Хомут на лебединую шею

Маргарита Южина, 2004

У Гутиэры Власовны Клоповой была довольно редкая, но очень нужная людям профессия. Она работала свахой – как блины пекла счастливые браки. Хотя клиенты ей попадались весьма капризные. Один искал только бесхозяйственную жену, полагая, что именно с такой он найдет свое счастье; другой пытался по следу укуса на самых разных продуктах – мясе, сыре или шоколаде – определить характер и склонности будущей спутницы жизни… Но однажды в доверие к свахе и ее семье втерся опасный преступник-убийца, прикинулся женихом. И началось… Теперь вместо счастливых пар в окружении семейства Клоповых стали появляться самые настоящие трупы. Гутиэре ничего другого не оставалось, кроме как переквалифицироваться из свахи в сыщицу – и только так вычислить злодея…

Глава 2

Тропой холостого мужчины

Поздно вечером за кухонным столом собрались все Неверовы, включая кота Матвея. Последний заунывно мяукал возле пустой миски.

— Вот что я думаю… — медленно начал Фома. — Нам придется самим искать преступника. Мне совсем не нравится наш разговор с капитаном Кузиным. Уж не знаю, что он имел в виду, но чудится мне, что, если убийцу не найдут, запросто это дело могут на Аллочку повесить.

— Правильно! Ты, Фома, хоть частенько и мелешь всякую ерунду, но сейчас, я считаю, ты прав! Мы должны отыскать этого мерзавца! — хорохорилась Гутя. — Эдак он мне вообще работать не даст! Всех женихов распугает!

— Ага! Ничего себе — в тюрьму, вот так, за здорово живешь! — активно поддерживала сестру всегда сонная Аллочка. — Преступник, значит, охотится тут, а мне отдуваться? И может, он еще красавец писаный, тогда пусть только попробует на мне не жениться, сразу в милицию сдадим!

— О-о-ой, — вздыхала Варька. — Да что вам, своих забот мало? Вы даже себе представить не можете…

— А я говорю — найдем!

— А вдруг у него еще и отдельная жилплощадь… и дача… Надо найти и женить на мне! — продолжала мычать Алиссия.

— Какой из него жених?! Он тебя за твое занудство расстреляет в первый же день!

— Мя-а-ау!! — взревел возмущенный всеобщим невниманием кот и прыгнул прямо на середину стола.

— Моя бедная киска, сейчас я тебе мяска дам… хочешь мяска? — тут же засюсюкала Варька, а все остальные дружно примолкли и только смотрели, как кот торопливо утаскивает куски мяса в комнату, чтобы насладиться ужином в тишине.

— Хорошо, с чего начнем? — наконец обрел дар речи Фома.

— С пиджака, — стыдливо проговорила Аллочка. — Когда Псов пришел, он пиджак на стул повесил… А потом его забрали, а пиджак оставили.

— И ты молчала?! Надо было вернуть вещь этой Кукиной, она же Псову вдовой приходится, — покачала головой Варька.

Аллочка молчала. Ну как ей объяснишь, этой ветреной девчонке, что она, Алиссия, изредка поглаживает этот пиджак, вдыхает аромат недорого табака, селедки, еще чего-то такого же приятного, в общем, аромат хозяина, и так ей гораздо приятнее горевать… и чувствовать себя неудачницей.

Аллочка нехотя извлекла из шкафа серый, далеко не новый пиджак, и Фома накинулся на него, как коршун.

— Та-а-ак, в этом кармане только троллейбусный билет… Здесь какая-то пуговица… А в этом… Ого! Паспорт! И еще бумажка какая-то, это, наверное, не надо…

— Не вздумай ничего выкидывать! — вскинулась Гутиэра. — Видишь, на этой бумажке цифры… А куда их прилепить, эти цифры?..

В паспорте значилось, что его владелец, Псов Назар Альбертович, родился в деревне Мандариновка в сорок восьмом году. Ни загсовского штампа, ни упоминания о детях в паспорте не было. Зато было место прописки — Калининская, восемьдесят пять, квартира шестьдесят девять.

— Странно, а у этой Кукиной, по-моему, совсем другой адрес, — пролепетала Гутя.

— Правильно, они же не зарегистрированы, кто его пропишет к ней. Значит, решено, завтра я на Калининскую, восемьдесят пять, а вы, уважаемые дамы, отправитесь к госпоже вдове, — командовал Фома. — И, кстати, набросайте вопросы, чтобы завтра не краснеть.

— Я тоже с тобой на Калининскую, — поспешно вставила Варька.

— Это еще зачем? — уставился на нее муж.

— Н-ну… мне это больше нравится, — как-то невразумительно промямлила Варька. Про свою одноклассницу Серову, которая положила свой бесстыжий глаз на мужа, она решила Фоме не докладывать.

Ночью, уже лежа в кровати, Гутя продолжала анализировать ситуацию. Ей в голову пришла странная мысль — а почему, собственно, они решили, что Кукина является настоящей женой Псова, пусть даже гражданской? Однако они уже все равно решили найти преступника, так что, кем там приходится кто, это уже не столь важно.

На следующий день Гутиэра проснулась от настойчивого жужжания. Жужжала Аллочка. Вернее, не она, а фен, которым перезрелая прелестница укладывала свои кудри. Фен раздувал волосы в разные стороны, и прическа от этого страдала все сильнее. В конце концов, когда бытовой прибор был выключен, на голове у сестрицы красовалась композиция «Не одна я в поле кувыркалась».

— Аллочка, ты зачем вскочила в такую рань? На часах еще десяти нет, — сонно бормотала Гутя.

— Серьезные дела решаются с утра! Кто рано встает, тот всем тапки подает, по-моему, так говорится… — посыпались из уст Аллочки пословицы и поговорки.

Гутя поднялась и прошлепала в ванную. Конечно, она в такую рань никогда не поднималась, другое дело, Фома с Варварой, они уже унеслись на работу. Аллочка, конечно, где-то права, кто раньше встал, того раньше и съели… Тьфу ты, все в голове перемешалось.

Аллочка напялила на себя яркое, как ей казалось, пальто невзрачного серого цвета, прикрыла голову вязаной шапочкой и уже топталась в коридоре, поджидая Гутю.

— Аллочка, ты бы сняла это убожество с головы, ну есть же что другое надеть, — недовольно пробубнила Гутя, придирчиво оглядев свою сорокалетнюю сестрицу, которая успешно могла бы сойти за бабусю преклонных годов.

— А я считаю, скромность никогда не помешает. Главное, чтобы у человека нутро… внутренние органы в порядке были… — поучала сестру Аллочка.

