Криасморский договор. Пляска на плахе

Марина Баринова, 2019

Власть часто вынуждает тех, кто обличён ею, совершать неблаговидные поступки. Власть меняет человека или заставляет его проявить своё истинное лицо. В империи, где за власть борются духовенство и маги, умирает бездетный правитель, а его вдова странным образом исчезает. Это вызывает массу интриг вокруг возможных претендентов на престол. Лорд Демос, которому поручили поиски исчезнувшей супруги покойного императора, и герцог Грегор Волдхард, ради любви вступающий в борьбу за трон, оказываются втянуты в опасную игру, в которой они всего лишь разменные фигуры на шахматной доске. Но кто же эту игру затеял? Ответ может дать только книга.

1 глава

1.1 Агаран

Брат Аристид взирал на Священный город, привалившись к руинам каменной стены. Его укрытие находилось на холме, и на рассвете отсюда открывался великолепный вид на Агаран — туман еще не отступил, и тонкие шпили башен словно парили в небесах. Первые лучи солнца озолотили купола множества Святилищ, заискрились украшенные хрусталем серебряные диски на шпилях храмов, зазвучали дивной красоты гимны. Город распахнул ворота для всех почитателей Хранителя, обещая паломникам покой и отдых в праведных трудах.

Однако Аристиду в этом раю места не было.

Монах сорвал покрытую росой травинку, растер в руках и вдохнул аромат свежей зелени, затем бросил взгляд на прохудившиеся башмаки и побрел внутрь пещеры, где обитал весь прошлый год.

Над костром булькал котелок с похлебкой из кореньев. Аристид перемешал жидковатое варево, попробовал, пожал плечами и налил немного в надколотую глиняную миску. Достал сухарей, бросил несколько прямо в похлебку и, забрав пищу, уселся на пороге, чтобы поесть, глядя на Агаран.

— Где ты, пичужка? — позвал он, раскрошив сухарь на камень подле себя. — Мы же всегда трапезничаем вместе.

Над крошками засуетился воробей — птица прибилась к Аристиду еще в том году, а он ее и не гнал: какая-никакая компания в этом вынужденном отшельничестве была приятна. Воробей прилетал каждый день, а когда лег снег, и вовсе перебрался к монаху в пещеру. Так они и перезимовали на сушеном хлебе, пересоленном вяленом мясе да корешках. Но Аристид не тужил: здесь было спокойно, ибо мало кому придет в голову искать мятежного церковника в одном из самых священных мест материка.

Однако все хорошее рано или поздно заканчивалось.

Аристид увидел поднимавшуюся на холм фигуру и с сожалением поставил миску на землю. Когда гость приблизился, воробей возмущенно чирикнул и упорхнул подальше.

— Мир тебе, брат Норберт, — поприветствовал Аристид. Сухой как щепка молодой человек с почтением склонился, придерживая висевшую на плече сумку.

— Благословите, святой брат, — шепнул он.

Аристид выпрямился и начертил в воздухе идеальный круг:

— Да направит тебя Хранитель на дела благие, брат Норберт. Разделишь со мной завтрак?

Гость охотно кивнул. Висевший на шее серебряный диск на кожаном шнурке качнулся и засиял, поймав солнечный луч.

— Я принес еды. Намедни прибыли дары от графа Эккехарда. Хорошая солонина. — Норберт опустил сумку на утоптанный земляной пол и принялся доставать гостинцы. — Прихватил свежего хлеба, мешок сухарей, вяленую говядину, несколько яиц и мех с вином, чтобы согреться. Ах да, еще свечи, немного кожи на заплаты и писчую бумагу.

Аристид покачал головой.

— Балуешь ты меня, брат Норберт. Второй раз за дюжину дней приносишь мясо!

— Живя в такой аскезе, порой можно позволить немного мирской пищи, — гость огляделся. — Слава Хранителю, холода отступили. Говорят, снега больше не будет.

— Не будет, — подтвердил Аристид, жестом пригласил Норберта к огню и принялся ломать хлеб. В закромах нашлось немного сыра, его он тоже подал гостю. — А теперь самое ценное. Какие новости?

Норберт вытер руки о самый чистый край рясы, налил похлебку в миску и, пробормотав краткую молитву, попробовал варево.

— Да, нелегко вам приходится, — сказал он.

— Бывало и хуже. Что слышно из Миссолена?

— То, что вы и пророчили: император умер, — Норберт снова осенил себя святым знаком, но Аристид даже не шелохнулся. — Да примет Хранитель его душу.

— Примет, куда денется, — Аристид отложил хлеб и уставился на гостя. — Кто преемник? Горелый лорд?

— Нет преемника. Потому я и пришел. Вы-то тогда пророчили, что вскоре император или сам отправится в Хрустальный чертог, или ему помогут, и наследовать трон будет лорд Демос. И все так думали, но… Император не оставил завещания.

Нахмурив лоб, брат Аристид задумчиво перебирал бусины на четках. Норберт не смел его беспокоить и молча хлебал варево, стараяь поменьше скрести ложкой по стенкам миски.

— Значит, я не ошибся, — наконец молвил Аристид. — Почти.

Норберт пожал плечами:

— Так даже лучше. В Миссолене паника, империя оцепенела. Пока Совет соберется, пока выберет нового, пока коронует… Вам точно ничто не будет угрожать, — он продолжал говорить, но засмущался под снисходительной улыбкой Аристида. — Даже Великий наставник о вас на время забудет.

Брат Аристид лишь покачал головой с безмятежной улыбкой на устах.

— Нет-нет, дражайший брат, сейчас самое время напомнить ему о себе, — мягко сказал он и бросил взгляд на дорожный мешок. — Я покидаю Агаран сегодня же. Один. Мне нужно как можно скорее попасть в Эллисдор.

1.2 Эллисдор

— Попалась! — Грегор почти настиг Ириталь, но схватил только ленту из ее прически. Девушка взвизгнула от неожиданности.

— Рано радуешься! — она дернула себя за косу так, что алая змейка выскользнула из прически и осталась у Грегора в руках. Отбежав на несколько шагов, девушка скорчила рожу и поклонилась на шутовской манер. — Теперь поглядим, так ли хорош Грегор Волдхард в беге, как в бою.

Она подхватила юбки и рванула в сторону леса, не дав Грегору опомниться. Он огляделся и удовлетворенно хмыкнул: наконец-то им удалось оторваться от многочисленных нянек девушки. Грегор почесал нос, поправил съехавший набок ворот рубахи, сунул трофей за пазуху и, прикинув путь покороче, ринулся за добычей. Умела же она дразнить, эта Ириталь. А он, дурак, всякий раз отвечал на ее провокации.

— Ну, чертовка… Не уйдешь! — ревел он, прыгая по скользким от росы кочкам. Грегору с его мощной комплекцией преследование давалось нелегко. Девица же неслась по полю, точно лань. Бежала, смеялась, размахивала руками, подставляла лицо ветру, — сущее дитя. Но Грегор всегда помнил, кем она являлась. Забудешься хоть единожды — не миновать беды.

— Быстрее, ваша рохлесть! — добежав до леса, Ириталь забралась на пень и помахала рукой. — Кстати, ты снова проиграл.

Ему оставалось лишь тихо ворчать, спотыкаясь о коряги. Ириталь Урданан наверняка была самой быстроногой уроженкой Латандаля и совершенно точно — красивейшей женщиной во всем мире. Ей прочили великое будущее: счастливица с Меткой Гинтаре на теле рождалась раз в столетие и могла принадлежать либо императору, либо богу. И Грегора, конечно же, угораздило по уши втрескаться в эту недоступную красавицу. У них вообще все вышло неправильно: Грегору выпала честь быть почетным защитником Ириталь в Хайлигланде, а она возьми да ответь на его любовь. Годы шли, они оба давно достигли зрелости, но чувств друг к другу не утратили. Правда, чем старше становилась Ириталь, тем реже им удавалось видеться: свита высокородной латанийки охраняла девицу, точно сокровище. Впрочем, хитрости ей было не занимать, и она порой находила способы остаться с Грегором наедине. Беда была лишь в том, что в первую очередь они обманывали сами себя. Знали же, что чем дольше поддерживают эту тайную связь, тем больнее ударит неминуемое расставание.

Хуже всего было то, что ни Грегор, ни Ириталь понятия не имели, когда этот момент настанет — Знак Божий мог появиться хоть завтра. И потому Ириталь Урданан проживала каждый день с Грегором как последний.

— Ну же! — крикнула она. — Где ты?

Усилием воли Грегор заставил себя отвлечься. Думать о плохом не хотелось, особенно сегодня. Весь Хайлигланд праздновал долгожданный приход весны, да и с погодой наконец-то повезло. Жители столичного Эллисдора и окрестностей высыпали на улицу, праздновали, угощали друг друга свежим элем, пели песни. Молодежь затеяла на едва зазеленевших лугах игры, а танцы грозили закончиться лишь на рассвете. Но Грегор любил праздники еще и за то, что во время гуляний они с Ириталь могли улизнуть в какое-нибудь укромное местечко. Вот и сейчас латанийка свернула с тропинки и зашагала к большому поваленному дереву, их излюбленному месту.

Грегор догнал ее на опушке — девушка распустила золотистую косу, заткнула подол юбки за пояс и увлеченно скребла дерево ножичком.

— Зачем? — спросил хайлигландец, расстелив плащ.

— Хец, сын конюха, заболел. Отвар из этого гриба хорошо снимает жар. Решила взять, раз увидела.

Грегор дождался, пока Ириталь закончит, а затем притянул к себе и зарылся носом в ее в волосы — макушка девушки доставала ему ровно до подбородка. Наверняка смотрелись они смешно, но ему нравилась ее хрупкость, и хотелось ее оберегать. Впрочем, по сравнению с этой утонченной особой чаще всего он ощущал себя грубым и необразованным чурбаном.

— Не удивлен, что здесь тебя так любят, — сказал он, крепче обняв девушку. — Мой народ ценит, когда знать не задирает нос. Все и так верят в твое божественное происхождение, а после проявления сострадания к простым смертным и вовсе начнут считать живой святой.

— Брось! — отмахнулась латанийка. — Я делаю это не для того, чтобы меня все любили. Да и не верю во все эти божественные знаки.

— Но верят у тебя на родине. И во всей империи. — Грегор выпустил девушку из объятий, бухнулся на колени и раскинул руки в стороны, передразнивая экстаз иных проповедников. — Вижу как наяву — толпы страждущих идут к Ириталь Благочестивой, чтобы получить частичку святости в надежде на исцеление!

Латанийка звонко расхохоталась.

— Я — и благочестивая? После всех запретов, что мы с тобой нарушили? — она нависла над ним, назидательно грозя пальцем. — Гореть нам, проклятым грешникам, в Арзиматовом пекле!

— А что? Выглядишь ты и так почти как богиня. Глядишь, придет час, и я к тебе приползу с просьбой. Буду умолять благословить на какую-нибудь глупость вроде женитьбы на толстозадой графской дочке, которую мне непременно навяжут советники.

Ириталь от неожиданности выронила ножичек.

