АДМИРАЛ ИВАН ФЁДОРОВИЧ КРУЗЕНШТЕРН

Марат Гайнуллин

Книга представляет жизнеописание И. Ф. Крузенштерна. Автор уделяет большое внимание не только кругосветному путешествию Крузенштерна, но и его научной и педагогической деятельности. Мало кто знает, что среди его выдающихся учеников были и предприниматель Путилов и художник-маринист Боголюбов. Раскрыты не только отношения в семье и на службе, родственные и дружеские связи, но и откровенно рассказано о преодолении трудностей, разрешении финансовых проблем и конфликтов и карьерном росте.

Кронштадт — мыс Горн — Камчатка

На полярных морях и на южных,

По изгибам зелёных зыбей,

Меж базальтовых скал и жемчужных

Шелестят паруса кораблей.

Быстрокрылых ведут капитаны,

Открыватели новых земель,

Для кого не страшны ураганы,

Кто изведал мальстрёмы и мель.

Н. Гумилёв. Капитаны

26 июля 1803 года в десять часов утра на шлюпах «Надежда» и «Нева» уже подняли паруса. Дул свежий попутный ветер. День был прекрасный и тёплый, термометр показывал 17 градусов тепла.

СВЕРШИЛОСЬ ВЕЛИКОЕ СОБЫТИЕ: НАЧИНАЛОСЬ

ПЕРВОЕ РУССКОЕ КРУГОСВЕТНОЕ ПЛАВАНИЕ.

На рейде красиво покачивались два белоснежных парусника, разукрашенные флагами. Они в первый раз несли российский флаг вокруг света.

На берегу собралась громадная праздничная толпа, чтобы присутствовать при этом историческом событии.

Главный командир Кронштадского порта, генерал-губернатор Кронштадта, вице-адмирал Пётр Иванович Ханыков поднялся с символическим хлебом-солью на борт «Надежды», чтобы пожелать удачи экспедиции. Наступили последние минуты прощания.

Родственники и друзья на берегу в последний раз перед долгой разлукой смотрели на своих родных, любимых и близких.

Корабли плыли в неведомый и необозримый мир.

Их путь лежал мимо таинственных загадочных морских берегов, навстречу приключениям в тропической жаре и арктическом холоде, между незнакомыми коварными рифами и песчаными отмелями.

Их могли ожидать встречи с непредсказуемыми первобытными племенами, каннибалами и пиратами.

Хронология событий перед отплытием экспедиции из Кронштадта:

8 июня — прибытие Ивана Фёдоровича Крузенштерна из Петербурга в Кронштадт для осмотра кораблей.

14 июня — посещение шлюпов «Надежда» и «Нева» министром коммерции графом Николаем Петровичем Румянцевым и директором Российско-американской компании камергером Николаем Петровичем Резановым.

16 июня — после разгрузки шлюп «Надежда» потерял равновесие. Только удар мачты о причальную стенку спас шлюп от переворота килем вверх.

27 июня — посещение императора, который в течение всего времени следил за работами на шлюпе «Надежда». Честь совершения первого русского кругосветного плавания выпала на царствование Александра I.

7 июля — шлюпы «Надежда» и «Нева» выведены на рейд, где продолжалась погрузка всё прибывавших и прибывавших грузов.

10 июля — Юлиана Крузенштерн, находясь в это время в Кронштадте, посетила корабль, который скоро должен был увезти в неведомую даль её любимого мужа. Также на корабль пожаловали многочисленные высокие гости и граф Павел Александрович Строганов, тайный советник, сенатор, товарищ министра внутренних дел, но важнее всех чинов было то, что он входил в узкий круг избранных советников и самых близких людей императора.

19 июля — закончилась погрузка кораблей.

21 июля — на корабль прибыли граф Николай Петрович Румянцев, товарищ морского министра адмирал Павел Васильевич Чичагов и камергер Николай Петрович Резанов.

23 июля — шлюп «Надежда» освящён. Иван Фёдорович Крузенштерн попрощался со своей безутешной женой.

26 июля (7 августа) — после дня нетерпеливого ожидания между девятью и десятью часами утра наконец установился благоприятный ветер. В десять часов утра оба корабля начали сниматься с якорей, и через полчаса при тихом юго-восточном ветре разукрашенные флагами шлюпы «Надежда» и «Нева», сопровождаемые напутственными пожеланиями собравшейся публики, родственников и друзей, под гром пушечной пальбы вышли в открытое море.

Кронштадтский рейд вечером.Холст, масло. Художник А. П. Боголюбов

Генерал-губернатор Кронштадта вице-адмирал Пётр Иванович Ханыков проводил корабли до брандвахты, стоявшей на якорях в 4 морских милях (7,4 километра) от гавани. Пользуясь попутным ветром, около тридцати купеческих судов вместе со шлюпами «Надежда» и «Нева» проходили мимо и прощались, желая благополучного пути.

Попутный ветер дул только двенадцать часов. Затем он сменил направление на противоположное, так что ещё на следующий день корабли «Надежда» и «Нева» не смогли обогнуть остров Гогланд.

Началось первое русское кругосветное плавание.

Офицеры и матросы пребывали в полной уверенности, что их начальником является Иван Фёдорович Крузенштерн. Лишь один человек думал иначе — в кармане его камзола лежал документ, дающий ему, как он считал, неограниченные права на руководство экспедицией.

А пока Иван Фёдорович Крузенштерн стоял на мостике «Надежды». Ему тридцать два года. Сбывается его мечта. Он ведёт корабли в первое русское кругосветное плавание.

В душе ликование и в то же время тревога за оставленную в Ревеле молодую жену с маленьким сыном.

«Невозможно было для меня помыслить без сердечного сокрушения о любимой жене своей, нежная любовь коей была источником её тогдашней скорби. Одна только лестная надежда, что важное предприятие будет совершено счастливо, что я некоторым образом участвовать буду в распространении славы моего Отечества и мысль о вожделенном будущем свидании с милой моему сердцу и драгоценным залогом любви нашей ободряли сокрушённый дух мой, подавали крепость и восстановляли душевное моё спокойствие».

Трудно предугадать будущее, и уж тем более Иван Фёдорович Крузенштерн не мог предположить, что ему будет отказано в руководстве экспедицией. Что он, капитан-лейтенант Иван Фёдорович Крузенштерн, будет назван бунтовщиком, разбойником и ему будут угрожать казнью на эшафоте.

Шлюпы «Надежда» и «Нева» держали курс на остров Гогланд. Светило солнце. Была тихая и тёплая погода. Однако давление стремительно падало. Подул свежий юго-восточный ветер, который заставил «Надежду» и «Неву» лавировать всю ночь.

Шлюп «Надежда» в море. Художник Е. В. Войшвилло

На другой день ветер усилился, небо покрылось мрачными тёмно-серыми облаками, погода окончательно испортилась, усилившийся восточный ветер не давал кораблям обойти остров Гогланд.

10 августа ветер утих и снова наступила прекрасная погода. Пополудни в два часа дня корабли обошли остров. К радости команды, подул юго-восточный ветер. В полночь, не заходя в гавань, корабли прошли мимо Ревеля. И вот уже в десять часов утра команда увидела старинный маяк Дагерорт (Кыпу) на острове Даго (Хийумаа). Это был последний маяк, стоящий на родной земле. Последним он прощался с моряками, уходящими в дальнее плавание. 17 августа, после десятидневного спокойного плавания, «Надежда» и «Нева» прибыли в Копенгаген. Нужно было перегрузить корабли, чтобы принять груз, заготовленный для Российско-американской компании. Во время стоянки моряки знакомились с городом и его окрестностями, осматривали военный порт и судостроительные верфи.

Вид Ревельского порта с моря. Холст, масло. Художник А. П. Боголюбов. Художественный музей в Кадриорге (Таллинн, Эстония)

Гавань Копенгагена всегда наполнена кораблями. Биржа завалена тюками товаров, которые везут сюда со всех концов земли.

Насыпь разделяет гавань на две части: в одной стоят до пятидесяти военных кораблей, в другой помещается триста купеческих судов.

Военная гавань, Адмиралтейство и верфь в образцовом порядке. Магазины наполнены всем нужным для вооружения кораблей. Запас сделан на несколько лет вперёд.

Прекрасное здание Арсенала располагается в Адмиралтействе. Оружием, которое хранится там, можно вооружить стотысячное войско. В особой палате показывают древние шлемы, панцири и щиты. Иные латы весят от шестидесяти до восьмидесяти килограммов. На клинке одного тяжёлого меча написано золотом: «Пётр Великий посещал сей Арсенал в 1718 году».

Перегрузка кораблей в Копенгагене.Неизвестный художник. На переднем плане шлюп «Надежда».

Огромная Биржа обращает на себя внимание величиной и готической архитектурой. Главная улица и две площади украшены конными статуями Христиана V и Фридриха V.

Здания Копенгагена менее красивы, чем петербургские, но множество магазинов, лавок и погребков говорят о том, что в Копенгагене ведётся более оживлённая торговля, чем в Петербурге.

Королевский музей считается лучшим в Европе. Животные, птицы, рыбы, растения, минералы, собранные со всего мира, образуют богатейший кабинет естественных редкостей.