Потом она уставилась в зеркало и решительно сдернула с головы шапку:

— А что у нас Варька носит? Может, мне примерить ее шляпку?

— Лучше мою надень, чего уж людей смешить…

Разобравшись кое-как с одеждой, сестры направились по адресу, который им оставила Кукина.

Лилия Семеновна жила в новом районе, ее дом располагался как раз между двумя крупными магазинами и аптекой. Найти нужную квартиру и вовсе труда не составило. Сестры позвонили, и за дверью раздались чьи-то уверенные шаги.

— Ага… пришли, значит… проходите, — смерил их взглядом высокий молодой мужчина в спортивных штанах и в синей фирменной майке.

Сестры прошли в прихожую, дальше молодой человек дам не пустил, загородив проход своей мощной грудью. Прорываться сквозь такую преграду сестры не решились. Впрочем, они и здесь могли подождать кого надо, и Гутя уже совсем было собралась спросить про Кукину Лилию Семеновну, но парень не дал ей и рта открыть.

— Хочу вам сразу сообщить — памперсы, к вашему сведению, мы не носим! — категорически заявил он, строго глядя на Гутю.

— Я за вас рада, — растерявшись, пролепетала Гутиэра.

— Ага… а в какие игры вы играете? — продолжил беседу хозяин квартиры.

— Я только в дурака, — неуверенно ответила Аллочка.

— Чувство юмора? Это нам подходит… А песни? Какие песни поете?

Ободренная Алиссия тут же начала перечислять весь свой деревенский репертуар:

— «Виновата ли я», потом «Я те дам, че ты хочешь», потом еще «Не вейтеся, чайки, над морем»…

— Ну хватит уже! Пошутили — и хватит! — строго оборвал ее противник памперсов. — Я вас серьезно спрашиваю — какие вы песни собираетесь петь?

Гутиэра уже поняла, что их принимают за кого-то другого, но чего парень хочет, никак не могла сообразить.

— Подождите, так у вас здесь что — студия звукозаписи?

— У нас здесь квартира! Мы ждем няню по объявлению для наших шестимесячных близнецов. А вам что — нужна студия? — теряя терпение, спросил мужчина.

— Нам нужна квартира. Кукина Лилия Семеновна здесь проживает? — наконец удалось спросить Гуте.

— Ага, стало быть, ошибочка вышла. А мне уже приглянулась вот эта бабушка, — ткнул парень пальцем в сторону Аллочки. — Лицо такое старческое, наивное, а сама еще ничего, крепкая… Не судьба. А Кукина?.. Никакой Кукиной здесь нет. И никогда не было. Мы первые заселились в этот дом, — вежливо проинформировал парень и тут же бесцеремонно выставил дам за двери. — Стало быть, прощайте. Ступайте, вас ждут великие дела, а мне, простите, некогда.

— Вот, Аллочка, какого тебе мужа нужно, — с глубоким вздохом проговорила Гутиэра, спускаясь по лестнице. — Мамочка черт знает где болтается, а папенька о детских попках печется.

Аллочка, что-то бубня, плелась рядом.

— Ладно, сестрица, не горюй, найдем мы и тебе мужика.

Женщины вышли из подъезда и уселись на лавочку. Мимо пробегали дети, пыхтя протащила полные сумки какая-то тетка. Можно было спросить у нее, не проживает ли здесь Лилия Семеновна в какой-нибудь другой квартире, но что-то подсказывало Гуте, что по этому адресу искать вдову бесполезно.

Аллочка сидела молча, только сконфуженно улыбалась и как-то странно водила бесцветными глазками.

— Что это с тобой? — не на шутку обеспокоилась Гутя, наблюдая за непонятными ужимками сестры. — Ну чистая мартышка!

— Не мешай! — рявкнула Аллочка, на минуту прекращая вращать глазами. — Не видишь, я вон тому мужику глазки корчу… строю! Надо самой о своем будущем думать, а то сколько еще ждать, пока кто-нибудь из твоих клиенток от жениха откажется!

Гутя на секунду замолчала, а потом вскочила:

— Аллочка! Ты у меня гений сыска! Я знаю, куда мы теперь пойдем!

— В мужскую баню? — с тихой надеждой спросила Аллочка сестру, но Гутиэра уже неслась во всю прыть к остановке.

— К Ляле! К Горшковой! — кричала она на ходу. — Лялька — первая невеста Псова. Вполне может быть, что ей он успел больше о себе поведать, чем тебе!

Фома Леонидович с самого утра принимал своих пациентов и даже сбегал к главному, подписал заявление на отпуск. Какая радость! С завтрашнего дня он может смело не выходить в клинику! Отпуск!..

За дверью кабинета было тихо, прием уже закончился, и можно было с чистой совестью ехать домой. Хотя нет, не домой, а по адресочку, по которому проживал Псов. Фома набросил пальто, собрал кое-какие вещички, чтобы не потерялись за время отпуска, и выпорхнул за дверь.

Возле кабинета скромненько сидела девушка.

Фома помнил ее, это была его пациентка, у нее что-то там с ногой. Ну так он же сказал, что больше приходить не стоит!

— Фома Леонидович… — еле слышно прошептала пациентка, опустив глаза и хлопая себя по щекам длинными ресницами, — я к вам.

— И совершенно напрасно. Я же объяснял вам, что никаких проблем нет, обыкновенный ушиб, — топтался возле нее Фома. — Идите домой, если будут жалобы, приходите в четверг, в четырнадцать тридцать, к хирургу Зверевой.

— Вы что — смеетесь надо мной? Чтобы я к врачу с такой фамилией больную ногу понесла! — возмутилась болезная.

— У вас не больная нога, — уже настойчиво повторил Фома и стал продвигаться к выходу. — У вас уже все в норме.

Девушка вскинула на врача полные слез глаза и трясущимися губами проблеяла:

— Как… как вы можете? Вы даже меня… не осмотрели…

Фома воздел глаза к небу, но просто выгнать пациентку он никак не мог.

— Хорошо, заходите, — достал он ключ от двери.

Людочка, медсестра, уже убежала, а замок защелкивался сам, и, чтобы его открыть, надо было немало потрудиться. И все это отнимало время, а потому злило. Фома вертел ключ, но он упорно проворачивался в замке и открывать кабинет не собирался.

— Давайте, я попробую, — мило проговорила глазастая пациентка и, шустро вскочив, приникла плечиком к плечу врача. Фома невольно обратил внимание на то, что капризная нога совершенно безболезненно на это отреагировала. Дамочка вовсю налегала на «больную» конечность и даже не вспоминала, что по сценарию надо было морщиться от боли. Наконец дверь сжалилась и распахнулась.

