Воин. Правитель. Чужак

Марат Зарипов

ВОИН стоит на пороге звания Адмирала. И всё, что требуется для его посвящения, – это Нарекающий акт. Однако Акт выходит из-под пера ПРАВИТЕЛЯ, что уже давно замышляет пойти традициям Ордена наперекор.Необходим козырь. Для предательства необходимо нечто, что будет способно вывести претендента на звание из игры. Лучший из вариантов – ЧУЖАК, обретающий в клетке недостающие силы. И эти силы, верит отчаянный узник, помогут ему, чего бы там ни желал надзиратель, обрести память и вырваться на свободу.

Оглавление

Чужак с…

Провал.

В нём тонут те, кто силу заточил.

Ведь я восстал.

А те гребут, на вёслах чёрный ил.

Я возвещал,

Я солнце схоронил.

Я сжёг дотла его

И мороком облил.

А те кричат, вопят.

Я их просил.

Не трожьте спесь,

Её С'Харон слепил.

Глядя в провал,

В провал, что ступни ему свил.

Слова грузнели, расходились рябью и меркли. И всё это происходило в полной тиши. Сон пел зловеще. Какой, тысячный сон подряд? Беспросветное ничто и только блеск в глазах. Блеск, который воспроизводили губы, воспроизводившие пение. Он стоял, но когда доносилась зловещая песнь, ему казалось, будто он лежит на грубом песке. Руками он рисовал путь до линии прибоя, но уже через секунду они водились по воздуху. Ему хотелось вдохнуть его, терпкого вязкого воздуха, но в лёгких, как оказалось, ему не осталось места.

Кто-то душил его. Непонятно, кто это был, но его явно душили. На горле не появилось синих подтёков, это был мастер своего дела, и, кажется, он просто располовинил трахею. Лёгкие вздулись, как пачка кукурузы, а щёки покраснели, пока невидимая ладонь поднималась всё выше, достигая основания челюстей.

Голову вот-вот оторвёт от тела, и он проснётся. Так всегда было. Этот кошмар заканчивался одинаково. Ему бы благодарить Вселенную, что жуткое пение имеет свою развязку, но когда оно повторялось вновь и вновь, то только и оставалось, что её проклинать. Но вот голову оторвало, а он не проснулся.

Поднявшись над телом, голова опустилась, а глаза начали видеть. Они подметили, как волны, взявшиеся из ниоткуда, коснулись вымокших рукавов и утащили в море его озябшее тело. Взгляд возвысился, и там на пути ему встретились только светлые невинные облака. В один миг он подумал, что умер взаправду. Именно так… именно так он и представлял конец чьей-либо жизни. Ты видишь один сон, он сменяется очередью других, и однажды ты замечаешь, что один из них не прекращается. В жизни тебе дают лишь первый кусочек паззла, закидывают в голову предпосылки, и только по-настоящему умерев, ты, по итогу, заручаешься правом наслаждаться концовкой. Но даже здесь он ощутил странность. Пение отчего-то не подходило к концу.

Голова летела всё дальше и дальше, а зловещие строки так и продолжали доноситься откуда-то снизу. Они взмыли и опустились к векам. Темп возрос, а взгляд чужака помутился, и строчка за строчкой зримое вновь становилось незримым. Через мгновение во сне остался лишь блеск, воспроизводимый губами, и весь горизонт охватило ничто. А пару мгновений спустя пугающий ритм ударил чужаку по темени.

— Просыпайся! — крик зазвучал слишком реально. — Просыпайся, ну же!

Вдали разразился рык. А вместе с ним, кажется, хрустнул ствол дерева.

— Хоронить тебя я не собираюсь, вставай! Немедленно!

Еле продрав глаза, Пришлый потянул руку к кольту. Он держал его под своей головой, под кучей валежника, чтобы вытащить, если нагрянет опасность. Опасность нагрянула, и, похоже, совсем не та, с которой он мог разобраться парой выстрелов. Его покоробило. Хруст оборвался, а значит, его прихлопнут. Что-то просвистело вдали! Озноб, отгонявший сон, теперь будил его для побега. Ноги скользнули по лапнику, одна рука шлёпнулась в грязь. Он выбросил другую руку, ту, что удерживала кольт, и сделал небольшой кувырок в прыжке. Ствол туи, вырванной с корнем, обрушился на давно потухший костёр, а потом перекинулся на место ночлега. Казалось, что нога Пришлого останется там, вместе с кучей валежника, но ловкость не подвела. Сантиметр, и его бы расплющило. Он выбрался, рухнув в мокрую яму.

