Меценат

Марина Бердс, 2022

Роман написан в детективном жанре. Целью книги является призыв к проблемам ветеранов чеченской войны и поствоенных конфликтов, которые получили серьезные травмы с отдаленными последствиями в психиатрическом плане. Эти последствия могут быть внешне не заметны до поры до времени, но могут стать причиной неосознанной преступной деятельности. Наиболее уязвимыми здесь являются тонкие честолюбивые творческие люди. Автором является частно практикующий врач-гипнолог, психиатр, неоднократно участвующий в конкурсах ЛитРес, написавший ряд книг и рассказов, которые были изданы за свой счет и положительно оценивались читателями. За последние несколько месяцев в этом городе происходят странные события: исчезают богатые люди; перед их исчезновением в неизвестном направлении исчезают деньги с их счетов, а в детские дома поступает солидная благотворительная помощь от неизвестного человека, который именует себя Меценат…

Глава седьмая

Ни свет, ни заря разбудил Константина настойчивый телефонный звонок.

— Отстань со своей мясорубкой, — спросонку ответил Константин, продолжая блуждать в сновидениях.

— Какая мясорубка, Костян, ты рехнулся? Это я, Райкин, Рай-кин. Ты что, с похмелья?

— Нет, — приободрился Костян, — не с похмелья. Просто я вчера Наташку видел. Теперь, вот, приснилось что-то…

— Слушай, Коломбо, мне позвонил только что Санек. Мерзликин исчез. Звонила его жена. Она не могла всю ночь ни до него дозвониться, ни до его кореша, с кем он вчера парился. Позвонила водителю. Потом позвонил кореш и сказал, что Мерзликина похитили. Огласке пока она придавать не хочет, сериалов насмотрелась, как там: «В полицию не обращайтесь, платите выкуп». Так что, дуй туда, только за мной заедь на работу, а то у меня что-то машина не совсем на ходу.

— Куда «туда», Андрей? Ты хоть адрес назови.

— Да я и сам не знаю. Ну, ты за мной собирайся, а я пока у Санька уточню.

Дача кореша Мерзликина находилась, как и следовало ожидать, в глуши. Как выяснилось, это был действительно кореш, а не еще одна «правая рука»: с ним он принимал сауну в окружении прекрасных дам. К моменту приезда наших сыщиков девочки по вызову уже давно разбежались, и их встречал сам хозяин, обескураженный до мозга костей (ибо другой мозг у него был задействован в последствиях крутого возлияния).

— Вот здесь мы заходили в парилку, вот здесь у нас душ, здесь бассейн холодный, там — теплый. Комната для, так сказать, отдыха. Вот еще две. Туалетов — четыре, в разных концах света, чтобы не п…присоединялись…

— Чтобы что?

— Чтобы не п…присс…оединялись.

— А это как?

— А это чтобы не с…слыш-шали друг друга, когда того…

— Да-а, — протянул «Коломбо», прогуливаясь по отсеку дачи, отведенному под банные дни.

— А Вы эту сауну в аренду не сдаете? Или клиентов имеете, подрабатываете, так сказать?

— Да ты ч-чё, командир?! Шоб я в свои хоромы чужих людей запускал? Ни-ни! Подрабатывать! Ха! Это на наших спинах здесь п-подрабатывают.

— Ну, и не только на спинах, — вставил Санек.

— Майор, да ты чё? Мы же с Емельянычем верные с-семьянины. Да как можно?

— Ладно, Кретинин, не заливай, знаю я вашу мужскую верность. Ты лучше скажи, откуда бабочки прилетали?

— Да все оттуда. Из цветочных клумб.

— Понятно. И они же навели.

— Да какое «навели»! Это их Бабка Ежка нам выдала. А у Бабки Ежки все девочки — родня, и через ее контроль, скажем даже, мультифильтровальную сеть, ни змея не проползет, ни бронепоезд не промчится. Там такой у нее но пасаран стоит — так что мы ей доверяем, как подтверждает наш многострадальный парильный стаж…

— А расскажите нам, господин Кретинин.., — начал было Константин, но Санек его перебил:

— Костян, не изобретай велосипеда. Я здесь все прошерстил — чисто. И, увы, снаружи тоже чисто. Всю ночь шел привычый предновогодний ливень, и даже то, что могло бы оставить следы, смыло, как в Кретининских независимых туалетах.