— Ну что там у вас? — устало спросил Фома, подходя к столу.

На столе нахально блестели ключи от машины. Так и есть, он опять их забыл! Вот, хорош бы он был — явился на стоянку и стопроцентно считал бы, что ключи потерял. Фома усмехнулся, развернулся к пациентке и обалдел.

Больная сидела в совершенном стиле ню, и из одежды на ней были только бинты где-то на щиколотке…

— Вы у нас кто? Кажется… Серова? — попытался сохранить спокойствие Фома.

— Да-а, я Ирина Серова-а-а, — мурлыкала бесстыдница, по-кошачьи выгибая спину.

— Ага… Вот что, Ирина, сбегайте за карточкой в регистратуру. У меня ее уже нет, — равнодушно проговорил Фома Леонидович и уткнулся в толстенный журнал.

— К-как… как то есть в регистратуру? Это вы что, издеваетесь, да? А нога? У меня страшно болит нога!

— Не верю. Она у вас прекрасно себя чувствовала, когда вы дверь терзали. Так что, если угодно, могу осмотреть, но мне нужна карточка. Вы же не собираетесь меня за ней посылать.

Не известно, куда бы послала Серова противного хирурга, но тут в кабинет заглянул главврач. Он, в общем-то, не хотел заходить, ему надо было лишь убедиться, что Неверов благополучно отбыл в отпуск. Однако, увидев обнаженную натуру, он просто счел своим долгом присутствовать на приеме.

— Игорь Иванович! Как вы вовремя! — вскочил Фома. — Вот тут девушка жалуется на боли в опорно-двигательном аппарате, посмотрите, пожалуйста, а мне пора.

— В каком, вы говорите, аппарате боли? — мигом озадачился главврач и уже не видел, как радостный Фома выскочил за дверь.

Варвара сидела в своем офисе, уставившись в прайс, и ее мысли витали далеко от работы. Опять прибегала эта чертова Ленка Сорокина! Она специально таскается к Варе на работу, чтобы сообщать ей всякие гадости.

— Варенька, солнышко, мне тебя так жалко, — запричитала она, появляясь в стеклянных дверях.

Молодой сотрудник Миша Коньков, который ковырялся в компьютере, испуганно глянул на Варвару и тихонько вышел, оставив их с подругой наедине.

— Варюша, тебе надо это пережить, — решительно хлопнула по столу ладошкой Ленка. — У тебя муж — мерзавец!

— Леночка, ты мне скажи, как ты ко мне прокрадываешься, а? — безжизненно спросила Варя. — У нас один раз директор пропуск забыл, так его четыре часа мытарили. Ты-то как проходишь?

— Сейчас речь не обо мне! Надо тебе разводиться!

— Лен…

— Никаких Лен! Ты знаешь, где твой муженек сейчас? К нему Серова поехала! Она мне, слышь, чего сказала? Я, говорит, этого Неверова сегодня голыми фактами брать буду. А факты у нашей Серовой, сама знаешь…

Варя дала себе слово совсем не слушать Ленку. Ну мало ли что она болтает. Видно, у самой судьба не сложилась…

— Ленка, а ты сама-то замужем?

— Когда мне?! — обиделась Ленка. — Ты же видишь, я постоянно чужие семьи сохраняю, а уж о себе позаботиться все времени нет. Но речь не обо мне! Я тебе так скажу — гони ты своего кобеля…

Варвара поставила перед Ленкой чашку с чаем. Кофе не предложила из вредности, все знали, что Ленка просто обожает кофе и, пока не выдует чашек семь черного напитка, выпроводить ее никакой возможности нет.

— Вот что, у меня мать — замечательная сваха. Хочешь, она тебе жениха найдет? Нормального, богатого, какого тебе там еще надо? С квартирой даже, если повезет.

У Ленки Сорокиной алчно сверкнули глаза.

— И чего? Правда богатого может?

— А почему нет? Правда, это может случиться не в один день, ну да тебе торопиться некуда.

— Вот бы здорово… Слушай, давай, я к ней сама приду, а? Когда она меня примет?

— У тебя телефон есть? Вот я сегодня с ней переговорю и позвоню тебе сама, идет?

У Сорокиной сперло дыхание.

— Идет. Здорово, Варька! А я тебе, в услугу, все до словечка перескажу, о чем твой кобелина с Иркой Серовой трепался, точно? А хочешь, так и сфотографировать могу!

— Лена, я тебе позвоню. Иди, а то ты мне мешаешь. А фотографировать никого не надо.

Варе с огромным трудом удалось отделаться от «доброжелательницы», и теперь она сидела, пялилась в бумажку и уже в сотый раз пробегала глазами по написанному.

— Варька, ты слышь чего… ты это… если тебе деньги нужны, у меня тысячи три дома есть, — робко предложил Мишка Коньков, который уселся за компьютер сразу после ухода Сорокиной. — А если тебе больше надо, ты того… не стесняйся, к нашему шефу подойди, он мужик нормальный, даст.

— Миш, ты о чем? — оторвалась от листка Варя.

— Ну как о чем… Деваха-то к тебе прибегала, жалела тебя, чуть не ревела… я и подумал, человек ты у нас новый, мало ли какие у тебя проблемы, а сказать стыдишься. Ты это… не стесняйся, если деньги нужны… У нас все у шефа занимают. Он ничего, дает запросто.

И такой у парня был сердечный голос, столько в нем было сострадания, что Варька не сдержалась и звучно хлюпнула носом, потом глаза наполнились сыростью, а после и вовсе из горла стали вырываться какие-то противные клокочущие звуки. И, отчаянно воя, Варька вскочила и понеслась в туалет. Она, кажется, смела на своем пути урну и ткнулась головой в живот своему начальнику, потому что из его уст раздался какой-то несолидный вскрик, и тут же шеф загромыхал властным голосом:

— Тетя Маша, у нас тут проблемы, иди разберись!

Тетя Маша работала в офисе техничкой и по совместительству выполняла функции психолога, так как благополучно прожила с одним мужем сорок лет, и, естественно, кому, как не ей, было знать, как должно преодолевать жизненные сложности.

— Ой, батюшки, и кто это тебя так? — ойкнула старушка, увидев размазанное лицо Варьки. — Давай-ка умывайся, да пойдем чайку попьем.

Варька не стала спорить и минут через десять уже сидела на уютной кухне, помешивая ложечкой какой-то особенный чай на травах, который тетя Маша доставала только в крайних случаях.

— Я его выгоню к едрене фене! — мстительно говорила Варька, швыркая носом.

— Фомку, что ли, выгонишь-то? — осторожно спросила тетя Маша.