— Зачем ты так? — она говорила твердо, но по ее глазам Грегор понял, что переборщил. — Почему говоришь такие вещи, зная о моих долге и чувствах? Я ведь не выбирала участь родиться с Меткой. Не выбирала судьбу быть человеком, за которого все решают правители, советники да жрецы. Да, все это время я делаю, что прикажут, но такой судьбы я не хотела.

— Прости, я…

Ириталь жестом заставила его замолчать.

— Каждый день я просыпаюсь, моля Хранителя не давать Знаков, которые святоши смогут трактовать, как им будет удобно. Все, о чем я прошу в молитвах — остаться с тобой еще ненадолго. Будь моя воля, я бы отреклась от своего положения, от этой проклятой избранности, от осточертевшего посольства и необходимости разъезжать по всей империи и быть для людей живым символом того, во что сама не верю! Да только как это возможно? — Ириталь склонила голову и раздраженно вытерла мокрую щеку рукавом. Вечно она храбрилась и ненавидела плакать при свидетелях — воспитание и характер брали свое. — Если рождаешься с Меткой Гинтаре, себе не принадлежишь — таков закон. Либо меня выдадут за императора, либо, если Знак так и не проявится, запрут в монастыре до конца дней.

— Мне не по душе оба варианта, — Грегор подошел к Ириталь и вновь обнял крепко-крепко — так, что девушка даже охнула. — Прости меня. Я идиот и говорил, не подумав. Я бы все отдал за то, чтобы мы были вместе. Как увидел тебя впервые, еще в Ордене, так и пропал. Даже когда меня вернули в мир, дали титул и начали привечать знатных девиц на выданье, все равно не мог смотреть ни на кого другого. Видимо, так и умру влюбленным и холостым, если в твоей прелестной головке не созреет гениальный план, как обмануть пророчество и обвести вокруг пальца самых могущественных людей мира.

— Задача не из легких — я уже много раз думала об этом, — отозвалась латанийка. — Но в любом случае мы можем дождаться старости, когда моя утроба усохнет, и вместе уйти в монастырь.

Грегора передернуло.

— Это единственное, что заставит меня туда вернуться. Ты же знаешь, я ненавижу это место.

Ириталь пожала плечами и вымученно улыбнулась:

— Зато отмолим все развратные грешки.

— Только это нам и останется.

Они снова перевели разговор в шутку. Всегда так делали, когда речь заходила о будущем. И Грегору порой начинало казаться, что дождаться старости, дабы провести последние годы вместе с возлюбленной, было не самой скверной идеей, даром что Орден он ненавидел. Да только ждать всю жизнь не хотелось.

— Иди сюда, — он притянул девушку к себе и поцеловал. Ириталь ответила — жарко, как делала всегда, когда вспоминала, сколь кратким может быть их счастье. Обвила руками его коротко стриженную голову и закрыла глаза, отдаваясь моменту.

Позади них, со стороны поля, послышался хруст веток. Грегор отстранился.

— Спрячься за деревом, — сказал он. — Если что, уходим порознь.

— Да.

Ириталь огляделась, подмечая, не оставила ли следов своего присутствия, и, убедившись, что все в порядке, притаилась за поваленным стволом. Грегор отряхнул одежду, подхватил с земли плащ и, держа руку на рукояти кинжала, шагнул навстречу человеку, что пробирался сквозь заросли.

— Это я, Альдор! — громко шепнул незваный гость. — Не бейте, ваша светлость.

Грегор вздохнул с облегчением. Сенешаль Альдор ден Граувер был единственным другом, который знал об их с Ириталь секрете.

— Один?

— Да. Пожалуйста, пусть леди тоже выйдет. Я знаю, что вы вместе.

Ириталь с опаской выглянула из-за ствола.

— Альдор, на тебе лица нет, — изумилась она. — Что стряслось?

Граувер, и правда, выглядел неважно: каштановые вихры разметались в беспорядке, лицо с непривычно мягкими для северян чертами побледнело, глаза тревожно бегали. Грегору даже показалось, что худосочное тело друга била крупная дрожь.

— Что там у тебя? — он кивнул на письма, торчавшие из поясной сумки сенешаля.

— Новости из столицы. Первое — для вашей светлости. Второе письмо — для леди Ириталь. Простите меня.

— Боже, за что?

— За то, что приношу скверные вести, — Альдор протянул им послания. — Прошу, читайте немедленно. Это очень важно.

Грегор выхватил свернутый в трубочку плотный лист с печатью императорского двора. Ириталь, увидев герб родного Латандаля, с мгновение колебалась, но все же взяла себя в руки и надломила сургуч.

— Хранитель Милостивый и сын его Гилленай! — вырвалось у Грегора. — Дядя Маргий… Император умер.

— Да покоится его дух в Хрустальном чертоге, — следуя обычаю, отозвался Альдор. — Мне очень жаль, ваша светлость.

Грегор раздраженно отмахнулся.

— Что толку от жалости? Здесь пишут, что завещание было утрачено, а прямых наследников у дяди не осталось. Меня, как его племянника по матери, призывают в столицу на Совет, который изберет следующего императора.

Альдор с тревогой покосился на Ириталь. Латанийка читала предназначенное для нее послание, не слыша всего, что говорил Грегор. И чем дольше читала, тем сильнее бледнела. Закончив, она выронила письмо и пошатнулась — Грегор едва успел подхватить ее. Альдор поднял с травы лист, испещренный латанийской вязью — языка этого древнего народа он не знал.

— Ириталь, что с тобой?

— Леди нужно присесть! — Альдор сорвал с плеч плащ и бросил на ствол поваленного дерева. Грегор, бережно поддерживая, усадил возлюбленную и отметил, что ее бил озноб. — Где-то у меня были нюхательные соли…

Ириталь, все еще бледная, приняла поданный сенешалем хрустальный флакончик, глубоко вдохнула испарения, поморщилась от резкого запаха и наконец-то заговорила:

— Знак… — она едва шевелила губами, обеспокоив мужчин не на шутку. Да и сама выглядела до смерти напуганной. — Жрецы увидели Знак. Меня тоже призывают в Миссолен.

Герцог непонимающе уставился на возлюбленную:

— Хорошо, поплывем вместе. Я прикажу снаряжать корабль. Так даже лучше, только если…

— Ты не понял! — внезапно крикнула Ириталь, и ее лицо исказилось такой мукой, что Грегор и Альдор отпрянули от неожиданности. — Знак ужасен! Меня призывают в столицу, чтобы выдать за императора.

* * *

— Как же ее выдадут за императора, если тот мертв? — кутаясь в подбитую мехом накидку, Грегор нервно шагал по Малому залу Эллисдорского замка. Могучая фигура молодого герцога едва протискивалась меж длинным столом и стеной.

— И не оставил наследников, — добавила Ириталь. Она переоделась по случаю Праздника весны и теперь выглядела, как ей подобало по статусу — царственно и утонченно. Но тоже страдала от холода: Альдор заметил, что она постоянно прятала руки в мехах.

Лишь сестрица Грегора, леди Рейнхильда, казалось, была рада привычной прохладе и чувствовала себя вольготно: сбросила накидку и с обманчивой ленцой потягивала пряное вино, которое Альдор прихватил с кухни.

Во внутреннем дворе гремел нестройный хор — недавно вернувшиеся из похода в Спорные земли солдаты орали песни так громко, что звуки веселья долетали аж до верхних этажей господского дома. Из подвалов выкатили бочки с элем, а на вертелах, распространяя дивный аромат, жарились поросячьи туши. Слуги водружали на столы пироги, караваи, разносолы и подносы с печеной дичью. Пляски в главном зале разошлись не на шутку — отсутствия хозяев замка уже никто не замечал.

Альдор отставил чашу, бросил тревожный взгляд на Рейнхильду и в очередной раз поразился тому, насколько они с братом походили друг на друга внешне: русоволосые, синеглазые, высокие и крепкие, как северные деревья. Правда, Грегор пошел характером в отца — столь же упрямый, вспыльчивый, прямолинейный, как покойный лорд Рольф. Рейнхильда же многим напоминала мать, сестру ныне покойного императора. Немногословная, любительница уединения, она, тем не менее, обладала живым умом и пользовалась любовью народа. Так и не привыкший к мирской жизни после Ордена, Грегор часто с ней советовался.

— Ясно одно: будет новый император, — Рейнхильда откинула толстую косу за спину. — Его изберут из оставшихся родичей на Совете в Миссолене, куда приказали явиться Грегору. Это же сказано в письме.

Грегор наконец-то перестал вышагивать и остановился подле сестры.

— Выходит, Ириталь суждена неизвестно кому, — заключил он.

— Боюсь, что да, — кивнул Альдор.

— Это немыслимо!

— Это пророчество Гинтаре из Тальдора! — воскликнула Рейнхильда. — За сотни лет предсказания латанийских жрецов ни разу нас не обманули.

Рейнхильда явно злилась на брата за его неумение отделять разум от чувств, но Альдор побаивался встревать их с Грегором перепалку. Он понимал раздражение госпожи: в одно мгновение привычный уклад Хайлигланда мог перемениться, а Рейнхильда, будучи пока что главной женщиной герцогства, не желала допускать волнений. Кроме того, горячий нрав Грегора мог сыграть с ним злую шутку — наверняка этого она боялась больше всего.

— Жрецы могут трактовать Знак, как им вздумается, — не унимался молодой герцог. — И был ли вообще тот Знак? Заметь, как удачно все сложилось — стоило дядюшке отдать богу душу, как тут же проявился этот Знак. Удивительное совпадение, не находишь? Так, быть может, святоши увидели то, что им было удобно?

— Послушай себя, Грегор Волдхард! — потеряв остатки самообладания, Рейнхильда вскочила со скамьи, и та отозвалась жалобным скрипом. — Ты герцог Хайлигландский, а говоришь как еретик! — она смущенно отдернула руку, заметив, что в порыве ярости схватила брата за ворот рубахи. — Не смей произносить подобное за стенами этого зала, иначе погубишь всех нас. Не хватало еще настроить против себя Эклузум!

— Лорд Грегор… Ваша светлость, — наконец, вмешался Альдор. Он спешно разлил вино по чашам и с легким поклоном передал спорщикам. Следовало их угомонить, пока не разругались в пух и прах. — Леди Рейнхильда говорит верно. Сейчас нужно соблюдать особую осторожность: Эклузум и Великий наставник разрешили передать вам титул с большой неохотой. Церковь не отдает принявших обеты людей в мир просто так, и вашему отцу пришлось дорого заплатить, чтобы передать вам титул после смерти лорда Лотара.

Герцог устало мотнул головой.

— Альдор, не начинай. Я знаю, что не должен был его получить.

— Однако получили — и вот мы здесь. Как ваш верный слуга и друг, я обязан напомнить. Вы с леди Рейнхильдой — последние в роду Волдхардов, но ни одного из вас не готовили к правлению. Ваша сестра обещана гацонскому принцу и скоро отправится на юг. Хайлигланд останется только на вас. Советники всегда преследуют свои интересы и будут пытаться управлять вами, ваши отец и старший брат мертвы, а мать удалилась от мирской жизни — вы остались совсем один против людей, которые едят таких, как мы, на завтрак! И потому я умоляю вас хорошо обдумать любое решение, что вы примете. Одна ошибка — и пострадает весь Хайлигланд.