Гавань Копенгагена. Неизвестный художник

В Копенгагене к экспедиции присоединились ещё три участника: астроном Иоганн Каспар Горнер (Johann Caspar Horner, 1774—1834) и натуралист Вильгельм Готтлиб Тилезиус фон Тиленау (Wilhelm Gottlieb von Tilenau, 1769—1897), а также врач и естествоиспытатель из Вельштейна доктор Георгий Иванович Лангсдорф (Georg Heinrich von Langsdorff, 1774—1852), который с большим трудом сумел уговорить камергера Николая Петровича Резанова включить его в состав российского посольства в Японии.

8 сентября, после трёхнедельной стоянки, корабли экспедиции покинули гостеприимную столицу Дании.

Сильный северо-восточный ветер вынудил «Надежду» и «Неву» простоять шесть дней на якорях. Только на седьмой день корабли вошли в пролив Каттегат. Ветер был довольно свежий и многие на «Надежде» страдали от качки. В два часа ночи корабли по расчёту должны были уже покинуть воды пролива Каттегат и выйти в пролив Скагеррак. Погода продолжала портиться, непрерывно шёл дождь. Барометр падал. 18 сентября в час дня разразился шторм.

«Корабль наклонило столько, что я никогда того на других кораблях не видел», — писал Крузенштерн. Качка была ужасной. Шквал налетал за шквалом, и стало так темно, что в нескольких шагах нельзя было видеть друг друга. В жесточайший ветер матросы поползли по вантам, облепили реи, и вскоре были убраны все паруса и поставлены штормовые стаксели. Шторм продолжал свирепствовать. Огромные волны непрерывно обрушивались на палубу. Корабли бортами черпали воду. Матросы непрерывно откачивали помпами воду, попадавшую в трюм. За штурвалом одновременно стояло несколько человек.

В ту бурную ночь многие корабли остались без мачт. Экипажи «Надежды» и «Невы» достойно выдержали сражение с разъярённой стихией.

Это было серьёзное испытание для кораблей, идущих в далёкий рейс. «При столь жестоком ветре искусство в мореплавании командующего и офицеров, равно проворство и неутомимость наших матросов в исправлении своей должности, мне по новости казалось удивительным», — писал приказчик Российско-американской компании Фёдор Шимелин. И действительно, во время шторма корабли разлучились.

На рассвете 19 сентября с «Надежды» уже не увидели «Неву».

Ветер несколько утих. Днём показался южный мыс Норвегии.

К вечеру стало совсем тихо. Иван Фёдорович Крузенштерн взял курс на английский порт Фальмут, где была назначена встреча кораблей. Вечером 19 сентября весь экипаж с интересом наблюдал появившуюся над горизонтом светлую дугу с висящими отвесно под нею облачными тёмными столбами, из которых большая часть была светлее других. В десять часов вечера столбы поднялись до самого зенита и стали такими тонкими, что через них можно было видеть сверкающие звёзды.

Всю ночь продолжалось красивое северное сияние. 20 сентября к вечеру всё небо заволокло тёмно-серыми тучами.

Пошёл сильный дождь. Попутный восточный ветер быстро гнал «Надежду» к английским берегам.

В то время, когда корабль находился на Доггер-банке, наступило безветрие. Закинули невод для ловли свежей рыбы, но лов был неудачный. Тогда же произвели первые опыты: измерили разность температур воды на поверхности и в глубине. Разность в показаниях оказалась едва заметной. Замеры производились всего на глубине 44 метров. Барометр снова упал.

В десять часов вечера свирепствовал сильнейший ветер. Но этот ветер был попутный. На следующий день вечером ветер утих, и начиная с 23 сентября наступила хорошая погода.

В пять часов вечера заметили английский фрегат «Виржиния», который, вероятно приняв шлюп «Надежда» за неприятельский корабль, стал преследовать её под всеми парусами.

Через четыре часа он догнал «Надежду» и недоразумение выяснилось. Оказалось, что капитан английского фрегата девять лет тому назад служил на английском флоте в Америке вместе с Иваном Фёдоровичем Крузенштерном. Оба капитана были рады нечаянному свиданию. Фрегат «Виржиния» шёл на срочный ремонт в ближайший английский порт. Иван Фёдорович Крузенштерн попросил англичанина взять с собой камергера Николая Петровича Резанова, желающего осмотреть Лондон, астронома Иоганна Каспара Горнера для покупки недостающих астрономических инструментов и своего любимого племянника, кадета Морского кадетского корпуса Егора Бистрома, которого он взял с собой в кругосветное плавание, чтобы поближе познакомить его с морской службой.

К его сожалению, оказалось, что юноша настолько страдает от морской болезни, что продолжение путешествия для него стало невозможным, и дядя вынужден был отправить его обратно на родину, в Россию.

Вечером 27 сентября был замечен огонь Эддистонского маяка.

На следующий день «Надежда» вошла в гавань города Фальмут, где её уже два дня ожидала «Нева». В Фальмуте корабли простояли шесть дней. Необходимо было перед продолжительным плаванием проконопатить корпус шлюпа «Надежда».

Здесь во время стоянки Крузенштерн запасся ирландской солониной на шесть месяцев нахождения кораблей в море.

Шлюпы «Надежда» и «Нева» в Фальмуте. Неизвестный художник

Эддистонский маяк. Неизвестный художник

5 октября «Надежда» и «Нева» при свежем попутном ветре вышли из Фальмута в Атлантический океан.

Была светлая безоблачная ночь. Все офицеры оставались на шканцах до полуночи. Казалось, что прекрасная ночь является предзнаменованием благополучного путешествия.

«Экспедиция наша, казалось мне, — писал Крузенштерн, — возбудила внимание Европы. Счастливое или несчастливое окончание её долженствовало или утвердить мою честь, или помрачить имя моё, в чём участвовало бы, некоторым образом, и моё Отечество. Удача в первом сего рода опыте была необходима, ибо в противном случае соотечественники мои были бы, может быть, ещё на долгое время от такого предприятия воспрещены, завистники же России, по всему вероятию, порадовались бы такой неудаче. Я чувствовал в полной мере важность сего поручения и доверия и, не обинуясь, признаться должен, что неохотно соглашался на сей трудный подвиг; но когда мне ответственно было, что если откажусь я от начальства экспедиции, то предприятие оставлено будет без исполнения, тогда ничего уже для меня не оставалось, кроме необходимой обязанности повиноваться».

Покинув европейский берег, экспедиция Ивана Фёдоровича Крузенштерна взяла курс на Канарские острова.

Начиная с 8 октября почти каждый вечер моряки наблюдали свечение морской воды.

10 октября в восемь часов вечера их воображение было поражено необыкновенным воздушным явлением. Над поверхностью воды появился огненный шар, осветивший весь корабль. Он плыл по воздуху в горизонтальном направлении, а затем исчез, оставив за собой широкую светящуюся полосу над горизонтом.

Европа осталась далеко позади. Жизнь на «Надежде» протекала в установившихся правилах. За капитанским столом в кают-компании обедали двадцать человек, среди них пять лейтенантов, штурман, доктора Горнер, Эспенберг, Лангсдорф, Тилезиус Готтлиб фон Тиленау, двое юных кадетов Коцебу и камергер Николай Петрович Резанов с шестью членами своей свиты. Было решено, что каждый из сидящих за столом путешественников по очереди будет неделю отвечать за качество обеда и его смету.

Вначале капитан тоже входил в число «дежурных». Однако после плова, предложенного капитаном, его освободили от дежурства.

Каюты на шлюпе «Надежда» были маленькие. Кают-компания была не только столовой, но и подобием клуба, где читали, писали, рисовали, беседовали, играли в шахматы и карты.

Здесь учили и учились. Камергер Резанов изучал японский язык, надворный советник Фосс — английский, майор генерального штаба Фридеричи — французский, доктор Горнер — русский.

Иногда музицировали, и на достаточно хорошем уровне. В число музыкантов корабельного оркестра входили: Ромберг — первая скрипка, Резанов — вторая скрипка, Тилезиус — контрабас, Лангсдорф — альт, Фридеричи — первая флейта, Горнер — вторая флейта. По-видимому, в этом составе оркестр выступал недолго, поскольку вторая скрипка очень скоро стала вносить диссонанс.

О капитане корабля и руководителе экспедиции 4-й лейтенант Ермолай Лёвенштерн писал в своём дневнике:

«Капитану Крузенштерну можно поставить в вину только его слишком большую доброту и любезность. Наш капитан настолько снисходителен к нашим матросам, что в этой доброте его слабость».

Отсутствие физических наказаний на «Надежде» было большой редкостью для того времени.

Ранним утром 19 октября 1803 года моряки увидели остров Тенериф.

«Пик покрыт был облаками; но спустя полчаса от оных очистился и представился нашему зрению во всём своём величии. Снегом покрытая вершина, освещённая яркими солнечными лучами, придавала много красоты сему исполину. Снегом покрытая вершина, освещаема будучи яркими солнечными лучами, придавала много красоты сему исполину. По восточную и западную сторону его находятся многие горы, отчасу понижающиеся вершинами своими, так что оные с высокою вершиною Пика составляют чувствительную покатость. Кажется, что природа предопределила им быть подпорами сей ужасной горе. Каждая из прилежащих гор, сама собою, в отдельности, могда бы быть достойной уважения; но посредственное в соединении с великим кажется малым; и сии побочные горы едва возбуждают внимание наблюдателя, — писал Крузенштерн, — Город Санта-Крус выстроен некрасиво, однако очень изряден. Дома велики и внутри весьма просторны. Улицы узки, но хорошо вымощены. Близ города на берегу моря находится общественный сад для прогулок…».

