Мёртвые уши, или Жизнь и быт некроманта

Маргарита Преображенская (2025)

АННОТАЦИЯ Когда на старом кладбище в результате некоего магического эксперимента ни с того ни с сего встречаются отважная русская студентка, потомственный оборотень и принц без коня, страшно представить, чего можно ожидать от этой явно не святой троицы, особенно, если учесть, что кто-то из них латентный некромант. В этой книге вы найдёте: — весёлую и жизнерадостную героиню — юмор, порой переходящий в стёб — оригинальный мир с самобытным укладом и обычаями — «ужасные» опасности и захватывающие приключения, а так же общество блистательных некромантов и любовь, победившую смерть

ГЛАВА II. Шарман и Шарманка

Я не нашла, что ему ответить, но обстановку, как обычно, разрядил Карломан.

— Мы пришли, — тихо сказал он, указывая на невзрачную дверь в обшарпанном доме, скромно притаившемся по левой части очень узкой улочки.

Я даже могла коснуться руками стен домов, стоящих по её противоположным сторонам. Карломан пошарил костлявой рукой, просунув её в щель у порога, и извлёк оттуда ржавый ключ.

— Это улица Кота-рыболова, — любезно ввёл нас в курс дела сомнительный потомок династии Каролингов, пока мы в кромешной тьме шли за ним по пахнущему пылью и скрипящему половицами коридору. — Тот кот (Не твой ли, кстати, родственник он, Базиль?), если верить легендам, тоже был оборотнем, временами принимая ещё облик монаха.

— Абсолютно исключено! — запротестовал Мурный Лохмач. — В смысле, что мы точно не родственники! Сам посуди: где монах и где я!

— Говорят, из-за того кота казнили студентов, — хмыкнув в ответ на это замечание, продолжал Карломан. — Потому на улице мало кто решался поселиться: дурная слава! Один из потомков династии купил здесь дом и использовал его для тайных свиданий. Потом жилище долгое время пустовало, а ключ от него в своё время я выиграл в кости у разбойников.

— Его Высочество у нас настоящий шулер! Выигрывает у любого противника, — шепнул мне Базиль и щёлкнул когтями, высекая искру, чтобы помочь Карломану зажечь свечу.

Оказалось, что мы стояли посреди небольшой комнаты, отражаясь в старом зеркале (вернее, отражений было только два). Первым моё внимание привлёк высокий темноволосый молодой мужчина, облачённый в роскошный наряд, достойный монаршей особы из стародавних времён, а во взгляде его бархатно-чёрных глаз читались романтика, отвага и ещё какая-то сумасшедшая искра решимости, дарующая способность совершать подвиги. Казалось, что это не отражение в зеркале вовсе, а старинный портрет. Неужели так выглядел Карломан при жизни?! Я невольно залюбовалась этим образом и продолжала бы глазеть и дальше, если бы его не заслонило от меня нечто, похожее на смешно копошащийся мешок с прорезями, из которого мог выскочить кто угодно, например, наглый кот с жёлтыми глазами (они прилагались, подмигивая мне сквозь прорехи) или звезда оборотного гламура в мохнатом жакете, а то и чёрт знает что ещё! Но где же в зеркале я?!

— Живые не имеют отражений в зеркалах потустороннего мира, — сказал Базиль, чтобы развеять мои страхи, а потом игриво добавил: — Поэтому, когда ты будешь примерять платье, шер ами, тебе придётся смотреться в мои зрачки!

— Это что, правда?! — удивлённо спросила я у Карломана.

— Не совсем, — замялся Его Высочество, думая, как одновременно не обидеть Базиля и не солгать мне. — Зеркала в потустороннем мире в основном делаются для мёртвых, чтобы отражать их истинную суть, напоминая о том, кто они такие. Есть средство, которое помогает увидеть отражения живых, но его по силам использовать только…

— В этом беда всех Пипинидов: они патологически честны, — развёл руками Мурный Лохмач, не дав ему договорить.

Затем Базиль с шутовским поклоном протянул мне мешок Арахнеи, и я, наотрез отказавшись от настойчивых предложений этого проныры помочь мне одеться, взяла ещё одну свечу и ушла в соседнюю комнату, плотно закрыв за собой дверь. Конечно, мне очень хотелось увидеть платье. Казалось, что если я надену местный наряд, то стану лучше понимать этот мир и смогу разобраться в тех интригах, которые сплелись вокруг меня. Я запустила руки в темноту мешка и ощутила безумно приятное, нежное и прохладное прикосновение лёгкой ткани платья. Какого же оно цвета? Я загадала мой любимый — лазоревый — и, зажмурившись, осторожно извлекла нечто почти невесомое, тонкое, уже заочно нравящееся мне до потери пульса

Ощущения не обманули: открыв глаза я обнаружила у себя в руках красивейшее платье в стиле ампир, популярном во времена Наполеона. Такого у меня не было никогда в жизни! Недолго думая, я сбросила всю одежду и облачилась в это волшебное одеяние. Оно было очень лёгким, будто состояло из тончайших паутин, подол и вырез украшали изящные цветы, по плечам рассыпались роскошные кружева, а под грудью располагалась блестящая лента, завязывавшаяся сзади элегантным бантом. В мешке нашлись веер, туфли без каблука, длинные перчатки, шляпка под цвет платья и газовый палантин. Создав законченный образ, я вышла в центр комнаты и начала кружиться, как в детстве, наблюдая за развевающимся подолом. В самый разгар моих «половецких плясок» я услышала неожиданный грохот и, повернувшись на звук, заметила улепётывающего из комнаты серого лохматого кота, неизвестно как проникшего сюда.

— Базиль! — крикнула я, покраснев до корней волос.

Этот паршивец, кажется, наблюдал всю сцену моего переодевания от начала и до конца. Я помчалась за ним и, настигнув в узком коридоре, уже собиралась ударить его веером по макушке, но кот, смешно закрыв глаза скрещенными передними лапами, явил собой такое лохматое, упитанное и искреннее раскаяние, что я замешкалась, тем самым дав ему возможность улизнуть.