Грегор молча слушал друга, то и дело бросая взгляды на Ириталь. Еще не отошедшая от шокирующих новостей девушка сидела за столом неподвижно, точно изваяние. Рейнхильда кинула Альдору в знак благодарности за поддержку и взяла брата за руку. Альдор вздрогнул, когда она оказалась слишком близко — всегда немного робел перед ней и втайне восхищался. Теперь еще придется смотреть на нее снизу вверх, ибо Рейнхильда была крепче и выше его на полголовы, словно дева-воительница из северных легенд.

— Это данность, Грегор, — мягко сказала сестра. — Она завещана следующему императору, кем бы он ни был. Прими это и смирись.

— Она все еще здесь, — наконец отозвалась Ириталь, и тон латанийки Альдору не понравился. — Она все еще посол Латандаля и может говорить за себя сама.

Рейнхильда фальшиво улыбнулась.

— Что же скажет леди-посол?

Ириталь знаком попросила всех сесть за стол. Затем по привычке окинула зал на предмет лишних ушей и, когда все собрались, торопливо заговорила вполголоса:

— Грегор поедет на Совет и первые дни должен вести себя как ни в чем не бывало. Пусть выслушает речи знати, посмотрит на других претендентов, заведет знакомства — в Миссолене найдутся желающие с ним подружиться. Я же останусь здесь.

Рейнхильда изумленно уставилась на латанийку.

— Прошу прощения… Леди Ириталь, я правильно понимаю, что вы отказываетесь выполнять священный долг?

— Верно, — спокойно ответила она. И в голосе ее было столько твердости, что Альдор понял: Ириталь все решила. Он метнул взгляд на герцога и едва сдержал крепкое словцо. Друг вздохнул с облегчением и счастливо улыбался, словно наконец-то сбросил с плеч огромный камень. Рейнхильда же выглядела растерянной. И чем яснее она осознавала сказанное братом, тем шире становилась улыбка Грегора.

— Скажи им, наконец! — не выдержала Ириталь. — Или я сама скажу. Все равно они вскоре узнают, и лучше бы от нас.

— Да, ваша светлость, извольте поделиться, — процедила Рейнхильда. — Какую глупость вы задумали?

Грегор поднялся, выпрямил плечи и, не найдя в себе сил смотреть в глаза сестре, взирал на Ириталь. Посол затаила дыхание.

— Я поеду в столицу, чтобы на Совете заявить о правах на трон империи, — молвил он. — Мы с Ириталь уже давно любим друг друга. Ни она, ни я не готовы жертвовать чувствами ради решения кучки продажных церковников. Став императором, я смогу взять ее в жены, и таким образом не запятнать ничьей чести. Но до моего возвращения Ириталь лучше остаться в Хайлигланде.

У Альдора упало сердце. Нет, он желал другу лишь добра и многое бы отдал за то, чтобы Грегор получил заслуженное счастье, однако его намерения угрожали погрузить в хаос не только империю, но даже отдаленный Хайлигланд. Ибо если Ириталь решила отказаться от предназначения, латанийцы начнут за ней охоту — закон был суров к женщинам с Меткой Гинтаре. Неповиновение божьей воле каралось смертью.

— Слышать об этом не желаю! — крикнула Рейнхильда и грохнула кубком по столу, забыв, что чаша была полна — рубиновая жидкость описала в воздухе идеальную дугу и выплеснулась на стену. — Это безумие, Грегор. Ты ничего не добьешься на Совете и лишь настроишь столичных вельмож против себя.

Герцог лишь равнодушно пожал плечами.

— Для начала я всего лишь заявлю свою кандидатуру. Это законно. Никто меня не тронет.

— Но ты же хочешь не просто выступить на Совете. Тебе нужно стать императором, чтобы осуществить задуманное… Боже, Грегор, ты хоть понимаешь, в каком обществе окажешься? Ты представляешь, кто будет твоим соперником? Взять хотя бы Горелого лорда — он был любимчиком Маргия. Ты и рта открыть не успеешь, как он или его союзники сожрут тебя с потрохами!

Испуг Рейнхильды был искренним. Да и Альдор, чего греха таить, распереживался не на шутку. Он не мог и помыслить, что друг окажется настолько безрассудным и поставит на карту все, что ему было дорого. Пусть даже ради прекраснейшей женщины на свете.

— Я знаю, чем рискую, сестрица. Но я принял решение, — Грегор одарил Рейнхильду ледяным взглядом и вскинул руку, приказав ей молчать. — Я ценю твою любовь и советы. Я благодарен за то, что ты не отвернулась и помогла, когда отец вернул меня из монастыря. Однако Альдор прав: ты скоро нас покинешь, и я должен начать жить сам. Хранитель свидетель, я не хотел до этого доводить, но ты меня вынуждаешь, — он подошел к сестре и положил руку ей на плечо. — Я, герцог Хайлигландский и лорд Эллисдора, приказываю тебе повиноваться моей воле. Я поеду в Миссолен и сделаю, что решил. Не смей чинить мне препятствий, иначе я расценю это как измену.

— Но…

— И если тебе невыносимо жить подле человека, который всего-то пытается воспользоваться шансом, который ему подарила судьба, можешь отправляться в Гацону раньше обозначенного срока. Кронпринц Умбердо, полагаю, будет очень рад обществу невесты.

Рейнхильда молча глядела на брата, словно не верила своим ушам. Наконец она высвободила плечо из его хватки, поправила разболтавшуюся шнуровку рукава и, гордо вскинув подбородок, снова встретилась с Грегором взглядом.

— Как пожелает ваша светлость, — холодно проговорила она и подчеркнуто церемонно поклонилась. — Я отправлюсь в Гацону как можно скорее и попытаюсь обзавестись там союзниками. Видит бог, они нам скоро пригодятся.

— Благодарю.

— Прежде чем я уеду, позволите последний совет, лорд Грегор?

— Конечно.

— Подарите Хайлигланду наследника до того, как столичная знать сотрет вас в порошок.

Договорив, Рейнхильда подхватила накидку и стремительно покинула зал. Едва за ее спиной хлопнула дверь, Ириталь поднялась со скамьи.

— Я поговорю с ней, — сказала латанийка. — Попробую объяснить…

— Зря стараешься. — Грегор устало бухнулся на скамью и залпом осушил кубок с остывшим вином. — Она не поймет. Рейни всегда ставила долг превыше всего. Быть может, потому, что еще не познала любовь.

— И все же я попытаюсь.

Ириталь торопливо засеменила к выходу, и, наконец, друзья остались наедине. Альдор вопросительно кивнул на кувшин, и Грегор молча подвинул опустевшую чашу.

— Ты был слишком жесток с ней, — сказал сенешаль. — Рейнхильда такого не заслужила.

Герцог сделал щедрый глоток и вытер рот тыльной стороной ладони.

— Она меня вынудила. Боже, как Рейни порой похожа на мать! Она ведь ни мгновения жизни не любила отца, но оставалась рядом до самой его смерти. Даже несмотря на любовницу. Жизнь свою положила ради долга и ни минуты не была счастлива.

— Леди Вивиана исполняла долг перед империей и Хайлигландом. Не удивительно, что и дочь она воспитала в том же духе. Для Рейнхильды важна лишь ее родина, и она пойдет на все, чтобы дать Хайлигланду мир. А вот ты, Грегор, пошел в отца и унаследовал его безрассудство.

— Ну, разве что любовницу не завел.

— Тебе только двадцать три, еще все впереди, — отозвался Альдор. — Если же говорить серьезно, меня обеспокоили твои слова. Я — маленький человек и просто твой однокашник, но я разделяю мнение Рейнхильды. Ты ввязываешься в очень опасную игру.

— И ты туда же?

Альдор сделал щедрый глоток и с глухим стуком поставил чашу на стол.

— Я знаю свое место, — спокойно ответил он. — Я младший баронский сын и владею лишь тем, что ты мне даровал. Я принес клятву верности, и буду исполнять твои приказы.

Грегор внимательно глядел на лицо друга, и Альдору стало не по себе от пронизывающего холода его ледяных глаз. Такой взгляд он не раз видел еще в Ордене, когда брат Грегор спорил с наставниками и старшими монахами, когда получал наказания за дерзость и с упрямым спокойствием принимал кару. Сейчас Альдор понял, что и герцог давно все решил: Ириталь оказалась для него важнее родного дома, который Грегор так и не привык считать своим. Ириталь была его мечтой, и, увидев даже призрачный шанс заполучить ее, Грегор Волдхард не собирался останавливаться, какими бы последствиями ни обернулось его желание.

— Хорошо, — сухо проговорил герцог. — Вот первый приказ: начни готовить мой отъезд. Я хочу покинуть Эллисдор завтра же.

— Так скоро?

— Нужно торопиться. Чем раньше приеду в Миссолен, тем больше шансов завести полезные знакомства. Быть может, меня, и правда, кто-нибудь поддержит.

— Разумно. Насколько вообще что-то в этом плане может быть разумным, — проворчал Альдор. — Будут другие распоряжения?

— Пока Рейнхильда здесь, она вправе управлять замком в мое отсутствие. Но после того как она уедет, Эллисдор останется на тебе. Подготовь бумаги — я подпишу приказ официально.

Альдор оторопел от неожиданности.

— Ты шутишь?

— Брось прибедняться! В Ордене у тебя лучше всех получались хозяйственные расчеты. Мне же сейчас нужно, чтобы замок оставался под надзором тех, кому я доверяю. И важно позаботиться о безопасности Ириталь. Едва в Миссолене поймут, что она нарушила клятву, постараются заполучить ее или наказать.

— Охранять ее должны проверенные люди, — добавил Альдор. — Таких мало.

— В этом и проблема. Граф Урст с сыном еще в Спорных землях и увязли в постоянных стычках с рундами. Эккехард трепло, и такую тайну я ему ни за что не доверю, даром что родич. Личную гвардию пока тоже нельзя вмешивать — раструбят. Нужен кто-то, чьего интереса во всей этой истории не будет. Есть такие на примете?

Впервые за вечер Альдор почувствовал уверенность и улыбнулся:

— Какое счастье, что у твоей семьи есть старые должники за пределами Эллисдора.

1.3 Вольный город Гивой

И зачем он опять сюда притащился?

Ночь была теплой, но Веззама бросало то в жар, то в холод. Несколько раз в неделю он приходил сюда и прятался в тени пристройки. Веззам уже и сам не понимал, зачем делал это на протяжении целого года. Ноги несли сюда, стоило ему увидеть, как Артанна украдкой седлает коня. За эти годы он хорошо выучил ее привычки: если она отправляется в город пешком, значит, собирается напиться в одном из кабаков, если же Артанна идет в конюшню и старается незаметно удрать, значит, опять едет трахаться с Гвиро.

Этим вечером она снова уехала верхом.

Веззам натянул капюшон почти до носа. Его седые, как у всех зрелых вагранийцев, волосы отросли и мешали обзору. Впрочем, смотреть сейчас было не на что. Около часа назад Артанна нар Толл, его командир, лихо взлетела по ступенькам этого дома и скрылась за окованными железом дверями.

А он стоял и пялился в окно хорошо освещенной спальни, откуда доносились веселый звон стеклянных бокалов, баритон Гвиро и хриплый смех Артанны.

