Кровавое сияние небес

Маргарита Малинина, 2020

В подмосковном Гогольске происходят поистине мистические события: почти каждую ночь жители видят в небе загадочные красные сияющие шары, похожие на НЛО. И если раньше пришельцы были мирными, то теперь сразу после их появления в небе на заброшенной стройке, куда приходит молодежь посмотреть на НЛО, находят труп девушки. Этой же ночью, но в другой части города умирает ее родная сестра – и тоже при весьма загадочных обстоятельствах. Расследовать эти мистические события в качестве внештатных корреспондентов отправляются подруги Юля и Таня. Юля понимает, что смерти сестер и НЛО связаны между собой. Мистика кроется еще и в том, что одна из умерших внутренне была очень похожа на Юлю, а вторая – на Таню. Ложкой меда оказывается приезд в Гогольск знаменитого актера, в которого Юля была заочно влюблена и который начинает оказывать им обеим знаки внимания. Однако убитым сестрам он тоже их оказывал…

Глава 2

Через час Грачева появилась на пороге моего люкса с мордой побитой собаки. Она начала умело извиняться, дескать, знает, какая я вся из себя правильная, некорыстная и презирающая все материальное, поэтому побоялась меня обидеть, предложив заработную плату за этот репортаж. А сама она не такая, она считает, что ее время должно быть оплачено, пускай даже собственным дядей, который вообще-то ее труды вложит в свое издание и получит за это прибыль, и посему она согласилась приехать сюда, заранее оговорив сумму. Мне эта сумма по-прежнему не сообщалась, но, так или иначе, мне было приятно слышать оду в честь своей нравственной чистоты, потому я согласилась помогать Грачевой зарабатывать. И, очевидно, безвозмездно.

В качестве последнего примирительного подарка Татьяна сообщила, что мы будем следовать именно моему плану, то есть попытаемся связать известные нам убийства с огнями.

— Сперва к алкашу с Новосадовой? — спросила она.

— Ага. Идем.

Прохожих на улице было не так много, но и те, что встречались, оказались весьма дружелюбными и без лишних ужимок поведали, как отыскать новостройку на необходимой нам улице. Повезло, что народ здесь не из пугливых, а ведь мою неординарную знакомую, обожающую эпатировать публику нетривиальными сочетаниями в одежде, везде принимают по-разному. Вот и сегодня я диву давалась, зачем к розовым джинсам надевать зеленый в белый горох свитер, если самолично в процессе развешивания ее багажа видела как минимум пять подходящих верхов к этому низу. И уж точно несколько низов, сочетающихся с этим верхом. Нет, что ни говори, она это делает специально.

Дом на Новосадовой выделялся из прочих зданий почти так же, как и Грачева выделяется среди прочих людей. Сплошь низкорослые серые и красные кирпичные домишки советского типа казались унылыми и депрессивными на фоне новоявленного соседа — рослого, этажей в шестнадцать, многоподъездного и празднично-бежевого с коричными вкраплениями. Оказалось, что из всего дома был заселен только первый подъезд, да и то не весь. В правом краю здания еще шли отделочные работы. В связи с этим только возле самого первого подъезда сидели старушки. К ним мы и обратились.

— Семашко?.. А, Прохор! Знаем-знаем, здеся и живет, на первом этаже, сначала прямо, затем направо… А чего это вы к нему? — Пожилые женщины нацелили в нас такой проницательный взгляд, будто пытались сквозь тюль доброжелательности и порядочности высмотреть мутное, бессовестное, склонное к дебошам и девиантному поведению окно.

— Мы не пьем! — не знаю зачем выпалила я громко (просто до ужаса боюсь, как бы общество не думало обо мне плохо), а Танюха пихнула меня в бок и направилась к двери.

Звонок не работал, пришлось стучать. Открыл нам высокий темноволосый парень с опухшим лицом и потрескавшимися губами.

— Вы Семашко? — резко осведомилась подруга.

— Да, я. Вы кто?

— Мы из газеты «Областной вестник». Можно пройти? — Несмотря на грубоватый тон, Прохор тут же послушно прижался к стенке. Так мы оказались сперва в коридоре (в котором, кстати сказать, были только пустые стены), затем на кухне (здесь хотя бы существовали плита, холодильник и некоторые предметы мебели).

— Я не так давно переехал, денег на ремонт пока нет, — извинился за неприглядность своего жилища владелец квартиры. Затем радостно добавил: — Но в комнате уже есть обои и телевизор!

— Рада за вас, — Грачева присела на одинокий табурет. Мы с Прохором вынуждены были оставаться вертикальными. Кто не успел, как говорится… — Расскажите нам об убийстве.

Как вы видите, Татьяна взяла на себя главенствующую роль. Может, пыталась отыграться за Эдуарда Петровича, к которому я спускалась без нее? Так или иначе, меня положение вещей устраивало: Грачева получит заплату, вот и пусть отрабатывает.

— Что? О каком?

— Полгода назад. По которому вы проходили подозреваемым.

— Подождите… — парень совсем стушевался. — Так вы не по вопросу переезда?

— А что с переездом?

— Так они даже не спрашивали, хорошо или плохо нам живется в собственном одноэтажном доме! Взяли и вышвырнули сюда, в голые стены, а дом, где прошло все мое детство, снесли! Я думал, вы по этому поводу…

— Нет, мы по другому. Так что произошло тогда? Шесть месяцев назад?