Голос из реальности закудахтал и вместе с тем обрёлся едким тычком:

— Да сколько тебя будить, а? На этот раз выбрался, молодец, но во второй раз может не повезти.

— А второго раза мне и не надо, — поднявшись на ноги в новом прыжке, Пришлый подбежал к вытянутому пригорку. — Я разберусь с этой тварью. Сегодня.

— Громкие обещания… снова…, — голос подлетел к укрытию компаньона, — то же ты говорил и неделю назад, помнишь? И вообще, разве я не говорил, что мой брат бессмертен.

— Как и ты, ворчливый сукин сын.

— А вот дерзить не обязательно.

Оба пристально оглядели другу друга.

Голос, который едва ли не спас Пришлого от участи быть закатанным в блин, принадлежал говорящему Перепелу. По подсчётам, которые вёл Пришлый, это было его сороковое обличие.

— Где у этой твари слабое место?

— Там же, где и у меня. Ой, разбегаемся!!!

В пригорок ударились несколько брёвен. Разбежавшись в разные стороны, компаньоны вновь встретились у края опушки.

— У тебя они повсюду.

— А это значит…, — Перепел махнул крылом, показав на чудище, что метало в них всё, что попадает в лапы.

— Да, хорошо. Вот только твой брат сидит в трёх шкурах, пока ты сидишь в одной.

— Так выбрал не я. Лес сам решает, кому отдать предпочтение.

— Разве не ты являешься его храните…?

— Берегись!

Выкорчевав старые пни, злой Дух пульнул ими, как из дробовика. Компаньоны, не успев как следует передохнуть, отскочили к толстенному вязу.

— Да, ты прав, я — его Хранитель. Но, как видишь, своим статусом я только вывожу Лес из себя. — Перепел опустился на заскорузлую ветку, напоминавшую больше великаний палец. Пришлый в это время крепко-накрепко схватился за ствол, стоя к нему спиной.

— Он же не тронет вяз? — Вопросительно взглянув на доброго Духа, чужак поймал на себе недобрую насмешку. — Не тронет же?

— А как ты сам думаешь? Он, как и любой злодей, любит демонстрировать своё превосходство. Да и к тому же, нам, лесным Духам, порой нравится просто баловаться.

— Баловаться… ага, вот как значит. Он просто балуется. Заеб…

Не успел Пришлый отвести взгляд от компаньона, как в дерево что-то впечаталось. Что-то здоровое.

В ответ чужак как мог прислонился. Мышцы на лице, натянутые до предела, помогали думать, что таким образом он помогает поднапрячься хребту и всем мышцам, что росли рядом. Руки Пришлого впились в шершавые бородавки и в срубленные основания веток. Каждая пядь тела старалась оттолкнуть эту массивную тушу. Чужак лишь надеялся, что это максимум, на который способно чудовище. Однако надежда начинала таять, как только у право уха послышался резкий хлёст. Это хлестанул корешок вяза, тот самый, что спокойно себе веками прорастал под землёй.

Пришлый согнулся на треть.

— Чёрт! Ну и сильная же тварь! — завопив от натуги, он отнял спину от ствола, чтобы в следующий же миг ударить по нему усердней. На мгновение ствол выровнялся, но корешки так и продолжали бичевать старый вяз и бодрящий туманистый воздух.

— Выклюй ему глаза! Лицо расцарапай! Сделай… сделай хоть что-нибудь, Дух!!!

— Я бы с большим удовольствием! — Перепел метался между трясущимися ветками. — Только боюсь, брат разгневается еще больше. В девятый раз оставлю его без глаз — и всё, на жалость ни на чью не рассчитывай.

— Справедливо, — почувствовав, как чудище собирается ударить в дерево во второй раз, Пришлый отпрыгнул.

Затем, дав себе время развернуться, он намертво впился ладонями в вяз. Под их давлением кора треснула. Там, где руки начинали усиливать натиск, из трещин повалились лубяные осколки. Пришлый завопил сильнее.

Дух заметил, как лапы его злостного брата попятились. Зарываясь все больше в землю, они стали трусливо пригибаться.