Отчасти Веззам понимал, зачем каждый раз приходил на это место. Гвиро умел ее развеселить, чего Веззаму с его скорбной рожей и полным отсутствием чувства юмора никогда не удавалось. Только в обществе этого важного гацонца Артанна была способна искренне смеяться, словно возвращалась в те времена, когда ее драгоценный лорд Рольф был еще жив. Веззам мог отдать на отсечение любой из пальцев за то, чтобы она так же беззаботно расхохоталась при нем.

Рольф Волдхард умер три года назад, и лишь Федериго Гвиро удалось заставить Артанну снять траур, который она даже не имела права носить. За это Веззам был благодарен помощнику наместника. В остальном же он его ненавидел.

Из спальни на балкон вышла очень высокая сухощавая вагранийка с растрепанными седыми волосами. Вид она имела моложавый, но Веззам знал, что в следующем году ей стукнет полвека. Таков был их народ: рано седели, зато жили по полторы сотни лет. Артанна была одета лишь в рубаху и босиком прошлепала по холодным камням. Уселась на перила балкона, взяла трубку и принялась старательно набивать ее табаком.

Следом за Артанной, на ходу завязывая халат, вышел и сам Федериго Гвиро. У него были курчавые темные волосы, тронутые сединой на висках, породистое лицо и ухоженная бородка, подстриженная по гацонской моде. Ростом он вышел ниже Артанны, но был сложен весьма неплохо для человека, ни разу не участвовавшего в бою и недавно разменявшего пятый десяток. Помощник наместника нес в руках маленький поднос с напитками и свечу с лучинами для прикуривания трубки.

Веззам, держась в тени, подобрался под самый балкон и теперь мог слышать разговор.

— Порт, Федериго, — медленно произнесла Артанна. — Я хочу порт.

— Им занимается Танор.

— Знаю. Но его бойцы работают там спустя рукава, а сам Танор прикарманивает часть взяток. Город теряет ощутимые деньги.

— Как будто ты не будешь приворовывать, — хмыкнул Гвиро и подал даме зажженную лучину. Артанна тщательно раскурила трубку.

— Разумеется, буду. Но мои ребята не халтурят и смогут обеспечить порядок в порту. Ведь грядет сезон ярмарок…

— Может, просто разделим область поровну? Тебе достанется северная часть порта, Танору — южная. Все честно.

Артанна фыркнула.

— Ага, и я, значит, охраняй отстойники, а Танору ты отдашь все самое прибыльное? Нет, так не пойдет, мой дорогой синьор.

Гацонец тяжело вздохнул и нежно обнял женщину за плечи:

— Хватит о делах. Ей-богу, у меня от ваших с Танором разборок голова идет кругом.

Артанна выпустила ровное кольцо дыма и наблюдала за тем, как оно летело вверх, к затянутому облаками сизому небу. Надкусанная луна освещала остроконечные крыши торгового квартала, дома недобро ощетинились силуэтами башенок и флюгеров. Лишь огромный серебристый диск, венчавший Святилище на площади, сиял, словно маяк.

— Наместник сам пожелал заключить контракт с двумя войсками наемников, — сказала вагранийка. — Моя «Сотня» работает лучше, но нас мало и не хватит на весь Гивой. Зато лбы из «Братства» Танора — как раз то мясо, которое не жаль пустить под стрелы, случись что. Синьор Кирино знал, на что шел. Гивой — город вольный, здесь вечно творится какая-то неразбериха, и конкурирующие наемники лишь добавляют колорита. Но подобное происходит везде, где появляются такие, как мы.

Ноги Веззама затекли. Он попытался их размять, но наступил на сухую ветку. Раздался хруст. Он замер.

Однако командиру сейчас было не до него. Артанна нар Толл развернулась лицом к городу и свесила ноги вниз. Гвиро поставил два бокала с вином на каменный выступ и положил локти на перила.

— Скажи, ты думала покончить с работой по найму? — задумчиво спросил он.

— Зачем?

— Неужели тебе не хочется спокойной жизни?

Вагранийка хрипло рассмеялась.

— Синьор Гвиро не понимает, что для Артанны нар Толл вся эта мышиная возня и есть спокойная жизнь! Синьор Гвиро никогда не бывал севернее Эллисдора, не воевал с рундами и не попадал к ним в плен. Синьору Гвиро просто не с чем сравнивать, — усмехнулась она. — Нет, дорогой Федериго, мне нравится то, как я сейчас живу. Свое дело, поместье, контракт с наместником и сотня хорошо обученных головорезов. Мне уже очень давно не было так спокойно, как в последний год.

Увлеченная размышлениями, Артанна не заметила, как рука Гвиро медленно потянулась к складкам халата. Она не могла видеть, что его пальцы нащупали в кармане заветный холод металла. Не видел этого и Веззам, застывший в напряженном безмолвии прямо под балконом.

На лбу Гвиро выступила испарина. Он нервничал и трясущимися влажными пальцами сжимал то, что, по его разумению, должно было освободить Артанну от всех ее мирских забот. Гацонец подкрадывался к болтавшей покрытыми шрамами ногами женщине, медленно вытаскивая руку из кармана.

Она даже не обернулась. Не повела бровью, когда он к ней подошел, а, наоборот, лишь прижалась спиной к его груди.

— Повернись ко мне, Артанна, — севшим голосом проговорил он. — Я хочу видеть твое лицо.

Наемница хмыкнула, ловко перекинула ноги через балконные перила, развернулась и в упор посмотрела на Гвиро. Вагранийки всегда были дамами с внешностью на любителя, но эффектной — не поспоришь. Седые волосы, обрамлявшие медленно стареющее и все еще казавшееся молодым лицо, раскосые серые глаза, резкие черты, словно выточенные из кости — все это отталкивало и в то же время притягивало. До тех пор, пока Артанна не открывала рот.

— Что это за хрень, Гвиро? — возмущенно прошипела женщина, уставившись на его руки.

Помощник наместника на мгновение застыл, борясь с эмоциями.

— Перстень. С алмазом, добытым в Шунгарских горах, — спокойно ответил Гвиро, разворачивая кусок ткани, на которой покоилось украшение, увенчанное камнем размером с ноготь Артанны. — «Слезы Лувайи» — так называют эти самоцветы.

— Розовый, да? Ты издеваешься? — наемница прыснула в кулак и насмешливо посмотрела на гацонца.

— Мне все это надоело, — резко произнес он. — Мы уже год спим вместе, нам хорошо друг с другом. И я устал смотреть, как ты разрываешься между своим отрядом и мной. Давай узаконим это. Ты станешь синьорой, войдешь в городской совет, сможешь открыть честное дело. Разумеется, ты наверняка меня переживешь. Да и плевать — будешь уважаемой вдовой. Со мной у тебя появятся деньги, я обеспечу достойную жизнь тебе и нашим детям, которые у нас еще могут появиться, если мы поторопимся.

Веззам оцепенел, не веря собственным ушам. Что-то сдавило грудь, внезапно отчаянно захотелось выблевать собственные внутренности. Допрыгался. Он пошатнулся и ухватился за стену, чтобы не упасть. Произнесенная Гвиро речь гремела в его голове снова и снова.

Наемница долго молчала. Веззам напряженно вслушивался в тишину.

Наконец, Артанна взяла бокал и залпом осушила его содержимое.

— Дети, Гвиро… С этим есть проблема.

— Больше не можешь?

— После плена… Там со мной всякое вытворяли. Мой лекарь сомневается, что после приключений в Рундкаре я смогу зачать. Но даже если получится, я могу не выносить ребенка, могу быть не в состоянии родить, — мрачно заключила вагранийка. — Да и не думаю, что я — подходящая партия для такого уважаемого человека, как ты.

— Бездетный брак меня не пугает, — Гвиро опустился на резную скамью и принялся набивать трубку. — В конце концов, от Луччии, да упокоит Хранитель ее душу, у меня осталось трое сыновей. Если тебя останавливает лишь это, не волнуйся.

— Зачем тебе это, Федериго? — Артанна недоверчиво уставилась на гацонца. — Нам ведь и так неплохо.

Помощник наместника улыбнулся.

— Знал, что ты так скажешь. Дело не только в том, что мне будет приятно чаще тебя видеть. Хотя кого я обманываю? Разумеется, я буду рад. Но, кроме этого, мне известно, что ты нередко нарушаешь закон. Перестань на меня так смотреть — все равно в камень не обратишь. Конечно же, я в курсе, иначе какой из меня помощник наместника? И поначалу твои выходки меня жутко раздражали. Но затем я обнаружил, что вся твоя деятельность вообще не приносила тебе никакой выгоды. Ты устраивала мелкие разборки, вершила самосуд и прикарманивала то, что плохо лежало, не для себя. Тебе никогда не приходило в голову, почему за все это время ты ни разу не попалась?

Артанна пожала плечами, рассматривая перстень, что лежал на скамье возле Гвиро.

— Обычно я уповала на собственную хитрость и везение. Но дело не только в этом, верно?

— Какая проницательность, — хмыкнул помощник наместника. — Я давно слежу за твоими делами. И как только понял, почему ты вынуждена обстряпывать их таким образом, начал понемногу прикрывать твой тощий зад.

— Не думай, что так отблагодаришь меня за то, что я с тобой сплю.

— Я начал тебе помогать гораздо раньше того рокового дня, когда мы напились на ярмарке, а наутро проснулись в одной постели. Не приплетай одно к другому.

Артанна криво ухмыльнулась.

— Раз у нас сегодня вечер откровений, давай выкладывай, почему ты до сих пор не отволок меня в тюрьму.

— Начну с очевидного, — Гвиро выпустил струйку дыма. — Ты — не синьора этого города. Несмотря на службу Гивою, многих привилегий, доступных гражданам, ты лишена. Согласно закону, ты сможешь получить право на полноценное гражданство, лишь прожив здесь двадцать лет.

— Я вагранийка, не забывай, — перебила его Артанна. — Когда придет срок, даже постареть не успею.

Помощник наместника кивнул.

— Твоя правда. Но за прошедшие восемь лет ты уже осознала, как мало можешь сделать законным путем. Став моей женой, ты сразу же получишь статус синьоры и сможешь оказывать влияние на жизнь города. Прямое влияние, Артанна. Ты очень нравишься мне как женщина, но если бы меня волновало лишь это, я бы не предложил тебе брак.

— Допустим. Но тебе-то это зачем? Ты мог бы точно так же прикрывать мою задницу, пока я тихонько вершу маленькое подпольное правосудие в соответствии с собственными извращенными понятиями о справедливости.

— Я не согласен ждать двенадцать лет, — ответил Гвиро. — Какими бы ни были твои методы, они приносят пользу. Ты помогаешь чужакам и заботишься о тех, кто пока не стал гражданином. Ты же сама родом из Ваг Рана и знаешь, о чем я говорю — относятся к вам здесь, как к дерьму.

Артанна заливисто расхохоталась.

— Выходит, твое предложение руки и сердца — лишь обещание взаимовыгодного союза?

— И лишь немного замешанного на похоти. Грешен, — улыбнулся Гвиро. — Не буду лгать, я, в силу возраста, уже не способен испытывать юношеских страстей, поэтому признаваться в любви не стану.

— Только попробуй — и, клянусь, я затолкаю тебе этот перстень в место, из которого его не достанет даже мой лекарь, — беззлобно проворчала вагранийка.