— Я не понимаю, для чего это ворошить. — Тон Прохора подстроился под Танькин. Более того, он скрестил руки на груди — закрылся. А Грачева еще рвалась стать внештатником! Сначала бы надо выучиться вести себя с людьми. Сделать так, чтобы они тебе доверяли и сами хотели рассказать все, что тебя интересует. — К тому же настоящий убийца уже пойман и отбывает срок.

Здесь вступила я.

— Прохор, понимаете, мы одни из тех, кто хочет выяснить правду о летающих красных объектах. И только вы сможете помочь. — Я осторожно улыбнулась.

— О тех огонечках, что ли?

Танька ехидно пропела:

— Об огонечках, огонечках… — Словно обвиняла его в чем-то. Мол, знаем-знаем, это вы виновны во всех терактах, произошедших на Земном шаре за минувшие сто лет.

Семашко, почуяв сарказм, глянул в ее сторону недоброжелательно, а я, по возможности незаметно для него, рубанула воздух рукой, дескать, не лезь больше, ты свой шанс упустила. А вслух сказала:

— Да, и нам бы очень помогло для расследования, расскажи вы нам ту давнюю историю.

— Я не понимаю, какая связь.

— Ну как же? Первое появление огней случилось в тот день, когда произошло убийство.

Брюнет задумался. Почесал затылок. Посмотрел в лишенное штор, жалюзи и тюля окно. Перевел взгляд на стол.

— Да нет. Огней этих еще не было.

— Как не было?! — удивилась я. Хозяин гостиницы сказал, это произошло одновременно. Кто-то из них путает. — Когда произошло убийство?

Парень с каким-то потаенным весельем оглядел меня всю, с головы до ног, и заявил:

— Так как вам позарез нужна от меня информация, я требую за нее награду.

Я на миг растерялась, и спутница этим мигом тут же воспользовалась:

— Ага, щас! На бутылку тебе давать? Нашел дурочек. Пошли, Юлька! — Однако со стула подняться не потрудилась.

— Зачем на бутылку? Я уже полгода в завязке!

— А че опухший такой?

— Таня!

Прохор все же удовлетворил любопытство невоспитанных гостей:

— Болею я. Пил много чая с малиной, температуру сбить. Припухлость — от воды!

— Все равно не дадим денег!

— Да не нужны мне деньги! — возмутился хозяин.

— А что же? — спросили мы уже хором.

Ответ меня ошеломил:

— Свидание с вами.

Я повторно растерялась, и на сей раз надолго, так как Семашко смотрел именно на меня, говоря эти слова, а Татьяна сызнова влезла:

— С нами?

— Да нет же! С ней, — ткнули в меня пальцем, чтобы даже до недалеких дошло.

Недалекая таки поняла и вроде бы обиделась. Повернулась ко мне:

— Юлька, не советую. Стремный он какой-то. Не ходи.

— Я вообще-то здесь! — уже конкретно обозлился Прохор. — И слезьте с моей табуретки!

— Ой, да пожалуйста!

Когда удобное место освободилось, законный жилец присел и, посмотрев на меня, произнес:

— Всего лишь прогулка по городу. Я как раз расскажу все, что вас интересует. Обещаю, ничего не утаю!

Только сейчас я вышла из шока. Решение требовало обдумывания. Я начала оглядывать стены и потолок, размышляя: «Танька его раздражает, при ней он ничего говорить не станет — это раз… Ровные серые стены наводят тоску, здесь бы хорошо смотрелись голубые или зеленые обои… Экскурсия по городу, в котором я провожу расследование, отнюдь не помешала бы — это два… Люстра в форме цветочка сюда ну никак не вписывается. Видимо, осталась от прошлого дома. Наверно, из комнаты матери или сестры… Кстати, есть ли они? Вот и спрошу. Узнать побольше о возможном участнике загадочных махинаций с огнями (в случае, если это не настоящий НЛО) полезно для расследования — это три».

Наверно, кого-то удивляет мое поведение, но я совершенно не приспособлена принимать любое маломальское решение сиюсекундно. Мой мозг требует серьезного осмысления абсолютно всего, вплоть до выбора заколки, которой я соберу сегодня волосы в хвост. Да и вообще, ненавижу выбирать. А принятие решения — это всегда выбор, хотя бы пресловутое «да» — «нет», а то и посложнее и многообразнее варианты бывают.

Боюсь сверяться с часами, чтобы сориентироваться, сколько времени прошло. По всей видимости, немало, так как Грачева, не дождавшись от меня ответа, уже потопала в прихожую, а Прохор стал подгонять новым вопросом:

— Ну так что?

— Да.

— Отлично.

Семашко подскочил и проводил меня до двери. И почему эти две буквы так тяжело даются? Почему две буквы — это результат многословного и напряженного внутреннего монолога? Или это только у меня так?

Уже в дверях брюнет сказал:

— Завтра, надеюсь, я буду лучше себя чувствовать. На всякий случай дай мне свой телефон, чтобы я мог отменить, если совсем разболеюсь. И кстати, как зовут прекрасную журналистку? — Я назвалась и продиктовала номер. — Юлия? Какое красивое имя. До завтра!

— До завтра, — кивнула я, и мы вышли на улицу.