— Откуда вы знаете, что мы с Фомкой живем?

— Да нешто у меня ухов нету! Кажный вечер ты домой звонишь, спрашиваешь, вернулся твой Фомка с работы аль нет. Чего там у тебя стряслось?

— Как чего! Гуляет! С Иркой Серовой, с одноклассницей моей! — вскинулась Варька.

Тетя Маша неторопливо подлила ей еще чаю.

— Ты сама видела? Аль сам сказал? А может, он к тебе холодный стал?

— Да нет… Не видела я, и он не говорил… так ведь Ленка, подруга моя, все время прибегает, рассказывает! Вот сегодня опять прибегала. Прямо хоть прячься! Нет, надо скандал устроить по всем правилам.

— Не надо. Зачем? Аль муж твой тебе совсем не нужен?

— Ну как не нужен… нужен, наверное…

— Вот и я говорю, скандалы-то еще никому любви не прибавляли. Умнее будь. Как чего делать, говорить не стану, ты своего мужика лучше меня знаешь. А вот подругу эту гони. Я еще Борьке шею намылю — чего это всяких баб без пропуска пускает! А ты, девонька, не кручинься, семью сохранить — большой труд да терпенье нужно. А теперь иди, работа у тебя.

Варька мышкой проскользнула к себе, раскрыла косметичку и принялась приводить лицо в нормальный вид. Неожиданно сквозь стеклянные стены ее глаз уловил знакомую фигуру.

«Ну, Боренька, погоди! И впрямь пускаешь всех, кого не лень!» — с раздражением подумала Варька, стремительно вскочила и примостилась возле Миши Конькова.

— Мишенька, а ты научи меня, как в Интернет входить, — медовым голосом пропела она.

— Ты, Варвара, шутишь, что ли? Ты же сама там постоянно сидишь, — вытаращился на нее близорукий Миша.

— Это я раньше там сама лазила, а теперь чего-то не получается, — кокетливо хихикнула Варька.

Краем глаза она видела, что знакомая фигура уже минуты две стояла в дверях и пялилась на откровенный флирт жены с коллегой. Варька это заметила, поэтому голос ее стал еще мягче и теплее:

— Мишенька, а куда эту стрелочку вести?

— Ты, Варвара, уже и этого не знаешь, да? Это же просто, берешь…

— Варвара Васильевна, можно вас на минуту? — зарычал Фома, не в силах наблюдать за «обучением» жены.

— Ой! — делано вскрикнула Варька и отшатнулась от Миши Конькова. — Фомочка! А ты какими судьбами?

Фомочка поморгал глазами, потом четко произнес:

— Ты просила, чтобы я за тобой заехал, — мы хотели отправиться на Калининскую улицу. Судя по твоему виду, ты уже никуда не хочешь ехать?

Варя мгновенно закручинилась:

— Я не могу, Фомочка. Ты же видишь, у меня работы — целый эшелон. Нет, любимый, поезжай один. Я боюсь, что мне придется сегодня задержаться…

Фома вылетел из офиса, точно снаряд. Такого он Варьке никогда не простит! Надо же! Он-то, олух, думает, что жена отдает себя работе, а она!.. Все, он сегодня же завалится в ресторан. Непременно! Только сначала съездит на эту улицу, узнает, там ли проживал бедолага Псов. А потом… А потом надо будет найти того, кто этого Псова пристрелил. Через десять минут Фома уже не помнил про коварство Варьки, его полностью захватил азарт сыщика.

Гутя с Аллочкой теперь стояли перед дверью Ляли Горшковой. На звонок раздался торопливый топоток, и дверь распахнулась.

— Ой! Гутиэра Власовна! Какая радость! — вскрикнула Ляля, увидев гостей. — Какая радость, что вы пришли именно тогда, когда моего Артура нет дома! Проходите!

— А что, он не позволяет тебе принимать гостей? — осторожно спросила Гутя.

— Да ну, что вы! Артур просто душка! Только у меня совершенно нет времени на подруг, на ненужную болтовню, вы же понимаете, я теперь замужняя дама!

Гутя почесала в затылке. Как эти мужчины меняют женщин. Совсем недавно Лялечка ни за что на свете не согласилась бы жить с человеком, для которого надо было хотя бы сходить за хлебом, и вот поди ж ты! У нее, оказывается, теперь даже нет времени поговорить. И ведь что самое интересное — Ляля вполне счастлива!

— Я рада, что ты поменяла фамилию, — сказала Гутя.

— Ах, еще нет. Я должна пройти испытательный срок, — мило улыбнулась Ляля и побежала в ванную.

— Так ты же… Ты же говорила, что у тебя свадьба!

— Ну нет, это другой был! Редкостная скотина, не захотел полюбить моих деток! Даже богатство не помогло! Теперь вот Артур, только мне надо испытательный срок пройти, вдруг не сойдемся характерами! — увлеченно продолжала откровенничать Ляля из ванной.

— И когда он закончится? — кричала ей из коридора Гутя. Интересно, что Горшкова даже не додумалась проводить гостей в комнату.

— Скоро! — выскочила к гостям Ляля. Теперь она держала в руках кусок окровавленного мяса.

Гутя, точно компьютер, мгновенно воспроизвела в памяти, что Горшкова Л. И. не была склонна к кулинарии и к прочим поварским искусствам.

— Лялечка! Ты научилась готовить? В такие рекордные сроки? — не переставала удивляться Гутиэра Власовна.

— Конечно! Конечно, я научилась готовить, но только я на сегодня уже все приготовила, а это я… — Женщина засмущалась, а потом, покраснев, сообщила: — Вы мясо увидели? Это не для нас… Понимаете… у нас с Артуром есть маленький мальчик…

— Уже? — удивилась такой стремительности Гутя.

— И он ест сырое мясо? — пробрало даже Аллочку.

— Ну да! — радостно подтвердила Ляля. — Оказывается, ему очень полезно! Вообще он больше любит кроликов, кур, ну можно мышей. Но я не умею ловить грызунов, а курицу сегодня не купила…

Гутя начала догадываться.

— У тебя собака?

— Да что вы! Пойдемте, я вам покажу, только умоляю — тихонько, вы его будете волновать.

Горшкова потащила гостей в ванную комнату, даже не предложив раздеться.

— Смотрите! Просто совершенство, правда ведь?

На дне ванны лежал огромный, толстый крокодил. Его длинный хвост задирался на край ванны, пасть была приоткрыта… Вообще этот хищник был ужасен.

— Вот урод, — тихо пробормотала Аллочка.

