Раиска, Люська, ветераны спорта и «Тишина»

Маргарита Сысоева (2024)

Скромная загородная база отдыха, гордо обозначенная на сайте, как горнолыжный курорт, на несколько дней оказывается отрезана от внешнего мира. Причина — снегопады и дорожные службы, не справляющиеся с природными катаклизмами. Вопреки ожиданиям, скучать обитателям не приходится. Одна из сотрудниц лыжной базы решает организовать особенный сюрприз для развлечения отдыхающих. Девушка и без того умудряется создавать массу проблем, по нескольку раз на дню попадая в нештатные ситуации. Остальные работники и кое-кто из гостей без устали ликвидируют последствия деятельности не в меру энергичной девицы. Мало того, появляется подозрение о возможной связи замкнутого мирка лыжной базы с кражами произведений искусства в соседнем городке. Раиска и Люська, оказавшиеся в числе отдыхающих, принимают самое деятельное участие в распутывании клубка загадочных событий.

Среда

Ночь прошла спокойно. На свежем воздухе, в тишине, да в деревянном доме я прекрасно выспалась. За окнами под чьими-то шагами хрустел снег. Казалось, сейчас в окно постучит Дед Мороз и бесследно исчезнет, оставив на крыльце мешок с подарками.

К кафе подошли рановато, оно еще не открылось. Мы с Люськой немного прогулялись по территории. Я решила пройти на парковку, попытаться откопать машину. Люська тоже принялась стряхивать снег с капота. Из своего коттеджа вышел старичок и засеменил к жилищу Иванова Ивана Ивановича.

— Сынок! Сынок! Это я, сосед ваш, не разбудил? Ванюша, у тебя Но-шпы пары таблеточек не будет? У Аленушки моей печень прихватило. Говорил ей вчера, чтоб на блины со сметаной не налегала. Да где там! Разве послушает!

Интересно, как Ванюша будет выкручиваться. Но ничего интересного не произошло. Он приоткрыл дверь и протянул деду пузырек с таблетками.

— Держите, — зевнул Иванов. — Название другое, но действуют также. Не болейте.

Во дает! Или Катя напутала, а Иванов и в самом деле доктор?

— Что случилось? — послышалось у Ванюши из-за спины.

— Спи, зая. Сосед за лекарством приходил, — ответил Иванов и закрыл дверь.

— Зая не хочет спать, Зая хочет блинчиков!

Похоже, в коттеджах тоже проблемы со звукоизоляцией.

— Будут тебе блинчики. Твой заяц уже идет на охоту! — застегивая на ходу пуховик, Иванов шагнул на крыльцо.

— Я буду скучать, мой зубастик!

— Я буду спешить, мой пушистик! — обернулся псевдодоктор, притворил дверь, сплюнул и заспешил в сторону кафе.

— С вареньицем! — понеслось ему вслед из-за закрытой двери.

— Меня сейчас стошнит, — скривилась Люська.

— Меня тоже, даже блинчиков расхотелось.

— А это мысль, — призадумалась Люська. — Давай перед обедом тоже рядом с ними погуляем, глядишь, опять аппетит отобьет. Домой вернемся спортивные, поджарые.

В кафе Иванов оказался возле окошка выдачи перед нами.

— Здорово! Как рука? — приветливо улыбнулся зубастик.

Верхние зубы у него в самом деле выпирали.

— Лучше, но знаете…, — начала было Люська.

— Доктор, можно вас на минуточку, — повариха, самая худощавая из троих, выскочила из-за перегородки и подхватила Иванова под руку. — Посмотрите, пожалуйста, мою тетушку. Который месяц коленками мается. А с врачами тут плохо, в Туманове все путные поувольнялись, а в область ей не добраться. Пожалуйста, доктор, миленький!

Я навострила уши. Иванов насторожился и промямлил что-то невнятное.

— Пожалуйста, доктор! — буфетчица уже вцепилась в него мертвой хваткой. — Тетя уже здесь, на лавочке сидит. Вы покушайте, покушайте! Хотите, котлеток разогрею? А потом гляньте ее быстренько. По гроб жизни благодарны будем. Ведь ходит по дому и стонет, и стонет. Сердце кровью обливается, как мучается человек.

— Хорошо, хорошо, — Иванов похлопал повариху по руке. — Гляну. Сейчас жене завтрак отнесу и посмотрю вашу тетушку.