— Ты побеждаешь! Ты побеждаешь! — впервые за долгое время добрый Дух похвалил компаньона без капли иронии. И было за что. Три предыдущих столкновения с этим монстром заканчивались для них открытыми ранами.

Шаг за шагом чужак пододвигал вяз на старое место. Хлёст потихоньку сошёл на нет, уступив место хрусту, столь же раскованному и густому, как в момент пробуждения.

Неожиданно монстр ударил по стволу кулаком. От ствола удар перешёл на лоб чужака. На минуту пришелец потерял чувство пространства. Сознание поплыло, и ноги стали легчать.

Последовали ещё удары, затем ещё, затем ещё и ещё. Все они приходились на левую сторону, и каждый из этих ударов менял направление, куда будет установлен вяз. Его двигали, как шифоньер, и он всё дальше оказывался от первоначального места.

Пришлый опомнился, но стало поздно. Припав ладонями к дереву, он заметил, что хватается лишь за крайние ветки.

Он бросился на ствол всем телом и предпринял последнюю попытку вернуть преимущество в битве, но ему тут же дали понять, что он больше ничем не управляет. Пятки Пришлого оторвались от пологого склона.

Злой Дух поднял вяз над собой и отшвырнул в правую сторону. Его не заботило, куда он упадёт, главное, чтобы муравьишку прихлопнуло. Но тот изловчился и успел спрыгнуть. И самое печальное, что он до сих пор, как будто назло, стоял на ногах. Монстр собирался это исправить — раз и навсегда.

Злой Дух взревел, после чего выбросил лапу, метко и беспощадно, сцепив её с такой же беспощадностью у горла пришельца. Пятки того вновь поднялись над склоном, но в этот раз их понесло к самому центру, к середине опушки, где слабо дымился покосившийся разбитый ночлег.

— Он зол! Не на шутку зол! — Пришлый ударил по лапам.

— Я вижу! Вижу! — Перепел замахал крыльями и запорхал у брата за головой.

Вылезли когти — до неприличия острые, — а когда их осветила луна, то они ещё и показались массивными — тоже до неприличия.

— Дух, ну же!

— Ах, да гори оно всё!

Перепел вытянул шею, прижал крылья к бокам и полетел. В тот момент он походил на стрелу. Увесистую стрелу, имевшую меж тем злые-презлые глаза.

Послышался писк — мимолётный, едва ощутимый, — а далее он сменился горьким болезненным рёвом. Спустя секунду в клюве оказался левый глаз монстра. Ноги Пришлого раскачались, но хватка чудовища не ослабла, хотя должна была по всем правилам. От этого, как и предсказывал добрый Дух, его старший брат разъярился сильнее.

Убрав левую лапу от брюха пришельца, злой Дух отступил. Он захотел преподать урок, расправиться сперва с братом. В девятый раз, он подумал, этот приём не сработает. Слишком часто наказание его обходило. Пора было наконец показать, как следует жаловать старших.

Первый коготь воткнулся в правое крылышко. Второй прошёлся рядом с шеей, немного её оцарапав. Рёв братьев смешался, хотя один из них скорее пищал, а другой, успокоившись, перешёл на хмурое поскуливание.

Пришлый качался, когтистая лапа чудовища водила его по сторонам, не давая в полной мере понять, что случилось. Добрый Дух был выброшен, он лежал возле пней у края опушки, пускал тонкие струйки крови и иногда махал уцелевшим крылышком. Знак, что он ещё жив. Чужаку этого было достаточно. На мгновение его ноги коснулись земли. «Хотел вымести злость на брате и только? Да ты, наверное, шутишь?». В следующий миг хватка чудовища спала. Сам монстр утешающе выдохнул.

Чужак впервые осмотрел его: борозды возле глаз и складки, тянущиеся от носа. Те выглядели чернее смолы. И только розовые точки в глубинах колец, окружавших рот и щёки монстра, говорили, что он всё-таки носит кожу. Он был живым. Монстр, злобно охотившийся на них, был живым. Он ревел, сипел, поскуливал, притрагивался к глазнице, где не было глаза, и тут же отводил лапу. Прилив боли мешал, а потом он усиливался. И кровь, прожигавшая щёку, затем разбрызгивалась на грунт, на всклокоченный мех и на ботинки пришельца, забывшего день, когда он здесь оказался.