Федериго Гвиро улыбнулся еще шире.

— Не буду подвергать сомнению твои способности. Так ты согласна?

Внизу под балконом Веззам затаил дыхание. Он не верил в чудеса и помощь богов, но сейчас был готов молиться всем святым, лишь бы Артанна отказалась.

Наемница покачала головой.

— Так быстро подобные решения не принимаются, синьор. Предложение заманчивое, спорить не буду. Но есть еще кое-что важное. Все, что я имею сейчас, я получила в обмен на клятву. После плена меня судили в Хайлигланде. Лорд Рольф добился, чтобы вместо казни за измену меня просто изгнали, и даже выдал деньги на покупку поместья. Но взамен взял клятву.

— Какую?

— Я обязана явиться по первому зову Рольфа или любого из его потомков, пока дышу. Защищать и действовать в интересах всякого Волдхарда, что меня призовет, даже если это будет грозить мне смертью. Я живу взаймы, Федериго. Все мое спокойствие может закончиться хоть завтра, потому как у Рольфа осталось двое детей. Каждый день я просыпаюсь и гадаю, призовет ли меня кто-нибудь из них… Я дала эту клятву на крови, мой дорогой синьор. Меня слышала вся хайлигландская знать в тот момент. Как же я могу согласиться принадлежать тебе, если не принадлежу даже себе, Федериго?

— Это многое расставило по местам, — задумчиво сказал Гвиро.

— Ага. И многое меняет.

— Почему ты раньше не сказала?

— Вспоминать больно.

Веззам закрыл глаза и с облегчением выдохнул. Возможно, слишком шумно. Наемница резко оторвалась от Гвиро, залпом допила свое вино, и прищурив глаза, свесилась с балкона.

— А это еще кто там? — громко спросила она.

Веззам вжался в стену. Нет, Артанна не могла его увидеть. С его позиции было трудно разглядеть, что происходило в другом конце переулка, но ваграниец услышал звук приближающихся шагов — кто-то бежал прямо к дому. Веззам присел и почти ползком добрался до пристройки, откуда открывался более широкий обзор.

К дверям дома Гвиро, путаясь в юбках, подбежала полноватая женщина в белом чепце и принялась исступленно молотить кулаками по дереву. Ее истошный крик неприятно взрезал погруженную в тишину улицу.

— Синьор Гвиро! Синьор Гвиро! Помогите!

Щелкнул засов, из-за двери высунул нос один из охранников.

— Чего тебе? Не видишь — ночь на дворе.

— Убивают! — не унималась женщина. — Помогите во имя Хранителя!

— Вот же дурная баба! — заворчал привратник. — Сказал тебе: утром приходи. И не сюда, а в ратушу.

— Смилуйся! Он же сейчас ее убьет!

Артанна и Гвиро переглянулись. Наемница спрыгнула со своего насеста и стремительно прошла в спальню. Высунув седую голову на балкон, она обратилась к застывшему на месте Федериго:

— Чего ты ждешь? Человек в беде.

Гвиро поднялся с места и пошел за наемницей, на ходу затягивая пояс халата. Артанна успела натянуть штаны и, накинув куртку на плечи, уже пронеслась по коридору и в несколько прыжков спустилась по лестнице. В холле было светло. Горожанка продолжала причитать.

— Впусти ее, — приказал хозяин дома из-за плеча наемницы.

Охранник с неудовольствием посторонился.

— Я тебя знаю, — Сотница внимательно всматривалась в лицо женщины. — Ты Кларетта, жена плотника Вазаша. Вагранийца.

— Госпожа Артанна! — взвизгнула горожанка, бросившись к ней. — Какое счастье, что вы здесь! Вазаш успел послать за вами в поместье.

— Что случилось?

— Нареза в беде. Маттео хочет ее убить!

— Не так быстро, женщина! — повысил голос Гвиро. — Расскажи все с самого начала.

Кларетта смахнула слезу и попыталась взять себя в руки. Чепец съехал вниз, обнажив вьющиеся темные волосы с легкой проседью.

— У корабельного мастера Паоло из порта есть сын, Маттео. Долговязый тип с рыбьими глазами.

— Помню его, — кинула Артанна. — Неприятный юноша. Его семейка водится с Танором. Что он сделал?

— Повадился ухаживать за моей Нарезой. Дочка у меня красивая, от поклонников отбоя нет. Но она ему отказала, потому как Маттео уже женат. Так и сказала ему — Хранителю угодно, чтобы муж только с одной бабой в койку ложился.

— Но, как я понимаю, его это не убедило?

— Угу, — всхлипнула Кларетта. — Он снова и снова приходил к нам в мастерскую. Потом начал преследовать: то на рынке Нарезу перехватит, то после службы в Святилище подойдет. Приставал, дарил подарки, но дочка не соглашалась. А потом случилось несчастье.

Артанна усадила женщину на скамью.

— Продолжай.

— С месяц назад я отправила Нарезу в деревню, что в половине дня пути на север. Вазаш работал над большим заказом для старосты общины. Нареза должна была показать чертежи и привезти ответ, все ли старосте пришлось по душе. Мальчишки-то еще малы для таких дел. А тут… Маттео, сукин он кот! Подстерег ее на подъезде к городу.

— Что он сделал?

— А что похотливые мужики делают с молодухами? Снасильничал! А затем пообещал, что, если Нареза кому расскажет, то и вовсе ее убьет. Мне она поведала только сегодня, да и то потому, что понесла от этого выродка.

По лицу Федериго пробежала тень.

— Дерьмо, — выругалась Артанна. — Где он?

— Это не все, — взмахнула рукой Кларетта. — Когда дочь рассказала, что произошло, Вазаш пришел в бешенство. Он у меня вспыльчивый, ну да вы знаете. Побежал домой к Маттео, хотел разобраться с этой сволотой. Но застал дома только его жену. Та, как водится, не поверила. А даже если и подозревала, сделала вид, что не поняла. Но рассказала Маттео, когда тот пришел. Он разъярился… Взял пару Таноровых ребят, ворвался в наш дом, перевернул все вверх дном…

— Все живы?

— Вазаша сильно избили, переломали руки, ноги, — голос Кларетты сорвался на плач. — Нужен лекарь. Мальчишки, к счастью, во дворе были, когда все началось. А Нарезу… Этот ублюдок порезал ее милое личико. Смилуйся, Хранитель… Я спряталась, а потом выскочила через черный ход и побежала к вам, по дороге послала младшего к «Сотне».

Артанна хмуро выслушала сбивчивый рассказ.

— Что скажешь, Федериго?

— Однозначно, судить.

— И какой приговор ему вынесут? Паоло и Танор успеют выкупить ублюдка. Но если я…

— Даже не думай, — Гвиро схватил Артанну за руку. — Это слишком серьезно. Паоло — важный для города человек.

Серые глаза Артанны недобро блеснули.

— И поэтому его сыночек будет разгуливать на свободе?

— Есть процедуры закона, они…

— Знаю я эти процедуры, — прорычала Артанна и вырвала руку из хватки гацонца. — Ничего это не даст. Вазаш — не гражданин.

— Успокойся, Артанна! До утра я ничего не могу сделать.

— Зато я могу, — прошипела вагранийка, застегивая куртку. — Отдайте мне оружие. Кларетта пусть останется здесь. Ты тоже не высовывай носа из дома, пока я не пришлю весточку.

— Пойдешь одна? — опешил Гвиро. — С ума сошла?

Артанна приладила поданные слугой клинки к поясу и надела плащ.

— Не одна.

Помощник наместника покачал головой:

— Я не одобряю этого решения.

— Как будто это что-то изменит, — бросила на прощание Артанна и вышла.

Покинув дом Гвиро, она тщательно спрятала волосы под капюшон и еще раз проверила, легко ли вынимались клинки из ножен, затем отвязала коня. Оказавшись в переулке, наемница остановилась.

— Веззам, — нараспев позвала она. — Выходи. Я знаю, что ты здесь.

Наемник вышел из тени пристройки.

— Ты все это время знала, что я слежу? — поравнявшись с командиром, спросил он.

— Шрайн давно сдал тебя с потрохами. Не злись на него, Молчун. Он хотел, как лучше, а мне было интересно, когда тебе надоест ходить за мной по пятам.

— Я не буду оправдываться.

— А я и плачу тебе не за оправдания. Впервые за год ты оказался здесь вовремя, вот что важно. Об остальном поговорим позже. Сейчас нарисовалась проблема. Ты вооружен?

Веззам откинул полу плаща, скрывавшую ножны меча. Из каждого сапога наемника торчало по рукояти кинжала, к поясу крепились несколько ножей.

— Прелестно, поехали. Здесь рядом.

— Так что случилось?

— Наших бьют, — ответила Артанна и пустила коня рысью.

* * *

Вазаш жил в портовом районе на территории Танора. С реки тянуло вонью, а промозглый ветер забирался в портки. По дороге к наемникам присоединились Бирбо Борода с частью своего десятка. Бывшего хайлигландского лазутчика Йона отправили на разведку. Тот быстро вернулся.

— Пятеро, — шепнул он Артанне. — Двое у дверей снаружи, трое внутри.

Сотница кивнула.

— Сойдет. Веззам и Ханк прибирают у фасада, Дарон вас прикрывает. И чтоб без глупостей. Мы с Фестером и Бирбо идем с черного хода. Йон остается с лошадьми.

Лазутчик удивленно посмотрел на командира:

— Почему Дарон, а не я?

— Даю мальцу последний шанс, — сотница повернулась к прыщавому худому парню. — Опять накосячишь — выгоню. Надоел. Ясно?

— Угу, командир.

Они выдвинулись. Шли осторожно, а возле темного перекрестка разделились: Веззам, Ханк и Дарон ушли вверх по улице, Фестер, Бирбо и Артанна свернули в узкий переулок. Сюда выходили двери лачуг, спрятанных подальше от глаз претенциозных горожан. Воняло нечистотами — в конце дороги смердела выгребная яма. Было тихо, лишь издалека доносилась ругань портовых рабочих.

Артанна нырнула в узкий проход, заваленный старыми бочками и ветошью, свернула налево и боком протиснулась между двумя сараями. Фестер и Бирбо держались сзади. Наконец, она застыла возле неприметной деревянной двери погреба.

— Здесь, — прошептала вагранийка. — Иду первая. Бирбо, прикрой.

Бородатый наемник кивнул. Командир потянула на себя кольцо и открыла лаз.

По деревянным ступенькам спускались с опаской. Артанна вытянула вперед руку и принялась считать шаги. На двадцатом она уперлась пальцами в деревянные половицы другой лестницы и принялась медленно подниматься по ступенькам, замирая после каждого шага.

Поднявшись, Артанна пересекла кухню и выглянула из-за угла. У противоположной стены возле дровяного ящика в луже крови лежал Вазаш — голова разбита, одна рука неестественно вывернута, вторая подмята под тело. Нареза была здесь же — долговязый мужчина с редкими светлыми волосами имел девушку прямо на деревянном верстаке. Длинные юбки задрались, некогда милое голубое платье порвалось на груди, руки девушки безвольно свисали. Маттео то и дело прикладывался к меху с вином и двигался под одобрительное улюлюканье двоих лбов из «Братства». Одного — несуразного мужика с побитым оспой лицом, Артанна знала. Второй — темноволосый здоровяк с непропорционально длинными руками — был ей незнаком.