Буфетчица вернулась за стойку, шмякнула в блины тройную порцию варенья и, успокоенная, расплылась в довольной улыбке.

— Прекрасный, прекрасный доктор, — Люська склонилась к буфетчице и доверительно зашептала. — Так мне вчера помог! Мазь выдал и таблетку. Спала, как младенец.

Люська получила сырники с двойной порцией повидла. А мне очень хотелось сказать, что спала, как младенец, она вовсе не от мази, а от полбутылки вина.

На склоне народу было немного. Да и откуда? Из Туманова по-прежнему добраться невозможно. Престарелая Аленушка на склоне не появилась, дед, видимо, сидел около нее и ее желчного пузыря. Мы видели, как он нес из кафе две тарелки овсяной каши.

Зато Миша и Маша рассекали так, что любо-дорого посмотреть.

— Красиво катаетесь! — я поравнялась с Машей у выката к подъемнику.

— А, ерунда, мы же с Сибири, с Кемерова. У нас там знаете, какие катания! Здесь немного скучаем. Записались к Кате, хотим сноуборд попробовать.

На Кате с визгом висли ребятишки. Они уже переместились с учебного склона на основной.

— А вы давно на большую землю перебрались? — спросила я, чтобы поддержать разговор.

Показалось, или Маша, перед тем как ответить на секунду замялась?

— Недавно, — наконец ответила она и глазами отыскала на склоне своего Мишу. — Частично, можно сказать, перебрались.

Она помахала Мише рукой и толкнулась ему навстречу.

С Севера наползала снеговая туча. Заметно потемнело.

— Опять снегопад? — Люська приставила ладонь козырьком ко лбу. — На этой неделе, ладно, но в понедельник мне на работу. Интернета здесь нет. Как узнать прогноз погоды?

— По народным приметам, — подсказала я.

— А как их узнать, народные приметы, без интернета?

— Спросить у аборигенов.

— Не выйдет. Только что тракторист увез обратно в деревню тетку буфетчицы. А сама буфетчица и поварихи недостаточно старые, чтобы им можно было доверять в этом вопросе.

— Увез после консультации с врачом? — осторожно поинтересовалась я.

— Да, — покосилась Люська. Ей не понравился мой тон.

— А тракториста ты видела? Он тоже недостаточно старый?

— Он вообще молодой, лет двадцать пять, двадцать семь, не больше. Правда со следами жизненного опыта на лице.

— Какого опыта? — не поняла я.

— Жизненного. Нос у него сломан, — пояснила Люська. — И зубов впереди не хватает. Ну зубы-то еще ладно. Может, их просто лечить негде и протезировать не на что. А вот сломанный нос — это показатель. Носы просто так не ломаются. Его жена работает здесь горничной. Я ее не видела, но ты, на всякий случай, ценные вещи на виду не оставляй. Кстати, тебе Миша и Маша не показались странными?

— Тем, что на пенсии решили сноуборд освоить?

— Нет, это как раз нормально. Тут другое. Я ему наверху говорю: «Классно у вас жена катается», а он задергался, головой завертел. «Где?» — спрашивает. Можно подумать, есть варианты. Склон-то один.

— Я тоже заметила. Но самая чудная здесь Катя. Что она все время ищет? Сегодня, еще до рассвета кто-то ходил вокруг нашего дома. По-моему, пытался заглядывать в окна.

— Палыч?

— Я тоже сначала так решила. Подумала, что снег отгребает. Но рядом с Палычем всегда собака, а собачьих следов у дома не было. А может, это Александр? Он во сколько ушел?

— После тебя мы полчасика посидели, не больше. Вино допили, и он ушел. Намекал на продолжение, но ненавязчиво. Я так хотела спать, что сделала вид, будто не понимаю.

— Да, Александр производит впечатление нормального. С чего бы ему на рассвете под окнами слоняться? Но ты на всякий случай глянь, может букет на подоконнике найдешь?

— Какой букет? — Люська обвела рукой заснеженный пейзаж.

— Из еловых веток, из сухоцветов, из конфет. Захочет — организует. Но я про Катю. Музей ограбили, какую-то ценную «Тишину» украли. Тут же здесь появляется Катя. Дорогу заметает. Здесь ни ее, ни картину сейчас никому не найти. Но как только появится дорога, ею плотно займутся. Не так много работников в их музее. Всех должны проверить.