Идеальный момент, чтобы разобраться с тварью. Как чужак и обещал себе — сегодня. Да, точно, это великолепный шанс, чтобы выстрелить! Мушка кольта, что чудом не выпал при заварухе, уткнулась в мохнатую, мускулистую грудь.

— Наконец-то поем хорошего мяса, — палец Пришлого потянулся к курку, — наконец не буду жрать эти мерзкие ягоды. — Продавив курок до самого основания, в следующий миг он потянул палец уже к спусковому крючку. Монстр сжал ему шею, подняв над землей. Зрачок уцелевшего глаза вытянулся, совсем по-кошачьи, как будто чуял опасность. Опасность, пришедшую с парой выстрелов. Раздался третий и по лесу, молчавшему до поры, пробежались выводки громоподобного эха.

Перепел обернулся. Мокрый грунт стягивал крылья, а потому его недовольные вздохи добрались до центра опушки только отчасти:

— Какой же… какой же ты дурак…

Разжатая лапа бросила Пришлого на спину, отчего он болезненно вскрикнул и потянул руку к копчику.

— Я справился! Справился, Дух! — как будто осознав, что он сейчас произнёс, чужак в тот же миг вскочил на ноги и, позабыв о боли, вскинул руки. Вслед за эхом по лесу пробежалось длительное радостное «юху».

— Ты дурак.

— Я разделаю его, — не слыша тихих причитаний Перепела, чужак продолжал радостно скакать возле туши монстра, — Сначала я съем его голени, потом прожарю бёдра и брюхо, а затем разделаю сочненькую грудину. Ох, какой же обед меня ждёт!

— Ты дурак!

Пришлый вдруг замолчал. Не сдерживая своего раздражения, Перепел закудахтал — сердито, едва не сорвав голос, — и Пришлому не оставалось ничего, кроме как удивлённо обернуться.

— Мой брат бессмертен, забыл? Сколько раз тебе нужно это повторять?!

— Но вот же он — лежит, не двигается…

— Неважно! Скоро ты сам убедишься.

Перепел обиженно опрокинулся на проткнутое братом крыло. Он знал, что последует далее и смотреть, как это происходить в девятый раз, он был не в настроении.

Деревья зашелестели.

— Ах, ну вот и оно, началось. Наслаждайся. — теперь причитания Духа доносились до уха чужака отчётливо.

Пришлый поднял голову. На горизонте он заметил, как рядом с солнцем появилась стая серых безголосых птиц. Они молчаливо сбивались в кучу, толкались, бранились, не открывая ртов, и больше походили на ожившее облако, чем на стаю. Вскоре к ним присоединились другие птицы — чёрные, охрые, зеленоватые, с переливами на зобу, — и все они теряли голоса, стоило лишь удариться о серую массу. Деревья умолкли. Шелест, облекавший их, удалился из крон и вмиг зарыл себя под корнями. Весь лес омертвело глядел в небеса и ждал… ждал, когда его сердце накроет волной сожаления и его крылатые дети проведут свою излюбленную поминальную службу.

Облако выросло. Оно начало сбиваться в круг, и с каждой новой птицей беспорядок внутри стаи рассеивался. Ранее чужак видел внутри этой тучи много просветов, но с каждой новой птицей просветов становилось все меньше и меньше. Раскраска певчих тускнела. Ударяясь о серых собратьев, кажется, у них отнимался не только голос. Начиная с головки, серость облекала птиц до самых когтей. Пришлый не мог оторвать своих глаз. Каждый рассвет здесь старался изумить его с новой силой, каждое утро в этом безумном фантастичном лесу начиналось для него с чрезвычайного.

Засыпая возле реки, наутро он просыпался у горного пика, а сойдя с горы и оглянувшись, он мог больше её никогда не увидеть. Решаясь повернуть налево, он шёл против воли направо. Страдая от того, что не слышит себя, на следующий день он мог заметить, как слышит летучих мышей, спящих в пещере за несколько километров. Пришлый терялся, привыкал, но в конце концов снова терялся. Он всё время оставался не у дел, и лес всеми силами убеждал его, что он не в себе. Разум плыл, а страхи и демоны из глубин подсознания спокойно себе разгуливали на свободе.