— Столько времени псу под хвост, — изрекла недовольная Грачева, посмотрев на циферблат. — Ну что, пойдем к дому Ланских? Авось выловим кого-нибудь из прислуги.

— Знаешь, я устала сегодня от общения. Давай перенесем. Лучше пораньше ляжем спать.

— Спать?! Время только семь. К тому же нам еще на стройку идти.

— Ну вот, поужинаем и ляжем спать. А посреди ночи встанем и пойдем на стройку.

— М-да, жрать охота дико…

Мы перекусили в кафе, а когда вернулись в гостиницу, обнаружилось, что дядя дал Таньке разряженную фотокамеру. Мы достали ее, чтобы проверить, как она работает, для того чтобы быстро сориентироваться на случай появления огней, все-таки устройство было современным и сверхнавороченным, вот тут при помощи мигающей красной лампочки и выяснилось, что ничего мы снять сегодня не сумеем.

— Тебе дали зарядное устройство?

— Да. Но заряжаться будет часов пятнадцать-семнадцать.

— Что же ты дома не проверила? — удивилась я, потому что сама бы поступила именно так.

— Мне было некогда! Я изучала сайт города.

После этих слов ругать Таньку расхотелось. Все-таки она и вправду поработала. Ничего страшного не произошло, пойдем на охоту завтра.

В номере я приняла душ, попила чай и стала готовиться ко сну. День был насыщенный, информативный, поэтому я физически ощущала, как меня покидают последние силы. Выключив свет, я обратила внимание на не понравившееся мне с самого первого взгляда зеркало, но было лень что-то с ним делать, в итоге я просто переоделась в пижаму и залезла под одеяло.

Сон отчего-то не шел. Я ворочалась с каким-то нарастающим беспокойством, неясно откуда прилетевшим и с какой целью опоясавшим мой разум, наконец решила просто расслабиться. Вот взять и вытянуть конечности, лечь на спину и реально расслабиться. И освободить мозг. И глубоко-глубоко дышать.

Поступив согласно собственному плану, я начала и впрямь ощущать некое блаженство, сиюминутно готовящееся перейти в состояние дремы, как вдруг некий загадочный шум острой иголкой впился в мои уши, пронзив их до самого мозга — того мозга, который мне только что с таким неимоверным трудом удалось освободить. Поняв, что дрему я безвозвратно потеряла — она наверняка на меня обиделась и уже никогда не вернется, — я стала вслушиваться.

Когда отключают антенну, подобные шипящие звуки слышатся по телевизору, их еще называют «белым шумом». Но, к сожалению, в моем номере он не был даже воткнут в розетку, что явно исключало его причастность к нарушению тишины.

«Может, это у Таньки?» — трусливо попробовала я себя успокоить и повернулась на бок.

Через тридцать секунд пристального вслушивания я могла поклясться, что нет такого изобретения на нашей планете, которое могло бы распространять сей звук. Он был иррациональным. Нетехническим. И нечеловеческим.

Незамысловатое «ш-ш» сменилось в дальнейшем на «ши-и…», пауза, «ша-а…». Это было таким потусторонним, словно… Я даже не знаю… Словно загробный дух пытался со мной контактировать.

Я осознавала, что нужно подняться и походить по комнате, чтобы установить истинный источник (либо удостовериться, что он отсутствует в этом помещении и исходит, допустим, с улицы), но страх настолько управлял моим телом, что не позволял шевелиться. А может, я просто надеялась, что, пока я нахожусь под одеялом, я незрима для этой сущности?

Так, я схожу с ума… Я вообще сходила с него давно, уже несколько лет, и вот сегодня, очевидно, сошла окончательно. На платформу. А мозг помахал мне ручкой, закрыл двери и уехал вдаль.

Итак, надо открыть глаза. Тогда я удостоверюсь, что здесь ничего страшного нет, и меня отпустит.

Ну же!

Я очень боялась их открыть. Вдруг надо мной будет что-то… ужасное?

Спокойно… Вдох-выдох… Считай до десяти.

Досчитав, открыла. Но ничего не увидела, кроме тьмы. Так, спокойно. Ждем, когда глаза привыкнут к темноте и начнут различать какие-нибудь очертания.

Дождавшись, я поняла, что сделала это зря, ибо первым, что удалось разглядеть в темноте, был мутный блеск гладкого зеркала, висевшего напротив. Мне показалось, что какая-то тень промелькнула перед ним (а может, в нем?), я заорала и на ощупь схватила трубку телефона, находящегося на тумбе близ постели. Набрав опять же на ощупь трясущимися пальцами Танькин номер, принялась молиться, чтобы она поскорее взяла трубку.

— Да?

— Тань! Иди ко мне! Быстро!

— Образец? Это ты кричала?

— Да!!

Только когда в номер постучали, я нашла в себе силы вскочить, опрометью броситься к двери, по пути споткнувшись об опустевший и лежавший на полу чемодан, и впустить Грачеву внутрь. Полоска коридорного света, проникшая в люкс вместе с гостьей, порадовала даже больше, чем та, кого я собственно звала, и я заулыбалась.

— Выглядишь неважно, — резюмировала Татьяна, изучив мой внешний вид. — Так орала чего? И дверь закрой.

— Нет! — опять напрягла я связки. — Со светом лучше! А если дверь закрыть, он пропадет.

Грачева подошла к стене и хлопнула ладонью по выключателю.

— Вот тебе и свет! Совсем с катушек съехала, да?