— Кто урод?! Это Мартын урод?! Да вы только посмотрите, какие у него умные глаза! А кожа! Настоящая, крокодиловая! Да из него одни только сумки каких денег стоят! А уж если в чемоданах считать… — обиделась Ляля. — Конечно, наш Мартын уже большой, ему здесь в ванне мало места. Мы с Артуром на следующий месяц повезем мальчика на историческую родину. В Африку. Артур нас всей семьей взять не может, ты же знаешь, у ребят школа, поэтому они пока у мамы поживут, а мы — в Африку! Здорово, да?

Гутя задохнулась от восторга. Она бы тоже в Африку с любым крокодилом поехала.

— Вот вы в Африку едете, а Псов, между прочим, погиб, — мстительно вспомнила о горе Аллочка.

— Что вы говорите! Ах, какое счастье! — воскликнула Лялечка, вздымая руки к потолку.

— Ничего себе счастье! А вам-то он что сделал? — обиделась за несостоявшегося супруга Алиссия.

— Я говорю, какое счастье, что он погиб после того, как я его бросила! А как это случилось? Он утопился? Повесился?

— Нет, его застрелили, — хмуро проинформировала Гутя. — А нам вот необходимо найти преступника.

— Ой, Гутиэра Власовна, я вас умоляю, не тратьте понапрасну силы. Я вам сразу скажу, кто виноват в смерти Псова, — проговорила Ляля, продолжая стоять возле ванны с крокодилом. — Ничего удивительного, Назар Псов просто не смог перенести, что я от него отказалась. Ну и… сами понимаете… Он не смог жить без меня и моих детей… Хотя… хотя про детей я ему, кажется, не говорила, не успела сказать.

— А этому своему Артуру успела? Или только про немыслимые сокровища шепнула? — поджала губы Аллочка.

Гутя не стала выспрашивать такие тонкости, в конце концов, каждый устраивается как может. Она молча взяла из рук Ляли мясо и бросила в ванну. В ту же секунду Мартын яростно метнулся к куску, мотнул хвостом, и его чуть не вынесло из емкости.

— Ну… Ну у вас и шутки… — пролепетала Ляля. — Пойдемте в комнату, ну его к лешему, этот плавучий чемодан! Все боюсь, что как-нибудь и меня укусит. Так о чем вы там говорили?

В чистенькой, светлой комнате сестры расположились уже более спокойно. Видно было, что уют наводила любящая рука. Ни пылинки нигде не было замечено, на подоконниках красовались пузатые горшки с кудрявыми листьями какой-то зелени, на стенах яркими заплатами горели картины китайских умельцев, выложенные камнем, а обшарпанный диван покрывал совершенно новый гобелен.

— Ты, Ляля, говорила, что Псов застрелился из-за тебя, — напомнила Гутя.

— Так оно и было! — пожала плечами Горшкова.

— Может, и так, только не совсем получается. Во-первых…

— Во-первых, у него была я! — гордо выпятила грудь Аллочка.

— Во-первых, у него не нашли оружия, — невозмутимо продолжала Гутя.

— Он его спрятал, — быстро предположила Ляля. Ей очень хотелось, чтобы Псов погиб именно потому, что она его отвергла.

— И как ты себе это представляешь? Стреляется, а потом на прощание выкидывает пистолет с балкона? Фигня. Потом, у него было два смертельных ранения и одно простое, то есть он скончался еще от первого выстрела, а кто же стрелял в него второй, третий раз?

Аллочка сидела с раскрытым ртом. Такой она свою сестру еще не знала.

— Гутя, откуда ты это все знаешь? — с придыханием спросила она.

— Не важно, — чуть свысока бросила Гутиэра. — Так вот мы пришли узнать у тебя, Ляля: что тебе известно про твоего бывшего жениха — Псова Назара Альбертовича? Может, он сам тебе что-нибудь рассказывал, говорил?

Ляля Горшкова устало опустилась в кресло и продолжала разговор уже совсем другим тоном.

— Говорил… Он мне много чего говорил! Говорил, что у меня глаза, как болото, ну в смысле, что он в них тонет. Говорил, что мои губы — как пещеры… или рот, как пещера, не помню, что-то в этом роде. Короче, вешал лапшу на уши, а в загс идти все не предлагал. — Горшкова оскорбленно всхлипнула и вызывающе вздернула нос. — А я, между прочим, ждала!

— Но ведь ты его первая отвергла!

— Конечно! Отвергла! А что мне, до плесени ждать, пока он надумает на мне жениться?! Вот я и нашла Кукушкина! И потом, разве я знала, что Кукушкин окажется такой сволочью?! — хлюпнула носом Горшкова. — Даже перед тем, как прийти к вашей сестрице, Псов звонил мне, сообщал, что теперь он уходит от меня к Алиссии! Ну, а у меня свадьба с Кукушкиным намечалась. Поэтому и я вполне спокойно позволила Псову устраивать свою личную жизнь без меня. А сразу после Назара Псова позвонил мой жених Кукушкин и сообщил, что не готов стать моим мужем, а главное — отцом для моих четверых детей. И кто этому гаду сказал накануне свадьбы, что я — мать-героиня, ума не приложу… И главное — я уже Псова отшила!

— Но ты же нашла себе лучшую партию!

Горшкова махнула рукой:

— Какая там партия — горе одно. Этот Артур когда-то сдуру купил маленького крокодильчика. Потом из него вырос монстр, а как с ним обращаться, Артур даже не представляет. Он меня каждый раз сажает перед телевизором, чтобы я передачи про животных смотрела. «Ты, говорит, должна полюбить эту прелесть!» А на самом деле только и ждет, чтобы я все крокодильи повадки изучила, потому что сам он боится этих рептилий до икоты.

— Но ведь это он принес его в твою ванную, — возразила Гутя.

Лялечка была так расстроена, что даже закурила.

— Это не он принес. Он просто нанял людей, которые притащили и бросили в ванну этого зверя. Артур даже в зоопарк звонил, просил, чтобы Мартына приняли. Так говорят, что у них своих Мартынов не знают куда девать. Вот и мучаемся. Думаете, для чего мы в Африку едем? Для того, чтобы выпустить этого хищника на родные просторы. Мне даже кажется, что Артур женится на любой женщине, которая справится с этим его домашним животным. А я еще сдуру ляпнула, что сказочно богата, теперь он эту поездку за мой счет планирует. Прямо не знаю, что делать.

Гутя нетерпеливо засучила ногами. В общем-то, они с Аллочкой приехали, чтобы как можно больше узнать про Псова, а пока разговор дальше крокодила не продвигается.

— Давайте, Ляля, вернемся к нашим баранам. То есть к Псову. Вы от него никогда не слышали такую фамилию — Кукина?