— Голова! — Люська уставилась на меня в немом восхищении. — Она ничего не искала в трансформаторной будке и в могиле. Она прятала! Надо найти и перепрятать.

— Думаешь, она может украсть ценную вещь из музея? — засомневалась я.

— Ты эту Катю видела? Она со своей бестолковостью может все! — припечатала Люська. — Тем более, они с женихом планируют переезд на крутой горнолыжный курорт. А с деньгами можно замахнуться на Альпы!

После обеда, пока не стемнело, решили прогуляться до церкви. Хотелось позвонить семье. Все-таки учебный год, я очень рисковала, уехав на неделю и оставив их наедине с уроками. Муж не в счет. Максимум, что он может сделать, придя с суточного дежурства, это спросить, сделаны ли уроки, и, получив утвердительный ответ, завалиться спать.

На ступенях церкви опять встретили Мишу и Машу. Они были вежливы, но не так радушны, как накануне.

— Как сноуборд? — поинтересовалась я.

— Пока непонятно, — ответила Маша.

— Но интересно, — подхватил Миша.

— Будете продолжать? — уточнила Люська.

— Непременно!

— Обязательно! — почти хором ответили Миша и Маша.

Мы проделали привычный путь наверх. Дверь я заложила на засов, но замок предусмотрительно оставила внутри. Звонки много времени не заняли. Однако быстро темнело, возможно потому, что с севера наползала огромная снеговая туча. Люська безуспешно пыталась посмотреть прогноз погоды.

— Закругляйся, теперь даже я точно предсказываю снегопад. Просто посмотри на небо.

Люська посмотрела, и мы начали спускаться.

На лестнице царила почти кромешная тьма, так что спускались мы на ощупь и очень медленно, боялись покатиться вниз головой со скошенных ступенек. Ближе к окончанию спуска в стене было оконце, но на улице уже порядком стемнело, и света от него было немного, тем более, лестница делала поворот. Подойдя к двери, остановились, я попыталась нащупать замок. В церкви кто-то был. Голоса звучали вначале невнятно, мы замерли. Звук стал четче. Видно, говорившие подошли к алтарю. Их было, как минимум двое. Женщина, похоже, молилась. Мужской голос пока звучал неразборчиво.

— Имей совесть, ты же в храме, — одернула женщина. — Попробуй еще раз позвонить.

— Так звоню, трубку не берет.

Чиркнула спичка.

— Ну и темнота. Посвети сюда.

— Все, говорю, нормально, — мужской голос стал четче. — Хоть сейчас вынесу.

— Даже не вздумай!

— А что такого? Подумаешь, одной больше, одной меньше. Я лампочки поменял. Никто и не заметит.

Не то, чтобы мы чего-то опасались. В эту церковь все приходят звонить и молиться. Но следующие слова заставили нас затаить дыхание. Еще бы сердце так громко не стучало!

— Сказано, не трогай! Она художник! Ждем. Зачем днем трактор в деревню гоняли?

— Тоськина тетка к врачу ездила.

— К какому еще врачу?

— Отдыхает тут один. Теть Мапа с утра вместе со всеми приехала. Днем — обратно. Не торчать же ей тут до вечера. У нее дома хозяйство, скотина.

— Знаю я это хозяйство. Аппарат у нее дома круглосуточный работает. Врач не ворчал, что ему отдохнуть не дают?

— Нет, он с пониманием. Видит людям тут помощи нету. Он и Катьку вчера спасал.

— А с ней-то, что опять случилось?

— Электроподстанцию разнесла.

— Да что ж за напасть такая! Не сильно пострадала?

— Нет, работает.

— А Катька?

— Тоже работает.

— Вижу, отбою от клиентов нет. Все бы так. Не отвечает?

— Молчит. А художница в розовом или в синем?

— В розовом. Вопрос не обсуждается, слишком опасно, ждем. Смотри только, что б никто.

— Лады. Но цену настаивают поднять.

— С чего? Все было договорено.

— Время идет, дела не делаются. Простой.

— Простой? Поди у теть Мапы третий день без сознания лежат. Пускай еще отдохнут. Пойдем, тьма кромешная, сейчас снег повалит.

Мы выждали некоторое время после того, как шаги затихли.

— Что это было? — обалдело спросила Люська.

— Ты у меня спрашиваешь? Я вообще-то опасная женщина-художник, которую трогать нельзя, надо ждать.