Удовлетворившись появившимся освещением, я закрыла-таки дверь. Затем рассказала Таньке про таинственные шорохи и загадочное зеркало. К слову, первые прекратились, как только Грачева возникла на пороге. Хотя нет… Еще раньше. После того как я ей позвонила, их уже точно не было.

Мы осмотрели все углы. Все было как надо, ничего выдающегося. И ничего, выдающего себя за призрак. Короче, ничего.

— Это зеркало надо убрать отсюда! — пожаловалась я приятельнице. — Оно меня с ума сведет!

— Уже. Теперь бояться нечего.

— Знаешь что? Снимать свои огни пойдешь завтра одна!

— Ну ладно, не злись! Давай завесим его чем-нибудь, и все.

Я обрадовалась, так как сама при заселении подумала об этом, и теперь мы вдвоем взяли тонкое покрывало с кровати и закрепили на бронзовых завитушках рамы.

Я села на разобранную постель и прислонила ладонь к подбородку, как делала в минуты глубокой задумчивости.

— Давай, что ли, номерами махнемся, а?

— Нет, Образец, как представлю, что опять шмотки собирать-разбирать-развешивать… Плюс у меня тоже большое зеркало на стене. Хоть и висит не напротив кровати.

— Кто это придумал? Зачем? Зеркала должны прятаться внутри дверцы гардероба, как у меня дома, например.

— Юлён, мебель, стоящая у тебя дома, — пережиток советских времен. Сейчас никто такой радостью не пользуется. Привыкай. — Мы еще немного помолчали, я — сидя на кровати, Таня — стоя возле меня. — Все, монстра мы победили, так что пошла я досматривать сон. Кстати, такой был приятный… Я попала в высший свет, к знаменитостям. Сама была звездой. У меня автографы брали… Эх! — Междометие можно перевести как «А ты все испортила!».

— А тебе обязательно уходить? — встрепенулась я, стоило ей сделать шаг к выходу.

— Не поняла? — почему-то испугалась Рыжая.

— Посиди со мной! Я одна боюсь.

— Вот еще! Время — только полночь. Я еще столько прекрасных снов погляжу! — С этими словами предатель меня покинул.

— Ну ладно, — сообщила я стене, выключила свет и легла спать. Неожиданно быстро уснула и ни разу за всю ночь не проснулась.

Утром Танька позвонила дяде, и он выяснил адрес Ланских, однако, долго не мог понять, зачем оно нам надо. Мы, в принципе, тоже пока не особо понимали.

Домик выглядел роскошно. Вот тебе и мэр маленького городка. Он находился в деревне Ров Гогольского района, куда мы попали посредством городского автобуса. Рейсы были редкими, так что нам неимоверно повезло, что не пришлось долго ждать.

Коттедж стоял на окраине, это говорило в пользу того, что Ланские сей участок приобрели не так давно, во всяком случае он не передавался из поколения в поколение в их семье. В центре фасадной части здания до уровня второго этажа шли белые колонны, которые вверху сливались в длинный балкон. Следующие этажи поражали архитектурной задумкой. Все это трехэтажное великолепие, выполненное коричневым кирпичом, легко просматривалось с улицы, так как забор большей частью был кованым, только через каждые три метра встречались столбы из кирпичной кладки. Видимо, этим мэр хотел сказать «Я весь на виду!».

Мы долго присматривались, стоя посреди автомобильной дороги, пару раз нам даже сигналили машины, но мы с места так и не сдвинулись (они нас объехали, так что не переживайте, все в порядке). Затем я предложила:

— Если мы хотим выловить прислугу, то лучше найти черный ход. Думается, через центральный гуляет только семья.

— Твоя правда, — кивнула Танька, и мы начали делать неспешный обход.

Действительно, с восточной стороны обнаружилась калитка. Что и говорить, теперь мы замерли напротив нее.

К сожалению, моей подруги Катьки, способной ворваться к кому угодно и под любым предлогом, среди нас сегодня не было. И если бы не удача, уже не единожды порадовавшая нас своим ярким, запоминающимся присутствием, не знаю, как бы мы действовали. Но вот боковая дверь здания распахнулась, и в сторону улицы направилась невысокая скукоженная женщина с короткими черными волосами в бесформенных одеждах. Честно говоря, я в ту минуту даже не ручалась за то, что верно распознала пол человека, тем более если учитывать очень смуглый цвет лица и отсутствие макияжа. Но когда она вышла к нам из калитки, тогда я уже поняла, что это именно «она».

— Ой, вы кто? — удивилась тетя лет сорока пяти, узрев двух девушек, практически присосавшихся к кованому забору. Кстати, голос у нее тоже был какой-то «унисекс». Странно, я почему-то не думала, что мэр может нанять кого-то похожего на нее. Или она у них не работает?

— Мы журналистки из газеты «Областной вестник», — по обычаю, начала Танька. — А вы кем приходитесь семье Ланских?

— Я горничная. Убираюсь у них. А что такое?.. А, вы по поводу девочек, наверно, да? — Искренняя скорбь пролегла по диагонали через смуглое лицо. Видимо, женщине их не хватает.

— Да. Расскажите нам все, что знаете! Если вас не уволят за это! — зачем-то присовокупила Грачева.

При слове «увольнение» лицо горничной уже не казалось таким смуглым. Или она побелела от испуга?

