Кольцо блаженной Августины

Марина Болдова, 2022

Простое кольцо, артефакт созданного в давние времена сообщества ювелиров, в наши дни неожиданно становится предметом охоты многих, на первый взгляд, чужих друг другу людей. Что за тайну скрывает оно, если в один день убиты молодой мужчина и его жена? А наследница кольца даже не подозревает, чем так ценно это на вид недорогое изделие, которое до недавнего времени хранилось в мастерской ее давно умершего отца.

Глава 1

В квартире пахло сыростью, майор Игорь Калашин никак не мог понять, откуда в жилом помещении такой спертый воздух — как в подвале. Что, хозяева совсем не ухаживают за собственным жильем?

Вызов на труп застал его в дверях кабинета: майор должен был уйти раньше, еле выпросил на завтра выходной, чтобы выполнить давнее обещание бывшему начальнику — привезти с трассы корзину опят, что продают грибники, едва выйдя из леса. Игорь ездил сегодня в соседнюю Ульяновскую область, на обратном пути купил два лукошка грибов, по пути завернул на сельский базарчик и взял еще пару банок соленых. Вернувшись в контору как раз в обед, удержаться не смог, ополовинив одну банку с краюшкой серого. Запив сладким чаем и припрятав оставшееся лакомство в сейф, направился на доклад к полковнику.

Банка так и осталась в сейфе, оба лукошка — в багажнике, а он, майор Калашин, стоит сейчас тут и принюхивается к чужим квартирным запахам.

Игорь прошел в комнату, взглядом скользнул по телу на полу и, задрав голову, посмотрел на потолок — вокруг старого светильника на пять рожков расползлось свежее мокрое пятно. «Понятно, трубу прорвало на чердаке — полным ходом идет подготовка к отопительному сезону», — с легким сарказмом подумал он, опуская взгляд к полу.

— Кто обнаружил тело? — Калашин решил, что этот мертвый молодой мужчина с пробитой головой напоминает ему какого-то сериального актера, фамилию которого он не вспомнит точно — такая плохая память была у него на имена и фамилии. Запомнить ряд цифр, штук так десять — пожалуйста, номер машины — без проблем, но буковки… «Нерусь ты, братец!» — смеялась над ним сестра Ольга, а он в ответ лишь виновато улыбался. Ну, такой вот недостаток, что ж…

— Приходящая домработница, — прокашлявшись, ответил участковый.

— Документы? — Калашин, заметив, что тот открывает папку, кивнул на труп и требовательно протянул руку.

— Загранпаспорт. Изъял из правого верхнего ящика комода. Паспорт был упакован в полиэтиленовую пленку, обмотано было скотчем.

— Был… было… Вскрыли зачем? — Игорь бросил неприязненный взгляд на объемную фигуру участкового.

— Что вскрыл? — задал тот встречный вопрос, глядя на него исподлобья.

«Тупит. Или… время тянет? Сверточек размотал не без цели? Если так, то не факт, что в пленке находился лишь документ. А что еще?» — Игорь оглянулся в поисках остатков упаковки.

— Где пленка, скотч? Мне вам, Куценко, напомнить, что до приезда опергруппы ничего на месте преступления трогать нельзя? — не удержался он от «наезда», до того неприятен был ему этот загорелый, плотный мужик.

Единственная жалоба в райотдел на участкового Куценко Остапа Петровича за время службы того (год с небольшим) поступила буквально вчера. Калашин узнал об этом от следователя райотдела, который и переслал ему заявление по факсу. Документ был составлен грамотно, но эмоционально, и Калашин между строк уловил неподдельный страх. А прочтя фамилию в конце текста, тут же поднял анкетные данные женщины и понял — нет, не кляуза. В двадцать шесть лет, будучи матерью пятилетнего ребенка, имея кандидатскую степень по биологии, паниковать без оснований не станешь. Задело же Августину Самуиловну Бенц грубое обращение участкового с ней и сыном во время визита к ним в квартиру. Если коротко — бесцеремонное вторжение Куценко без повода и хамски наглое «А что, нельзя?» заставили ее насторожиться. А при напоминании, что осматривать частную собственность тот может только с санкции прокурора, Куценко лишь «отодвинул» женщину в сторону «огромной ручищей» (вот они, эмоции) и «продолжил продвигаться» в глубь квартиры. По пути зачем-то постучав по кирпичам старинной печки, «один бок которой выступает в просторный холл», заглянув на антресоли («складная лестница стоит тут же в нише») и кладовку. Игравший на полу детской ребенок был «грубым движением ноги в ботинке задвинут в угол», а ее, Августины Самуиловны, возмущенный возглас прерван насмешливым: «Успокойся, мамаша, ничего с ним не случится! Пацан же!» Перепуганного сына она взяла на руки и «решительно указала» хаму на дверь.

Только через некоторое время, успокоившись, Августина Самуиловна вспомнила, что удостоверение толком не рассматривала, фамилию запомнила, но в отделение полиции, как советуют сами же «органы» при возникших сомнениях, не позвонила. Получается, впустила чужого мужчину к себе в квартиру добровольно. Позже выяснив, что визитер в действительности местный участковый, испугалась, что тот вернется еще не раз (на законных-то основаниях), и написала жалобу.

Как-то так. Очень подробно.