— Не сердитесь на него, мадемуазель Кельвина! — сказал Карломан, когда кот убежал в неизвестном направлении. — У него, конечно, есть некоторые черты характера, которые могут шокировать и даже вызвать гнев, но при этом он очень верный, смелый, добрый и щедрый, поверьте!

Я кивнула. Вспышка гнева прошла, и теперь я даже беспокоилась о том, куда же ушёл этот шаромыжник с честными глазами.

— А почему его называют «Мурный Лохмач»? — спросила я, решив пока стереть пыль с зеркала — то ли потому что, мне хотелось смотреть на истинный облик Принца Без Коня, то ли просто от стремления к чистоте.

Я дохнула на тёмную гладь и провела по ней скомканным куском какой-то ткани, валявшимся неподалёку. От этого отражение Карломана стало ещё более реалистичным, а поверхность слегка подрагивала и искрилась, будто впитав в себя моё дыхание. Карломан же потупил взор:

— Видите ли, оборотней создают некроманты, накладывая некоторые чары на проклятых. Оборотень — это особая изысканная пытка, которую многие не выдерживают, полностью превращаясь в животных, некроманты потом выставляют их в своих зверинцах. Так вот, это его прозвище произошло от проклятия. Правда, там было слово «амурный», а Базиль любит всё выворачивать наизнанку и превращать в смех, поэтому он убрал первую букву, и получилось «Мурный».

После этого я стала иначе воспринимать моего лохматого и дерзкого спутника, а Карломан вдруг сказал:

— Вам так идёт это прелестное платье, мадемуазель Кельвина! В нём вы похожи на фею — светлую фею, которая может вдохнуть жизнь даже в давно уже мёртвое сердце. Позвольте мне пригласить вас на танец!

Это было так неожиданно и приятно, что я даже не смогла ничего ответить, только кивнула, тепло улыбаясь ему. Карломан открыл музыкальную шкатулку, стоявшую на столе, и повернул маленький ключик, после чего тишину старого дома нарушила красивая мелодия. Она звучала тонко, изысканно и как-то щемяще нежно. На первых тактах Карломан подошёл ко мне и изобразил галантный поклон, на который я ответила книксеном, и мы закружились в неведомом мне танце. Карломан оказался замечательным партнёром. Он вёл меня осторожно, но уверенно — так, что я будто интуитивно ощущала каждое следующее па. В какое-то судьбоносное мгновение мой взгляд вдруг упал на зеркало.

И там я увидела танцующую пару — того самого высокого темноволосого мужчину с бархатно-чёрными глазами, что уже отражался там раньше, и тонкую, почти невесомую девушку в лёгком, как поцелуй мечты, лазоревом платье. Они кружились в танце, словно были частью какого-то прекрасного наваждения, от которого у меня щемило и сладко ухало сердце. Понимание пришло через несколько упоительных секунд. Это Карломан и…я?! Я замерла на месте, вглядываясь в отражение. Но как же?! Ведь живые не отражаются в зеркалах потустороннего мира?! Умереть секунду назад я не могла (ну, разве что от умиления!), значит…

Карломан говорил что-то о воздействии на зеркала, которое под силу только… Эх, жаль, что Базиль так не вовремя перебил его! Принц Без Коня тоже остановился и, завороженно улыбаясь, смотрел в зеркало, от которого я теперь не могла оторвать глаз. Мелодия стихла, будто испугавшись того, что могло случиться. Периферическим зрением я заметила какое-то движение слева, словно там проскользнуло нечто небольшое, но упитанное и быстрое. Что бы это могло быть?

Выяснить это мне не давала какая-то страшная сила, буквально приковавшая мой взгляд к тёмной поверхности зеркала. Постепенно я, казалось, стала проникать сквозь неё в таинственное зазеркалье, внезапно обретшее головокружительную глубину. Мои глаза сияли так, будто были фарами автомобиля, хозяин которого врубил дальний свет, чтобы чётче видеть скрытое во мраке. Но что там можно было увидеть, кроме старой комнаты ветхого жилища?

В следующий миг я с удивлением обнаружила, что, оказывается, можно, да ещё как! Сияние из моих глаз, будто отодвигая завесу мрака, открыло передо мной небольшой зал, изысканно украшенный чёрными полотнами, живописно струящимися с потолка, и портретами в золотых рамах, причём каждый портрет был живым и норовил выскочить за пределы холста, а полотна шептались между собой и трепетали то ли от страха, то ли от восхищения.

На полу была небрежно брошена роскошная шкура, будто снятая целиком с неизвестного и очень большого зверя вместе с головой, и эта голова как-то странно подмигивала мне, или у неё просто дёргался глаз от страха. В этом зале спиной ко мне в кресле-качалке расслабленно релаксировал какой-то мужчина. Пока я видела только его холёную руку, покоившуюся на подлокотнике с таким властным изяществом, что мне стало как-то не по себе.

Длинные сильные пальцы этой руки, унизанные массивными перстнями, свидетельствовавшими о богатстве их владельца, с царственной небрежностью держали нечто знакомое и страшное. Я попыталась присмотреться, и отражение будто приблизилось ко мне, подчинившись моей воле. Но лучше бы оно проявило неповиновение! А так через мгновение я разглядела, что предмет, так привлекавший моё внимание, — не что иное, как пенсне.

Оно качалось, повиснув на длинной цепи, каждое звено которой представляло собой мастерски изготовленный череп, а сквозь багряно-фиолетово-чёрные витражи его стёкол почти не проникал свет. Такие же я видела на переносицах некромантов, прогуливавшихся по Парижу. В это мгновение обладатель пенсне встал с кресла, полоснув перед собой росчерком нестерпимо ярких лучей, струящихся из его глаз. У меня даже промелькнула мысль, что он может испепелить меня на месте, если увидит, но тут сверху, полностью закрыв зеркало, упала тяжёлая, плотная и ужасно пыльная бархатная портьера, с которой, зацепившись когтями, свисал серый кот, вдобавок, державший в зубах две рыбины.