20 октября в одиннадцать часов корабли стали на рейд, чтобы здесь запастись вином, пресной водой и свежей провизией.

Пока шла заготовка и доставка свежих продуктов, моряки и учёные знакомились с островом.

27 октября в двенадцать часов дня при тихом ветре «Надежда» и «Нева» снялись с якоря и направились к берегам Бразилии.

Город Санта-Крус. Рисунок В. Тилезиуса. EAA 1414.3.3, L 48

Доктор Горнер в письме от 28 октября к своему учителю профессору Цаху делится впечатлением о путешествии:

«У нас на корабле, в нашем обществе, царит беспрестанная радость и душевный подъём, и мы благодарим небо, пославшее нам капитана, который качествами ума и широтой сердца завоевал безусловную любовь всех. С полным правом поставлен он над нами, потому что его преимущества возвышают его над нами. Его познания в астрономии, любовь и интерес к ней удваивают мою любовь к нему, и я надеюсь, мой дорогой учитель, что при его поддержке я сумею сообщить Вам нечто новое и интересное».

Корабли, подгоняемые северо-восточным ветром, быстро шли вперёд. Проходили дни, но по-прежнему дул тот же ветер, надувая паруса и навевая прохладу.

Необыкновенно прозрачный воздух, обилие солнечного света и синий-синий цвет воды радовали глаза. Небо, прозрачно-голубое, было большей частью чистое, с отдельными волнистыми облаками.

У бортов кораблей играли дельфины. Они любят плавать по гребням волн.

Целые стада летающих рыб, спасаясь от дельфинов, выскакивали из воды и, блестя серебряными плавниками, пролетали по воздуху расстояние до двухсот метров.

Некоторые из них перелетали через корабль и падали на палубу. Особенно были восхитительны тропические ночи: небо усыпано яркими звёздами, море искрится светом до того сильным, что путь, пройденный кораблём, переливается, как огненная река.

В первой половине ноября «Надежда» и «Нева» достигли тропических широт. Корабли «находились в полосе, в которой господствуют переменные, большей частью совсем противные ветры, часто слабые и штили, жестокие и частые шквалы, сопровождаемые проливными дождями; сверх того, жаркий и влажный воздух, трудный к перенесению и вредный для здоровья», — писал Крузенштерн.

Часто были дни, когда совсем не было солнца. Платье и постели нельзя было просушить. Воздух был жаркий и чрезвычайно тяжёлый. Возникла большая вероятность заболеть, но, к счастью, не было ни одного больного. Чтобы высушить помещение и очистить воздух, Иван Фёдорович приказал несколько раз в день разводить огонь. Каждому матросу выдавалось по полбутылки лучшего вина, взятого на острове Тенериф, а утром и в полдень все получали пунш с лимонным соком. Частые дожди позволили пополнить запасы пресной воды.

На палубе из брезента соорудили бассейн, в котором команда стирала бельё и платье, а также купалось сразу около двадцати человек. Моряки переносили зной легче, чем ожидали.

«Хотя термометр редко показывал ниже 23 градусов, — писал Иван Фёдорович, — однако многие из них спрашивали часто: когда же настанет великий жар? Так-то твердили нам о чрезвычайности оного. Из сего заключить надобно, что для россиян нет чрезмерной крайности. Они столько же удобно переносят холод 23 градуса, сколько и жар равностепенный».

22 ноября суда встретили американский корабль. Иван Фёдорович Крузенштерн был очень рад этой встрече. Воспользовавшись этим обстоятельством, моряки «Надежды» и «Невы» отправили письма на родину, в далёкую Россию.

26 ноября в десять часов тридцать минут утра русские корабли впервые перешли экватор. Шлюпы «Надежда» и «Нева» сблизились.

Стоящие на мостике в парадных мундирах и при шпагах капитаны поздравили друг друга с благополучным прибытием в Южное полушарие. На кораблях были подняты флаг, гюйс и вымпел.

Матросы кораблей «Надежда» и «Нева», расставленные по вантам, дружно прокричали несколько раз «Ура!». На другой день устроили весёлый праздник. Матрос с «Надежды» Павел Курганов, имеющий большие артистические способности и дар слова, изображал Нептуна с трезубцем в руках. «Морской владыка», появившись на палубе, где уже собрался весь экипаж, подошёл к капитану и строго спросил: «Никогда не видел прежде флага российского в этих местах. Для чего же прибыли вы сюда со своими кораблями?» — «Для славы науки и Отечества нашего», — ответил ему Иван Фёдорович Крузенштерн и почтительно поднёс стакан вина.

Затем Нептун весело приветствовал всех путешественников с благополучным прибытием в южные владения морского царя и приступил к своеобразному шуточному обряду крещения новичков, впервые попавших в Южное полушарие.

Их обливали из шлангов или прямо в одежде купали в бочке.

Под экватором. Гравюра. Художник А. Огленд.

На следующий день утром была совершена Божественная литургия. Затем офицеры и матросы троекратно провозгласили:

«Да здравствует император Александр!»

Для команд в этот день устроили торжественный обед с употреблением свежего картофеля, тыквы и зелени, которые были закуплены на Тенерифе. Из расчёта на троих выдали по бутылке портера. На кораблях подняли военный флаг и произвели торжественный салют из всех пушек.

Вечером 21 декабря 1803 года оба шлюпа стали на якорь у острова Санта-Катарина вблизи бразильского берега.

Губернатор острова встретил путешественников весьма радушно. Разнообразие тропической природы, великолепие бразильских ландшафтов, необычность облика местных жителей, богатство флоры и фауны произвели на участников экспедиции огромное впечатление. Учёные экспедиции совершали экскурсии вглубь острова и на материк, пополняли гербарии, коллекции насекомых, рыб и животных. Иван Фёдорович Крузенштерн так же, как и во время всего плавания, руководил многими научными работами.

Доктор Иоганн Каспар Горнер занимался астрономическими наблюдениями и измерением глубины воды в заливе.

Офицеры со шлюпа «Надежда», лейтенант Ермолай Лёвенштерн и мичман Фаддей Беллинсгаузен занимались съёмкой местности и на основе всех этих данных составляли карту рейда острова Санта-Катарина.

Здесь, на острове, Крузенштерн предполагал пробыть не более десяти дней — дать отдых командам, запастись водой и свежими продуктами и подготовиться к трудному плаванию вокруг мыса Горн. Однако при осмотре рангоута шлюпа «Нева» обнаружилось, что грот и фок-мачты ненадёжны. Необходимо было срочно изготовить новые мачты. Для этого в двух милях от брега были срублены сорокаметровые стволы красного дерева. Вырубка деревьев и изготовление из них мачт, а также доставка и установка их на шлюпе «Нева» задержало экспедицию в порту города Ностра-Сенеро-дель-Дестеро более чем на пять недель, нарушив все расчёты Ивана Фёдоровича Крузенштерна на прохождение кораблей около мыса Горн в январе, в наиболее благоприятное для этого время.

Теперь шлюпам «Надежда» и «Нева» предстояло совершить переход из Атлантического океана в Тихий около мыса Горн в марте, в период сильных бурь.

Юрию Фёдоровичу Лисянскому было назначено несколько пунктов встречи шлюпов в Тихом океане: у острова Пасхи и Нукагива из группы Вашингтоновых островов, ожидать там «Надежду» десять дней, а затем направиться к Сандвичевым (Гавайским) островам.

Карта рейда острова Санта-Катарина, 1804 год. Атлас… III

На современных картах группы Маркизских и Вашингтоновых островов объединены под одним названием Маркизских островов.

31 января 1804 года капитан-лейтенант Юрий Фёдорович Лисянский доложил начальнику экспедиции Ивану Фёдоровичу Крузенштерну, что он 2 февраля завершит работы по установке на «Неве» грот — и фок-мачт и шлюп будет готов к отплытию.

4 февраля губернатор острова Святой Екатерины с большим почётом проводил экспедицию в путь. В Бразилии явно проявились враждебные отношения между начальником кругосветной экспедиции капитан-лейтенантом Иваном Фёдоровичем Крузенштерном и чрезвычайным посланником России в Японию Николаем Петровичем Резановым. Вначале личные отношения между ними были хорошими. Они могли, вероятнее всего, испортиться из-за вопроса о первенстве в идее экспедиции.

Вид города Ностра-Сенеро-дель-Дестеро на острове Санта-Катарина. Рисунок из «Кругосветного путешествия…», т.I на итальянском языке См. также «Атлас…», гравюра IV.

В 1802 году Николай Петрович Резанов подал императору записку, в которой указывал на трудность доставки в новые владения, то есть в Русскую Америку, провизии и строительных материалов сухим путём. Он предлагал доставлять их морем из Европы. Между тем Иван Фёдорович Крузенштерн после своих многочисленных плаваний в дальних морях на судах английского флота пришёл к мысли, что торговля России мехами с Китаем, шедшая из Охотска сухим путём на Канаду, будет гораздо выгоднее, если пойдёт прямо морем, что морем следует установить прямые сношения метрополии с русско-американскими владениями. Вместе с тем капитан-лейтенант Иван Фёдорович Крузенштерн серьёзно обдумывал проект кругосветного плавания для совершенствования русского флота в дальних плаваниях. По возвращении в Петербург в 1799 году (то есть за три года до Резанова) Крузенштерн подал об этом государю записку.