— Но я-то ничего не знаю… И вообще, извините, я опаздываю. — Женщина зашагала вдоль забора в сторону шоссе.

— Ой, а куда?

— Тань! — не выдержала я.

— Ну а че? Может, нам по пути? Вот и поведаете по дороге свою историю.

— Девушки, мне нечего рассказывать! И мне надо забрать костюм из химчистки. Срочно.

Мы подошли уже к центральным воротам коттеджа и держали путь, по всей видимости, к остановке.

— Но автобус же долго ждать!

— А я пешком хожу.

— Как? — удивились мы.

— А что тут идти-то? До города — два километра. Да и город весь пешком пройти можно.

Женщина действительно шагала очень быстро и почти не сбивалась с ритма. Танька уже начала отставать, а я лишь благодарила судьбу и собственную выдержку за то, что делаю каждый день зарядку и дважды в неделю пробежки вокруг дома. Иначе бы тоже отстала.

— Давайте поговорим по дороге, — предложила я вежливо и чуть заискивающе, ибо отряд уже потерял одного бойца. — Таким образом, я не отниму у вас время, наоборот, так веселее идти. И не думайте, мы не собираемся выведывать семейные тайны, у нас совсем другой вопрос. Про огни.

— Что? Какие огни?

Несколько секунд назад я заметила движущийся нам навстречу черный блестящий автомобиль представительского класса, и в тот момент, когда я открыла рот, чтобы пояснить, что имела в виду, машина остановилась. Прямо подле нас. Стекло водителя опустилось.

— Александр Викторович, добрый день! — Лицо спутницы преобразилось. Губы растянулись в глупой елейной улыбочке, но не заискивающей, которая наблюдалась только что у меня, а какой-то… безумно любящей, что ли. И в тот момент я поняла: из этой женщины без воли хозяина мы ничего, увы, не вытянем.

— Добрый, Тина Вениаминовна. Вы за костюмом? — приветливо, с нежностью сказал мужчина весьма приятной наружности. В каштановых волосах проскальзывали нити благородной седины. Лицо было правильным, аристократическим, овальной формы, с тонким прямым носом. Жаль, мне всего двадцать один. Была бы лет на десять или пятнадцать старше — непременно бы влюбилась.

— Да, пытаюсь… Вот девушки из газеты хотят со мной поговорить, а что я знаю-то? И не ведаю ничего…

Вот те раз! Я в стыдливом ужасе раскрыла рот. Догнавшая нас в тот момент Танька тоже. Вот никак не хотелось мне, чтобы этот потрясающий мужчина, самый главный человек города, узнал, как мы собирались вытягивать любую информацию о его умерших дочерях за его спиной у его прислуги в то время как этих дочерей еще даже не похоронили. Да и притом нагло не даем человеку выполнять должностные обязанности, вот о чем говорило слово «пытаюсь».

С христианским смирением я готовилась к тому, что нас сейчас же выдворят из города при содействии рыцарей-стражников, но здесь произошло неожиданное:

— Журналисты? — словно не обидевшись и не разозлившись, уточнил Александр Викторович. Мы безропотно кивнули. — Садитесь, — показал он на заднее сиденье. — Я никогда не пренебрегаю общением с представителями четвертой ветви власти.

Тетя слабо охнула и посмотрела на нас с уважением и капелькой раскаяния. «Так тебе!» — мстительно подумала я и загрузилась в машину. Грачева села рядом, и мы тронулись, хотя до дома было ехать пару метров.

— А почему без водителя? — как всегда ни на секунду не задумавшись, выпалила Рыжая свою очередную мысль. Нам бы следовало радоваться, что в такое время мэр в принципе согласен и способен морально с нами разговаривать, и сидеть тихо, пока не окажемся в более благоприятной для беседы обстановке.

— Я люблю сам водить, хотя шофера в штате имею. Иногда водит он, чаще — я сам. — И тут я поняла, что Грачева-то права. Отцу умерших девочек необходимо как-то отвлечься от своего горя, чтобы не сойти с ума. Он и водит машину сейчас сам, наверно, именно по этой причине, просто нам постеснялся сказать правду.

Не выходя из машины, мэр нажал кнопку на каком-то пульте, и ворота открылись. Мы въехали на территорию.

Уже в доме нас встретила маленькая радостная собачка (в породах не разбираюсь) и миссис Ланская. Лицо жены мэра было, на мой взгляд, грубоватым, хотя она казалась моложе своего мужа. Но, в принципе, длинные светлые волосы как-то сглаживали резкие черты. Наверно, она это понимала, потому их не закалывала и к сорока — сорока пяти годам так и не обзавелась стрижкой.

Супруги при встрече обменялись сухими приветственными поцелуями. Сразу за тем женщина вопросительно уставилась на нас, но мэр еще не успел ничего сказать, как у него зазвонил телефон. Я мысленно посочувствовала (мало того что ему приходится работать даже из дома — вот сколько дел у главы города, так еще и в такое тяжелое для семьи время), однако это оказался следователь, ведущий дело об убийстве дочери.

— Ева, пообщайся пока с журналистами, мне нужно переговорить со следаком, — не отвечая пока не звонок, сообщил Александр Викторович. — Я буду в кабинете. — И ушел. Мелодия звонка тут же стихла.