— Да я от него вообще никаких фамилий не слышала! Он же, как глухарь — все токовал о том, какая я распрекрасная!

— Вот гад, а мне ничего такого не говорил, — шепотом проскрипела Алиссия.

В дверь позвонили, и Лялечка, мгновенно преобразившись, расцвела розой.

— Иду, иду-у, — побежала она открывать. — Вот, Артур, знакомься, это… Это подруги моей мамы… Пришли меня навестить. Ты не хмурься, они уже уходят.

Гутя поняла Горшкову и больше не стала задерживаться.

— Спасибо, Лялечка, если нам что-то понадобится узнать… про твою маму, мы позвоним, — кивнула она головой и подтолкнула сестрицу Аллочку к выходу.

— Вот мымра! — бухтела Аллочка, спускаясь по лестнице. — Подруги мамы! Да мы младше Лялечки лет на пять!

— Ладно, Алиссия, не ворчи, думай лучше, как быстрее преступника выловить, а то мы сегодня ни на сантиметр к разгадке не приблизились.

Фома прибыл на Калининскую улицу, без особого труда отыскал нужный дом и быстро взбежал на четвертый этаж. Дверь шестьдесят девятой квартиры сильно отличалась от остальных яркой зеленой обивкой. Ручка сверкала дешевым золотом, а «глазок» был размером с небольшое блюдце. Фома нажал на такую же золотую кнопку звонка, но открывать ему не торопились. Он простоял добрых минут десять, прежде чем в квартире раздались быстрые шлепающие шаги и дверь распахнулась.

— Проходите в комнату, — раздался голос уже из ванной. — Подождите минутку, я сейчас освобожусь. Там телевизор включен, можете посмотреть.

Фома прошел в большую светлую комнату и примерно уселся перед телевизором.

На экране улыбалась приятная женщина.

–…Улыбнитесь во всю ширину рта, — диктовала она, и Фома улыбнулся, как просили. — Теперь выкатите глаза, слегка отвесьте нижнюю челюсть и начинайте интенсивно подпрыгивать.

Фома ради интереса так и сделал. Ему было любопытно, для чего, собственно, нужны такие упражнения, что он должен почувствовать.

— Еще, для пущей наглядности, можно издавать какие-нибудь звуки… Теперь посмотрите на себя в зеркало, — продолжала диктор, — сейчас вы выглядите как совершеннейший идиот. Вы никогда не позволите себе подобное в трезвом состоянии, но вот под действием алкогольного опьянения…

Фома неловко оглянулся — позади него стоял молодой мужчина и с интересом наблюдал за его кривляньями.

— Это моя мать, — кивнул головой в сторону телевизора хозяин квартиры. — Она передачу ведет «Не поддавайся алкоголю». А вы к ней?

Фома налился вишневыми красками и не знал, куда деть глаза.

— Да вы не смущайтесь, к матери алкаши целыми стаями слетаются. Только сейчас ее нет, она придет через час.

— Я вообще-то… Понимаете, здесь такое дело…

— Понимаю, вы пьете всего ничего. А жена… — перебил Фому парень.

— Да нет, дело не в выпивке… мы, понимаете…

— Вы не хотите лечиться, так?

— Дайте же мне слово сказать! — взорвался Фома. — Вы знаете Псова? Назара Альбертовича?

Парень наконец понял, что к алкоголю гость не пристрастен, и теперь более внимательно принялся его разглядывать.

— Так вам Назара Альбертовича, вот как… А он здесь больше не живет. И давно не живет.

— Да он вообще больше нигде не живет. Погиб он, — хмуро сообщил Фома. — Его застрелили, и нам нужно найти того, кто это сделал.

— Это не я, — быстро сказал парень. — Я его уже давно не видел. Конечно, жаль, что такое случилось, но… Мне всегда казалось, что нечто подобное с ним и должно было произойти.

Фома насторожился:

— Поподробней, пожалуйста.

Парень замялся. Совсем некстати он вспомнил, что после ванны сидит с мокрыми волосами, и кинулся за феном в другую комнату.

— Поподробнее можете рассказать, отчего у вас возникло такое ощущение? — появился в дверях его комнаты Фома.

— Могу. Могу, но не хочу. Меня, кстати, Сашей зовут. — Саша выключил фен и затравленно уставился на гостя. — Там ничего такого нет, но… Понимаете, некоторое время Псов был моим отчимом, ну и мне не хотелось бы говорить что-то такое, что могло бы навредить моей матери. Она у меня очень уважаемый человек, всего добилась сама. И теперь просто не по-мужски будет за ее спиной трясти грязными тряпками. Она придет уже через полчаса, вы сами с ней и поговорите, а я, если хотите, могу вас чем-нибудь занять. Как вы относитесь к компьютерным играм?

— Совершенно отрицательно. Они захламляют неокрепшую психику.

Когда через полчаса Вера Антоновна пришла домой, Саша не вышел, как всегда, в прихожую, чтобы принять сумки. Вместо этого она услышала только гневные крики, которые доносились из комнаты сына:

— Стреляй! Стреляй этого паразита!! Ну чего ты промазал, он же рядом стоял!

— Здравствуйте, — вошла в комнату поздороваться женщина, когда сумки были выгружены, сама хозяйка уже переодета, а на столе дымился ужин. — Вы здесь поужинаете или со мной на кухне?

— О, мам, привет! — оторвался сын от компьютера. — А это к тебе. Фома, вот мама.

Молодой мужчина, яростно нажимавший на клавиши, на секунду оторвался от экрана, кивнул головой и проронил:

— Вы только никуда не уходите. Я к вам. Сань! Ну куда он исчез?! Ты его видишь?

Вера Антоновна глубоко вздохнула — скорее всего сын нашел себе еще одного друга по компьютеру.

Только спустя полтора часа из комнаты вышел раскрасневшийся Фома и, смущаясь, сел возле Веры Антоновны. И дернул же его черт сесть за эти игрушки! Теперь никакой солидности.

— Вера Антоновна, — начал он, упорно глядя себе под ноги. — Я ведь к вам по серьезному делу. Псов Назар Альбертович погиб, вы не могли бы о нем что-то рассказать?

Вера Антоновна удивленно вздернула брови и даже отложила спицы, которые мелькали в ее руках.

— Погиб? Назар? Вероятно, опять был у какой-нибудь молодки?

— Ну… Молодкой я бы не назвал ту даму… А что, он был дамским угодником?

— Да как вам сказать… Не угодником, у него были определенные цели…

Женщина откинулась на спинку дивана, уперлась глазами в какую-то невидимую точку и принялась вспоминать.