В 1802 году император Александр I утвердил проект и предоставил Ивану Фёдоровичу Крузенштерну самому осуществить его.

Ссоры между Крузенштерном и Резановым о первенстве в идее снаряжения экспедиции могли начаться с этих пререканий.

При этом камергер Николай Петрович Резанов исходил главным образом из мысли об увеличении доходов Российско-американской компании, будучи не только акционером, но и управляющим её делами. Между тем заветной мечтой капитан-лейтенанта Ивана Фёдоровича Крузенштерна было осуществить кругосветное плавание по разработанному в Петербурге и утверждённому Александром I маршруту с посещением известных островов.

Напротив, управляющий делами Российско-американской компании камергер Николай Петрович Резанов об этом совсем не заботился, он даже насмехался над желанием Крузенштерна отыскать какие-то острова, найденные в XVII веке в Тихом океане испанскими мореплавателями, а затем утерянные. Но разве можно в одно и то же время делать открытия и производить торговлю так, чтобы одно другому ни в чём не противодействовало? Вероятно, это невозможно. Николай Петрович Резанов хотел оставить шлюп «Надежда» на Дальнем Востоке и тем самым устранить от участия в кругосветном плавании Ивана Фёдоровича Крузенштерна. На этой горючей почве вспыхнула ссора. Видимо, главным виновником в последующих печальных событиях были не посланник в Японию камергер Резанов и начальник кругосветной морской экспедиции капитан-лейтенант Крузенштерн, а те, кто поставил их во главе важного государственного дела, не очертив чётко круг их полномочий.

К сожалению, этого сделано не было.

Камергеру Николаю Петровичу Резанову была дана инструкция от 22 июля 1803 года, подписанная императором Александром Павловичем. В этой инструкции чётко говорилось: «Государь император, всемилостивейше назначив посланником ко двору японскому, на каковой предмет Ваше превосходительство снабжены уже особою инструкциею, распространяет ещё более монаршую к вам доверенность, возлагая на вас исполнение и прочих частей, кои в нижеследующих статьях объявлены будут… Корабли „Надежда“ и „Нева“, в Америку отправляемые, имеют главным предметом торговлю Русско-американской компании, от которой они на собственный счёт её куплены, вооружены и снабжены приличным грузом; Его Императорское Величество, покровительствуя торговле, велел снабдить компанию офицерами и матросами и, наконец, отправив при сём случае японскую миссию, соблаговолит один из кораблей, на коем помещена будет миссия, принять на счёт короны, сии оба судна с офицерами и служителями, в службе компании находящимися, поручаются начальству Вашему. Предоставляя флота господам капитан-лейтенантам Крузенштерну и Лисянскому во всё время вояжа Вашего командование судами и морскими служителями яко частью, от собственного их искусства и сведения зависящею, и поручая начальствование из них первому, имеете Вы с Вашей стороны обще с г-ном Крузенштерном наблюдать, чтоб вход в порты был не иначе как по совершенной необходимости, и стараться, чтоб всё способствовало сколько к должному сохранению экипажа, столько и к скорейшему достижению цели, Вам предназначенной».

Ивану Фёдоровичу Крузенштерну, как начальнику кругосветной экспедиции, в начале мая 1803 года правлением Российско-американской компании была дана инструкция о маршруте плавания. Затем, после назначения Резанова посланником в Японию, была дополнена текстом: «Предоставляя полному распоряжению вашему управление во время вояжа судами и экипажами сбережением оного, как части, единственному искусству, знанию и опытности вашей принадлежащей, главное правление и дополняет сие только, что как все торговые обороты и интересы компании ему (Резанову. — Прим. авт.), яко хозяйствующему лицу в полной мере вверены, то ожидает от вас и всех господ офицеров, по усердию вашему на пользу Русско-американской компании, столь тесно с пользою отечества сопряжённою, что вы не оставите руководствоваться его советами во всём том, что к выгоде и интересам её за благо признано будет, о чём от сего правления донесено и Его Императорскому Величеству мая 29 дня 1803 года».

В дополнении к инструкции, данной капитан-лейтенанту Ивану Фёдоровичу Крузенштерну компанией, вопрос о подчинённости изложен очень витиевато, и он, естественно, думал, что право инициативы и окончательного решения в назначении маршрута кораблей остаётся за ним. При этом ему предлагалось только руководствоваться советами посланника в Японию камергера Николая Петровича Резанова.

В начале, после отплытия из Кронштадта первой русской кругосветной экспедиции под начальством капитан-лейтенанта Крузенштерна личные отношения между ним и пассажиром шлюпа «Надежда», посланником в Японию камергером были довольно хорошие. Вопроса о подчинённости не возникало. Когда корабли покинули Европу и уже не могли вернуться в Россию, чтобы выяснить спорные вопросы, посланник в Японию камергер Николай Петрович Резанов заявил о своих правах на руководство экспедицией, повергнув руководителя морской кругосветной экспедиции Ивана Фёдоровича Крузенштерна в изумление и негодование. Отношения между ними так внезапно и резко изменились. Из письма Крузенштерна в Правление Русско-американской компании видно, что претензии камергера Резанова явились для него полной неожиданностью.

Он никогда бы не согласился состоять в подчинении кого-либо при исполнении своей мечты о кругосветном плавании.

Назначенный начальником кругосветной экспедиции, Иван Фёдорович Крузенштерн не понимал, на чём основаны притязания посланника в Японию камергера Резанова на руководство над кораблями «Надежда» и «Нева». Он писал, что по прибытии на Камчатку готов «сдать команду мою, кому угодно вам будет приказать». Он не понимал, почему посланник в Японию камергер Резанов вовремя не огласил царский рескрипт.

Требуя объяснений от правления Русско-американской компании, Крузенштерн писал: «Быв подчинён Резанову, полезным быть не могу, бесполезным быть не хочу». В Бразилии конфликт между ними принял открытую форму, и на обоих кораблях сложилась крайне тяжёлая и нервозная обстановка.

Во время стоянки 4-й лейтенант с «Надежды» Ермолай Лёвенштерн отметил в своём дневнике: «Неприятности, которые мы терпим от Резанова, делают нас невосприимчивыми ко всему тому, что могло бы обрадовать… Император будет удивлён, получая из Бразилии так много прошений. Резанов пишет, а капитан просит защиты и справедливости».

Астроном Иоганн Каспар Горнер в письме, посланном своему учителю профессору Францу Ксаверу Цаху из Бразилии 28 января 1804 года, подробно пишет о сложившейся на корабле «Надежда» ситуации: «Вашим мужественным рукам я хочу предать следующее сообщение, чтобы дать прибежище истине и защиту гласности, если противоборствующие обстоятельства или интриги попытаются погубить честь справедливого дела. Путешествуя по Англии, я имел возможность узнать мелочный характер этого человека (Резанова. — Прим. авт.), который поднялся от писца до камергера. Теперь выяснилось, что он не по слабости характера дурен, а по сущности своей. Ещё прежде, чем мы достигли Тенерифа, он попытался выступать в качестве единственного руководителя экспедиции и прикладывал все усилия, чтобы восстановить наше общество против капитана. Крузенштерн, терпение которого не беспредельно, постарался с ним мягко объясниться. Тогда он (Резанов. — Прим. авт.) достал обманным путём полученное от императора распоряжение, которое он, по справедливости, должен был бы предъявить в Кронштадте. Крузенштерн объявил, что император был введён в заблуждение и что он ему напишет в Петербург и пожалуется на то, что его чести нанесён ущерб. Тогда посланник стал просить у капитана прощения и уговаривать его не писать об этом в Петербург, что миролюбивый Крузенштерн пообещал, и слово своё сдержал. Сам же Резанов тем временем не упускал возможности пересылать в Петербург свои кляузы».

Камергер Николай Петрович Резанов, опираясь на силу имеющегося у него царского рескрипта, стал отдавать приказы офицерам, минуя Ивана Фёдоровича Крузенштерна, у которого тоже имелся такой же документ, о назначении его начальником русской кругосветной экспедиции. Все распоряжения камергера Резанова игнорировались. Иного и невозможно было ждать от морских офицеров. Ознакомленные задолго до выхода в море, все офицеры твёрдо знали, что начальником экспедиции царским указом был назначен капитан-лейтенант Иван Фёдорович Крузенштерн.

Столкнулись два человека: с одной стороны камергер Николай Петрович Резанов — посланник императора в Японию, главный акционер Русско-американской кампании, а с другой стороны — уверенный в своей правоте начальник русской кругосветной экспедиции Иван Фёдорович Крузенштерн.

Минуя начальника кругосветной экспедиции, капитана шлюпа «Надежда» Ивана Фёдоровича Крузенштерна, находясь в море, камергер Николай Петрович Резанов в частной беседе показал первому лейтенанту шлюпа «Надежда» Макару Ивановичу Ратманову царский рескрипт, поставив его в двусмысленное положение. Указ не был оглашён официально и не вступил в силу, хотя, узнав о его существовании, первый лейтенант шлюпа «Надежда» Макар Иванович Ратманов не мог с ним не считаться.