Калашин улыбнулся бы, если б не одно обстоятельство — пятикомнатная квартира в особняке постройки девятнадцатого века, принадлежавшая еще отцу Августины Самуилу Бенцу, ювелиру, на рынке недвижимости оценивалась неприлично высоко. Одинокая женщина с малолетним сыном для «черных» риелторов препятствие вполне устранимое, участковый мог быть в деле. Калашин, собственно, и заинтересовался действиями участкового потому, что в соседнем районе за последние полгода пропали бесследно несколько владельцев дорогих квартир.

Он вчера решил, что зайдет к женщине после службы, все равно дома никто не ждал. Временная (как считал он) подруга Светлана, обладательница пронзительно тонкого голоса и веселых светлых куделек, отбыла в Анапу в свой законный отпуск от службы в банке, не на шутку обидевшись на него, отказавшего ей в сопровождении. Это случилось пять дней назад, до сих пор ни одного звонка от нее не поступило. Калашин был этим обстоятельством крайне доволен. Ему казалось, что отношения с женщиной слишком уж затянулись, настала пора как-то расставаться, ладно бы что-то связывало их, кроме торопливого секса перед сном. Но сама Светлана уходить от него не собиралась, более того, в последнее время часто поднимала вопрос о сдаче ее собственной квартиры внаем, мотивируя тем, что зарабатывают оба мало, и «семейному» бюджету лишние рубли не помешают. Этому Калашин решительно противился, не боясь резких слов и повышая голос. Но подруга упорно вела его к идее совместного проживания, применяя то силу слез, то навязчивую ласку.

Теперь же, после затянувшегося молчания, Игорь очень надеялся, что разойдутся они мирно, безболезненно для обеих сторон и останутся друзьями.

Ох, как не любил он громкие разборки! Со времен своего развода с женой ненавидел! Так тяжко ему далось расставание с любимой целую жизнь женщиной, так муторно-больно становилось от воспоминаний о ней до сих пор… Это была какая-то другая жизнь, возможно в другой параллели, где они встретились случайно, тут же поняв, что нашлись половинки целого, он и она, в мгновение прилепились друг к другу намертво, не оторвать. Долгие шесть лет блаженного неведения… А потом произошло убийство. Она, любимая, родная до дрожащей слезинки в уголке глаз, нежная и страстная, понимающая с полувзгляда, убила его своей ложью. Тем, что случилось при нем, но в другой параллели, сколько еще этих параллельных жизней существует, так их! Кто там в математике доказал, что не пересекаются они? У него, Калашина, пересеклись, перепутались в паутину лицемерия и откровенной лжи…

Вчера он не застал Августину Бенц дома. Стоял перед дубовой двустворчатой дверью долго, названивая в старинный звонок. Догадавшись, наконец, достать листок с жалобой из папки, заглянуть в конец текста, где значился номер мобильного телефона, Калашин набрал цифры на своем. Мелодия была слышна четко, но дверь так никто и не открыл. Тогда Калашин решил, что дамочка просто забыла мобильник в прихожей, а сама ушла, например, погулять с ребенком.

Уже спустившись на пару ступенек, вдруг остановился. Чертова память, не выдавшая ему никаких ассоциаций с фамилией Бенц, зацепилась за номер квартиры, выбитый на медной фигурной пластинке. «Шесть»! Две тысячи шестой год, маленькая девочка с застывшем в горе лицом возле постели мертвого отца Самуила Бенца. Девочка назвалась Августиной! Его, следователя Калашина, первое дело, провальное с самого начала. Естественная смерть больного, в которую он не хотел верить, пытаясь найти спровоцировавшие ее причины. Он раздражал начальство своими домыслами, добивался разговора с девочкой, пусть в присутствии психолога. Все было напрасно.

Калашин позорно забыл ее, Августину, уже на следующей неделе с головой погрязнув в собственном горе — так он расценивал свой развод. Казалось важным лишь это, что там смерть какого-то ювелира и оставшаяся сирота! Когда же закончились все суды и разборки с бывшей женой, он подал рапорт об увольнении. Но ему отказали, направив на службу в другой город.

Вернулся лишь через десять лет. Быстро продав старую родительскую квартиру, отдал половину денег сестре, на остальные приобрел жилье в новостройке. В этой параллели после две тысячи шестого года были лишь работа и случайные женщины. Работа стала смыслом жизни, порой не оставляя времени на личные отношения. «Ты себя убиваешь на службе! Когда же ты, наконец, забудешь прошлое?» — вопрошала Ольга, глядя на него, старшего брата, с материнской жалостью. Ответа у него не было…

Сейчас, ожидая от Куценко оправданий, Калашин вдруг связал воедино давнюю смерть ювелира и нынешнюю жалобу его дочери на участкового…

— Я все выбросил в мусорное ведро! — выдернул его из размышлений низкий голос.

— Пройдемте, — Калашин кивком головы указал на кухонную дверь.

— Мне в мусоре копаться? — зло бросил тот, подчиняясь.

Куценко открыл дверцу шкафчика под мойкой, вытянул из ведра пластиковый черный пакет и двумя пальцами достал разорванную упаковку.

Даже без экспертизы было ясно, что кроме документа в свертке находилось еще что-то, имеющее объем. Калашину стало противно. «Падальщик! Мародер!» — мелькнула брезгливая мысль.

— Пишите объяснительную, Куценко. Подробно. И не забудьте указать, что конкретно вы изъяли из свертка и где этот предмет сейчас находится.