Бойцы «Сотни» подкрались с другой стороны входа в сени. Жестом Артанна показала Фестеру на длиннорукого, Бирбо велела разобраться с рябым. Маттео же приберегла для себя.

— Вперед, — беззвучно приказала она.

Фестер широко улыбнулся и вытащил любимые метательные ножи. Артанна проследила за броском — лезвие попало точно в грудь. Здоровяк в распахнутой рубахе лишь на мгновение хрипнул, а затем привалился к стене и медленно, словно в задумчивости, сполз набок. Рябой из «Братства» увидел их, разинул рот, чтобы закричать, но… Не успел. На ходу Бирбо выхватил клинок и, перепрыгнув через корзину с ветошью, оказался возле него. Артанна улыбнулась — с этим все было решено, Борода умел валить с одного удара. Оставался герой вечера. Она перелетела через верстак и, схватив Маттео, приставила клинок к его горлу:

— Привет, сынок. Дотрахался, — ласково произнесла Сотница ему на ухо. Бирбо как раз вытирал короткий солдатский меч об одежду убитого. — Нравится картинка?

— Что… — вырвалось у насильника. — Твою мать!

Нареза застонала. Артанна бросила на нее косой взгляд — по бедрам девушки текла кровь.

— Гляжу, тебе нравится делать девкам больно, да? У тебя от этого, небось, стояк каменный. Отвечай, кто позволил напасть на моего человека?

— К черту иди! Я ничего не скажу! А тронешь меня — сдохнешь!

Артанна влепила насильнику крепкую оплеуху. Тот взвыл, но, придя в себя, плюнул ей в лицо. Сотница вытерла плевок тыльной стороной ладони и пожала плечами:

— Ну, как знаешь. Держите его, ребятки. Раз не хочет говорить, сейчас запоет так высоко, что соловьи оглохнут.

Наемники переглянулись и распластали насильника на верстаке рядом с истекавшей кровью Нарезой. Девушка сползла на пол и встретилась глазами с Артанной. Сотница кивком приказала ей проверить Вазаша. Фестер достал из сапога нож и пригвоздил ладонь Маттео к деревянным доскам, тот завопил.

— От меня сочувствия не дождешься, если что, — долговязый наемник равнодушно взглянул на него и повторил процедуру с другой рукой. — Я, конечно, Безумный, но баб трахаю только с ихнего позволения.

В дверь забарабанили:

— Это Веззам.

Бирбо отодвинул засов и впустил вагранийца. Веззам присвистнул, увидев картину, но тут же обратился к Артанне:

— Дело дрянь. Один успел смыться. Дарон облажался, упустил.

— Проклятье, — Артанна зло сплюнула на пол. — Сейчас ведь приведет подмогу. Ладно, мы скоро закончим. Борода, как Вазаш?

— Помер, — вздохнул Бирбо. — Жаль, хороший был человек. Девка живая, но ранена.

Нареза тихонько завыла, прижимая к груди голову мертвого отца.

— Тащи ее к Йону и сразу дуйте в поместье. Будите Рианоса, чтобы подлатал девчонку, — приказала Артанна.

— Угу, — отозвался Бирбо и повернулся к Нарезе. — Идти сможешь, красавица?

Та кивнула, шумно всхлипнув.

— Вот и хорошо, — в голосе наемника внезапно прорезалась почти отеческая нежность. — Пойдем, дорогуша, не надо тебе глядеть на эти мерзости. И бате своему ты уже не поможешь, оставь его нам. Сейчас приедем к лекарю, он тебя подлечит, он у нас почти волшебник…

Нареза нехотя отпустила бездыханное тело Вазаша и позволила Бирбо взять себя за плечи. Продолжая шептать что-то ласковое, бородач увел девушку.

Наемница подошла к повизгивавшему от боли Маттео и показала нож.

— Кто тебе разрешил соваться к Вазашу?

— Девка мне понравилась, вот и все! Не тронь меня, сука вагранийская, а не то…

Артанна осклабилась.

— А не то — что? В героя решил поиграть? Это ты зря, я с тебя быстро спесь собью. Сочных бабенок — полгорода, а ты полез к дочке моего человека. Прекрасно знал, чьи это люди, и понимал, что будут последствия. Но все равно полез. Кто из «Братства» обещал тебе защиту?

— Только попробуй меня тронуть! У меня есть друзья!

— Соизволь уточнить, кто именно. С удовольствием обсужу с ними случившееся.

Насильник молча стиснул зубы. Артанна вздохнула и покачала головой.

— Видят боги, я хотела поговорить по-хорошему. Драть тебя с перцем, Маттео, ну почему ты такой тупой?

Сотница еще ниже спустила портки насильника и цокнула языком.

— И ты умудрился обрюхатить бедняжку вот этим? — хохотнула она. — Ну, впрочем, так даже лучше. Глядишь, бабы не станут тосковать по упущенным возможностям.

Она приставила лезвие кинжала к его мошонке и подняла глаза:

— Последний шанс, дорогой. Потом я затолкаю эти вонючие мешочки тебе в глотку.

— Чирони! — Маттео взвизгнул так, словно Артанна уже начала работать ножом. — Чирони сказал, что можно!

— Который Чирони? — не отнимая лезвия, уточнила наемница.

— Старший! Старший! Боги, убери нож!

— Зачем?

— Не знаю! Клянусь Хранителем, не знаю! — вопил Маттео. — Я как-то обмолвился, что хочу эту девку. Ну, он и разрешил. Сказал, проблем не будет. Больше я ничего не знаю! Поверь мне!

— Жаль, — вздохнула Артанна. — Фестер, душа моя, преврати это скромное жилище в обитель Арзимат.

— Что-что, командир?

— Сожги, говорю, здесь все к чертям.

— А, это можно, — глумливо улыбнулся он во весь рот и принялся доставать головешки из очага.

Артанна наклонилась к самому уху Маттео.

— Тебя предупреждали о последствиях, — процедила она. — Меня заботят люди, которые помогают «Сотне». Я, понимаешь ли, чувствую ответственность за их судьбы. Вазаш был хорошим человеком и помогал не только «Сотне», а ты его убил. Теперь я убью тебя, и если меня поймают, заплачу положенный штраф. Твоя семья обязательно узнает, что ты сделал, и будет жить в позоре. Потому что никто не смеет трогать моих друзей.

Маттео мычал и мотал головой. Когда огонь занялся, Артанна аккуратно перерезала горло насильника, вытащила из его ладоней ножи и вернула Фестеру. Пламя охватило уже половину сеней. От темного дыма становилось трудно дышать — выдержанных в смоле деревяшек в доме плотника было в избытке.

— Уходим, — сказала Артанна, выходя на улицу, но резко остановилась в дверях. Фестер едва не врезался ей в спину.

— Это проблема, командир, — задумчиво изрек он.

В переулке прямо перед домом Вазаша разразился бой. Тела двух наемников «Братства» аккуратно сложили у низенького забора. Еще четверо бойцов Танора вступили в сражение с Веззамом и Ханком. Фестер тут же бросился на подмогу. Дарона нигде не было видно.

Артанна узнала Пирафа. Десятник Танора, худой мужичок в забавной щегольской шапочке, держал в руке короткий меч с безвкусной золоченой рукоятью, напирая на Веззама.

— Прекратить бой! — рявкнула вагранийка. Наемники недоумевающе посмотрели на командира. — Пираф, пожалуйста, прикажи своим остановиться.

Десятник жестом приказал бойцам опустить оружие.

— Привет, красотка, — кривая улыбка обнажила рот с редкими зубами. — Зачем моих людей режете?

Артанна шагнула ему навстречу, демонстративно убрав руку с меча.

— Давай поговорим. Скажи сначала, зачем твои люди устроили резню в этом доме?

— Ничего не знаю, — пожал плечами Пираф и кивнул на одного из своих бойцов. — Этот прибежал и начал вопить, что твои люди напали на моих.

— Он не уточнил, почему?

— Нет.

— А стоило бы, — хмыкнула Артанна. — Твои ребятки ворвались в дом моего человека, убили его, надругались над его дочерью. Пришлось вмешаться.

Пламя начало вырываться из крохотных окон дома плотника.

— Интересно, — покачал головой Пираф. — Кто был из наших?

— Маттео привел четверых. Живым, видимо, остался только тот, что смылся, у него имена и спрашивай. Важно другое, — Артанна наградила Пирафа мрачным взглядом. — Мы с Танором договаривались не трогать людей друг друга, а вы творите хрен знает что. Будь другом, передай Чирони, что в следующий раз за подобную выходку я переломаю ему все кости. Если у Танора будут претензии по поводу сегодняшнего, пусть идет в ратушу и решает все через суд синьоров. Отнекиваться не буду и штрафы заплачу.

Пираф взял за грудки парнишку, умудрившегося привести подмогу.

— Все было так? Говори, болван!

— Д-да…

Десятник со всего размаху двинул бойцу в челюсть. Тот рухнул на колени и пополз прочь.

— Приношу извинения от имени Танора. Семья осталась?

— Да.

— Заплатим. Кормильца не вернет, но хоть что-то. И я сам сообщу Танору.

— Хорошо, — Артанна жестом приказала своим людям убрать оружие. — А теперь, если все решено, мы уйдем. И вам советую…

Она не договорила, заметив, как расширились глаза Пирафа. Наемница обернулась и едва успела отскочить от пронесшегося мимо нее Дарона.

— Где тебя носило?

— Осторожно, командир! — завопил Зеленый и толкнул ее в сторону. — Стрелы!

Пираф растерянно обернулся. Артанна задрала голову и увидела на крыше лучника с нашивкой «Братства». Десятник «Братства» сделал шаг вправо — лук переместился вслед за ним.

Стрелять собирались не в нее.

— Падай! — заорала наемница и бросилась на десятника.

— Что такое?

Тренькнула тетива. Артанна оттолкнулась от земли и налетела на Пирафа, сбивая того с ног. Щегольская шапочка полетела в грязь. Спустя миг что-то обожгло ягодицу, Артанна ощутила резкую боль и взвыла. Пираф изумленно смотрел на ее скорчившееся лицо.

— Кому ты мешаешь в «Братстве», дорогой? — тихо прорычала она. — Уж не Чирони ли?

Ее подхватили чьи-то крепкие руки и подняли на ноги. Зад горел.

— Ушел, — мрачно констатировал Веззам и недобро посмотрел на десятника. — По крышам не догоним. Но, зуб даю, я видел у него нашивку «Братства».

Пираф поднялся и взглянул на торчавшую из ягодицы Артанны стрелу.

— Кажется, я твой должник, Сотница, — хмыкнул он. — Когда-нибудь придется тебе отплатить.

— Сначала доживи, — прохрипела она. — Уходим! Дарон!

— Да, командир? — отозвался юнец.

— Ты, мать твою, уволен!

1.4 Миссолен

«Дура! Я же пытаюсь ее спасти!»

Имперский казначей Демос Деватон отложил перо, прикрыл обожженную половину лица волосами и уставился на гостью. Голову дамы венчал конический головной убор, высота которого демонстрировала статус баронессы.