Поэтому он направил из Бразилии письмо товарищу министра военно-морских сил Павлу Васильевичу Чичагову: «Ваше превосходительство, — пишет Ратманов, — Милостивый Государь Павел Васильевич, распри, происходящие чрез господина действительного камергера Резанова, которому желательно получить начальство над экспедициею, порученной капитан-лейтенанту Крузенштерну, понудили меня утрудить Вас письмом сим: ежели сверх моего чаяния предписано будет приказать первому командование, — уверен будучи, что последний под начальством господина Резанова остаться не согласится, и из того места отправится в Россию. А как я предпринял вояж сей по дружбе с капитан-лейтенантом Крузенштерном, которую я издавна к нему имею, то сим покорнейше прошу Вас и меня, как старшего морского офицера, от начальства господина Резанова избавить и вместе с капитан-лейтенантом Крузенштерном возвратить в Россию, ибо поступки его с капитаном для всех благородных душ весьма не нравятся. А посему, к несчастию, оставшись командиром, уже непременно и со мною то же воспоследует, причём моя непорочная пятнадцатилетняя в лейтенантском чине служба от такого человека может пострадать. А притом характер его от времени до времени открывается и обнаруживает его душу. Не стыдится уже он заранее делать угрозы, что выучит и покажет свою власть в Японии и в Камчатке!» Камергер Николай Петрович Резанов никогда не был на море. Его попытка взять руководство морской кругосветной экспедицией в свои руки, естественно, встретила яростный отпор со стороны капитан-лейтенанта Ивана Фёдоровича Крузенштерна.

Предложение посланника в Японию Резанова, стремившегося как можно быстрее оказаться у берегов Японии и наладить торговые отношения со Страной восходящего солнца, было вполне естественным, но противоречило осуществлению кругосветной экспедиции.

Принять предложение посланника в Японию Резанова для капитан-лейтенанта Крузенштерна означало похоронить кругосветное плавание и, можно сказать, мечту всей жизни.

Думаю, это обстоятельство и явилось причиной, по сути дела, возникшей ссоры между Резановым и начальником первого русского кругосветного путешествия капитан-лейтенантом Иваном Фёдоровичем Крузенштерном.

Да, камергер Николай Петрович Резанов и начальник экспедиции Иван Фёдорович Крузенштерн были наделены правом, только первый на территории Японии, а второй в море.

Но, на мой взгляд, посланник в Японию камергер Резанов в своих интересах повёл себя странно, покусившись на интерес начальника кругосветной экспедиции Крузенштерна. Именно это столкновение интересов оказалось последней каплей для Ивана Фёдоровича и подчинённых ему офицеров. Камергеру Резанову прямо заявили, что не признают главой кругосветной экспедиции и его приказы выполняться не будут. Отношения настолько испортились, что уже в Бразилии люди, жившие на одном корабле, в каютах, отделённых лишь тонкой перегородкой, не разговаривали, а переписывались.

Иван Фёдорович Крузенштерн тремя письмами потребовал от Николая Петровича Резанова объяснения, на каком основании он лишает его прав начальства над кругосветной экспедицией и подрывает своими действиями дисциплину на шлюпах «Надежда» и «Нева». Например, посланник дал капитану шлюпа «Нева» капитан-лейтенанту Юрию Фёдоровичу Лисянскому указания, касающиеся деятельности по прибытии на остров Кадьяк, и уведомил Ивана Фёдоровича Крузенштерна о необходимости указаний относительно плавания. Юрий Фёдорович Лисянский вернул письмо посланника обратно, указав, что оно доставлено «не по команде», то есть не через начальника экспедиции Ивана Фёдоровича Крузенштерна.

Посланник в Японию камергер Николай Петрович Резанов написал директорам Российско-американской компании: «С сердечным прискорбием должен я сказать вам, государи мои, что г. Крузенштерн переступил уже все границы повиновения: он ставит против меня морских офицеров и не только не уважает сделанной вами мне доверенности, но и самые высочайшие поручения, за собственноручным Его Императорского Величества подписанием мне данные, не считает для исполнения своего достаточными».

Начальник кругосветной экспедиции Иван Фёдорович Крузенштерн решительно утверждал, что высочайшая инструкция, данная камергеру Николаю Петровичу Резанову, ему не была показана.

В ответ начальник кругосветной экспедиции Крузенштерн написал: «Письмо Ваше, которое я получил сегодня утром, привело меня в большое изумление. Я считаю долгом уведомить вас письменно о том, что вы словесно уже много раз от меня слышали: что я признаю в лице Вашем особу, уполномоченную от Его Императорского Величества как для посольства, так и для разных распоряжений в восточных краях России; касательно же до морской части, которая состоит в командовании судами с их офицерами и экипажем, также пути, ведущего к благополучному выполнению проектированного мною вояжа, как по словам самого Императора, так и по инструкциям, мне данным по высочайшему соизволению от Главного правления Американской компании, я должен счесть себя командиром… Я не требую ничего, как с чем отправился из России, то есть быть командиром экспедиции по морской части. Вашему превосходительству угодно было мне сказать сего дня, что токмо относится до управления парусами: прошу мне дать сие мнение на бумаге, дабы, зная свою должность, я уже не отвечал ни за что более…»

Двум шлюпам, «Надежде» и «Неве», предстояло совершить кругосветное плавание, проведя в открытом море не один месяц, пройти три океана, побывать на четырёх континентах, обогнуть страшный для моряков мыс Горн, доставить в Японию российское посольство во главе с камергером Николаем Петровичем Резановым.

Удача плавания, да и сама жизнь его участников, почти полностью зависит от искусства и опыта капитана Крузенштерна.

Он на корабле отвечает за всё: за выполнение поставленной задачи, за сохранность корабля и грузов, за порядок на нем и за действия команды. Наконец, за саму жизнь экипажа и пассажиров.

Ему не на кого переложить ответственность.

Ни при каких обстоятельствах. Отсюда — все его права неукоснительны на корабле.

НА КОРАБЛЕ В МОРЕ КАПИТАН — ЦАРЬ И БОГ.

Он представляет государство, чей флаг несёт судно. Ему решать, каким курсом лучше идти, какие паруса ставить, встретить шторм в море или укрыться в порту. Он вправе судить и карать любого, чьи действия угрожают безопасности вверенных ему судна и людей.

Слово капитана корабля — закон. В море нет времени для дебатов, потому что часто цена мгновения — жизнь.

Начальник кругосветной экспедиции капитан-лейтенант Иван Фёдорович Крузенштерн оказался в ужасной ситуации.

Он нёс ответственность за успешное плавание, доставку в Японию русского посольства во главе с камергером НиколаемПетровичем Резановым и возвращение домой двух шлюпов — «Надежда» и «Нева». В случае неудачи отвечать ему — начальнику экспедиции, ему — Ивану Фёдоровичу Крузенштерну.

Однако он оказался не хозяином даже на собственном корабле. Здесь находился другой человек, причём в генеральском чине (чин действительного статского советника, согласно «Табели о рангах», соответствует чину контр-адмирала на флоте), который претендовал на руководство экспедицией, с которым нужно было согласовывать во время плавания все более или менее важные вопросы.

Это был человек, у которого хранились деньги на расходы экспедиции. Это был директор Российско-американской компании камергер Николай Петрович Резанов.

Причём этот человек был не профессиональным моряком и вообще был в первый раз в море.

Капитан-лейтенанты Иван Фёдорович Крузенштерн и Юрий Фёдорович Лисянский были опытными моряками. Оба, кроме всего прочего, по шесть лет прослужили в английском флоте, где капитан чуть ли не выше Бога. Они побывали на трёх океанах и на разных континентах, участвовали в морских сражениях.

И вот над ними в море решил стать начальником сухопутный штатский человек, придворный вельможа, никогда не видевший моря.

Таково было положение дел, когда 4 февраля 1804 года, закончив все приготовления, корабли снялись с якорей и направились к мысу Горн — самому южному мысу Америки, находящемуся на крайнем южном островке архипелага Огненная Земля.

Голой, чёрной остроконечной скалой поднимается он над водой на высоту в сто пятьдесят метров.

Подгоняемые попутным северо-восточным ветром, шлюпы «Надежда» и «Нева» с такой скоростью переходили из одной широты в другую, что все ощущали быструю смену температуры.

При вступлении кораблей в штормовые 40-е широты установилась туманная, ветреная и пасмурная погода. На вахте люди поёживались от холодного юго-западного ветра. 22 февраля корабли вошли в пролив между Фолклендскими островами и берегом Патагонии.

На следующий день наступила прекрасная погода, море было так спокойно, что учёные экспедиции могли приступить к измерению температуры морской воды и исследованию свечения моря.

26 февраля в восемь часов утра корабли были южнее мыса Горн.

В море встречались косатки, в воздухе кружились альбатросы, морские ласточки и масса небольших белых птиц.

Матросам была выдана тёплая одежда. Опасаясь цинги, капитаны приказали выдавать пивные дрожжи, лук, чай и клюквенный сок.

К вечеру ветер переменился: стал дуть сильный юго-западный, позднее склонившийся к западу. Ветер был настолько сильным, что моряки вынуждены были убрать все паруса и оставаться под зарифленными марселями. В два часа дня налетел такой жестокий шквал, что моряки с трудом смогли спасти свои паруса. После этого задул сильный ветер. В пять часов вечера небо покрылось белыми снежными облаками. Вид их был величественным и страшным.