В этот раз он разглядывал горизонт, смотря на него, словно заворожённый. Солнце кинуло под землю краешек кончика, и круг, образованный серой стаей, стал медленно наползать на огненного гиганта. Огромная тень вскоре разделила лес на две половины. Тень, отбрасываемая плотным оцепеневшим кругом… а когда круг налез на дальний край солнца, серая масса вдруг обратилась в безжизненно чёрную.

Затмение.

Лишь тоненький обруч, собранный из жёлтых слепящих лучей, пробивался сквозь черноту.

«Здесь никогда не появлялась луна, — подумал Пришлый, — и, похоже, я понял, кто её заменяет». Он опустил взгляд на тушу чудовища. С того пропала часть головы.

— Нет! Нет-нет-нет! Не может быть! — упав на колени, чужак принялся вылавливать испаряющиеся останки. Но как только те попадали ему на ладонь, они утекали вверх, минуя пальцы и ускользая, как мягкий песок.

Так он прополз до пояса чудища, а тем временем огромная тень начала отступать от восточного края леса. В стае вновь появились просветы, через которые на спину Пришлого посыпались помолодевшие солнечные лучи. Он ощутил тепло, такое непривычное и чертовски приятное, что на миг захотел упасть на спину и распластаться. Но в желудке вдруг заурчало и ему пришлось забыть о приятном.

Совсем скоро птицы обрели голоса, а когда каждая птаха направилась вниз, поток непрерывного гвалта обрушился на опушку беспощадной лавиной. К несчастью, Пришлый снова не слышал себя. Выглядывая доброго Духа, он кричал и сыпал просьбами успокоить их. Перепонки в его ушах отплясывали канкан, выдавливая по несколько капель крови, отчего он смял уши так сильно, что они со временем свернулись в трубочки.

Чужак больше не мог терпеть шум. Обронив себя на размётанный валежник, он стал набрасывать на голову ветки, шишки, листья и всё то, что согревало его часом ранее. Мысленно он насчитал в небе сотню птиц. Они продолжали галдеть, трещать клювами и биться крыльями. Панихида не собиралась заканчиваться. Покуда останки одного из хозяев не сойдут с травы, они настаивали на том, чтобы довести процессию до конца.

Чужак с надеждой выкинул руку, в последний раз, и ему внезапно улыбнулась удача. Схватившись за громадные ступни чудовища, он подтянул их к груди, зарыл под флисовой курткой и попытался рассовать по карманам. Однако останки вновь соскользнули и обратились в прах. Словно змею к заклинателю их тянуло наверх, к гвалту птиц, к их невнятным поминальным напутствиям. Ступни вырвались — по большей части. Чужак удержал большой палец на одной из лап монстра. Пока левая крошилась в песок, правая судорожно подёргивалась в его руке. Он был силён. Давно его сверхспособностям не устраивали добротной разминки. Как только он впервые проснулся здесь, он знал, что имеет сверхсилу. С вязом он облажался, но с этой проклятой ступнёй он должен наконец-таки выиграть.

И вот! Он сумел! Подтянув ступню ещё раз, он подтянул её к груди и заметил, как она более не сопротивляется. Пришлый на момент удивился. «Щепотка упорства и тебе уже надоедает эта возня? Превосходно, просто волшебно!» — он праздновал победу и хотел поделиться ею с компаньоном, но орава безудержно кричащих птиц всё ещё мешала хоть что-то выкрикнуть. Впрочем, долго радоваться ему не дали.

Оторвалась ступня. Не монстра, нет, на сей раз его. Оторвалась от валежника и от поверхности склона. И, дважды поднимаемый над землёй, чужак умудрился вновь показать здешнему притяжению средний палец.

— Как? Что? — Пришлый побросал по сторонам удивлённую мину. Шум стаи неожиданно оказался у самого уха, а у груди с силой вырывались последние останки чудовища.

— Ты должен бросить её! Слышишь?! Отпусти! — Перепел как ни в чём не бывало летал возле плеч чужака. — Не будь дураком! Отпусти! Иначе они тебя раскромсают!

Сотня крыльев не помешала Духу заметить, как на глазах чужака выступила щемящая жалость. По щеке того прокатилась слеза — медленно, скорбно, почти незаметно. И только эта слеза докатилась до уголка губ, хват ладони ослаб.

Ступня монстра тут же обернулась песчинками. Скользнула по рубашке и взмыла вверх, куда всё это время и стремилась.

