Антресоли Весны. Цикл «Пиши как художник»

Марина Генцарь-Осипова

Это первый сборник из цикла художественных рассказов «Пиши как художник». Название «Антресоли Весны» не случайно – все рассказы вошли в сборник по следам одноименного текстового Instagram-марафона, совпавшего по времени с глобальным карантином. В условиях самоизоляционной весны 2020-го чувствовалось определенное настроение, которое читается в этих текстах. Сборник получился разноцветным, но гармоничным. Читая страницу за страницей эти короткие рассказы, вы будете разбирать свои антресоли памяти.

Ксения Корюкаева

@ks. s.k

НЕ ЗАБЫТЬ ПРОСТИТЬ АНТРЕСОЛИ

Ты вошла в опустевший дом, который еще недавно был полон жизни, тепла и уюта. Однако теперь здесь лишь груда брошенных вещей, тоскливая пустота и давящая тишина. Настороженно ждешь пугающих звуков, но нет, пока все тихо. Чуть-чуть приоткрываешь окно. Распахиваешь дверцы антресолей, где живут тайны и, упс, классика жанра: книги, ворох газет и фотографий. Решительно встаешь на шаткий стул (а какой еще может остаться в пустой квартире; если только из дворца работы мебельной мастерской Гамбса, но, увы, это не тот случай). И свернулась ты с него, конечно. А как иначе, если стул — почтенный старец, а ты весишь как годовалый белый медведь? Чебурахаешься, впрочем, удачно: сама цела, только синяк спешит занять место на ноге. Фотографии и старые газеты, неспешно планируя и шурша, накрывают сверху. Обиженно пинаешь стул.

А потом все меняется — приходит щемящая боль. Потому что в газетах — статьи твоего дедушки, которого ты никогда не видела. А на фото твоя мама с мужчиной. Сквозь слезы всматриваешься — отец? Ты хотела тайны? Вселенная добра к тебе. Но вот еще снимок, где твоя мама и незнакомый парень — молодые и прекрасные, может быть, это он? Какой он, этот отец, которого ты никогда не видела? Все как в кино: старые антресоли, осиротевший дом и те, кого ты никогда не видела. Их уже нет, а газеты и фотографии есть, и совсем не в твоем доме. И тогда ты вновь набрасываешься на стул, ведь это он во всем виноват.

Нещадная разборка со стулом пробуждает антресоли. И сухие веточки, рассыпаясь на лету лавандовой пылью, покрывают снимки, может быть, твоего отца. Любимая лаванда превращается в прах. Ты плачешь. Ты ненавидишь антресоли — они тоже виноваты. И вдруг резкий пугающий звук. Ты вздрагиваешь, слезы мгновенно высыхают, чувства утрат и обид вытесняет животный страх неизвестности. Это порыв безудержного весеннего ветра распахнул окно, заполнил свежестью дом, разметал лавандовую пыль и оставил тебя решать, что делать: плакать, сожалеть или, сохраняя благодарность ушедшим за жизнь, засмеяться, поднявшись навстречу ветру. И вырастить лаванду у крыльца твоего наполненного жизнью дома. И не забыть простить антресоли и отреставрировать стул.

НА КОЛЕНЯХ ПЕРЕД ЖИЗНЬЮ

Слякоть. То тепло, то холодно. Ветер то ласков, то зол, нещадно играет на нервах весенняя капель за окном. Кап-Кап. Жуть. Кап. Невыносимо. Открыть окно? Закрыть? Это было не так давно — весеннее утро, которое раздражало. Деятельное, живое утро. Утро, когда ты нервно выбирала вещи, чтобы выйти из дома. Выйти.

⠀

И вот ты сидишь одна на скамеечке. Бессильно смотришь на диван, до боли в сердце желая заглянуть под него. Там — заветная пуговица. Стальная посеребренная пуговица. Крепкая и надежная. Большая. Да не имеет ну никакого значения, стильная ли она, красивая, серебряная. С ней ты была уверена во всем, во всех, в себе. А теперь она там, под диваном. И удобная, достающая все и отовсюду кочерга помочь не может. Что за глупости? Под диваном-то кочергой — да запросто! Но нет ведь, неловко. Боком осторожно спустившись со скамейки, тяжело опустившись на колени, дальше нагнуться ты уже не можешь. Совсем.