— Может, не ты? Что тут других теток нет? Маша, Аленушка, Зая. Еще семья из четырех человек. Может у них мать — художник.

Мы вышли из церкви. На улице было немного светлее. Крупными хлопьями валил снег.

— Я вообще-то дизайнер интерьеров. И здесь никто про это не знает.

— Нет, Раиска, ты художник.

— Почему?

— Здесь все знают, что ты художник, — упорствовала Люська. — Я так написала в анкете для карточки постоянного клиента.

— Зачем?

— «Дизайнер интерьеров» слишком длинно, мне было лень.

— По-твоему, они вывесили мою анкету на всеобщее обозрение?

— Не думаю, но кто-то при желании мог ознакомиться.

— Иванов тут не первый раз, и никто не знает, кто он на самом деле.

— Вчера о том, кто он такой, узнали даже в деревне. Но ты права, похоже твоими данными интересовались прицельно. Даже цветом костюма. А про цвет в анкете вопросов не было.

— И все-таки, может, это не я? И костюм у меня — разбеленная фуксия. А вот Маша катается в розовом. Что мы про нее знаем?

— Предполагается, что Маша — молодая пенсионерка с Севера, несколько лет назад переехавшая на большую землю. Вполне может быть художником. В некоторых ситуациях реагирует странно. Что мы еще имеем? Зая! Заи, они всегда в розовом.

— Она из номера не выходит. Кто ее видел?

— Может, выходит иногда. Аленушка — в меховом жилете поверх серого костюма с начесом. Мать семейства — в пестром комбинезоне.

— В ее комбинезоне преобладает розовый.

— Точно. Катя? Нет, Катя сотрудник, ее и без комбинезона хорошо знают.

— Ты лучше подумай, чем может быть опасен художник? Я же не спецназовец, не чемпионка по карате.

— Кисточкой можешь в глаз ткнуть?

— С ума сошла?! Нет, конечно. У меня и кисточек с собой нет.

— А ядовитой краски куда-нибудь налить?

— У меня нет ядовитых красок. У меня с собой вообще никаких красок нет. Только тушь для ресниц.

— Тогда не знаю. Загадка какая-то.

— Ну и местечко. Инструктор по борду то ли ищет что-то, то ли прячет, парочка пенсионеров с севера темнят. И надо бояться художников в розовом. Вопрос: кто из женщин в розовом — художник? Прямо сюжет для ужастика.

— Головоломка.

— Ерунда какая-то. Скромная горнолыжка, мало кому известная даже в пределах области. Что тут может быть необычного?

— Раиска! Я знаю! Я все поняла! — Люська, которая шла по тропинке впереди меня, резко развернулась. — Здесь скрывается преступник, а ты можешь нарисовать его фоторобот! Поэтому он тебя опасается и постарается не попадаться на глаза!

— Молодец! Это уже на что-то похоже. Но если преступник не будет попадаться на глаза, то мне до него и дела нет.

— Естественно! Спокойно отдыхаем до конца недели и, не заметив ничего подозрительного, уезжаем. Пускай дальше играют в прятки, если хотят!

В кафе успели за час до закрытия. За большим столом троица развеселых сноубордистов пила глинтвейн. Мы тоже взяли по стаканчику. Потом еще по одному. Прекрасный согревающий напиток. И настроение поднимает.

Подошел Иванов, тоже заказал два глинтвейна. Следом вошла Зая, типичная такая Зая с накачанными губами, наклеенными ресницами, обесцвеченными патлами. И одета, как положено, в розовом свитере и розовом меховом жилете. Люська ткнула меня локтем в бок и помахала Иванову, приглашая за наш столик. Мы немного поболтали о погоде, о склоне. Иванов сказал, что не катается, просто отдохнуть приехал.

— Приехали, — поправился он.

— А вы тоже врач? — вкрадчиво спросила Люська его спутницу.

— Нет, — польщенно улыбнулась та.

— Дайте угадаю! Вы — художница!

— Нет! — неподдельно удивилась Зая. — Почему художница?

— Цвета хорошо сочетаете, — пришла я на помощь Люське.

Тут ни убавить, ни прибавить. В своем образе она была гармонична.

— Я модель и актриса, и еще блогер, — кокетливо, растягивая слова, произнесла Зая.