— Базиль! — радостно воскликнул Карломан, а я поддержала его громким восторженным чиханием, потому что пыль стояла столбом.

— Вми-му-миу-м-мяф-фильно! — проворчал кот, не открывая рта, а потом с досады выплюнул рыбу и заорал на весь дом: — То есть, я хочу сказать, возмутительно! Вы — как дети малые! На несколько минут оставить нельзя!

Он прыгнул на пол, принимая человеческий облик, и добавил уже более спокойно:

— Ну ладно, мадемуазель у нас не в курсе, для неё дров наломать — пара пустяков, лесорубом можно наниматься, чтобы талант не пропадал, но ты-то, ты, Карломан, чудо бесконное! Да если бы не я, ты уже был бы давно на цепи у некроманта!

— Я не знал, что это зеркало можно использовать для некросвязи, — смущённо пробормотал Принц Без Коня, — и потом меня будто околдовал кто-то.

— А что это за некромант? — спросила я, подумав о том, что глаза у того индивида с пенсне почему-то светились прямо как у меня, словно фары. — И как действует некросвязь?

Вон какие здесь гаджеты! Стоило разок на зеркало подышать, и уже, как говорится: «Дуб-дуб! Я — берёза! Как слышите? Приём».

— Ну, я его не видел, — сказал Базиль. — Надеюсь, и он нас тоже. И пора нам уже. Ленорман ждать не будет.

Он поднял двух рыбёшек, которых, наверное, поймал в Сене, облизнувшись, положил их в небольшой кувшинчик с плотно притёртой пробкой, а кувшинчик — в карман, и мы отправились на улицу де Турнон, не забыв упрятать мою прежнюю одежду в рюкзак, который Карломан с удовольствием носил, набросив лямку на левое плечо. На этот раз всё обошлось без происшествий, и мы спокойно прибыли в салон Марии Ленорман, Он располагался под конспиративной вывеской «Книготорговля».

Внутри было довольно многолюдно, а если сказать точнее, то многоскелетно, многооборотно и многопризрачно — видимо, гадания и после смерти не утрачивали своей значимости. Вся компания негромко переговаривалась, обсуждая разные сплетни. Базиль занял место у окна, чтобы наблюдать за теми, кто шёл по улице, на случай появления какой-нибудь опасности типа бирчих, некромантов или ещё чего-нибудь эдакого, а Карломан не отходил от меня, как личный телохранитель.

Я с интересом разглядывала книги разных эпох, выставленные на стеллажах, когда высокий одноглазый лакей,чинно проходя мимо меня, тихо произнёс:

— Мадемуазель Ленорман ждёт вас! Пожалуйте в залу! Силь ву пле!

Он указал на приоткрытую дверь. В образовавшийся зазор ничего толком не было видно. Я вздохнула и решительно отправилась навстречу судьбе, а последовавших за мной Базиля и Карломана остановил высокий лакей, сурово сказав:

— Предсказательница предпочитает беседовать один на один! Извольте подождать, господа, или мне придётся выставить за дверь всех троих, включая вашу даму!

Эти слова остались у меня за спиной, потому что я уже достигла заветных дверей, словно лёгкое лазоревое облачко, гонимое ветром перемен.

— Здрасте! — смело выпалила я с порога, стараясь показать, что видела все гадания в гробу и в белых тапочках, а потом, опомнившись, добавила, на всякий случай сделав книксен: — Ну, то есть бонжур там и всё такое!

Комната, в которую я вошла, была небольшой, но очень уютной. Стеллажи с редкими книгами, разнокалиберными шкатулочками и вазами, в которых уже, наверное, несколько веков скучали замершие сухоцветы, наводили на мысль о круговороте времён, центром которого была эта обитель пророчеств и тайн, не изменившаяся даже после перехода её хозяйки в потусторонний мир. Окна были закрыты плотными шторами, поэтому вокруг царил приятный полумрак. Пахло духами и ароматическими свечами, горевшими на столе, но самой Ленорман нигде не было видно, только колода её знаменитых карт отбрасывала загадочную трепещущую тень.

— Прикройте дверь, Эжени-Кельвина! Так будет лучше для всех! — ответил мне глубокий женский голос, принадлежавший, очевидно, хозяйке салона.

Она назвала меня «Эжени»! Так романтично и эффектно на французский манер звучало наше русское «Женька». Имя мои родители дали мне ещё до моего рождения, предполагая, наверное, что, кто ни родись — мальчик или девочка, всякому подойдёт. Правда, после случая с моим первым выступлением в роли Цельсии, по имени меня никто почти не звал, поэтому изящное «Эжени» привело меня в лёгкий ступор — так непривычно оно звучало. Откуда Ленорман могла знать?! Хотя она же гадалка! Плюс ей в карму и первая уважуха за догадливость! Или просто совпадение?

Я закрыла за собой дверь и прошла к столику с намерением усесться напротив тёмной тени, в которую вдруг преобразовался дымок от чадящих свечей. Тень постепенно обрела форму, а потом и внешность девушки приятной наружности лет двадцати трёх на вид. По свидетельствам современников, Ленорман была хромой и тучной, и одно плечо у неё находилось выше другого, но девушка, сидевшая передо мной, выглядела очень милой, словно сошла со страниц любовного романа тех лет. Здесь мне вспомнились слова Базиля о том, что в потустороннем мире купить новый облик — как у нас пластику груди сделать: раз плюнуть, только плати. Так вот она какая, местная призрачно-душевная хирургия! Впечатляет!

— Я долго думала, прежде чем решиться на встречу с вами, — сказала Ленорман, взяв в руки колоду карт. — Обычно такие, как вы, обходят мой салон стороной, считая, что сила моих предсказаний может навредить им, изменив будущее.

— Вы имеете в виду живых, случайно забредших сюда? — спросила я, не отрывая глаз от колоды карт, на рубашках которых, как бесконечный калейдоскоп, то и дело сами собой менялись узоры, создавая гипнотический эффект.