Ланская ничуть не удивилась, точно газетчики так и сыпались на них всякий раз, когда случалось что-то трагическое и непоправимое. Кстати, никто из родителей не плакал — во всяком случае сейчас. Однако ничего похожего на улыбку также ни разу не проскользнуло на их скорбных лицах. По моим подсчетам, их дети умерли всего неделю назад, так что смеяться здесь начнут еще нескоро.

Женщина проводила нас в гостиную, огромную, в дальнем углу которой даже примостился настоящий рояль, сама налила нам чаю, чинно села напротив и сообщила свою готовность отвечать на вопросы. К сожалению, на сей раз не только я впала в ступор — Танька тоже не могла поверить, что мы — желанные гости в доме мэра города. Мы, ненастоящие журналисты, можем сейчас спрашивать эту семью о чем угодно, без предварительной записи у секретаря и предъявления документов. Как-то не ожидали мы такого приема. Либо от горя у Ланских временно пропала адекватная настороженность, либо мэр действительно очень любит представителей прессы, а ей, как супруге, приходится с этим считаться.

— Про… — я откашлялась, потому что голос отчего-то сел. Отпила глоток. — Простите, что тревожим вас в такую минуту… — Ева (не знаю отчества) согласно кивнула. Мол, да, такое время для меня, но я все еще готова отвечать. — Мы расследуем аномальные явления в городе, и есть такая информация, что одну из ваших дочерей нашли на заброшенной стройке, как раз когда на небе сияли загадочные красные огни. Вы что-нибудь знаете про это? Это как-то может быть связано?

Еще когда я заикнулась про «аномальность», лицо жены мэра преобразилось. Было понятно, что она тут же навесила на наше издание ярлык «желтого» и опечалилась, что приходится тратить время и душевные силы на это. Но тем не менее пожелание мужа она выполнила, заговорив:

— Это никак не может быть связано, Сашу убил человек, это очевидно. Она была… — мать, потерявшая ребенка, вернее, сразу двух, сглотнула, — …задушена. Как вы понимаете, мифические огоньки не могут иметь к этому отношения. Это сделал… зверь.

— У следствия нет подозреваемых? — почему-то я все время переключалась с основной своей задачи к этим убийствам.

— Саша надавил на следователя, ведущего дело, и его начальство, так что убийцу найдут очень быстро. Я уверена в этом.

— Вы думаете, это был случайный человек? Или знакомый? — Потому что про подозреваемого она ничего не ответила.

— Не знаю, не могу даже предположить. Саша говорит, по статистике, восемьдесят процентов жертв знали своих убийц, но мои девочки были такими… добрыми. — Подбородок дрогнул, но женщина сдержалась. — Я не могу даже представить, чтобы кто-то специально хотел… Видимо, ограбление. Саша любила дорого одеваться и покупала эти всякие… телефоны, плееры, как это у вас, у молодежи…

— Гаджеты, — подсказала Танька.

— Да, она постоянно их меняла, покупала дорогущие, потом они ей надоедали, она отдавала Дашеньке и покупала новые.

«Дарья — это младшая», — вспомнила я из статьи.

— Ой, Александра Александровна, — хмыкнула Грачева. — Я только ща поняла! — Я ткнула Рыжую в бок, глазами передавая возмущение. — Ой, простите, я имела в виду «сейчас». У Юльки проблема, — поделилась она наболевшим с женщиной, потерявшей детей, — очень любит грамотную речь.

Можно подумать, я из-за слова «ща» возмутилась!

— Таня у нас отвечает за сбор информации, — пояснила я Еве, видя ее удивленный взгляд, — а я за текст. Вы простите ее, она не всегда вежлива.

— Это ничего, — потеплела хозяйка. — Все изумляются, когда слышат имя. Это Саша придумал, как назвать дочерей. Когда родилась старшая, ему хотелось, чтобы она была Александрой Александровной. Она и стала его любимицей впоследствии. Веревки вила из отца. То это купи, то то купи… Даша-то скромная, хозяйственная. Не скажу, что с компьютером на «вы», сейчас у молодых это в крови, но, скажем, не так сильно этим увлекалась. Она больше любила готовить, руками что-то делать… — Ланская вдруг сжала ладонью рот и выбежала из гостиной.

— Таня, вот что ты за человек? — ополчилась я на «коллегу», виня ее одну в том, что мы расстроили мать.

— Спокуха, Образец! Ща выплакается и опять придет. Мы же не все еще у нее спросили. Надо бы про огни побольше разузнать. Сегодня ведь снимать пойдем.

Это уму непостижимо! Я подразумеваю, как не стыдно, что довела человека до слез, а она думает, будто я пекусь о сорванной операции! Если она не сможет сегодня больше говорить, можно прийти в другой день, и репортаж от этого не пострадает. А вот то, что она будет плакать весь остаток дня — этого я уже нам не смогу простить. Нельзя никакое дело ставить превыше этики.

Но Ева, оказывается, ходила в комнату одной из дочерей, потому что вскоре вернулась и принесла с собой несколько работ, вышитых крестиком, и маленькую глиняную вазу с искусственным цветком из бумаги.

— Вот что моя рукодельница могла! Сама!

— И вазу?! — изумились мы.

— Да! Ходила на специальные курсы по обжигу глины. И ведь никто не заставлял. Конечно, в нашей семье не принято бездельничать, но девочки ведь учились пока, поэтому от них требовались только хорошие отметки. Остальное — чистая инициатива. Еще чаю?