На кораблях убрали все паруса, оставив только штормовые стаксели, и ждали приближающуюся облачную громаду.

И вот на корабли обрушился шквал, свирепствовавший несколько минут, продолжившийся сильнейшим ветром, который всю ночь носил корабли по морю. 28 февраля температура понизилась до десяти градусов холода. К вечеру на корабли обрушилось несколько жесточайших шквалов. Океан был страшен. Волны были как горы.

Под вечер буря стала слабеть.

На другой день ветер дул довольно умеренно.

И вот 2 марта настал прекрасный день. Иван Фёдорович Крузенштерн писал об этом: «Чувственное нами в этот день ободрительное удовольствие может представить себе только тот, кто терпел на море подобное возмущение, на которое морской человек не должен был никак жаловаться, если бы оно не сопровождалось холодом, угнетавшим нас всех до крайности.

Термометр показывал на шканцах только четверть градуса выше нуля; в каюте моей в продолжение двух недель стояла ртуть в термометре всегда почти на 3 градусах… По сему судить можно, что каждый из нас радовался лучам солнечным и поспешил наверх, чтобы сколько-нибудь согреться».

Паруса, платье и постели развесили на палубе для сушки. Иван Фёдорович Крузенштерн в холодную погоду приказывал, когда позволяла качка, разводить огонь на нижней палубе.

Дул свежий северо-восточный ветер. Корабли быстро летели на запад, делая по 9 и 10 узлов в час (примерно 17—19 километров).

3 марта 1804 года в восемь часов вечера русские корабли впервые обогнули мыс Горн и вышли на просторы Тихого океана. Путь от острова Святорй Екатерины они прошли в рекордно короткий срок — всего за четыре недели. 24 марта дул сильный ветер, на море было большое волнение и туман. «Надежда» потеряла «Неву» из вида. На «Надежде» стреляли из пушек, однако ответов не было слышно.

Первоначально Иван Фёдорович Крузенштерн планировал летом 1804 года провести географические исследования в Тихом океане. Однако из-за задержки на острове Святой Екатерины на это не было времени. Нужно было срочно доставить груз Российско-американской компании на Камчатку. Ещё, к сожалению, после прохождения мыса Горн на шлюпе «Надежда» обнаружилась течь. Крузенштерн предложил сократить путь и от Сандвичевых (Гавайских) островов, не заходя в Японию, идти кратчайшим путём к Камчатке, где произвести необходимую починку и выгрузить часть компанейских товаров. Посланник в Японию камергер Николай Петрович Резанов охотно согласился последовать благоразумному совету опытного морского офицера. От мыса Горн Иван Фёдорович Крузенштерн направил шлюп прямо к Маркизским островам.

С 24 по 31 марта продолжалась бурная погода, свирепые волны раскачивали корабль. Каждый день нужно было откачивать из трюма воду, а раньше приходилось это делать только два раза в неделю.

Во время всего путешествия Иван Фёдорович очень заботился о здоровье команды. 8 апреля он вновь приказал осмотреть всех матросов, нет ли у кого признаков цинги. Уже около десяти недель находились они непрерывно под парусами, терпели плохую и влажную погоду. Доктор Карл Эспенберг не нашёл ни у одного признаков цинги и уверял, что дёсны у всех стали твёрже и здоровее, чем при осмотре в Кронштадте.

10-го апреля наступил первый тёплый день. Матросы на палубе чинили паруса. Кузнец ковал топоры и ножи для меновой торговли с населением.

17-го апреля шлюп «Надежда» перешёл Южный тропик. После сильнейших шквалов наступил юго-восточный пассат.

Шлюп, подгоняемый попутным ветром, быстро приближался к Маркизским островам.

24-го апреля, перед приходом к Маркизским островам, капитан «Надежды» Крузенштерн издал свой замечательный приказ:

«Главная цель пристанища нашего на островах Маркизских есть налиться воды и снабжения свежими припасами. Хоть без согласия и воли жителей всё сие получить можем, но взаимные опасности запрещают нам прибегнуть к средству сему… Я уверен, что мы оставим берег тихого народа сего, не оставляя по себе дурного имени. Предшественники наши, описывая нрав островитян сих, представляют нам его миролюбивым. Они расстались с ними со всеми знаками дружбы. То и мы человеколюбивыми поступками нашими постараемся возбудить в них живейшую к нам признательность и подготовить для всех последовательных соотечественников наших народ, дружбой к нам пылающий».

7-го мая в пять часов дня «Надежда» подошла к острову Нукагива и держалась на расстоянии одной мили от берега. Едва шлюп встал на якорь, как с высоких береговых утёсов в море бросились мужчины, женщины, дети и с большой скоростью, подобно рыбам, поплыли к кораблю — почти без заметного движения рук и ног. Они плавали вокруг корабля, предлагая кокосы, бананы и плоды хлебного дерева.

Через три часа в небольшой пироге, выдолбленной из ствола дерева, прибыл король со своей свитой.

Это был сильный и стройный мужчина лет тридцати пяти. Его звали Тапега Кеттанова.

Прибывшему на корабль королю Крузенштерн подарил нож и 14 метров красной материи, которая очень поравилась Тапеге. Свита, состоящая из родственников короля, также получила подарки. Крузенштерн показал королю свой корабль и обратил особое внимание правителя острова на пушки, объяснив их действие. Однако Тапегу это мало интересовало. Увидев на шканцах бразильских попугаев, он долго любовался ими. Настолько был поглощён действиями птиц, что не обращал ни на кого внимания. Заметив это, Иван Фёдорович подарил королю одного попугая.

На следующий день снова появился король со свитой и привёз Крузенштерну в подарок свинью — большую редкость на острове.

На этот раз Иван Фёдорович пригласил гостей в свою каюту. Островитяне с любопытством всё рассматривали. Особое их внимание привлёк написанный маслом портрет Юлианы, жены капитана.

Шлюп «Надежда» у острова Нукагива. Пирога с королём Тапегой Кеттанова. Рисунок В. Тилезиуса. EAA 1414. 3.3, L 49

Они долго рассматривали его, громко говорили, размахивая руками, прищёлкивая языками и широко улыбаясь. Увидев зеркало, дикари пытались отыскать за ним человека. Поняв, что никого за зеркалом нет, все, покачивая головой, о чём-то говорили, а король любовался на себя. Настолько Тапеге понравилось любоваться собой, что он при каждом посещении корабля проходил в каюту и простаивал перед зеркалом несколько часов подряд, улыбаясь своему отражению.

Вскоре увидели лодку, стремительно летевшую к кораблю. Восемь гребцов-островитян дружно работали вёслами. На корме трепетал белый флаг, привлёкший внимание мореплавателей. Моряки предположили, что на лодке должен быть европеец. И действительно, в лодке находился англичанин, которого вначале Иван Фёдорович Крузенштерн принял из-за цвета его кожи за природного островитянина.

Англичанин представился капитану Крузенштерну Робертсом.

Он предложил мореплавателям свои услуги, которые были приняты с большой охотой. Приятно было иметь такого хорошего переводчика — ведь без знания языка островитян почти всё общение основывалось на догадках. Англичанин рассказал, что живёт на острове уже около семи лет и что он был высажен с английского купеческого корабля матросами, захватившими его. Оказавшись на острове, англичанин женился на родственнице короля Тапеги и поэтому является весьма уважаемым мужчиной среди островитян.

Иван Фёдорович Крузенштерн был несказанно удивлён тем, что обнаружил на острове двух европейцев: англичанина Робертса и одичавшего француза Жана, с головы до ног покрытого татуировками.

Они, европейцы, мирно общались с дикарями, постоянно враждуя между собой. Их трудно было отличить в толпе от местных жителей, так как под влиянием солнца и воздуха их кожа заметно потемнела. Одеты Робертс и Жан были как и все окружающие их дикари.

Оба европейца оказались весьма полезными не только в качестве переводчиков. Прожив долгое время на острове, они рассказали морякам о существующих на нём обычаях.

Основную помощь в сборе этнографических материалов оказал англичанин. Ведь доступ посторонних к «мораям» — местам захоронения знатных нукагивцев — был крайне затруднён. Лишь благодаря действию Робертса путешественникам, первым из европейцев, удалось посетить и даже зарисовать место захоронения одного из знатных нукагивцев.

Решив съехать на берег с целью отблагодарить короля Тапегу и познакомиться с островом, Иван Фёдорович Крузенштерн приказал произвести пушечный выстрел, поднять красный флаг и объявить корабль «табу». Это по принятому на острове обычаю означало, что никто не может без капитана посетить корабль. Прихватив с собой двух находившихся на шлюпе одичавших европейцев, Иван Фёдорович Крузенштерн, а также камергер Николай Петрович Резанов и офицеры на двух лодках поехали на берег.

Несмотря на дружелюбное поведение островитян, Иван Фёдорович Крузенштерн приказал офицерам на всякий случай основательно вооружиться. На берегу моряков встретила огромная толпа любопытных, которая сопровождала их почти до самого дома короля. Шагов за пятьсот до дома короля Крузенштерна и его спутников встретил дядя короля Тапеги с жезлом в руке.

Он отсёк от моряков толпу любопытных нукагивцев и, взяв Ивана Фёдоровича за руку, ввёл его в длинное узкое строение, где сидела королевская мать, окружённая всеми родственниками.

Вслед за ним вошли в королевский дом камергер Резанов и офицеры шлюпа «Надежда».