Иванов поперхнулся глинтвейном. Да, тут она, конечно, хватила лишку. Максимум — парикмахерша с какими-нибудь курсами визажа. Тональник наложен неровно, даже при таком освещении заметно. Стрелки неаккуратные. Зато волосы обесцвечены на совесть, аж прозрачные.

— Мы завтра на тюбингах идем кататься, — похвасталась Зая, пока Иванов ходил к окошку выдачи за пельменями.

— Угу, — Иванов вернулся с двумя тарелками. — Давай, наворачивай.

— Зае нужен капустный салатик, — выразительно похлопав глазками, просюсюкала блондинка. — Ты забыл?

Иванов опять поплелся к стойке, теперь за салатом.

Меня все-таки мучил вопрос, о том, кто должен за мной следить. Еле дождавшись, пока уйдут Ивановы, я обратилась к Люське.

— Ставлю на Палыча, — не задумываясь ответила она. — Неизвестно, кто, неизвестно, откуда. Вполне возможно, что в розыске. Хотя он и не производит впечатления человека, который будет читать анкету. Не похоже, что он вообще что-нибудь читает.

— А голос? Мы разговаривали с Палычем, он совсем не так говорит. Тот, в церкви, говорил так, словно у него прищепка на носу.

— Это, как раз, не показатель. Он мог простудиться. Там были собачьи следы?

— Там было темно. И, кстати, не забывай про Александра. Он тоже мог простудиться. И еще он читать умеет.

— Ты права, — Люська была серьезна. — Доедай и пошли!

— Куда? Я хочу насладиться варениками.

— Наслаждайся быстрее! — Люська уже проглотила свою порцию. — Идем! Надо узнать, как здоровье Александра.

— Иди, я догоню.

— Раиска, я не могу оставить тебя одну! — Люська опять уселась за стол рядом со мной и кивнула на компанию сноубордистов. — О них мы вообще ничего не знаем.

— Они уже сами себя не помнят, где им за мной следить!

— Они могут шифроваться. Притворяются, что не просыхают, а сами следят в шесть глаз!

— Видела я их зенки залитые. Если притворяются, они гениальные актеры!

— И модели! — хихикнула Люська.

— И блогеры!

Все-таки глинтвейн ударяет в голову.

— Раиска, в церкви была еще женщина! Как думаешь, кто она?

— Вот тут может быть кто угодно, кроме Кати. О Кате они говорили в третьем лице.

— И на старушку не похоже. Голос достаточно молодой.

— Не скажи, там такая акустика, может искажать тембр.

Александр скучал за своей стойкой и выглядел абсолютно здоровым. Конечно, мы пригласили его вечером на чай. А пока пошли прогуляться. Ветра не было. Снежные хлопья падали в тишине почти вертикально. Палыч с лопатой трудился на парковке. Васька сайгачил по рыхлому снегу.

— Какой снегопад! — пропела Люська. — А зачем вы чистите, все равно к утру заметет?

— Сейчас почищу, утром меньше будет, — голос у Палыча был хриплый. — И Ваське надо побегать.

— Днем не набегался? — удивилась я.

— Днем я его больше дома держу, чтоб отдыхающих не пугал.

— Его кто-то боится? — пес с разбегу прыгнул мне на грудь и попытался лизнуть в лицо, отбежал, проделал тоже самое с Люськой.

— Сейчас нет, но бывает такие приедут, только собаку увидят и давай орать, чтоб намордник надели. Он тоже таких не любит, — Палыч оглушительно чихнул и утерся рукавом. — Правду говорю.

— Твоя спальня запирается? — поинтересовалась Люська, когда мы отошли от Палыча на безопасное расстояние.

— Нет.

— Тогда на ночь подопри чем-нибудь дверь.

Александр принес к чаю бутылку коньяка и пачку печенья. Мы достали кое-что из своих припасов и расселись за столом в гостиной.

— Александр, скажите, а вот те сведения, которые указывают в анкете, как-то используются? — меня весь вечер занимал этот вопрос.

— Все с вашего согласия. Вы же подписывали согласие? Если что-то хотите скрыть, можете не указывать, никто не заставляет.

— Мы согласны, — подхватила Люська. — Вопрос в том, зачем вам столько информации? Там и о профессии есть вопросы, и об увлечениях.

— Это к хозяйке. Она у нас креативит. Акции там ко дню рождения, тематические вечеринки по интересам, я не вникаю.

— А больше никто анкеты не читает?