Вышедший из кабинета Александр Викторович, заметив стол, заваленный вышивками и поделками, изобразил на лице строгость:

— Ева, зачем?..

Она поджала губы и опустила глаза. А у супруга вновь зазвонил телефон, но общение с незримым собеседником не оправдало надежд, потому что первые секунды мэр недовольно морщился, затем сорвался:

— На каком еще совещании, когда мэр звонит?! — Глянул на нас и немного остыл. Уже другим тоном сказал: — Ладно, пусть позвонит, как освободится.

— Плохие новости? — снова влезла Танька.

Ланской испустил тяжкий вздох и, покосившись на жену, позвал нас к себе в кабинет. Тихими мышками мы проскользнули вслед за ним за красивую деревянную дверь и уселись на предложенные стулья.

— Я так понимаю, что, вместо того чтобы отвечать на ваши вопросы, она стала рассказывать о Дарье?

Я решила заступиться за несчастную:

— Нет-нет, просто разговор зашел…

— Ну да, знаю я… У нее все разговоры туда заходят… У меня появились лишние десять минут, так что спрашивайте, что вас интересует.

Мы переглянулись: неужели правда? Видимо, стоит благодарить человека, не вовремя ушедшего на какое-то внеплановое совещание. Пользуясь случаям, Танька радостно выпалила:

— А что вы думаете о красных огнях?

— О чем? — удивился глава города.

— Огни, которые появляются ночью над городом… Все об этом только и говорят. Вы же мэр, как вы этого не слышали?

Я уже не стала бить ее в бок, только безысходно подняла глаза к потолку, покачав головой.

— Ах, про это… Да, слышал. Но откуда я могу знать, что это? Может, игрушка какая, а может, и НЛО. Мне, знаете, как-то не до этого, куча других проблем. Да и что я могу? Обратиться в полицию, попросить подежурить на окраине города? Это ничего не даст. Что они могут сделать, пострелять в огоньки? Глупость. Я считаю, пока это вреда не наносит, нечего и внимание обращать.

— Как не наносит? — влезла я. — Ваша дочь была найдена в месте, откуда обычно молодежь наблюдает за огнями. И первое их появление связано со смертью. Помните, когда полгода назад алкоголика убили? На той самой заброшенной стройке?

— Припоминаю что-то такое… Но я не понимаю, если честно, как это может быть связано.

Ой, да мы и сами не понимаем… Может, связи и вовсе никакой нет? И мы понапрасну тратим время? И нервы этих людей?

— Пойдем, Юль, — шепнула мне Грачева.

Я кивнула, но вместо того чтобы подняться, задала еще вопрос:

— Скажите, пожалуйста, а где была найдена Даша?

— Дарью нашли в подвале. Она умерла от удара током.

— Ого. Что она там делала?

Александр Викторович пожал плечами.

— У девчонок подвал был чем-то вроде склада ненужных вещей. Или нужных, но тех, что не вмещались в их комнаты. Они запрещали нам спускаться туда и даже горничную просили там не убирать. Замки все поменяли. Сначала нас это тревожило, затем махнули рукой — девичьи секреты. Что в них страшного? А в то утро… Нас с Евой не было в городе, а Тина Вениаминовна пришла утром, чтобы убраться и приготовить что-нибудь поесть: она иногда у нас еще кухаркой трудится, чтобы Еву разгрузить, по договоренности. Так как мы уезжали, мы и просили ее готовить эти дни. Вот, она пришла и ни одну из девочек не застала. Когда позвонила им на мобильный, услышала музыку из подвала. Спустилась, и…

— У нее был ключ?

— Дверь была открыта. И вот…

— А время смерти? — Я и сама пока не знала, зачем мне эта информация.

— Судебные медики сообщили, что Дарья умерла ночью около часа.

— Неисправная проводка?

Мужчина почему-то нахмурился.

— По всей видимости, это был несчастный случай, — кивнул он вроде бы сам себе. — И уже явно не относится к огням на поле.

Это надо понимать как: «Не вашего ума дело».

— Согласна. А про смерть Александры что можете сказать?

Безутешный отец побелел, лицо в районе челюсти заострилось, как будто он собирался впиться кому-нибудь в глотку. Но злость была абстрактной, потому что, когда он направил взгляд на меня, в нем ничего агрессивного не читалось. Слава богу, я уж успела испугаться, право…

— Сашеньку задушили. Напали сзади и задушили ее же шарфом. Впрочем, это предположение, потому что шарф так и не нашли. Просто она постоянно что-нибудь носила. Она была такой… стильной, как сейчас говорят. У нее на шее шрамик небольшой, она стеснялась его и поэтому носила какие-нибудь платочки, шарфики… И красиво, и шрам не видно.

— Так ведь лето почти…

— Да, она и летом носила либо воротник высокий либо тонкий шарфик, такой, как… даже не знаю, не понимаю я в этом… прозрачный.

— Шифоновый? Газовый?

— Наверно. Жену спросите, если это важно. Оперативники уже изъяли у нас все платки-шарфы, которые могли быть использованы как орудие убийства. Хотя это бред, ее же убили на улице; скорее всего, после этого шарф просто сожгли. Или выбросили. Не стали бы подбрасывать в дом, правда?

— Да уж.

— Бедный ребенок… — Он расстроенно опустил плечи и сел обратно за стол.

— А откуда шрам у нее был?