Впервые Вера с Назаром встретились в университете на факультете психологии. Группа была большая и состояла почти из одних девчонок. Естественно, два парня, которые чудом затесались на факультет, были видны, как два волоса на лысине. Но если за первым — Патряшиным Павлом — девчонки ходили как коровы за пастухом, то второго — Псова Назара — никто вроде как и не замечал. Мало того, именно ему доставался целый град насмешек, именно он терпел дамские капризы, всякие упражнения женского остроумия и стервозности. Вера была немного старше своих однокурсниц и по возрасту, и по жизненному опыту. У нее уже был трехлетний сын, и поэтому на Псова она смотрела несколько другими глазами. Она не обращала внимания на одежду парня, не смотрела на шевелюру… Ее не пугало, что он не может остро шутить или швыряться деньгами. Верочка сразу приметила, что парень очень одинок, жаждет семейного уюта и не способен обидеть даже кошку. Короче, по всем параметрам, этот парень весьма удачно вписывался в образ ее мужа и отца ее ребенка. На последнем курсе неожиданно Псова выгнали из университета. Произошла довольно неприятная история. В то время Назару нравилась Милочка Смирнова, весьма развязная девица из их же группы. Все семейство Смирновых отличалось неудержимой тягой к науке, родители имели степени, а родная бабушка Милочки являлась ректором в университете. Такую прорву ученых в одной семье Мила не понимала и потому не желала забивать хорошенькую головку знаниями. Родители боролись, как могли. Всемогущий папенька даже пообещал дочери путевку в Болгарию при условии, что дочь успешно сдаст экзамены. Милочка в Болгарию очень хотела, а учиться не хотела вовсе. На роковом экзамене она уселась вместе с Псовым, который от нечего делать учился на отлично, и молча подсунула ему свой билет. Назар впервые в жизни решил проявить волю и билет с презрением оттолкнул. Мало того, он даже отважился на недолгую речь:

— Вместо того, чтобы шляться с кем попало, надо было сидеть над конспектами!

Милочка оскорбилась до глубины души и закатила такую истерику, что экзамены срочно перенесли на другое число. Но Милочка не успокоилась. Она решила мстить этому противному червяку и дома, умываясь слезами, «призналась», что Псов Назар лишил ее драгоценной невинности. И именно поэтому она, находясь в трансе, не смогла ответить на экзамене достойно своей ученой фамилии. Естественно, папаша настоял на отчислении блудливого студента и подал на него в суд. Псов привел несколько свидетелей, которые видели его в библиотеке в то время, когда, по утверждению Милочки, он проявлял свою гнусность. Но и Милочка, со своей стороны, тут же приволокла двадцать человек, которые утверждали, что, мол, воочию лицезрели низкое поведение Назара. Дело было шито настолько белыми нитками, что даже сам следователь не утерпел и признался:

— Я не могу вести эту туфту. Что за ересь — ни разу еще не было насильника, который бы при стольких свидетелях упорно двигался к своей цели. А чего, собственно, эти свидетели ждали, когда созерцали акт насилия?

В результате дело замяли, но Псова в университете так и не восстановили. Из общежития его попросили, причем не совсем вежливо — просто выбросили его вещи без лишних объяснений, и несчастному парню ничего не оставалось делать, как возвращаться к себе в район.

Вот тут-то Верочка Гуляева и решила, что пробил ее час. Она просто подошла к Назару и предложила переехать к ней. Квартира ей досталась от родителей. Для любимого внука Сашеньки они ничего не жалели и, дабы у мальчика скорее появился отец, даже переехали в деревню. Псов быстренько полюбил Верочку, и они даже некоторое время жили счастливо. Потом времена изменились — в силу вошел рынок. Каждый торговал чем мог, будь то свиные отбивные, хозяйственное мыло или собственные мозги. Прилавки стали наполняться мясными деликатесами, дефицитными лекарствами, разнообразной литературой…

— Вера, я знаю, я должен написать книгу, — блестя глазами, сообщил однажды Назар супруге.

— Ну так кто не дает, пиши. Я вот тоже немного Саньку подниму да сяду за диссертацию. Наш главный уже давно меня к этому толкает. Пиши, может, что и получится. Мне кажется, у тебя романтические рассказы хорошо пойдут.

— Вера! Ты дура, Вера. Я буду писать серьезный труд: «Как обезвредить женщину».

— Странно, а почему тебя, как я понимаю, интересуют только одинокие женщины? А мы, замужние, что — не люди? — обиделась супруга.

— Все гораздо проще: замужняя — это уже обезвреженная женщина…

Дальше — больше. Назар просто помешался на своей книге. Вера в свое время помогла побороть ему робость, стыдливость и неуверенность, и теперь Псов женщинам просто не давал никакого прохода. Он мог знакомиться на улицах, осыпал совсем незнакомых дам комплиментами в то время, когда собственная жена находилась рядом, пристрастился делать им дорогие подарки, большей частью на Верины сбережения. А уж когда он заявил, что для изучения материала ему просто необходимо пожить какое-то время с молодой неординарной женщиной, Вера просто выставила его чемодан за порог. Сын к тому времени подрос, Саше было четырнадцать. Назар возмущался совсем недолго, любовь к книге взяла верх, и Вера с сыном остались без главы семьи. Через какое-то время Вера Антоновна все же защитила диссертацию, ей удалось поставить сына на ноги, и жизнь наладилась. Теперь Вера Антоновна работала в центре здоровья «Помоги себе сам», зарабатывала прилично. Однако Псова все равно вспоминает с большим уважением.

— Ну я ведь знала, не любит он меня. Да и я, честно сказать, к нему особой-то страстью не терзалась. А так, чего уж там, мальчишку он мне помог на ноги поставить, и Санька мой знает, придет Назар, попросит помощи — как родного примем, поможем, как сумеем… А вот, оказывается, теперь не попросит… Значит, выходит, что он так и не бросил своей затеи…

— Слушайте, так это сколько ж лет нужно, чтобы такую книгу написать? — изумился Фома. — Это ж как надо хотеть, ну чтобы столько лет… о книге…

— Да полно вам, — махнула рукой Вера Антоновна. — Я вам так скажу — может, сначала он и пытался что-то там написать, а потом… А потом просто втянулся. Кому же не захочется по женщинам таскаться, да еще и под таким красивым предлогом!

— А вы никого не знали, кого изучал ваш супруг? — с надеждой спросил Фома.

— Нет, он со мной не откровенничал. Я же говорю — никакой он не исследователь, а просто кобель. Сколько дам исследовал, а вот никаких выводов на бумагу так и не перенес. Хоть бы какую заметку написал, так ведь нет же ничего! Нет, его, вероятно, увлекал сам процесс…

— Так значит, Псов у вас не живет? — уточнил еще раз Фома. — Тогда почему он у вас прописан?