— Нет, кому это надо? Лишняя работа забесплатно. Была охота чужие каракули разбирать.

— А где они хранятся?

— Куда положили, там и хранятся, в коробке.

— И каждый может прочитать?

— Зачем?

— Как вы узнали, к примеру, что Иванов — доктор?

— Я не узнавал. Он первый начал таблетки раздавать. Кстати Иванов не катается, и анкету для льготного ски-пасса не заполнял.

— Чего же он сюда ездит?

— Вы же взрослые женщины, неужели не понятно?

— Это как раз понятно, — сказала я.

— Не понятно, как он целую неделю может провести наедине с этой Заей?

— Да, ему нелегко, — фыркнул Александр. — Знаете, как он сегодня в Тоськину тетку вцепился! Всю жизнь ее выслушал, про всех родных до седьмого колена. Это он наследственность выяснял и историю заболевания. Коленки ощупывал, рассказывал, как примочки делать. Я аж заслушался.

— Вы присутствовали на приеме?

— Они в прокате расположились, там сегодня никого не было.

— А как же врачебная тайна?

— Какая тайна! Да тетя Мапа рада без памяти, что с ней кто-то о ее болячках говорит! Она еще специально в мою сторону разворачивалась, чтоб я тоже послушал.

— И Иванов не против был?

— Вы его Заю видели? Слышали? Так вот тетя Мапа по сравнению с ней — Ломоносов! У нее и жизненный опыт, и крестьянская мудрость и семь классов доброкачественного советского образования. Иванов наслаждался беседой.

— И осмотром?

— Что? Нет! Он ее не раздевал, так, присесть-встать заставил, послушал, как коленки скрипят. Они в основном разговаривали. Потом он на занятия по сноуборду записался. Позже, правда пришел, вычеркнулся.

— Зая к Кате приревновала?

Мы посмеялись.

— Точно! Записался на лыжи. Завтра буду два часа его учить, если Петя из города не приедет.

— Из города? Дороги же нет?

— Сегодня почистили. Но снегопад усиливается. Возможно, завтра нас опять отрежет от мира.

— А продукты на кухне не закончатся? — испугалась Люська.

— Не должны. Сегодня Стелла приезжала, подвезла там кое-чего. Не пропадем, не бойтесь.

Александр внезапно начал неудержимо чихать.

— Прошу прощения, дамы, вынужден откланяться, — он нацепил медицинскую маску и попятился к двери.

— Что с вами? — встрепенулась Люська. — Аллергия?

— Нет, извините. Просто насморк. Вчера к Катьке с трансформатором раздетый выскочил и вот, готово. Иванов хороших капель дал, но действие закончилось. Спокойной ночи!

— Александра не исключаем, — сказала я, когда за простуженным закрылась дверь.

— Мы перебрали всех и никого не смогли исключить. Слушай, а ты не думаешь, что есть связь между украденной из музея картиной и тем, что ты художник?

— Не думаю. Если бы я была связана с музейными кражами, я бы про это знала!

— Да, про три кражи ты бы знала, — согласилась Люська. — Ладно еще, если одна. Но про три ты не могла забыть!

— Люська, опомнись! Я бы и про одну не забыла! Во-вторых, то, что ты поленилась написать «дизайнер интерьеров», не сделало из меня живописца. А в-третьих, художник — это тот, кто рисует картины, а не тот, кто их ворует.

— Раиска, ты гений! «Художник» — это воровская кличка того, кто специализируется на краже картин из музея.

— Это точно не про меня.

— Тут кроме тебя полно кандидатов. До музея всего тридцать километров. Здесь у них штаб.

— Мысль неожиданная.

— А что? Хозяйка приезжает раз в неделю. У нее дел выше головы, кучу проблем надо решить. Доверенного лица у нее здесь нет. Кому поручить хозяйство? Безумная Катя-Апельсин, девочка-катастрофа? К ней самой надо соглядатая приставлять. Бомж, которому только лопату и можно доверить, да пофигист Александр. Вот и все постоянные сотрудники. Остальной персонал из деревни.

— Согласна. Работники они, судя по всему, хорошие, но умом не блещут.

— Александр, — начала было Люська.

Мысль была понятна, но я не дала ее закончить.

— Пока не делаем исключений ни для кого.

— Он, сказал, что не бывает в церкви.

— «Он сказал», — это не аргумент. Вы знакомы третий день. Он может наплести про себя все, что угодно. Проверить-то мы не можем.