— Да еще с детства. Знаете, она была таким… недолюбленным ребенком, болела постоянно. И смотрели за ней не так тщательно, как за младшей. Поэтому и падала чаще, и шрамов на теле больше. И шею успела обжечь, пока у нее утюг в руках заметили. Эх, Ева… — покачал головой мэр города в недоумении.

Так как он отошел от темы, я позволила себе задать еще вопрос:

— А что сказали судмедэксперты про время смерти Саши?

— Сашеньку убили между половиной первого и половиной второго ночи. Утром нашел дворник. Он вызвал полицию, пока приехали, пока установили личность, там уже Тина Вениаминовна спустилась в подвал и обнаружила Дарью. Нам с женой позвонили почти одновременно по разным смертям.

— Какой ужас… — Я задумалась. Время ухода из жизни обеих дочерей совпадало, и все-таки… — А не мог это сделать один человек?

— Что сделать? — не понял Ланской.

— Ну… допустим, сначала убить Сашу, затем приехать сюда и убить Дашу. — Заметив, что оба смотрят на меня с непониманием, стала развивать свою мысль: — К примеру, каким-нибудь сильным электрошокером или как-то еще… Можно же током убить человека специально!

— Это исключено. Во-первых, Дарью убили не электрошокером. Во-вторых, никаких посторонних в доме не присутствовало. В тот день не было осадков, но до этого целую неделю шли дожди, и у нас в Рве дороги только через пару дней подсохли. Так вот, никаких следов протектора шин автомобиля или велосипеда, помимо наших, возле дома не обнаружено. Было много следов обуви, но это друзья, с которыми девчонки гуляли допоздна около ворот. А от того места в Гогольске, где убили Сашу, до деревни пешком довольно далеко. Напрямик пройти нельзя — там гигантский ров (откуда и пошло название деревни) и заросшие поля, только вдоль шоссе. Этот человек бы просто не успел, даже существуй он в реальности.

Я еще немного напрягла извилины.

— А если кого-то подбросили, то есть большую часть пути он ехал, а уже к вашему дому шел пешком? И Даша ему сама открыла, так как это ее знакомый?

Александр Викторович приподнял брови и, как мне показалось, почувствовал что-то сродни уважению ко мне. По крайней мере, что-то такое отразилось в красивых темно-серых глазах.

— Знаете, — сказал он любимое слово, — я передам вашу догадку сотрудникам следственных органов. Пусть поработают в данном направлении. В принципе, следы вокруг дома изучались, но… как мне показалось, не так тщательно, как следует. Представляете, они даже не опросили всех ребят из их общей компании! Мы называли тех, с кем девочки проводили больше времени, но когда потом связывались с семьями, оказывалось, что и с половиной указанных имен никто не беседовал! Но, если ваша версия подтвердится… Если Дашу тоже убили… Это явно кто-то из общих знакомых, который виделся с обеими накануне, и… Очень может быть. Спасибо вам!

Я ощутила, как стремительно розовеют щеки. Больше ничего сказать мы друг другу не успели, так как у Ланского зазвонил телефон. Видимо, совещание подошло к концу, сотрудника нашли и передали, кто требует его внимания.

Мы встали и тихо вышли из комнаты, кивком попрощавшись. В зале все еще сидела Ева и тихо что-то шептала вышитому крестиком медведю, поднеся канву близко к лицу. Я не хотела, чтобы она нас заметила, настолько это все было неловко, но все же она услышала шаги и, вздрогнув, обернулась. Мы молча ей кивнули и сами прошли по коридору до двери на улицу. Уже там Танька ткнула в дверь, довольно далеко от входной:

— Это явно подвал.

— Думаешь? — засомневалась я. — Мне кажется, вход в подвал должен быть из дома. Да и мэр что-то такое говорил, что горничная слышала музыку.

— Обычно бывает два входа, — настаивала Рыжая, — снаружи и изнутри. А из подвала в любом случае звуки можно услышать, и не важно, где вход.

Мы замерли на пороге, косясь на подозрительную дверь.

— Ну и что ты предлагаешь?

— Если ты так вперилась в это, неплохо бы там зачекиниться. — Перевожу: «Если ты так заинтересовалась этими убийствами или несчастным случаем и убийством, неплохо бы попасть на место происшествия».

— А если нас засекут? — пугливым шепотом ответила я, к своему ужасу заметив, что ноги плавно передвигаются в сторону предположительного входа в подвал.

— Пригнись!

Мы шли вплотную к дому, но окна были на уровне наших лбов, так что я быстро вняла Танькиному совету.

Добравшись до двери, мы дернули ее пару раз: безрезультатно. Она была заперта.

— Возвращаемся, — хмуро шепнула я и только повернулась к калитке, как откуда-то из дома донеслись голоса. Прикинув в уме планировку, я поняла, что окно слева от двери, возле которой мы сейчас находились, относилось к гостиной. Самое интересное, что внутри помещения с этой стороны просто находилась глухая стена. Какая странная дверь, куда же она ведет?

Таня показала знак молчать. Она понимала профессию журналиста лишь в негативном, безнравственном ключе: вынюхивать, подглядывать и подслушивать. Я сперва не хотела вторгаться в чужую личную жизнь, но первые же услышанные слова заставили меня похолодеть и отняли способность передвигаться, так что уйти я в тот момент все равно бы не сумела.