— Не совсем, — сказала гадалка, улыбаясь мне одними губами настолько зловеще, что у меня перехватило дух, а потом добавила: — Я имею в виду некромантов, Эжени-Кельвина. Сила, которая перешла к вам от одного из самых могущественных среди них, не случайность. В жизни, как и в смерти, вообще не бывает ничего случайного!

«Нет уж, пардоньте!» — хотелось возмущённо воскликнуть мне, но эти мысли исчезли, сливаясь с движущимися орнаментами на карточных рубашках, а на смену ярким лозунгам возмущения пришли воспоминания, складывавшиеся, как замысловатый узор на пенсне некроманта, с которым я недавно так опрометчиво вошла в контакт. Моя страсть к кладбищам, попадание в потусторонний мир во плоти и живьём, Робеспьер, подчинившийся моей воле, цепи, которые я ощущала так ярко, что даже могла бы прикоснуться, свечение глаз и, наконец, эта треклятая некросвязь (будь она трижды неладна!) — факты говорили сами за себя. Ленорман деликатно выждала пару мгновений, чтобы дать мне обдумать её слова, а потом сказала:

— И прежде чем мы начнём, я прошу вас принять от меня в дар вот это.

Она вдруг сорвалась с места и плавно скользнула к одной из шкатулок, а потом вернулась к столу и протянула мне лорнет, блеснувший дорогой оправой в пламени свечей. Я отметила, что его стёкла были составными и представляли собой оригинальную композицию лазоревого и чёрного, образующую занятное сюрреалистическое сочетание. Поблагодарив гадалку, я поднесла лорнет к глазам, держа за изящную золотую ручку, выполненную в виде прихорашивающейся женщины. Со стороны я теперь, наверное, напоминала подслеповатую придворную даму. Но оказалось, что я на удивление очень хорошо видела сквозь эти странные стёкла, да так, что легко могла разглядеть сквозь стену Базиля, уже успевшего приобнять двух дам и присматривавшегося к третьей в соседнем зале салона, и Карломана, нервно прохаживавшегося взад-вперёд.

— Вот так! — одобрительно проговорила Ленорман. — Вы понятия не имеете о своей силе и о том, как её использовать, а это приспособление поможет вам регулировать её вспышки и видеть то, что не дано простым пленникам этого места. Его изготовил лучший мастер, ещё при жизни. Правда, тогда я не знала, зачем мне лорнет.

— Вы сказали: «пленникам»?! — удивлённо спросила я, посмотрев на неё в лорнет.

Сквозь его стёкла я ясно видела все недостатки её фигуры, до этого скрытые магией. Вот так штука!

— Да. — Ленорман кивнула, тасуя колоду. — Раньше души могли обрести очередное тело, родившись вновь, и повстречать родных и любимых, которые предназначены им судьбой на каждом витке жизни. Теперь всё иначе. Мы застряли внутри этого круга смерти без возможности выбраться.

— Куда же смотрят власти?! — спросила я. — Почему они не предприняли никаких мер?

— У власти здесь некроманты, причём не самые лучшие их представители. Им выгодно такое положение дел. Вы сами всё узнаете со временем, — сказала Ленорман, а потом встрепенулась, будто вспомнив о чём-то важном, и спросила:

— Так на что мы будем гадать, Эжени-Кельвина? На вашу смерть, как любят делать сильные мира сего, надеясь обхитрить её, как всех остальных? На любовь, как предпочитают дамы? Или, так сказать, на перспективу?

— Поскольку я девушка слабая и пока не влюблённая, но, похоже, крайне перспективная, то давайте на перспективу! — решила я.

Ленорман не оценила моей шутки, сосредоточенно глядя куда-то сквозь меня. Создавалось впечатление, что она чем-то напугана, будто видя нечто ужасное у меня за спиной или в грядущем, напугана, но старается держать себя в руках. Затем гадалка попросила меня вынуть несколько карт, но стоило мне коснуться колоды, как та рассыпалась в воздухе, заставив нас с Ленорман задрать головы. Карты летали над нами, как разноцветные бабочки, а сюжеты на них так и норовили выскочить из картонок. Я не успевала за ними, крутя туда-сюда головой. «Развилка», «дама», «букет», «кольцо»… Всё это безобразие на миг затмил собой всадник, травивший анекдоты.

— Приходит как-то студентка на страшный суд, и спрашивает: «При какой температуре здесь варят грешников?» А ей отвечают: «Если лёгкая степень греха, то при ста градусах Цельсия, а если отягощённая — в Кельвинах с надбавкой +273 по тарифу СИ!» — выдал он, пролетая мимо меня, голосом одного из моих знакомых с физического факультета.

Конь его при этом высунул голову из картонки и громко, заразительно заржал, указывая на меня копытом. За ними летела карта, на которой был гроб, а из него, приоткрывая крышку, весело махали мне простынями с надписями: «На абордаж!» и «Не парься!» развесёлые призраки. Тоже мне армия фанатов! Ещё были «сад», «змея», «солнце»… Карты остановили кружение только тогда, когда я услышала голос Ленорман:

— Вас пригласили не просто так: у вас в руках выбор, — говорил этот голос. — Тяжёлый выбор и долгий путь. Знайте: чтобы победить, нужно быть не с сильнейшим; чтобы уцелеть, — не бояться взрывов; чтобы действовать с головой, — не отвергать безголового.

Звучало это приблизительно так же, как совет: «Белое не надевать, обтягивающее не носить», и очень смахивало на шутку. Я с интересом взглянула через лорнет на Ленорман, образ которой струился напротив меня, словно свечной чад. Гадалка, видимо, пребывала в трансе, о чём свидетельствовали закатившиеся глаза и лёгкие судороги, пробегавшие по лицу, впрочем, возможно, это была только иллюзия, возникавшая от колышущегося пламени свечей.

— А чтобы вернуться? — шёпотом спросила я.