— И все-таки, пусть теперь мне расскажет: не было ли чего подозрительного в поведении Мерзавкина, то есть, господина Мерзликина, может, он чего-то боялся?

— Да ничего он не боялся. Был как всегда: пил, жрал, ржал. Парился мало, но в бассейн плюхался. И щупал баб.

— А как он пропал?

— Непонятно. Был-был, потом — раз! — и нету.

— А кто-нибудь из вас во время его исчезновения никуда не отлучался? Может, обслуживал кто вас, может, домработница или сторож?

— Да никто нас не обслуживал, кроме наших красавиц. И ворота заши-ши-шифрованы. И собак нет. И машины, и байки здесь не проезжали, даже если мы их бы не за-заметили — застряли бы в грязи по самый хвост. Асфальта-то тут до сих пор и нет. А обещали, сволочи. А если обещали, зачем я буду за свои кровные его проложить…

— То есть, Вы хотите сказать, что неожиданно пропавший испарился прямо из ваших тесных дружеских объятий?

— Ну да. Был-был, ел-ел, а потом — трык! — и куда-то побежал. И исчез прямо в п-п-по-оростынях…

— А что Вы имели в виду под словом «трык»?

— Да не знаю. Подумалось, что «трык».

Райкин за рукав потянул Константина в сторонку:

— Костян. что ты к нему привязался? Трык, не трык — видишь, у человека голова болит, ему похмелиться надо. Да и я б не отказался, чтобы сонливость сбросить.

— Видишь ли в чем дело, — затеребил левое ухо Константин (что означало математический анализ свершившихся событий), вот если применить метод свободных ассоциаций (да, Фрейд; но я и у Фрейда кое-что взял для своей рациональной психологии!), то спонтанно выскочившее слово «трык» здесь имеет важное значение! Тебе хорошо знакомо это слово. У нас оно было на слуху, когда мы все работали на Базе вместе с Митрофанычем. Когда он говорил слово «трык»? Во-от: когда рассказывал, как его опять настигла врасплох фобическая диарея. А здесь мы имеем что: Мерзавкин «ел-ел, а потом — трык». Предположим, что у него характерно (от пережора) забурлило в животе. Кретин это услышал, и у него это отложилось в подсознании. И, если действительно у Мерзавкина возникли непреодолимые позывы (а он, судя по интерьерам, эстет), он должен был просто спасаться бегством. чтобы не опозорить себя и не испортить аппетит собравшимся. А так как предбанные туалеты, что как в компасе по четырем сторонам света, оказались по воле случая не слишком далеко от пункта питания или заняты. Значит, он должен для утилизации искать другое и, по-видимому, более отдаленное место. Но поджимает! А значит, медлить нельзя и переодеваться некогда. К тому же, разогревшись после парной, выскочить в простыне на свежий воздух не составляет труда. Скажите, господин Кретинин! Кретинин, Вы где? А, опохмелиться сходили. Ну, это свято. Так вот. Скажите: у Вас на дачном участке есть надворный туалет?

— Обиж-жаешь, командир. — Кретинин уже почти не стоял на ногах. — Ну, конечно! И надворный, и задворный — все есть. Да ты иди сюда! Гля, сколько их здесь. О, было четыре, а стало восемь… Размножаются… Выбирай любой, какой тебе улыбается…

— Кретинин! Мне туалет нужен для другой цели.

— А для какой? Хочешь купить? Так не продается…

— Не хочу. Мне его осмотреть надо.

— И чего ты там хочешь увидеть? Да ладно, ладно, он во-он там. Но я не пойду. Вернее, не дойду. Я пошел баюшки, а вы уж лучше как-то сами. Я вам доверяю, твою мать, — хозяин ударился о дверной косяк и, челночным бегом достигнув софы в одной из комнат отдыха, рухнул поперек софы и отсекся от окружения.

«Надворный» тулет был построен в стиле «Ретро», похоже, еще при прошлых хозяевах и никакими признаками не убеждал, что кто-то в него заходил или не заходил в последние несколько дней. Грязь от дождя это убийственно подтверждала. В самом, так сказать, помещении, валялись потускневшие осенние листья, которые чьи-то ноги принесли сюда и затоптали в неизвестный период.

— Да, в это очко Мерзавкин провалиться никак не мог, слишком узко, — разочарованно промолвил «Коломбо». — Хотя, постой. Я кое-что увидел: свежая грязь на пороге.