Посещение Иваном Фёдоровичем Крузенштерном острова Нукагива. Рисунок В. Тилезиуса. EAA 1414. 3.3, L 88

Никто больше не посмел зайти в дом, так как королевское жилище было тоже «табу». Встретивший гостей король рассадил их среди женщин королевской фамилии. Все они с большим любопытством рассматривали, ощупывали и любовались шитьём мундиров, темляками и другими частями мундиров. Иван Фёдорович Крузенштерн от имени гостей одарил всех женщин блестящими пуговицами, ножами и ножницами.

Затем король дал обед в честь посещения его семейства моряками шлюпа «Надежда». Обед проходил в специально предназначенном для этого строении и состоял из кокосов, бананов и воды. Установив дружественные отношения с королём Тапегой и его свитой, Иван Фёдорович Крузенштерн получил возможность хорошо изучить быт населяющих остров аборигенов.

Жилище островитян представляла собой длинная узкая постройка из морского тростника, переплетённого кокосовыми листьями и травой, закреплённая к деревянному каркасу.

Крыша была покрыта листьями хлебного дерева, наложенными один на другой. Внутренность дома условно разделялась бревном.

Передняя часть дома была вымощена камнем, а задняя устлана рогожей и предназначалась для сна.

Поселение на острове Нукагива. Гравюра по рисунку Г. И. Лангсдорфа.

Все жители острова без исключения рослые, стройные и красивые. Цвет кожи тёмный, но не чёрный. Взрослые мужчины натирают всё своё тело тёмной краской, а женщины — жёлтым кокосовым маслом. Мужчины с ног до головы испещрены узорами, которые наносят на кожу особые мастера — их, по мнению Ивана Фёдоровича Крузенштерна, смело можно назвать художниками.

Русские матросы, поражённые артистизмом и красотой работы, организовали очередь у мастеров этого дела, и каждый просил изобразить у себя на теле на память понравившийся ему рисунок. Иван Фёдорович заметил, что все аборигены, принадлежащие к сообществу короля, имеют на груди насечённый четырёхугольник. Как он заметил во время своего визита к королю Тапеге, женщины были закутаны в жёлтую лёгкую ткань и не татуированы. Только их руки были наколоты мелким жёлтым и чёрным узором, так, что казалось, будто они в перчатках.

На голове мужчины носят круглую шапку наподобие шлема из петушиных перьев, а женщины — тюрбан из белой ткани такой величины, что он прикрывает только темя, оставляя на виду спереди и сзади их волнистые волосы.

Из одежды все аборигены носили только набедренные повязки.

Иван Фёдорович Крузенштерн, глядя на стройных и красивых людей, с трудом верил рассказам англичанина и француза, что аборигены острова Нукагива — людоеды. Действительно, он видел на кладбище человеческую голову, надетую на истукана и поставленную на могиле местного жреца, но объяснению англичанина о том, что при погребении остальные части тела разрезают на части и съедают, поверил с трудом. Однако косвенные факты подтвердили рассказы англичанина и француза о людоедстве. Моряки сами видели домашнюю посуду, украшенную человеческими костями, и местные жители ежедневно знаками показывали, что человеческое мясо вкусно. В основном аборигены всё же употребляли растительную пищу: кокосы, бананы и плоды хлебного дерева.

Грудное изображение мужчины острова Нукагива. Атлас… VIII Раскрашенная художником С. Д. Кирковым гравюра. Архив автора.

Грудное изображение женщины острова Нукагива. Атлас… IX Раскрашенная художником С. Д. Кирковым гравюра. Архив автора.

Зажиточные нукагивцы имели свои усадьбы и хорошо возделанные огороды.

Изображение нукагивца, насекающего другому на тело узоры. Атлас… XI. Раскрашенная художником С. Д. Кирковым гравюра.

Бедняки занимались рыбной ловлей, используя для этого корень дурмана. Абориген нырял и разбрасывал по дну растолчённый корень. Рыба пьянела и всплывала наверх, где её ловили сетью.

Женщины на острове Нукагива работали больше, чем мужчины. Они делали украшения для мужей и себя, вили верёвки и плели циновки. Один обычай сильно удивил Крузенштерна. Матери практически не кормили своих детей грудным молоком. Как только рождался малыш, ближайшие родственницы уносили его от матери и выкармливали не молоком, а плодами и сырой рыбой. При таком питании дети вырастали крепкими и здоровыми. Они почти ничем не болели.

Вид морая, или кладбища, на острове Нукагива. Атлас… XVI Раскрашенная художником С. Д. Кирковым гравюра. Архив автора.

Воспитанием мальчиков занимались самые храбрые нукагивцы, обучая владению оружием, которое состояло из увесистой дубины, острого копья и пращи с сумкой наполненной острыми камнями. Через два дня на Нукагиву прибыл шлюп «Нева», заходивший на остров Пасха.

Во время стоянки у острова ссора между Иваном Фёдоровичем Крузенштерном и камергером Резановым приобрела вид крупного скандала на глазах всей команды. Появилась даже угроза полного развала порученного им крупного государственного дела.

Начальник кругосветной экспедиции Иван Фёдорович Крузенштерн стремился сделать здесь большой запас кокосовых орехов, плодов хлебного дерева, бананов и свежего мяса.

Капитан шлюпа «Надежда» запретил самовольную торговлю с островитянами и издал письменный приказ, запрещающий выменивать какие-либо предметы у местных жителей, пока экспедиция не будет снабжена свежим продовольствием.

Шлюпы «Надежда» и «Нева» у острова Нукагива. 2020 г.Холст, масло. Художник Сергей Кирков.

Лейтенанту Ромбергу и доктору Эспенбергу было поручено выменивать у островитян продукты на разные вещи.

После обмена железных изделий на кокосы и хлебные плоды лейтенант и доктор стали приобретать у островитян различные редкости.

Чрезвычайный и полномочный посланник в Японию камергер Николай Петрович Резанов находился, как мы знаем, на шлюпе «Надежда» в качестве пассажира и не придал никакого значения приказу, провозглашённому начальником кругосветной экспедиции Иваном Фёдоровичем Крузенштерном при заходе шлюпа на остров Нукагива.

Нукагивец, метающий копьё. Рисунок В. Тилезиуса. EAA 1414. 3.3

Нукагивец с увесистой дубиной и сумкой с камнями. Атлас… X

С целью пополнения этнографической коллекции императорского музея он приказал приказчикам своей компании приобрести разные предметы обихода у островитян посредством обмена. Когда слух о действиях приказчиков камергера Резанова дошёл до Крузенштерна, он решительно, не церемонясь, воспрепятствовал, как выразился, «самочинному торгу». Именно этот инцидент и явился поводом к последовавшему со стороны Резанова столкновению, ставшему кульминацией конфликта камергера с капитаном шлюпа «Надежда».

Думаю, излишне подробно излагать развитие этого широко известного скандала. Однако следует заметить, что чрезвычайный и полномочный посланник в Японию камергер Резанов начал публично выяснять отношения с начальником кругосветного плавания Крузенштерном на шканцах шлюпа «Надежда» — месте, особо почитаемом на корабле. Любые пререкания с капитаном корабля на шканцах, а уж тем более оскорбления или намёк на неповиновение команды, считаются тяжелейшим проступком.

Для Ивана Фёдоровича Крузенштерна, боевого морского офицера, эти оскорбления на шканцах были просто невыносимы. Поэтому он не мог сдержать себя, и последовал взрыв с его стороны. Смею предположить, по справедливости, что немалая доля вины в возникновении и развитии скандала, а может быть и большая, падает на долю самого Ивана Фёдоровича Крузенштерна.

Нам известен финал этого скандала.

Чрезвычайный и полномочный посланник России в Японию камергер Николай Петрович Резанов удалился в свою каюту и не выходил из неё до прибытия шлюпа «Надежда» в Петропавловск.

Бесспорно, согласно морскому уставу, который был принят ещё императором Петром I и действовал на идущих под Андреевским флагом кораблях, укомплектованных военными моряками, вся власть на корабле принадлежит капитану. Именно он распоряжается судном по своему усмотрению, а все находящиеся на борту, будь то гражданские или военные лица, вне зависимости от их должности, ранга, звания и положения, находятся в его полном подчинении.

Поэтому для экипажей шлюпов «Надежда» и «Нева», кроме Ивана Фёдоровича Крузенштерна, не могло быть никакого другого начальника.

Да, это так, однако приказчики Российско-американской компании находились в подчинении камергера Николая Петровича Резанова и не входили в состав экипажа шлюпа «Надежда».

Они приобретали предметы у островитян по распоряжению Резанова для пополнения этнографической коллекции императорского музея — предметы на земле, а не на корабле.

Поэтому поступок Ивана Фёдоровича Крузенштерна, приказавшего отобрать приобретённые для императорского музея предметы у приказчиков, был по меньшей мере неэтичным.

На девятый день, 18-го мая 1804 года, пополнив запасы воды, дров и свежей провизии, оба шлюпа покинули остров, увозя с собой «дикого француза». Англичанин Робертс решил остаться на острове Нукагива. К сожалению, Крузенштерну не удалось запастись достаточным количеством свежего мяса: они загрузили на оба корабля только семь свиней весом менее двух пудов каждая.