— Вернуться… это, смотря куда… — прошептала Ленорман, словно выискивая что-то в грядущем своим невидящим взором, а потом снова улыбнулась одними губами и произнесла, вперив в меня белые закатившиеся глаза:

— Ты будешь на коне! Я вижу, как он уносит тебя в светлую даль, а люди улыбаются и смотрят вслед!

Мне почему-то вспомнился Чапаев и его слова: «Где должен быть в этом случае командир? Впереди на лихом коне!», а затем и Гоголь: «Какой же русский не любит быстрой езды?». Возможно, Ленорман сказала бы и ещё что-то оригинальное и ценное, но в дверь осторожно постучали, а потом голос лакея тихо произнёс:

— Мадемуазель, сюда приближаются кромешники! Их видели за два дома от нас.

Ленорман мгновенно превратилась в тёмную тень, словно забыв обо мне.

— Предупредите посетителей! — сказала она, метнувшись к окну, чтобы на мгновение просочиться сквозь плотные шторы, а потом пулей влететь обратно.

— Посетители уже расходятся, — доложил лакей.

— Вам тоже нужно уходить, Эжени-Кельвина, — с нотками сожаления в голосе сказала Ленорман. — Кромешники — это верные псы Хозяина Потустороннего Парижа, они забирают неугодных, чтобы пытать или бросить в Горнила. Когда идёт облава, я закрываю салон, и в него тогда никто не может проникнуть, но это достижимо только в том случае, если здесь нет посетителей.

— А кто Хозяин? — спросила я, вскочив со стула. — И сколько я вам должна за гадания?

— Вы сами всё узнаете, он связан с некромантами, — ответила Ленорман, торопливо проводив меня до дверей. — И я не беру оплату с тех, от кого зависит выбор.

Мне ничего не оставалось, как выполнить её требование. Так толком и не узнав о возможности возвращения и моих некромантских возможностях, я с Базилем и Карломаном вышла из салона, и двери, плавно закрывшись за нами, образовали сплошной монолит, будто вросли в стену, отпугивая всех табличкой: «ЗДЕСЬ ДВЕРИ НЕТ!» Ниже Базиль, недолго думая, дописал красной помадой, которую, вероятно, уже успел стянуть у кого-то из своих новых подруг:

«Вход, въезд, влёт, вполз, впрыг и прочие попытки незаконного проникновения будут отклонены стеной непонимания!»

Оставшись довольным своей выходкой, Мурный Лохмач на ходу подхватил нас с Карломаном под руки, чем заметно придал нам скорости. На улице было удивительно тихо и пусто: наверное, все жители попрятались от загадочных кромешников. Мне очень хотелось увидеть этих подручных тёмного властелина потустороннего Парижа, несмотря на связанную с ними опасность: во-первых, потому, что кромешниками называли иногда опричников во времена Ивана Грозного, а во-вторых, потому, что выражение «тьма кромешная» наводило на определённые размышления.

Не знаю, повлияло ли моё желание или просто мы свернули не туда, но нам внезапно преградил дорогу чёрный экипаж, богато украшенный затейливой резьбой, огненно-алым плюмажем и бархатом, а ещё потускневшей от времени позолотой. Он пронёсся, как вихрь, словно им управлял сам Шумахер, и резко затормозил, чуть не сбив нас с ног. Из экипажа вылетели штук тринадцать франтоватых теней в чёрных фраках и высоких цилиндрах. Все они были длинные, тощие и без лиц, но с внушительными ушами, которые слегка относило лёгким ветерком. Я могла бы поклясться, что именно эти тени я видела в кабинете ректора, но тогда они пугали меня до мурашек, а сейчас я уже смотрела на них без особого содрогания.

— Кто такие? Предъявите ваши Знаки Судьбы! — холодно и властно провозгласили тени замогильными голосами, исходившими откуда-то из мрака их чёрных фраков, и окружили нас плотным кольцом.

— Помилуйте, уважаемые! — заюлил Базиль, выходя вперёд, чтобы заслонить меня. — Зачем же так сурово? Этого добра у нас сколько угодно. Например,третьего дня мне улыбнулись сразу три дюжины призрачных дам, один полудохлый месье и даже два некроманта — одним словом, сплошные знаки, только вот судьбы или внимания, я так и не разобрал!

— Что ты мелешь, болван?! — прорычал один из кромешников, стремительно пройдя сквозь него и неожиданно оказываясь прямо передо мной.

— Это у нас кто ещё?! — воскликнул он, нависая надо мной так, что мне стало жутко от приблизившегося сгустка зияющей пустоты, который был у него вместо лица. — Ну-ка иди сюда!

Он схватил меня за ухо внезапно затвердевшей кистью чёрной руки и попытался вывести вперёд, словно какого-нибудь зарвавшегося дворового хулигана. Идея оказалась неудачной, потому что в результате его усилий ухо отвалилось, ибо было накладным эльфийским для фестиваля костюма и искусства перевоплощения, а не моим настоящим (последнее по-прежнему бодро торчало в обычном месте). Это неожиданно произвело фурор среди кромешников — видимо, такие фокусы никто из приличных обитателей потустороннего мира не вытворял. Секундным замешательством моментально воспользовался находчивый шаромыжник Базиль.

— Как, вы ещё не знаете?! — завопил он, указывая на меня ошеломлённым теням. — Перед вами мировая знаменитость, посрамившая своим существованием всех мастеров магии прошедших эпох, не считая простых шарлатанов и примкнувших к ним сочувствующих лиц! Женщина, талант которой предсказал великий Мерлин, а позже признали магистр чёрной и белой магии Джузеппе Калиостро и владыка пирамид Сергей Мавроди!

Тени, а заодно и мы с Карломаном, едва не потерявшим челюсть от удивления, замерли на месте, обалдев от такого сумасшедшего представления и широты кругозора Базиля, а он, видимо, войдя в раж, продолжал:

— Позвольте представить вам несравненную мадемуазель Орей Морт по прозванию Мёртвые Уши!

— М-м? М?! — вопросительно промычал кромешник, словно знал Мавроди лично, показывая куском отвалившегося эльфийского уха в дрожащей и расплывающейся руке на меня, а Базиль выразительно пнул меня в бок.