— На вашем месте я бы немедленно согласился на предложение моего Дома, — сказал Демос вслух и смерил женщину оценивающим взглядом. — У моего брата определенно есть вкус, но, увы, нет мозгов. Однако в ваше благоразумие я верю. Соглашайтесь, леди Лисетта.

— Мой муж…

— Переживет вашу измену, как переживет ее и супруга моего брата. Все улажено. Когда ублюдок появится на свет?

Лисетта Тьяре вздрогнула, услышав грубую, но правдивую формулировку.

— В начале осени.

— Тогда все лето вам лучше провести вдали отсюда. Барон уже дал согласие, — Демос улыбнулся одними уголками губ. Вышло криво, как и всегда: некоторые мышцы лица так и не восстановились с годами. — Вы отправитесь в монастырь и останетесь в окружении слуг Хранителя до рождения ребенка. Как только восстановите силы, вернетесь ко двору и будете хранить все в тайне.

Его равнодушный тон, казалось, беспокоил молодую баронессу сильнее, чем обезображенное лицо. Опустив глаза к полу, она тихо спросила:

— Но что станет с ребенком? Какое будущее его ждет?

Демос пожал плечами.

— Останется в обители, пока не достигнет семилетнего возраста. Щедрое подношение настоятельнице уже сделано. Если родится девочка, станет служить Хранителю в Ульфиссе или Бэрке. Если же Хранитель одарит вас мальчиком, бастарда переведут в Орден. Например, в Лаклан или даже Мирвир.

— Боже, Мирвир! Это же в Хайлигланде…

— Чем дальше, чем лучше для всех, — сухо произнес Демос. — Помогите замять этот скандал, и, обещаю, мы не бросим этого ребенка.

— Только церковь? Неужели нельзя придумать для дитяти другую судьбу?

— Этот бастард — пятно на репутации величайшего Дома империи! — крик Демоса заставил собеседницу вжаться в спинку стула, и казначею пришлось взять себя в руки — и без того его внешность пугала людей. Выходки брата с каждым разом становились все опаснее, а у Демоса оставалось все меньше времени на решение его проблем. — Благодарите Хранителя, что ублюдку позволят жить.

На миг лицо баронессы ожесточилось, но она быстро пришла в себя. Демос оценил самообладание молодой женщины.

— Я согласна. Нам ведь не позволят видеться? Он не будет знать, кто его родители?

Деватон качнул головой:

— Со временем дитя догадается, что его родители — очень знатные люди. А там посмотрим. Начинайте готовиться к отъезду. Мои люди сопроводят вас в обитель и проследят, чтобы вы ни в чем не нуждались. Помните: все будет хорошо, пока вы молчите.

— Мне все ясно. Прощайте, ваша светлость, — Лисетта Тьяре поднялась со стула и слегка поклонилась. — Благодарю за помощь.

«Благодарит, как же. Ну да ладно. Главное — вопрос решен».

Демос снова открыл гроссбух, потеряв интерес к беседе. Спина, колени и даже локти ныли после неудачного приземления — той злополучной ночью императорский кабинет сгорел дотла вместе с завещанием императора, да и сам Демос пострадал. Но все те дни, что прошли с момента трагедии, ему приходилось бодриться, дабы придворные не заподозрили неладное. И за все это время Аллантайн ни разу не проявил себя.

«Наверняка выжидает момент поудачнее, старый он хрен».

Шурша юбками, баронесса проследовала к выходу и вскрикнула от неожиданности, когда двери распахнулись, а в кабинет влетел запыхавшийся секретарь.

— Ваша светлость! — торопливо поклонился он. — Вас зовет канцлер. Срочные новости!

«А старина Ирвинг легок на помине».

Демос снова отложил перо.

— Что еще?

Секретарь неуверенно покосился на женщину. Та понимающе кивнула и спешно вышла, а служащий плотно закрыл двери.

— Ну? — терял терпение казначей.

— Вдовствующая императрица… Миледи Изара… Она исчезла!

* * *

— Герцог Бельтерианский и Верховный казначей его императорского величества Демос из Дома Деватон! — объявил герольд, и на несколько мгновений в приемном зале воцарилась мертвая тишина.

Демос перехватил устремленные на него взгляды. В глазах вельмож читалась смесь интереса, опасения и презрения. Должность казначея предполагала неотлучное пребывание при дворе, но отнюдь не обязывала Демоса вести светскую жизнь. Однако он понимал, почему вызывал столь живой интерес именно сейчас.

«Глядите! Сам Горелый лорд вышел на прогулку. Должно быть, здесь уже знают о судьбе завещания. Интересно, сейчас они прикидывают, как на мне будет смотреться корона, или воображают мою уродливую голову на пике?»

Демос лениво обвел глазами оживленный зал приемов. Просторное светлое помещение с двумя мраморными аркадами по бокам было набито людьми. Демос высматривал слуг канцлера, медленно продираясь сквозь толпу в сопровождении неизменных телохранителей-эннийцев. Мужчина и женщина, чьи лица скрывались за цветастыми шелковыми платками, открывавшими лишь темные узкие глаза, расчищали казначею дорогу — впрочем, вельможи и так шарахались от Горелого лорда, словно тот был прокаженным. Демос ощущал едва уловимую тревогу, витавшую в воздухе.

«Неужели эти болваны успели что-то разузнать про Изару? Вряд ли. Или кто-то все же успел проболтаться?»

Когда ранним утром в его кабинет ворвался посланник канцлера и сообщил новости, даже привыкший к различным поворотам судьбы Демос на некоторое время опешил. За те пять лет, что он служил империи в столице, случалось всякое. Но еще никогда ему не доводилось слышать, чтобы императрицы бесследно пропадали из собственных покоев.

«Зачем ее величеству покидать дворец, не попрощавшись с усопшим мужем? Если только она не решила, что люди, уничтожившие завещание, захотят избавиться и от нее самой. Но знала ли она о скандальном решении Маргия?»

Телохранители остановились. Облаченный в черно-красную ливрею слуга Аллантайна подошел к Демосу.

— Следуйте за мной, ваша светлость, — пригласил он. — Канцлер ожидает.

Они вышли из душного зала в длинный коридор, залитый светом десятка факелов. Демос ощутил боль в колене — старая травма, полученная еще в молодости, возвещала о грядущем изменении погоды. Снова разболелась голова.

Наконец, слуга остановился перед массивной деревянной дверью, украшенной коваными цветами, и несколько раз постучал. Императорское крыло утопало в зловещей траурной тишине.

— Я знаю дорогу, — тихо сказал Демос, когда их впустили. — Благодарю.

Увидев Демоса, приставленные к покоям императрицы стражи вытянулись по струнке и распахнули двери. Эннийцы остались снаружи.

Ирвинг Аллантайн задумчиво измерял шагами роскошно отделанное помещение, сжимая в дрожащих руках клочок бумаги. На его плешивую голову, обезображенную старческими пятнами, лился золотистый дневной свет. Услышав скрип дверных петель, канцлер обернулся, и его тонкие бесцветные губы тронула едва заметная улыбка.

— Здравствуйте, Демос. Проходите же.

Деватон кивком поприветствовал канцлера и подошел ближе.

— Что это? — спросил он, глядя на бумагу.

— Письмо императрицы. Загадка на прощание, если вам угодно. Я хотел, чтобы вы увидели его своими глазами.

Демос взял послание и, нахмурив брови, принялся изучать текст.

— Писано рукой самой Изары, — медленно проговорил он. — Я перехватывал ее переписку и могу распознать почерк императрицы.

— Читайте же! — нетерпеливо приказал канцлер. — А потом скажите, что думаете об этом.

«Ничего не понимаю. Она пишет, что, скорбя по усопшему супругу, решила посвятить жизнь служению Хранителю. Верится с трудом — боголюбивой Изару точно не назвать. И почему она выбрала богом забытый монастырь в Ульфиссе? Это же холодная дыра, а ее изнеженное тело вряд ли сможет долго выносить суровые условия. Разве что она решила спрятаться от нас подальше. Но почему Ульфисс, если можно выбрать более безопасное место?»

Закончив чтение, Демос вернул письмо канцлеру.

— Изара темнит, вот что я думаю. На ее месте я бежал бы домой в Таргос, но уж точно не в монастырь на севере империи.

— То-то и оно, — прошамкал Аллантайн, и Демос в который раз поймал себя на мысли, насколько же внешность этого старика расходилась с внутренним содержанием. Выглядел он как трухлявый пень, но горе тому, кто переставал воспринимать его всерьез. — В Таргосе у нее хотя бы остались друзья. Королева Агала приняла бы сестру и обеспечила ее безопасность…

«Если только сестры остались в хороших отношениях».

Демос опустился на стул, массируя разнывшуюся ногу.

— В письме Изара говорит, что решила стать сестрой Хранителя, — размышлял он. — Знатные вдовы часто находят утешение в служении богу, ведь в определенной степени таким образом получают даже больше свободы. Но почему Ульфисс?

Ирвинг пожал дряхлыми плечами:

— Вот и разберитесь. Мне известно, что, несмотря на мирную должность казначея, вы обладаете необходимыми инструментами для… Обретения ясности, скажем так.

«Какая деликатная формулировка».

Демос нехотя кивнул.

— Прибегну к ним, если понадобится.

— Делайте что угодно, но найдите Изару и доставьте в Миссолен, — давил старик. — И не тяните с этим вопросом. Я уже поручил вам одно дело, и вы успешно его провалили.

— Провалил? — усмехнулся казначей. — Выходит, вам так и не передали, что было в завещании?

— Нет! Уверен, ничего нового. Маргий вас ценил.

— И вы, конечно же, хотели этим воспользоваться. Однако вот же незадача — внезапно оказалось, что дядюшка ценил супругу больше прочих.

«О, я все-таки увижу его лицо в этот момент! Видит бог, ради такого можно и еще раз выпасть из окна».

Ирвинг застыл с открытым ртом.

— Вы шутите? — не скрывая презрения, спросил он.

Демос криво улыбнулся.

— Зачем мне лгать? Маргий завещал трон Изаре, тем самым перехитрив вас, уважаемый канцлер. Удивительно, что она исчезла ровно после того, как документ оказался уничтожен, — он перехватил трость поудобнее и направился к выходу. — Выходит, провалив дело, я даже вам помог. Окажите любезность и не шантажируйте меня на пустом месте: мы с вами теперь вроде как заодно.

Договорив, Демос вышел, оставив Ирвинга Аллантайна наедине с недоумением.

«А теперь пора навести кое-какие справки. Даю голову на отсечение, что эти ниточки скрутились не просто так».

1.5 Вольный город Гивой

— Твою мать, Рианос! Прекрати шептать ахинею и просто вытащи долбаную стрелу!

Светловолосый южанин с рабским клеймом на щеке пригрозил наемнице огромными щипцами:

— Не дергайся, Артанна.

— Там гладкий наконечник. Могло быть и хуже.

— Могло быть и лучше, если бы ты не подставилась, — прогудел Малыш Шрайн у самого ее уха. — Схватить стрелу, да еще и ради врага. Подумать только.

Артанна поморщилась от боли.

— Пираф нам не враг. И, поверь, мы еще успеем обсудить случившееся. Но сейчас, помощнички вы мои, заткнитесь и просто… Вытащите. Долбаную. Стрелу!