Покинув берег необыкновенного острова Нукагива, оба шлюпа, «Надежда» и «Нева», направились к Сандвичевым (Гавайским) островам. Там им предстояло разлучиться: «Нева» должна была идти к русским колониям в Америке, а «Надежда» — к Камчатке.

7-го июня впервые русские моряки увидели остров Овайги (Гавайи), самый большой из Сандвичевых островов.

Попытка запастись здесь провизией оказалась неудачной.

10-го июня в шесть часов вечера после троекратного «Ура!» корабли разлучились. Встреча была назначена в сентябре 1805 года в Макао (Аомынь) у южных берегов Китая.

Шлюп «Надежда» пошёл на юго-запад, чтобы исследовать малоизвестный участок Тихого океана.

Затем 18-го июня Иван Фёдорович Крузенштерн резко изменил свой курс и пошёл на северо-запад. Он надеялся как можно быстрее прийти на Камчатку.

22-го июня «Надежда» пересекла Северный тропик. Солнце стояло в зените. Сильно пекло. Термометр остановился на отметке плюс двадцать семь градусов по Цельсию. Наступило полное безветрие, и море было спокойным.

Георг Лангсдорф и Иоганн Горнер со шлюпки определяли плотность морской воды и распределение глубинных температур.

Измерения проводились ежедневно, через каждый час в течение суток. Эта работа имела большой научный интерес.

Помимо этого, астроном Горнер на протяжении всего пути от острова Нукагива ежедневно записывал данные по колебаниям барометра.

На 27-м градусе северной широты удалось установить северную границу северо-восточного пассата.

Вскоре наступила туманная, пасмурная погода с юго-западными ветрами, рвущими паруса.

3-го июля Иван Фёдорович Крузенштерн сделал попытку найти легендарные острова, богатые золотом и серебром, — Рика-де-Оро, Рика-де-Плата, но сильные западные ветры и туманы заставили отказаться от поиска.

Утром 13-го июля показался Шипунский мыс на камчатском берегу. Мореплаватели были очарованы покрытыми вечным снегом огнедышащими горами, красивыми берёзовыми лесами и чёрными береговыми скалами, на которых ютились тысячи чаек.

15-го июля 1804 года в Петропавловской бухте шлюп «Надежда» бросил якорь. Комендант был внимателен к команде шлюпа «Надежда» и его капитану Ивану Фёдоровичу Крузенштерну.

На шлюп ежедневно привозили горячий хлеб, свежую рыбу и различные овощи.

Команда занялась выгрузкой товаров и ремонтом оснастки и парусов.

Обеспокоенный создавшимися обстоятельствами, капитан шлюпа «Надежда» Иван Фёдорович Крузенштерн 20-го июля 1804 года написал императору Александру I из Петропавловска письмо следующего содержания:

«Бумаги, которые мною представлены министру коммерции на днях, докажут Вашему Величеству, что он (Резанов. — Прим. авт.) искал ссоры. Он даже дошёл до такой крайности, что начал причитать слова мои к бунту и стращал меня самым жестоким наказанием… Я повиновался Вашему повелению не из боязни или надежды к награждению, но из истинной любви к моему Государю и Отечеству, следовательно, господин Резанов не может обвинить меня в непочтении к Священной Особе Вашей, а ежели сие и учинит, то это из мщения единственно… Я с открытым сердцем готов явиться к Суду, который ежели найдёт меня виновным, то разве в том, что я не позволил мешаться в мою должность тому, который никакого понятия о ней не имеет».

Вид Петропавловской гавани с морской стороны.Рисунок В. Тилезиуса. EAA 1414. 3.3, L 172

Правлению Российско-американской компании Крузенштерн писал: «Ограждая себя от каких-либо неприятных последствий, непременно прошу Главное правление уволить меня от службы Американской компании; по инструкции, которую имеет господин Резанов, он яко обоих судов, имеет полную власть надо мною и над всеми моими офицерами, которые до прибытия нашего в Тенериф, где тайна сия обнаружилась, не знали другого начальника, кроме меня. Ныне я узнал, что Главное правление поручило господину Резанову, яко хозяйствующему лицу, все предметы, касающиеся до выгод Русско-американской компании, и все торговые обороты, в которых мне руководствоваться его советами, и, конечно, честь моя заставила бы меня ревностно выполнить сию часть инструкции моей; но сим не разумеется и быть не может, чтоб я был подчинён ему. Каждому из нас вверено начальство сей экспедиции; но как двух начальников быть не может, а, следовательно, один лишний, почему я повторительно прошу Главное правление уволить меня от службы Амер. комп.; ибо, быв подчинён господину Резанову, полезным быть не могу, бесполезным быть не хочу. Г-н Резанов угрожает мне, что постарается купно с господами директорами подвести такой итог (собственное выражение г. Резанова), что мне не достанется получить ни одной копейки из 10 000, обещанных им самим, от лица всей компании. Угрозы сии не знаю, достойны ли человека благородного, я же со своей стороны их презираю; приятно мне, что Главному правлению известно, что я их не просил и не так низок, чтоб ныне сего просить; одним словом, такие угрозы чести не делают; по себе, часто ошибаются, ибо меня деньгами подкупить невозможно». Внизу письма приписано: «Я прошу ещё Гл. пр., чтоб оно доставило мне способ ехать из Камчатки в Петербург, ибо я по необходимости принуждён возвратиться».

В письме к морскому министру адмиралу Павлу Васильевичу Чичагову Юрий Фёдорович Лисянский писал: «Предпринявши вояж вокруг света под командованием моего друга, я токмо ожидал минуты сего важного предмета, но в островах Маркизских всё превратилось в мечту. Там господин Резанов объявил публично, что он есть наш начальник. Рисковавши ежеминутно жизнью для славы нашего Государя и Отечества, возможно ли нам было ожидать командующего столь важной экспедицией, который пред сим почти не видел моря?»

Командир шлюпа «Надежда» Крузенштерн обратился в Главное правление Российско-американской компании и к министру коммерции графу Румянцеву с просьбой уволить его от командования судном «или из повеления того, от которого, кроме несчастного конца всех наших трудов, ничего ожидать невозможно». Губернатор Камчатки генерал Павел Иванович Кошелев прибыл в Петропавловск 12 августа с шестьюдесятью солдатами, которых взял с собой по требованию камергера Николая Петровича Резанова. Посланник в Японию Резанов в присутствии губернатора и десяти офицеров назвал Ивана Фёдоровича Крузенштерна бунтовщиком, разбойником, грозил ему казнью на эшафоте, а остальным офицерам угрожал вечной ссылкой в Сибирь. После таких оскорблений Крузенштерн сказал, что такие люди не могут командовать государевым кораблём. Попросил его сковать как преступника и отослать для суда в Санкт-Петербург. Посланник в Японию ничего слышать не хотел. Говорил, что поедет в столицу для присылки из Сената судей, а Крузенштерн пусть гниёт на Камчатке.

Иван Фёдорович пишет с горечью о Резанове: «Два года мучил он меня и караулил секунду, чтобы похитить честное имя моё. При всём страдании моём взял я всевозможное терпение, и я смело утверждаю, что никогда не отходил от правил честного человека».

Умный и честный генерал Павел Иванович Кошелев сумел примирить стороны. Причину своего примирения с камергером Резановым начальник первого русского кругосветного путешествия Иван Фёдорович Крузенштерн объясняет так: «Экспедиция сия есть первое предприятие сего рода россиян; должна ли бы она рушиться от несогласия двух частных? Экспедиция сия, обратив внимание всей Европы, должна ли остаться позором России? Все офицеры и матросы оставили Россию с тем, чтобы идти со мной и со мною же возвратиться: то после сего несчастья мог ли я быть порукой судьбе их? Я, которому сказано плыть на Камчатку, согласился примириться, но с тем, чтоб он при всех просил у меня прощения, чтоб в оправдание моё испросил бы и у государя прощение, что обнёс меня невинно». Примирение произошло в доме коменданта Петропавловска капитана Крупского, куда Иван Фёдорович Крузенштерн явился вместе с офицерами шлюпов «Надежда» в полной парадной форме. «Сей день был днём радости для всякого подчинённого, развязавшего судьбу многих. Начались обеды, ужины и вечеринки, а затем стали спешить с приготовлениями к японской экспедиции», — писал современник.

6-го сентября 1804 года шлюп «Надежда» снялся с якоря в Петропавловске и отправился в путь к берегам Японии. Утром 11-го сентября пошёл дождь при сильном восточном ветре, а затем начался шторм. В пять часов дня он уже свирепствовал вовсю. Утром шторм стих. Начал понемногу дуть свежий северный ветер, но Иван Фёдорович Крузенштерн не мог им воспользоваться из-за сильной зыби с востока. Во время шторма в корабле открылась большая течь, хотя на Камчатке он был тщательно проконопачен поверх медной обшивки. Позднее, в Нагасаки установили, что течь находится под медной обшивкой.

15-го сентября ненадолго показалось солнце. Скоро снова настала бурная погода. Дождь шёл непрерывно. Волнение на море было сильное. Попутный ветер гнал корабль вперёд со скоростью 8—9 узлов (17—19 километров) в час. Однако при большей скорости значительно увеличивалась течь. Температура воздуха поднялась до двадцати градусов тепла.

24-го сентября было первым хорошим днём с момента отплытия с Камчатки. Астроном Иоганн Каспар Горнер тотчас воспользовался этим обстоятельством для проверки хронометров.