— Да! — набравшись наглости, выпалила я. — А прозвана я так за то, что страдаю пагубной страстью коллекционировать уши невежливых граждан.

Не знаю, чем закончилась бы эта история, не пробудись во мне в это время буйная некромантская силища. Я почувствовала, что глаза мои начинают светиться, и машинально вынула подаренный Ленорман лорнет. Взгляд сквозь его разноцветные стёкла безжалостно содрал весь цилиндрово-фрачный камуфляж с кромешников, обнажая их угольную черноту. Они были похожи на скважины, уводящие в невероятную глубину, из которой, возможно, за мной уже наблюдал, тот, кого здесь все называли Хозяином. Чтобы развеять это страшное ощущение, я представила, что вся фрачная команда синхронно садится в свой чёрный экипаж и под лихую забубённую песнь «Эй, ямщик, гони-ка к яру!» эффектно уезжает в глубину потустороннего Парижа, и очнулась от этих мыслей, когда чья-то рука мягко и осторожно заставила меня опустить лорнет. Вскоре я поняла, что это была костлявая длань Карломана.

— Вы были восхитительны и очень милы! Вы поразили всех, мадемуазель Кельвина! — восторженно говорил он.

— Ну, скажем, не всех! — перебил его Базиль, нахально улыбаясь мне. — Но очень многих! Даже я первый раз вижу, чтобы кромешники сопровождали свой отъезд песней! Жалко, что танцев не было.

— Значит, всё случилось не только в моих мыслях! — пробормотала я, прижимая пальцы к вискам.

— Ты приказала им! Так делают все некроманты, — спокойно сказал Базиль. — Должен отметить, что мысли у тебя в голове хоть и дикие, но совсем не злые, значит, сила некросферы тебя не испортила.

— А что, других портит? — удивилась я.

— А ты думаешь, почему все так боятся некромантов?! Необратимо испорчены властью! — хмыкнул Базиль, а потом торопливо добавил: — Надо бы нам когти рвать отсюда! А то мало ли что! Судя по алому плюмажу, эти кромешники были из низших чинов, повезло нам. Со старшими так просто не справиться.

— Тогда, может, в мой фамильный особняк на тихой улочке Кота Рыболова? — спросил Карломан.

— Лучше туда не соваться, — немного подумав, сказал Базиль. — Тот некромант, которого вызвала наша прелестная гостья, мог отследить, через какое зеркало состоялась связь, и, если он сделал это, то там нас могут встретить, а мне очень не хочется встречаться даже с самым бездарным некромантом, конечно, исключая тебя, шер ами!

Базиль подмигнул мне жёлтым глазом и продолжал:

— Я знаю одно место. Я там начинал после того, как проклятие вступило в силу. Туда и отправимся! Путь, правда, неблизкий, но будет интересно. Всё-таки я обещал тебе экскурсию.

— Да, мадемуазель Кельвине обязательно надо взглянуть на город! — добавил Карломан, нежно и осторожно взяв меня под локоть.

Я кивнула, смирившись с неизбежным. Возвращение откладывалось. Надо было разобраться с моей неожиданно обнаружившейся силой, понять мою роль в этом мрачном мире и вообще изучить обстановку, чтобы найти способ выбраться. В этот день мы действительно много бродили по Парижу, смешавшись с пёстрой толпой его обитателей. Я заметила, что этот город в потустороннем мире словно состоял из всех своих проявлений в разные времена, являя современные здания в соседстве с теми, что были уже давно утрачены, но меня особенно поразили памятники, вернее, те фундаментальные творения, которые я сначала приняла за грандиозные скульптуры. Произошло это на площади Вогезов — самой древней в Париже (она существовала ещё во времена тамплиеров!).

Я очень удивилась, когда обнаружила в её центре восемнадцать высоченных фигур. Они стояли спиной друг к другу, образуя идеальный круг. Он был даже очерчен у них под ногами — круг, разбитый на восемнадцать идеальных секторов. В каждом секторе стояла исполинская фигура богато одетого индивида, бросавшего грозный взгляд на вверенную ему часть Парижа. Рассматривая их, я обратила внимание на пенсне и лорнеты в руках и трости с набалдашниками в виде черепов.

— Некроманты?! За что им поставили памятники?! — удивлённо воскликнула я.

— Это не памятники, а памятки, — поправил меня Базиль. — Чтобы каждый точно знал, к кому из Заправил обращаться в зависимости от квартала проживания.

Я посмотрела на мрачные физиономии некромантов со светящимися на лбу именами и титулами, оформленными бегущей строкой, и поджала губы: тоже мне тоска почёта местного криминала!

— И что, обращаются? — поинтересовалась я.

— Ещё как! — сказал Карломан. — Без их разрешения шагу нельзя ступить.

— А Хозяин? — спросила я и сразу пожалела об этом.

Будто откликнувшись на мой неосторожный вопрос, из центра круга неожиданно взметнулся столб пламени, а потом на его месте возникла высоченная и худая фигура без лица, одетая в чёрную бесформенную хламиду.

— Ух, ты! — воскликнула я, отпрянув назад.

— Это же просто памятка! — промурлыкал Бпзиль мне на ухо.

— А кто он, этот Хозяин? Тоже некромант? — шёпотом спросила я.

— Хозяин здесь — Великий Окочур, — глубокомысленно глядя на тёмную фигуру, сказал Базиль.

— Серьезно, что ли?! — спросила я, с сомнением покосившись на оборотня.

— Ну, это в переводе на русский студенческий, — весело и клыкасто ухмыляясь, пояснил тот.

Я снова перевела взгляд на памятку Хозяина, на лбу которой уже мерцало сообщение: «Для записи на приём произнести имя Владыки…надцать раз».

Конкретное количество оставалось загадкой, наверное, в системе оповещения был сбой.

–У нас его зовут Ле Гран Фушюз, — едва слышным шёпотом произнёс Карломан, с опаской взглянув на фигуру в чёрной хламиде.