Шрайн и Веззам зачем-то напросились к ней в лазарет, хотя Рианос прекрасно мог справиться и сам. Впрочем, Сотница понимала беспокойство своих Второго и Третьего, и эта неуклюжая забота ее тронула. Но в глубине души она желала остаться с лекарем наедине — не любила показывать слабость. И еще Артанна знала, что Шрайн непременно толкнет нудную назидательную речь, а Веззам все это время будет драматично молчать, словно мир его рухнул, а все надежды пошли прахом. Угораздило ж его родиться с таким лицом.

— Раз вы здесь, помогайте, — позвал на помощь лекарь. — Веззам, придержи здесь. Малыш, откупорь вон ту склянку. А ты, — Рианос бросил на Артанну строгий взгляд, — только попробуй дернуться.

— При всем желании не смогу рыпнуться, пока меня держит Малыш, — проворчала Сотница.

Лекарь аккуратно обхватил щипцами уже обломанное древко стрелы и ловким движением потянул на себя. Гладкий наконечник не успел отделиться и вышел вместе с обломком.

— Арзиматова дырка! — взвыла Артанна.

Рианос укоризненно посмотрел на подопечную. Наемница замысловато выругалась по-вагранийски и кое-как выровняла дыхание.

— Давайте покончим с этим побыстрее, мальчики. Мне еще объясняться с Гвиро и наместником.

— Из лазарета ты сегодня не выйдешь, — отрезал врачеватель. — Исключено.

— Я должна.

— Если хочешь, я могу поболтать с Гвиро, — Шрайн задумчиво почесал бритый череп и сунул огромную лапищу за пояс. — Все равно здесь не нужен.

— Тебя не было у Вазаша, а Гвиро будет допрашивать именно о том, что там случилось. Из Веззама собеседник так себе, — Сотница виновато улыбнулась, поймав его тяжелый взгляд. — Уж прости.

— Не спорю, — отозвался ваграниец. — Болтать — по твоей части, командир. Тем более он твой хахаль.

— Аккуратнее, друг мой. Хахаль может и обидеться.

— Так ведь это правда.

— Как бы то ни было, злоупотреблять его расположением нельзя.

— Все завтра. Приказ лекаря, — Рианос смочил бинт жижей из поданной Шрайном банки и поднес к ране.

Артанна зашипела.

— Проклятье, как же печет! Дерьмо!

Пока Веззам и Шрайн о чем-то переговаривались, Рианос улучил момент и наклонился к Сотнице:

— Было бы проще, работай мои… другие умения на тебе. С ранами ребят у меня выходит справляться при помощи чар.

— Ты же бывший раб эннийского целителя, но не сам целитель. Может, чего не доучил перед побегом?

Рианос тяжело вздохнул, возвел глаза к потолку, а затем еще сильнее прижал бинт к ране. Артанна снова взвыла и вцепилась в изголовье кушетки.

— Признайся, тебе просто нравится надо мной издеваться? — отдышавшись, прохрипела она.

— Отнюдь. Но осознание факта, что я — едва ли не единственный, кому позволено безнаказанно причинять тебе боль, порой меня согревает. Приятно чувствовать себя особенным.

Артанна, повернув голову, наблюдала за выверенными движениями лекаря: ничего лишнего, ни единой секунды, потраченной зря. Несмотря на неприязнь местных жителей к эннийцам, Рианосу каким-то чудом быстро удалось расположить к себе войско. Впрочем, все могло обернуться костром под пение церковников, разнюхай кто-то, что этот лекарь не просто был знатоком трав и припарок, но еще и колдуном. Потому о тайне Рианоса знала лишь Артанна.

Очередная вспышка боли отвлекла Сотницу от размышлений.

— И все же на остальных почему-то все работает. На тебе — нет, — не унимался лекарь, выжимая бинт. — И мне интересна причина.

— Ничего, ты и так справляешься. Главное, поскорее закончи — ощущения те еще.

Рианос начал готовить повязку. Шрайн поднялся и направился к выходу:

— Скоро кормежка. Пойду, проверю, чтобы все было готово.

— Спасибо, Малыш.

— Тебе принести?

— Давай. Только полей сверху вином послаще.

Веззам дождался, пока Малыш уйдет, нашел швабру и приступил к уборке.

— Это еще зачем? — хором удивились Артанна и Рианос.

— Чтобы штопальщику меньше работы было. И так потрудился, спасая твой зад. Во всех смыслах.

Артанна не нашлась с ответом.

В большом и некогда светлом зале лазарета было прохладно. Мутные маленькие стеклышки в окнах пропускали лишь ночную тьму. Веззам вытирал остатки уличной грязи, растекшиеся на неровном полу лазарета вперемешку с кровавыми следами. Швабра опускалась в ведро, тряпка выжималась, затем елозила по полу. Ведро. Отжим. Пол. Ведро. Отжим. Пол. Хлюпанье раздражало Артанну не меньше боли в ягодице.

— Ты знаешь, что мы в дерьме, Рианос?

— Веззам как раз его отмывает, — ответил целитель, не отрываясь от перевязки.

— Шутить изволишь? Ярмарки начнутся только через пару месяцев, а мне почти нечем платить людям. «Братство» мутит воду — не к добру. И Гвиро…

— Ты что-нибудь придумаешь, командир. Ты всегда что-нибудь придумываешь.

Лекарь закончил перевязку и метким броском отправил окровавленные тряпки прямиком в корзину. Артанна поерзала на кушетке, устраиваясь поудобнее.

— Не могу выкинуть из головы сегодняшнюю стычку, — задумчиво проговорила она. — В «Братстве», видать, случился раскол, и Танор не может удержать своих людей в узде. Я схватила стрелу вместо Пирафа, и, сдается мне, его завалили бы свои же. Но почему?

Лекарь внимательно поворачивал расставленные в ряд склянки с разноцветными жидкостями. На флаконах красовалась причудливая эннийская вязь, выведенная идеальным почерком. Рианос соблюдал педантичность во всем. Небогато обставленный лазарет был древен, как латанийская философия, но всегда опрятен и чист. Артанна побилась бы об заклад, что в данный момент лекарь мечтал лишь о том, чтобы наконец-то отстирать любимую мантию от кровавых пятен.

— Сегодняшнюю ночь проведешь в своей постели. Не в лазарете, так и быть, — смягчил приговор Рианос. — Завтра утром осмотрю и перевяжу.

Артанна кивнула и попыталась встать. Веззам вовремя подоспел на помощь. Спустя пару попыток у наемницы получилось удержать равновесие.

— Спасибо, Ри. Ты снова вытащил меня из переделки.

Вместе Веззам и Рианос помогли женщине дойти до двери. Худое вытянутое лицо лекаря, обезображенное клеймом раба на щеке, осунулось. Под глазами легли тени.

— Постарайся попасть в следующую переделку чуть позже. А еще было бы здорово закупить трав для бальзамов, — добавил он. — У меня заканчиваются. Что-то городские зачастили влипать в передряги.

Артанна нахмурилась, подсчитывая сумму, в которую могла обойтись эта просьба. Отказать Рианосу она не могла. Как не могла запретить ему лечить в свободное время тех, кто не мог позволить себе услуг врачей.

— Совсем дело плохо, видать, — печально улыбнулась Сотница. — С травами помогу завтра, достану деньги. Ибо без твоих мазей мы точно подохнем. Как там Нареза?

Лекарь покосился на ширму, за которой спала спасенная девушка.

— Потеряла ребенка. Много синяков, кости сломаны, по голове ударили сильно и кое-где порезали, но жить будет. Однако большие опасения у меня вызывает ее душевное здоровье. Танзира, например, она к себе не подпустила. Едва увидела его, начала что-то кричать про голубые глаза. Еле успокоили.

Артанна тихо выругалась.

— Похоже, слишком впечатлилась. У Маттео — того, кто сделал с ней это, глаза были голубыми. Были. Больше он никого не потревожит.

— Ей нужен покой. Буду давать ей сильные успокаивающие отвары. Ну, и руками поработаю, — Рианос многозначительно кивнул. — Надеюсь, поможет.

— Спасибо. Как встанет на ноги, отправлю ее прочь из города: Гивой бесчестья не простит, а она теперь порченая девка, хотя и не виновата. Но сначала выясню, что за чертовщина творится в войске Танора.

Рианос кивнул, мягко, чтобы не тревожить отдых Нарезы, закрыл за наемницей дверь и прислонился спиной к отсыревшему дереву. Из коридора донесся тихий шепот:

— Я обязательно достану все твои травки, Ри. Если, конечно, переживу подъем по лестнице.

* * *

Гивой уже третий день не радовал гостеприимством, поливая путников, горожан и скот потоками холодной воды. В это утро в свинце небес появилась первая проплешина, вселявшая надежду на скорое потепление. Человеку в капюшоне на погоду было плевать, чего он не мог сказать о запахах. Характерные миазмы распространялись западным ветром по нескольким кварталам, аромат тухлой рыбы преследовал одинокого путника от самого порта. Миновав склады, человек в капюшоне принюхался и вздохнул с облегчением: здесь воняло куда меньше, зато к городскому букету прибавились ароматы пойла и рвоты — неизменных спутников дешевых таверн. По мере продвижения к центру города путник начал улавливать и другие запахи. Он был уже рядом. Обоняние никогда его не подводило. Учуяв аромат крепкой хайлигландской травяной настойки — недешевого удовольствия для аристократии и наемников при деньгах, человек поднял голову и внимательно рассмотрел вывеску таверны. «Порочный монах», — прочитал он и, надвинув капюшон на глаза, зашел внутрь.

Его нос тут же атаковали аппетитные запахи еды. Человек в капюшоне осмотрелся: добротная дубовая мебель — такую легко не сломаешь. Посетители ели из тонкой глиняной посуды — хозяин больше заботился о производимом впечатлении, чем о надежности. Впрочем, раз в этом месте наливали знаменитую хайлигландскую, владелец мог позволить себе даже несколько десятков битых тарелок в день.

Путник приметил маленький стол вдали от шумной компании, горланившей какую-то веселую песню. Наемники задорно пели нестройным хором и, наконец, закончили словами:

— Не может вагранийка не дать отпора злу и за благое дело схватила в зад стрелу! Хэй!

Не желая перекрикивать громогласный хохот, человек в капюшоне жестом подозвал служанку. Молоденькая девушка в удивительно чистом переднике проскользнула между столами и очутилась возле нового гостя.

— Добро пожаловать, милостивый господин! Чего подать?

— О чем они поют, красавица? — тихо спросил гость, растягивая слова с южным акцентом.

— Об Артанне из «Сотни». Говорят, она получила шальную стрелу прямо в это место, спасая десятника из банды врага, — девушка заливисто рассмеялась. — Глупость несусветная!

— Артанна из «Сотни», говоришь… Интересная история. Расскажи мне.

— Расскажу, господин, расскажу. Но сначала поведай, чем тебя накормить.

Путник приподнял голову, и служанка увидела лишь его улыбку, обнажившую ряд ровных белых зубов.

— Зови меня Джертом. И накорми самыми вкусными слухами, дорогая, — произнес он, кладя серебряную монету в карман ее передника.