Падение, вскрик и ушибленный копчик. Для Пришлого конец оказывался одинаков, но вместе с болью к нему пришло и спокойствие. Стаи птиц внезапно умолкли. Избавившись от серых перьев, они вернули себе былую окраску. Совсем немного они понежились под лучами нового солнца и спустя время наспех разлетелись. Их покровитель погиб — один из — и был возвращён. Благо, отныне они могли следовать дальше, возвращаться в течение цикла и воспевать оды балансу, что с ненавистью отторгал «лишнего» в их безбрежных покоях.

— Ягоды, — чужак расслабленно лежал на спине, положив на живот ту самую почти удачливую ладонь, — опять эти проклятущие ягоды.

— Мне напомнить, какой ты идиот?

— Я всего лишь хотел плотно пообедать, — не убирая ладонь с живота, Пришлый повернул голову к доброму Духу, — неужели я о многом прошу?

— Мы бродим с тобой уже месяц, а ты всё не поймёшь, куда попал.

— Ты! Ты плетёшься за мной уже месяц, не путай. Я не молил для себя провожатого.

— Пытаешься меня оскорбить, — добрый Дух помотал буроватой головкой. — Не выйдет, чужак. Рано или поздно ты признаешь, что я твой спаситель.

— Посмотрим, — Пришлый резким движением поднял голову, после чего, встав на ноги, начал оттряхиваться, — рано или поздно ты от меня отвернёшься.

Перепел махнул крыльями и оказался над плечами своего компаньона.

— Ну и куда ты идёшь?

— Прогуляюсь, буду искать новое место для ночлега. Очевидно, здесь мне не очень рады.

— Не только здесь, если ты ещё не догадался. Лес не рад видеть тебя повсюду. — Дух оглянулся. На месте растоптанных васильков на пригорке выросло скопище таких же долговязых и хмурых, а по опушке волочился не до конца рассеянный прах. Его брат не исчез. Он следил за ними и по возможности убирал за собой. Куда опадала его пепельная частичка, там вырастала свежая распушившаяся осока, и вскоре все ямы, полные грязи и перегноя, покрылись ковром зелёной худощавой травы.

Вдруг земля задрожала. Ноги Пришлого покосились, и он упал набок. По опушке не побежали трещины, не раздался стон кедров, как это обычно бывало при землетрясениях. Без сомнений, это не было землетрясением. Что-то сдвинул их, сдвинуло саму землю, сам лес и самого пришельца. Их будто сместили, потолкали по столу и резко остановили. Да, дрожь прекратилась — так же внезапно, как и началась. Пришлый стёр с лица то, что так усиленно оттряхивал с куртки и скоро услышал, как чей-то голос проносится под облаками. Голос, напоминавший ему зловещую песнь. Песню из сна.

Чужак взглянул на лесного хранителя. Но Перепел только и делал, что удивлённо покачивался, больше напоминая деревья, что вот-вот приходили в себя. Все они к тому времени забыли о тряске. Как быстро им наскучивало сражение двух суперсил, так же быстро они отвыкали от случайных метаморфоз. Чужак, оперевшись на стукнутое колено, быстро поднялся.

— Опять?! Да пропади оно… Дух, может скажешь, наконец, что это за чертовщина?!

— Не знаю, компаньон, но это происходит всё чаще. Если бы оно шло отсюда, я бы ответил, но оно не отсюда, поверь мне.

— Ясно. Ещё одна загадка, которую надо распутать. Итого, их накопилось сто девяносто две. Интересно, с какой мы начнём?

— Не язви, лучше взгляни-ка.

Поднявшись ещё на метр, Перепел указал крылом в сторону запада. Там хозяйничал сумрак. Несмотря на то, что рассвет вступил в свои законные права, он никогда не дотягивался до западных облаков. Ещё одна загадка местного леса. На стороне, где солнце даёт обещания вернуться до завтра, Пришлый видел, как оно попросту исчезает, как оно тает, оставляя за собой лишь яркий гнетущий багрянец. Заход солнца без самого солнца. Где ещё, кроме как не в опостылевшем Лесу, может такое происходить?

Добрый Дух сам искал некоторые ответы.