Чувствовалось, что на приём к Владыке Его Высочеству попасть совсем не хотелось, и это говорило о многом, у меня по спине прополз неприятный холодок страха. Мы двинулись по кругу, рассматривая памятки, а Карломан продолжал свой рассказ:

— Когда-то давно он был поставлен здесь наместником, олицетворяющим власть самой Противоположности Жизни. Сначала один справлялся, а потом создал себе помощников, чтобы следить за угодьями. Так появились бирчие, кромешники, правотяпы…

— Это кто ж такие?! — поразилась я.

— Те, кто так и норовит что-нибудь оттяпать, например, право на проживание в первом ярусе! — вставил Базиль, подмигивая мне.

— Здесь несколько ярусов, — сказал Карломан. — На первом поддерживается иллюзия жизни, на втором — долговые тюрьмы, на третьем — пыточные и горнила. Глубже никто из нас не спускался. Говорят, там пустоты, в которых хранятся страхи.

— А как с этим… Окочуром связаны некроманты? — спросила я, когда одна из памяток (кстати, изображавшая худощавого высокого мужчину средних лет, обладавшего какой-то мрачной потусторонней, даже зловещей красотой) вдруг обратила свой взгляд прямо на меня. И этот взгляд, как мне показалось, был абсолютно осмысленным.

— Вот он, например! — пробормотала я, кивнув на фигуру некроманта.

На лбу у этого мрачного экземпляра было написано, что он является Заправилой тринадцатого сектора.

— А-а-а! Смотри-ка, у неё хороший вкус! А, Карломан? — насмешливо произнёс Базиль. — Это и есть тот, кто нас проклял, шер ами! Незабвенный наш Люрор де Куку.

— А по-студенчески? — пробормотала я, боясь, что статуя повернёт голову, чтобы следить за мной, но ничего подобного не произошло.

— «Ужас Кукушек» или что-то вроде того. — Базиль взял маленький камушек и с размаху запустил его в памятку.

— Кукушкам-то чего бояться?! — не поняла я.

— Он единственный обладатель Почётной Грамоты Бессмертия! — пояснил Карломан.

— Понятно, — кивнула я. — Кукушки считают года до смерти, а в его случае будут считать пока не умрут сами.

— Так вот, некроманты — это поверенные Хозяина, — сказал Базиль. — Они действуют от его имени. Поэтому у них есть много привилегий и разрешение на применение любых мер к живым или мёртвым.

Мы прошли полный круг по площади, и я снова взглянула на «невмирущего» гражданина де Куку. Почему часть его силы перешла именно ко мне?! Что во мне такого примечательного? Или он сам, и вправду, «куку», не смог толком продумать магический эксперимент с проклятием? Пока я думала об этом, мой взгляд зацепился за незначительную деталь. Понимание пришло секунды через две, когда мозг сопоставил факты.

— Вот кого я вызвала по некросвязи! — пробормотала я. — Этого вашего де Куку! Я видела такие же перстни на его руке!

В этот момент произошло нечто, заставившее нас быстро покинуть площадь. На месте памяток внезапно произошла смена декораций. Теперь вместо фигур некромантов и их главаря Великого Окочура всем и вся демонстрировались наши физиономии: наглая — у Базиля и ошалевшие — у нас с Карломаном. Они ярко маячили под красноречивой надписью: «РАЗЫСКИВАЮТСЯ!». Я прочитала бегущую строку на лбу у моей увеличенной копии и рассмеялась: «Мадемуазель Орей Морт — авантюристка, спекулирующая на чужих ушах, — значилось там. — Особо опасна! Побуждает к пению странных песен!»

— Та-а-ак! — протянул Базиль, наблюдая, как у памяток начинает толпиться народ. — Кажется, нам пора!

Мы удалились с площади, стараясь не привлекать к себе внимания, что было не сложно в общей суматохе, а потом в каком-то закутке на незнакомой маленькой улочке Базиль предложил изменить внешность. Он без предупреждения дёрнул меня за подол платья, и я, не успев возмутиться, заметила, что мой наряд изменил цвет. Теперь платье было жемчужно-серым — самое то для желающих скрыться. Вот это эффект! Арахнея, кажется, не зря прослыла лучшей швеёй! Базиль вручил мне вуаль и отломил уцелевшее «эльфийское» ухо, о котором мы забыли на улице де Турнон. Сопротивлявшемуся Карломану на шею привесили чьё-то жабо, нахально снятое Базилем с верёвки, на которой оно сушилось во дворе, а сам Базиль мгновенно преобразовался в кота.

— Ищут троих! — пояснил он. — А теперь вас как бы двое. На кота никто не обратит внимау-ния.

Пришлось взять этого пройдоху на руки и нести, прижав к груди. Оттуда донельзя довольный Базиль и подсказывал нам, куда надо идти, иногда указывая хвостом нужное направление. Через некоторое время, потраченное на быстрое шныряние по незнакомым переулкам, мы пришли к какой-то таверне с забавным названием: «Шарман и Шарманка».

Вид у неё был какой-то странный. Начнём с того, что располагалась таверна на отшибе, и, чтобы её найти, требовались недюжинное терпение и сноровка. Для этого мы долго продирались через заросший хрустящими сухоцветами заброшенный парк со скрипучими стволами мёртвых деревьев и потемневшим от времени расколотым мрамором старинных фонтанов. Не знаю, как Базилю удавалось находить верный путь по замшелым дорожкам. Может быть, по какому-то только ему известному запаху, потому что указатели, прибитые неизвестным доброжелателем к чему попало, наперебой гласили какую-то несуразицу, в буквальном смысле посылая то к Чёрту на Кулички, а то и ещё дальше. У меня сложилось впечатление, что кто-то уже рискнул пройти по указанному направлению, о чём свидетельствовали сбивчивые цепочки следов и отдалённые голоса:

— Ау-у!

— Кто это там? — встревоженно спросил Карломан, покрутив головой. — Может, их надо вывести оттуда?