— У меня глаз наметанный! — возмутилась Люська.

— Я знаю, какой ты опытный кадровик, и лично мне Александр тоже симпатичен. Но давай будем объективны. Пока мы можем исключить только Ваську, потому что его следов не было ни у меня под окнами, ни у церкви. А Палыча исключить не можем, потому что днем он Ваську не выпускает.

— А ты не думаешь, что это кто-то из постоянных гостей?

— Вот это вполне возможно. Иванова исключаем, про него те двое в церкви говорили, как и про Катю, в третьем лице.

— Миша и Маша! Здесь бывают регулярно и ведут себя странно.

— Зачем им понадобилось беседовать в церкви? У себя коттедже не могли поговорить?

— Вернулись, потому, что Маша забыла поставить свечку. Да еще дозвониться куда-то не могли. А о том, что в церкви такая особенная акустика, были не в курсе. Знали, что мы на колокольне, но нас не слышали. Думали, что и мы их не слышим.

— Да, Миша и Маша самая подозрительная парочка. Они приехали до снегопада. Тогда дорога еще была. Вполне могли провернуть дельце. Подготовились, ночью подломили музей, а утром как ни в чем не бывало вышли к завтраку. Интересно, кто-нибудь мог заметить, что они отлучались ночью?

— Вряд ли. По ночам сторож сидит у себя и собаку держит рядом, чтобы волки не съели.

— Но машину он мог услышать? Мог. Мог и сам метнуться в город, обтяпать дельце и вернуться обратно. Кто его ночью хватится?

— Так он бомж, у него ни машины, ни документов.

— Опять же, откуда мы это знаем? Со слов, а сказать можно, что угодно. Может у него и машина есть и права.

— Его машина не могла бы стоять здесь незамеченной.

— Или он на ночь позаимствовал чужую.

— Коттеджи стоят близко к стоянке. Миша и Маша наверняка услышали, если бы кто-то заимствовал их машину. Они не настолько молоды, чтобы спать без задних ног, и не настолько стары, чтобы ничего не слышать.

— Опять Миша и Маша! Все-таки они самые подозрительные!

— Самые подозрительные обычно оказываются самыми невинными. В детективах преступником оказывается тот, на кого никогда бы не подумал.

— Так, то в книжках, — протянула Люська. — А здесь самая подозрительная — Катя-Апельсин. Работает в музее, все условия для подготовки ограбления. Кража не первая, предыдущие прошли успешно. На деньги у нее определенные планы. Жених может быть сообщником. Мы его еще не видели. Но Катя ведет себя очень странно, если не сказать хуже.

— Я все думаю, а вдруг не Катя копошилась в той могиле? Может она все время, что мы пробыли в церкви, просто карабкалась по стене на колокольню. Интересно, сколько времени нужно, чтобы подняться на колокольню снаружи? Да и выглядела она недостаточно грязной для того, кто вылез из могилы.

— Пока наверх лезла, могла отряхнуться. Но ты права, там мог быть кто-то другой. Если Кати не было в могиле, значит она не такая уж сумасшедшая, как мы подумали.

— А трансформаторная будка?

— Подумаешь, будка. Девочка хотела с утра пораньше покататься в одиночестве. Попыталась запустить подъемник, но неудачно. Она же подготовилась, перчатки резиновые надела. Разве сумасшедшие надевают средства защиты?

— Еще как надевают! Про шлемы из фольги для защиты от излучений слышала?

— И то правда, Катя — это девочка-загадка. Зато с Ивановым понятно, он не по этому делу. Представитель благородной профессии! — Люська потерла плечо. — Как такой человек мог связаться с «Заей?»

— Мне кажется, он уже и сам не рад. Но куда деваться? Дороги завалило. Он обречен до конца недели. В следующий раз будет разборчивей. Перед тем, как бронировать отдых, какой-нибудь тест на интеллект проведет. Ты ничего не слышишь?

Мы притихли. За окном отчетливо хрустел снег под чьими-то тяжелыми шагами. Опять кто-то ходит под окнами! Ну, погодите! Я раздвинула занавески. Мимо окон промелькнула темная тень, потом еще одна. Потом в обратную сторону. Потом сразу две. Да что там такое? Мы с Люськой быстро сунули ноги в ботинки, накинули пуховики и выскочили на улицу. В густо падающих снежных хлопьях народ перемещался в направлении бани и обратно к центральной поляне. В сторону бани пробежал Иванов, за ним розовая Зая в меховых наушниках. Мы поспешили следом. У бани было полно народа. Толпу создавали три сноубордиста, Палыч и Васька, как обычно, носившийся кругами.