— Да это я, — смутился Санек. — Вы там пока любовались обстановкой…

— Нет, Александр, тут что-то не то. А ну, принесите-ка мне что-нибудь подстелить и что-нибудь вроде отвертки или гвоздодера. И перчатки. Лучше рукавицы.

Райкин зашлепал в дом, а Константин с Саньком остались созерцать дырку. Райкин пришлепал назад и протянул все, как просили.

— Надо же, Андрей, не прошло и пяти лет, как ты стал отличать гвоздодер от хоккейной клюшки. Если так и дальше пойдет, годика через три сможешь сам забивать гвозди. А теперь дай мне свою маску. Да не волнуйся, не обслюнявлю — я поверх своей надену, как твой дед из электрички. Все-таки индивидуальные средства защиты дыхательных путей — хорошее изобретение!. И многофункциональное, ух, — поднапружинился Константин, и доска с очком легко спрыгнула с устоявшегося места от одного лишь прикосновения гвоздодера. Под ней на глубине метра полтора красовалась обнаженная многолетняя гадь и испачканная нечистотами простыня, из-под которой торчала пухлая кисть мертвеца.

— А вот теперь без официальной части уже не обойтись. Александр, вызывай своих полицаев. Придется им рассказать все (ну, можно без интимной части про монаду; а можно и с ней — все равно обижаться уже некому). Заодно закинем и про дом этого Бреха.

— Пропали наши денежки! — расстроился Райкин.

— Да не переживай! — успокоил Санек. — Остается еще вдова Мерзликина. У нее явно в запасе миллиончиков пятьдесят еще есть. Ей же интересно будет узнать, кто утопил ее мужа. Заодно можно намекнуть, что, мол, если не найти убийцу, ее может постичь подобная участь. Она, хоть баба и крепкая, возможно, самой смерти и не боится, но смерть для нее должна быть красивой, а не последние часы в чане с г.., да еще с чужим. Если даже не так — Коломбо ее убедит. Он же рациональный психолог! Так что, заказ обеспечен. А мы уже себя отчасти проявили — мы же нашли тело.

— В крайнем случае, он проведет с ней «Горячий стул», — добавил Райкин.

— Да я и так буду продолжать, — пробурчал Константин. — Я не могу бросать начатое. Пусть даже бесплатно.

— Нельзя быть таким бессеребренником, Костян! Любой труд должен оплачиваться. Иначе будет, как с детдомами.

— Это как с детдомами? Кто-то позавидует, что мы бесплатно в выгребные ямы заглядываем?

— А все-таки, Костян, как ты догадался что Мерзликин побежал в надворный туалет?

— Да это очень просто: я поставил на его место себя.

Глава восьмая.

Собравшиеся устроились в Протуберанческом доме Райкина (у него еще в городе была квартира старшего сына, который уехал на заработки в Алжир). И, хоть стояла серая мгла, сад облетел и был весь в коричневом колорите, все равно ощущалась красота и свежий воздух чудного курортного уголка загородого расположения и близости к природе. Луну заменяли множественные уличные фонари, и при них волшебной таинственностью блестели лужи на вымощенных плиткой тротуарах и черном асфальте еще неубитых дорог. Им вторили совсем неслабые по архитектуре и качеству исполнения частные дома с разноцветными окнами и скоропостижно разнаряженные в новогодние атрибуты ели, туи и даже кипарисы. У Райкина здесь было сразу два участка. Он их купил из жадности, чтобы потом, когда вырастут цены, их выгодно продать. Потом из жадности он не стал их продавать, потому что там посадил сад (а где еще не досадил — будет «досаждать»). А потом пришла третья бывшая жена, которая развелась со своим вторым мужем и нажала на больное место первого бывшего: «Андрей! У нас с тобой такие чудесные близнецы, и ты их так любишь! Как тебе будет хорошо с ними жить и видеть их каждый день! Но маленькие дети не смогут жить без мамы. Поэтому отдавай мне половину участка (у тебя все равно их два), а я возьму кредит. Я работаю в банке — мне не откажут. А потом мы вместе вскладчину этот кредит отдадим». Участок был поделен мысленно — без забора по меже, дом воздвигнут за один сезон. Вспомнив почему-то поговорку «Скупой платит дважды», Андрей закусил губу, затянул потуже ремень и принялся работать на две ставки с посильными подработками в разных сферах и частях города и области. В его, так сказать, старый дом, завидя соперницу, стала все чаще наведоваться его вторая бывшая жена и оставаться по неделям там жить вместе с их общим (третьим у Райкина) ребенком — четырнадцатилетнним Олегом. Когда приезжает его первая бывшая жена, Андрей выставляет вторую, а Олега переселяет в дальнюю комнату, чтобы в ближнюю поселить своего второго ребенка — дочь Варвару. Потому что ближняя ближе к папе, а дочь боится темноты.