— Вот именно, — пробормотал Базиль, не пустив сердобольного принца, рвущегося на помощь неизвестным. — Только не вывести, а извести.

Наконец, нашим взорам открылся небольшой старинный каменный особняк с черепичной крышей. Он располагался на пустыре. При внимательном и пристальном взгляде в некромантский лорнет мне показалось, что этот особняк словно дрожит от ветра, как мираж или дым от костра, и вот-вот развеется, только дунь посильнее. Может, здесь, в потустороннем мире, были и дома-призраки? Мне стало страшновато (совсем чуть-чуть!), но я, конечно, не подала виду, а потом страх рассеялся сам собой, когда я прочла табличку, висевшую на двери заведения:

«Вход по-простому — задом наперёд, иначе — сикось-накось, а в противном случае — ТОЛЬКО через не могу!»

Вот это требования! Наверно, с клиентурой у этой корчмы негусто. И что это за случай такой противный?! Базиль остановился у дверей и с улыбкой повернулся к нам:

— Эта таверна сгорела много лет назад, поэтому здесь, в потустороннем мире, может легко менять своё расположение. Появляется в основном на пустырях и открыта только для своих. Все, кто не умеет правильно входить, увидят внутри просто пустоту и хлам разрушенного дома.

— Не мог бы ты проявить любезность и пояснить нам, как правильно? — растерянно спросил Карломан, который, кажется, не видел табличку, а я ещё раз поднесла к глазам лорнет, чтобы удостовериться, что она есть.

— Мог бы! — важно приосанился Базиль. — Здесь есть инструкция: простые граждане вроде меня входят задом наперёд, венценосные особы (то есть вы, Ваше Высочество!) относятся к категории «иначе». Для них предусмотрен тип входа «сикось-накось».

— А мой случай, как всегда, самый противный? — спросила я, догадавшись, в чём дело.

— Се ля ви! — усмехнулся Мурный Лохмач. — Только сразу за мной не входите. Подождите немного, пока я подготовлю хозяев к встрече.

Затем он повернулся к двери спиной, согнулся в три погибели и кубарем вкатился внутрь. Карломан какое-то время стоял неподвижно, то ли будучи в полном замешательстве, то ли выжидая момент, как велел Базиль, а потом, решительно подойдя к двери, нажал костлявой рукой на правый верхний угол. Эффект от этого странного поступка превзошёл все мои ожидания! Дверь, вдруг начав вращение по левой диагональной оси, подхватила Принца Без Коня, увлекая внутрь. Когда пришла моя очередь, я застыла у входа, думая о том, что в данном случае значит фраза: «через не могу»? Мне не пришло в голову ничего лучше, чем произнести нечто подобное как пароль. В голове крутился обрывок какой-то частушки, которую я и решилась озвучить:

— Как наемся творогу, не могу и не могу!

В этот миг дверь открылась передо мной сама, и мне осталось только сделать робкий шаг внутрь. На меня мгновенно обрушился мягкий полумрак, в котором витали дразнящие запахи еды и весёлые разговоры гостей, сидевших за большим деревянным столом, уставленном свечами, тарелками с разной снедью, бокалами и кувшинами с вином.

— Шарман! — гулким басом произнёс сидевший во главе стола крупный коренастый мужчина в кожаной жилетке, небрежно надетой на голое волосатое тело, что делало его похожим на разбойника с большой дороги.

Я уже хотела поблагодарить его за комплимент, решив, что это адресовано мне (платье, и правда, было красивое, да и я сама — ничего!), но к счастью не успела, потому что мой неожиданный собеседник продолжил:

— Так меня зовут друзья заведения!

— Кельвина! — представилась тогда я в ответ.

— Да что ж вы такую приятную мадемуазель в дверях держите, грубияны?! — звонко прозвучало из темноты, скопившейся в углу.

Через мгновение оттуда воспарило нечто покрытое большим тонким покрывалом — точь-в-точь привидение из мультфильма про Карлсона, «дикое, но симпатишное». Приблизившись ко мне, «привидение» приоткрыло покрывало, продемонстрировав весёлую щекастую физиономию пышной дамы неопределённого возраста.

— Пойдёмте, дорогая! — сказала дама, протягивая мне пухлую прозрачную руку, похожую на кучевое облачко. — Я — жена этого неотёсанного типа, из-за которого все зовут меня Шарманкой.

— Хотя по-настоящему моё имя Жюли! — прошептала она мне на ухо.

Меня живо усадили за стол между нахально развалившимся на стуле Базилем и Карломаном, кажется, чувствовавшим себя не в своей тарелке.Кроме нас за столом было ещё много самых разномастных гостей, таращивших на нас уцелевшие глаза. У меня было чувство, что я попала в воровскую малину, как Володя Шарапов из фильма «Место встречи изменить нельзя», и Базиль вот-вот задушевно затянет любимую всеми «мурку».

— Говоришь, надёжные люди? — проворчал Шарман, недоверчиво покосившись на меня и костлявого наследника династии Каролингов.

— Клянусь своим хвостом! — авторитетно заявил Базиль. — Ненадёжных бы дверь не пропустила, да и до таверны они бы не дошли.

— У нас тут в парке уже штук тридцать ненадёжных болтается, выход найти не могут! — добавила Жюли, поставив на стол тарелку с круассанами.

— И то верно, — задумчиво сказал Шарман. — Хотя, может быть, некроманты придумали какую-то новую хитрость. Вот вернётся наш алхимик, всё проверим!

После ужина, в ходе которого я пила только из оборотного кубка и ела из неиссякаемой чаши, Жюли проводила меня в уютную комнатку наверху, где уже была готова мягкая постель. Там я и уснула, едва коснувшись головой подушки. Мне снилось, будто я подошла к зеркалу, из которого на меня, оторвав от бледных холодных глаз разноцветное пенсне, смотрел статный черноволосый мужчина, одетый в мрачном, но изумительно элегантном викторианском стиле. Его пронзительный взгляд пробирал меня до костей, а потом тёмные узкие губы незнакомца расцвели в ослепительной дьявольской улыбке.