— Женщины пришли, ура, — нерадостно сказал кто-то из сноубордистов. Они расступились, пропуская нас внутрь.

Из предбанника выскочил Иванов, его толкала в спину кашляющая Зая. Мы тоже закашлялись. Один из сноубордистов нес на руках тело, завернутое в полотенце до самых глаз. Только оранжевая шевелюра торчала.

— Катя! Живая? — мы бросились к ней.

— Угорела, — следом за нами подошел Александр с волокушами. Давайте ребята, перекладывайте ее на санки.

Катя что-то бормотала. В предбаннике была ее одежда, но одеться возможности не было. Помещение еще не проветрилось. Сноубордист, который сам-то еле стоял на ногах, уложил Катю на сани, мы покидали сверху все, что нашли в предбаннике, отогнали Ваську, который упорно пытался лизнуть Катю в нос, и процессия, кашляя и отплевываясь, двинулась прочь.

— Ребята! Александр! Давайте занесем Катю к нам, пока в себя придет, а мы присмотрим. Что ей одной в своей комнате лежать? — предложила я.

— Тем более, доктора к телу, скорее всего, не допустят, — пробубнила Люська мне на ухо и побежала в дом за одеялом.

Завернутая в одеяло Катя попыталась самостоятельно войти в дом, но ноги ее не держали. Иванов под испепеляющим взглядом своей Заи ловко подхватил пострадавшую и донес до дивана.

— Сделайте ей кофе, — сказал он на прощанье.

Люська поблагодарила за совет и закрыла дверь.

Пришел Александр, принес апельсины и термос с кофе.

— Вот, ребята из гостиницы витамины передали, а я кофе сварил. У вас, наверное, только химия растворимая, — сказал он и посмотрел на Катю почти с нежностью. Во всяком случае, беззлобно.

— Изыди, инфекция, — так же беззлобно сказала Люська.

— Я нос промыл и капли закапал.

— Девушка неодета.

— Я не смотрю, и чего я там не видел.

Катя молчала. Она полулежала на диване, завернутая в одеяло до подбородка. Разговорами мы ее не донимали, пускай придет в себя. Я налила кофе. Александр с Люськой почистили апельсины. На улице было тихо. Под окнами никто больше не ходил. Тропинку к бане засыпали снежные хлопья. Идиллия. В комнате было темновато. Вот бы еще свечи зажечь! Свечей у нас не было.

— Внесем предложение хозяйке, что бы номера обеспечивали свечами, для романтики.

— Внесите, — пожал плечами Александр, — но открытый огонь не разрешат из-за пожароопасности.

— Свечи, значит, не разрешат, а баню с неисправной печкой топить можно! Как это называется? — Люська была возмущена.

— Баню топит специально обученный человек. Ему можно, — отвечал Александр.

— Обученный? Кто это?

— Палыч, кто же еще?

— А как вы это объясните? — Люська кивнула на Катю.

— А вот это я хочу, чтобы Катя объяснила, если может, конечно, что-то сказать, — и Алексанр выжидающе уставился на Катю.

Та хотела что-то сказать, но только закашлялась и осторожно отхлебнула кофе.

— Подождем, — сказал Александр и разлил коньяк.

Катя тоже протянула чашку.

— Коньяк только для взрослых, — Александр локтем отодвинул ее руку. — Тебе доктор кофе прописал, вот его и пей. А мне из-за тебя скоро на одни лекарства работать придется. Капли от насморка — раз, мазь от радикулита — два, коньяк от нервов — три.

Катя выпила кофе и, как ни странно, задремала. Александр опять начал чихать. Я вспомнила, что взяла с собой баночку малинового варенья, вручила ее Александру перед уходом. Мы с Люськой начали готовиться ко сну. Катя зашевелилась под своим одеялом. Она открыла глаза и протянула руку за вещами.

— Я, пожалуй, пойду, — тихонько сказала она.

— Куда ты собралась? Тебя сейчас крупной снежиной придавит. Сегодня ночуешь здесь. Хочешь еще кофе? Печенья? Апельсин?

Конец ознакомительного фрагмента.