⠀

Сначала и не замечала: шестьдесят, семьдесят. «А что ты хотела? Родила же, все нормально», — уверяют любящие сердца.

⠀

Восемьдесят. «Так двое детей, все ок, — бодро нашептывают окружающие, — ты красотка». Вот и здоровье дало сбой, но «хорошего человека должно быть много», да и некогда, да потом.

⠀

Девяносто. Но ты умная, все придумаешь, выкрутишься. Никто ничего не заметит. Ой, зеркало разбилось. Какой чудесный безразмерный балахон. Черные штаны, сзади резиночка, впереди пуговицы — прекрасный выбор. Универсально, модно, стильно. Ага-ага, спроси у продавца: «Мне идет?»

⠀

Центнер? Это вроде как на товарных поездах возят — центнеры чего-то. Ерунда какая-то. Весы убирай и спи спокойно. Себя холить и беречь надо, не перегружать лишним. А где любящие? Почему молчат окружающие? Ну их всех. Одежда дурацкая, но обойтись можно — дома так уютно. На улице какая-то весна аномальная, капель ненавистная. А совсем недавно весны были чудесные.

⠀

А сегодня нужно выйти, и тут тебя предают. А ты вдруг не готова к тому, что в жесткой цепи предательств будет еще одно. Твой вчерашний оплот стабильности. Стальная посеребренная пуговица.

⠀

И ты оплывшей грудой стоишь на коленях — большая, круглая, годами посеребренная, чей-то вчерашний оплот стабильности.

ПЕРВЫЙ УРОК ПРАКТИЧЕСКОЙ ЭТИКИ

Нежданные апрельские снежинки проникли в окно и привели в исступление юную мейкуниху. С радостным «Мухи прилетели!» она бросается на победный отлов, мощными когтистыми лапами разрезая воздух и невольно скрещивая комнатные растения. Вздохнув, берусь за уборку кошачьего плацдарма, еще несколько мгновений назад бывшего роскошным зимним садом, и неловким движением руки обнажаю ворох забытых вещей и воспоминаний.

⠀

Из недр антресолей, подобных черной дыре, выуживаю и роняю аттестат, затем достаю золотистый надорванный пакет и оказываюсь в россыпи малюсеньких звездочек из старой золотой фольги, припасенных для школьной стенгазеты ко Дню космонавтики.

⠀

12 апреля. Возбужденные одноклассники отмечают день, перевернувший историю человечества, швыряя в меня петарды: «Ату ее!» Сбегаю, чтобы больше не возвращаться. Справляться с нелепой травлей нет сил. Ученики «дружного» класса найдут новую жертву.

⠀

Новая школа. Прекрасные отношения с ребятами. Но на обратной стороне луны сталкиваюсь с необъяснимой ненавистью взрослого человека, наделенного властью, к ребенку. Не то левая, не то правая рука директора — учитель физики и астрономии — решила, что я в школе лишний элемент и влепила двойки за годовые контрольные. Сосед по парте точно знал, что контрольные написаны хорошо и встал на защиту. «А ты поступать-то собираешься или уже, судя по всему, нет?».

⠀

Взрослеть пришлось с космической скоростью. Для отчисления достаточно трех двоек. И для меня нашлась еще одна — по поведению. Это шутка? Классная руководительница, пряча глаза, объяснила, что я не мыла школьные коридоры (27 человек — один коридор!).

— Так я после школы подрабатывала. Вы же знали!

— Разве?

⠀

Утопая в отчаянии, беспомощная стояла перед директором:

— За что?

Глотая слезы, оценивала высочайшее педагогическое благородство: «Отчисления не будет, я переведу тебя в прекрасную вечернюю школу». Эта чудесная женщина преподавала этику, поэтому я теперь знаток первого уровня практической этики.

⠀

Беру веник и решительно сметаю звездную пыль с аттестата вместе с тяжелыми воспоминаниями. За что она меня так невзлюбила, не знаю. Хочу ли знать? Да, до дрожи в коленях, даже спустя десятилетия. Надо ли?