— Да, когда мой батя служил в космической связи, а я служил в космической разведке, до такой пошлости никто не доходил, — Митрофаныч хлебнул диетического молочка и продолжил: — Люди были высоко нравственными. Если убивали, так пистиком или финкой. На худой конец — свинорезом.

— Да не гони, Ныч! Еще как бывало. Соседка мужу лопатой череп раскроила. А Чикатило? А сколько мы с Саньком, когда операми были, жутиков насмотрелись? А бабки в послевоенные годы немецкое мясо на рынке продавали?

— Стоп! — отрезал Константин — и воцарилась тишина. — Дежурная бригада у Бреха, говоришь, все прошерстила, и ничего нигде не нашла? В туалеты к нему слазили! Давай Санька на связь. Пусть разрешение берет, а мы пойдем и кое-что проверим.

— Ребята, не светите по окнам: дом-то, все-таки опечатан. Засекут — мне пер-вому по голове достанется, — зашептал Санек в мрачном замке исчезнувшего Коли. Конечно, ни у кого он разрешения не спрашивал, только сигнализацию вырубил и по-хамски: перервал на столбе провода. Перерезать не стал — «вдруг догадаются, а это вроде как ветер» («Ну, ты и тупой, Санек!» — не удержался Райкин). — И куда ты, Коломбо, попрешься, если здесь каждый сантиметр…

Фонарики, поставленные на слабый свет, побежали впереди Константина.

— Куда тебя понесло, эй! — заверещал в негодовании кто-то из мужской части состава.

— Отстань от Костика, — громыхнула Наталья. — У него интуиция.

— У него интуиция, а я темноты боюсь. Вдруг расшибемся, здесь так много лишних вещей! — засуетился Райкин.

— Так! Вы мне начинаете мешать, — проговорил предводитель сыскной стаи. — Оставайтесь здесь все, а я пойду один.

— Куда?! — хором вспыхнули остальные.

— Искать подвал.

— Он не здесь, он на террасе. Вход слева. Я там уже был.

— А я, Александр, там еще не был.

Четверо незваных гостей расположились в каминном зале: все в темных одеждах и перчатках, как в кино.

— Не понимаю, зачем они отключили отопление.

— Баран ты, Андрюха. Это не они, это мы отключили. Точнее, я. У Коли здесь все на электричестве.

— И отопление? Это же так дорого, я пробовал. Аж три года, пока счетчик электронный не поставили. И как ловко поставили, гады: на самую макушку столба, и с центральным слежением, и с каким-то хитрым устройством, что и пультами не остановишь, как в прежние времена. Так я и с левой проводкой за свои жалкие сто квадратных метров по восемь тыщ платил, а у этого аж триста. Это, как минимум, двадцать четыре.

— Для него двадцать четыре тыщи, как тебе двадцать копеек. Электричество воздух не сушит, как газ, а у него цветов — полная оранжерея. И безопаснее. С газом — мало ли что, если без присмотра, а он по командировкам и турпутевкам таскался то и дело. Вот и весь секрет. И ничего не холодно, не бряцай. Времени мало прошло, еще остыть не успело. Это ты, Андрюх, от страха трясешься, а не от холода.

— Да ты что на меня наговариваешь? Не помнишь, в каких передрягах мы с тобой бывали? Я сроду никогда ничего не боялся.

— Сам сказал, что боишься темноты.

— Сам ты темнота. Я боюсь по темноте двигаться. Наткнуться боюсь и трамироваться, понял?

— А привидений не боишься?

— Представь себе, не боюсь. Потому что их нет.

— Ребята, кажется, кто-то идет…, — замогильным голосом проговорила Наталья.

Откуда-то сверху послышались едва уловимые шаги. Кто-то шел медленно и крадучись, скрывая звук. Но этот звук все-таки прорывался наружу и становился все ближе.

— А-а-а!!! — заорали друзья-товарищи по прошлой оперативной службе, забыв о конспирации и глядя на высвечиваемый взошедшей луной узорчатый витраж у входящей в холл прямой лестницы. Там четко очерчивалась гигантская фигура без лица и без признаков жизни.