— Когда мы решили жить вместе, сразу договаривались, что я прописываю его в своей квартире. Как только разводимся, он выезжает из квартиры и никаких претензий на нее не имеет. Назар даже расписку при свидетелях написал. Не знаю уж, как бы мне пригодилась та расписка, но помочь человеку надо было. Куда же он без прописки, у него никаких родственников не осталось. А потом он на работу устроился на алюминиевый завод — работал охранником, сутки через трое. Его график работы очень устраивал. И там прописка нужна была, без штампа-то никуда не возьмут… Ой! Вы меня извините, мне надо позвонить! К нам завтра на работу выходит новый психолог, надо хоть девчонок подготовить, чтобы сразу парня не изводили, они у нас такие, они могут.

— Понятно, — протянул Фома.

Действительно, он уже и так в этой квартире засиделся, опять же этот компьютер…

— Если у меня возникнут вопросы…

— Конечно, конечно, если возникнут, можете звонить, приходить… Сань, напиши человеку наш телефон. Поможем вам найти убийцу Назара, если сможем, конечно…

Варя была в квартире одна, парилась возле разгоряченной плиты, на которой с громким ворчанием жарились котлеты. Ни Гути с Аллочкой, ни Фомы дома не было, наверное, болтаются по городу, разыскивая преступника. Варька фыркнула и неожиданно нахмурилась. А вдруг Фомка сейчас где-нибудь с Иркой Серовой? От этой мысли ей стало не по себе. Вот она, Варя, сидит дома, жарит куриные котлеты, а ее любимый муж в это время обхаживает лупастую Ирку. И никаких котлет ему Ирка не жарит, и носков не стирает, а вот трепетные чувства у Фомки завоевала! Выдра!

В комнате противно заорал кот Матвей, потом раздалось шипение и непонятная возня. Варька вздрогнула, бросила фарш и понеслась в комнату. По всему ковру летали перья, а домашний хищник терзал сдуру залетевшую в форточку синицу…

— Матвей! Немедленно выпусти птицу, гад! Ты… отдай! Ты ее уже и так почти загрыз!! — визжала Варька, воюя с котом.

Кот справедливо считал синицу честной добычей и делиться с хозяйкой не собирался.

— Ах ты вот как, да? Ну, ты сам этого хотел! — Варька нажала на челюсти, кот ослабил хватку, и чудом уцелевшая синица взметнулась к потолку.

Теперь стало еще хуже — птица принялась биться в окна, и за ней метались уже двое — одичавший кот и его хозяйка. Только минут через двадцать Варе удалось накинуть на пичугу Аллочкин платок, и синичка затрепыхалась у девушки в руках.

— Все, лети теперь, — выпустила на балкон страдалицу Варя и с укором взглянула на кота. — Можно подумать, тебя дома не кормят!

Матвей, плотно прижав уши, нервно лупил хвостом себя по бокам, потом прижал нос к полу и, точно ищейка, принялся искать по запаху, куда это хозяйка запрятала дичь.

— Идем на кухню, у меня там фарш остался. Для тебя специально.

От куриного фарша Матвей презрительно отвернул тупоносую морду и вопросительно уставился на хозяйку, дескать, из-за такой фигни не стоило тревожить почтенное животное. А чего посерьезнее у тебя нет?

— Ну не хочешь, как хочешь, у меня, между прочим, даже муж, хирург, заметь, и тот с удовольствием ест.

Напоминание о муже снова вернуло Варьку к неприятным мыслям. Нет, надо не ругать эту Серову, а учиться у нее. Вот чем взяла мужика? Ясно, что не куриным фаршем. А лаской, красотой… чем там еще…

Варька не стала долго раздумывать, а побежала в ванную, чтобы навести несравненную красоту.

Когда домой вернулись Аллочка и Гутя, вся квартира была заполнена вонючим дымом, а по комнатам бегала раскрашенная, словно матрешка, Варька и размахивала полотенцем, разгоняя чад. Сестры мигом поняли, что могут задохнуться, и, побросав пальто, присоединились к бегающей Варьке. Гутя носилась, беспрерывно охая и ругая нерадивую дочь, а Аллочка топала молча, размахивая белым выходным кашемировым пуловером Варьки, который попался ей под руку. Кот скакал рядом, радостно хватая тряпки, которыми махали обезумевшие хозяйки.

— А окна, балкон открыть не пробовали? — раздался голос Фомы в самый разгар активности домочадцев по разгонянию дыма.

— Фомочка! — томно вскрикнула Варька и кинулась к мужу на шею.

Фомка таких ласк не ожидал. Варя вообще была дамой сдержанной, тем более в подобных ситуациях, а теперь, вероятно, с женой произошло нечто из ряда вон, если она так накидывается на мужа.

— У тебя все в порядке? — опешил супруг.

— Нет, у меня не все. Котлеты сгорели. Но ведь это не главное в семейной жизни, правда? Главней всего-о погода в доме, а остальное начиха-ать… — пропела она, нещадно фальшивя. — Зато посмотри! Как тебе моя новая помада?

— Какая помада?! Мы тут с голоду по всей квартире скачем, а у нее — помада! А котлеты, видите ли, сгорели! — возмутилась Аллочка. Она сегодня изрядно потопталась по городу и есть хотела нестерпимо. Впрочем, как всегда.

Наконец, семейство угомонилось и расселось за столом. Варька все-таки была замечательной хозяйкой. Сгоревшие котлеты она тут же заменила пельменями, которые у нее всегда находились в холодильнике на всякий случай, в сковороде уже поднимался омлет, а на широкой тарелке, красуясь румяными боками, лежали гренки.

— Итак, какие у нас новости? — отложив вилку, окинул всех взглядом Фома. — Гутиэра Власовна, вы как, встретились с Кукиной?

— Как бы мы с ней встретились? — возмутилась Гутя, припомнив, сколько времени они зря потратили из-за этой лживой женщины. — По этому адресу проживают совсем другие люди. Она и не жила там никогда. Ни она, ни ее дети.

Фома с интересом уставился на сахарницу, потом, будто увидев там что-то новое, обрадовался.

— Ну какая молодец! Заставила нас рыться в деле ее любовника, а сама слиняла!

— Вот счастье-то! Чему ты радуешься? — поддела его теща. — И где ее теперь искать?

Варька даже поперхнулась:

— А что, нам теперь и Кукину искать придется?

— Я думаю — да, — серьезно качнула головой Аллочка. — Нужно же нам узнать, для чего она развернула такой балаган.