— Сигнальный огонь? — ступив на брёвна, сваленные чудовищем, чужак спрятал глаза под ладонью. — Мне, помнится, такое уже попадалось. Я бродил по пещерам и искал воды, а поутру, когда я хотел выбраться наружу, впереди меня что-то вспыхнуло. Подумал тогда, что это пустяк. Ну и по сравнению с тем, что меня ждало дальше, это и правда оказался пустяк. — Не отнимая взгляда от горизонта, Пришлый слегка повёл подбородком. — Дух, скажи, а на это у тебя хотя бы есть объяснение?

— Много вопросов для одного дня, чужак. Назло тебе, я был бы рад не отвечать, но, поверь, мне в самом деле нечего тебе ответить.

— Такое чувство, будто тебя занесло сюда так же случайно. Хранитель леса без знаний того, что он хранит. В хорошей сказке тебя бы смяли вместе с первым черновиком.

— Опять язвишь.

— Нет, совсем нет. Просто думаю, почему лес одарил голосом тебя, а не твоего брата. — Добрый Дух дёрнулся, тихо кудахтнув. Его гордость была почти что задета. — Твой брат, кажется, знал о здешних секретах поболее твоего.

— Он вернётся…

Момент первенства канул, Пришлый замялся, вспомнив, о чём ему говорил добрый Дух.

— К-как скоро?

— Трудно сказать. На десятый раз, я уверен, ему понадобиться меньше сил. Но возродившись, он налепит на себя уже четвёртую шкуру, и тогда тебе точно не поздоровится. — Пришелец боязливо сглотнул. — Более яростный, более сильный, более защищённый. Ох, в следующий раз, поверь, мой брат устроит нам настоящее представление.

Если бы перепела улыбались, то Дух непременно бы это сделал. Но он лишь радостно гаркнул и полетел в сторону запада. Там его ждал сигнальный огонь — знак, о котором мечтали они оба.

«Пора этому чудику убираться», — промолвил Перепел про себя, оставив то, что наговорил своему подопечному секундами ранее. Так же он говорил, когда встретил его впервые. В день их встречи чужак лазил по скалам. Дух восхищался его выдержкой. Смотря на лицо, облитое горячим потом, он видел под ним истинную самоотдачу. Пришелец стоил того, чтобы за ним приглядеть. И Хранитель приглядывал, разочаровывался в его болтовне, но оставался почему-то рядом. «Ему нужен выход отсюда», — повторил про себя Дух, но немного смягчившись.

— У нас целый день, чтобы добраться до того увала!

Пришлый так и стоял на брёвнах, превращаясь во время поднятия в воздух в маленький вытянутый силуэт.

— Ты думаешь, оно того стоит?

— У тебя нет выбора! Мой брат того не стоит!

Дух продолжал набирать высоту. Над головой его не падали звёзды и не пролетали кометы, что в других мирах могли бы спокойно затеряться в паутине космоса. Весь небосвод здесь почему-то окружала безупречная чистота, а это значит, что кто-то сильно не хочет, чтобы Вселенная знала об этом удивительном и пугающем месте.

Под крыльями Духа согревались деревья, а те в свою очередь перешёптывались. Под шелестом их крон происходило нечто, что в ином мире назвали бы сплетнями, и пока пихты возле обвалов только узнавали прискорбную весть, лиственницы передавали в руки соседям его незыблемые останки.

Нужно было обогнать их. Перерождение злобного Духа — лишь дело времени. Нужно спасти дурака, пока тот не лишил себя головы.

Перепел взлетал выше и выше и с надеждой поглядывал вниз. Вдохновлённый, он желал добраться до запада как можно скорее, и в один миг его вдохновение обрело новые краски. Его гордость воскресил маленький силуэт.

Этот силуэт спустился с заваленных брёвен и последовал в гущу леса. Чужаку был необходим сигнальный огонь. Был необходим знак, за которым мог прятаться разум. Страхи и демоны разгуливали на свободе, и с этим надо было покончить. Подсознание, отпустившее монстров с привязи, должно, наконец, вернуть ему — незваному гостю — полный контроль.

Ему нужен был этот знак. За ним он мог найти дорогу домой. Дорогу, ведущую к потерянным воспоминаниям. А может, к оставленной усыпальнице, объятой дымом неведения. Он чувствовал с первого дня, что был обманут. И этот обман прокручивался у него в голове каждый день.

Ему нужен был этот знак. Ведь только надежда на этот знак, разгоняющий сумрак на западе, могла привести его к первой заветной подсказке.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я