорится, пока толстый сохнет, худой сдохнет.

Возможно, мне не хватит сил бороться со старостью, и я, как некоторые из моих предков, малодушно струсив, не смогу дождаться её естественного завершения. Но любом случае каждый рискнувший перечить священным заветам поднимается на крышу в надежде не упасть, а взмахнув крылами, улететь на свободу, навсегда покончив со всеми земными проблемами. Но прежде чем расправить крылья, он оглядывается назад.